Три драмы неугомонного графа

Вспоминая о печальном эпизоде в истории нашей столицы – пожаре Москвы осенью 1812 года, мы часто говорим о графе Федоре Ростопчине как о его возможном виновнике. Но редко припоминаем, что при приближении наполеоновского авангарда к Первопрестольной он собственноручно поджёг свою богатейшую усадьбу Вороново. И  совсем не знаем о том, какой разрушительный огонь пылал на закате жизни в его душе - душе мужа, преданного женой, душе отца, трагически потерявшего детей и в душе патриота, вынужденного жить среди тех, кого он так высмеивал в своих памфлетах.

По следам Екатерины Великой
Мы стоим на берегу чудесного пруда и любуемся изящным голландским домиком, словно перенесённым на подмосковную землю с одной из улочек Амстердама. Лёгкая рябь на воде и шуршание камыша настраивает на романтический лад. И уже забываются  те трудности, которые пришлось испытать ради того, чтобы оказаться в легендарной усадьбе Вороново, притаившейся за высоким забором. Долгая официальная переписка и телефонные переговоры позади. Преодолев КПП со строгими охранниками, мы, наконец, попадаем на территорию, которую теперь занимает ведомственный санаторий серьёзной госструктуры. Ухоженные аллеи, газоны и цветники, беседки и парковые скульптуры, дом-дворец, причудливые павильоны и  впечатляющая плотина. Примерно так и выглядела усадьба в тридцати верстах от Москвы, которую в декабре 1775 года посетила сама Екатерина II. В ту пору это были владения графа Воронцова. В честь такого знаменательного события хозяин повелел установить  эффектные каменные обелиски по сторонам главной аллеи, простиравшейся за прудом. Они не сохранились. Зато до наших дней дошли воспоминания Екатерины Дашковой, урождённой графини Воронцовой. В своих мемуарах она достаточно сухо упоминает о том, что Екатерина “остановилась ненадолго в прекрасном имении моего дяди графа Ивана Воронцова”. Более подробно, как и положено, об этом эпизоде повествует официальный камер-фурьерский журнал: «…его величество была принята графом с семьей и ее отвели в предназначенные для нее апартаменты, куда она и удалилась. Вечером фрейлины и кавалеры кушали в зале. В селе Воронове ее императорское величество провела ночь. Дом графа и перспективы были иллюминированы. В пятницу 18 декабря в Воронове перед обедом ее императорское величество вышла из своих внутренних апартаментов и вместе с кавалерами из свиты играла в шахматы. В поддень ее величество соизволила отобедать вместе с фрейлинами и кавалерами из свиты, а также с гостями общим числом в двадцать семь человек и среди них хозяйка имения Мария Артемьева Воронцова…»
В конце XVIII столетия Вороново перешло по наследству сыну графа Воронцова – Артемию Ивановичу, который, кстати, был крестным отцом Александра Пушкина. Он продолжил благоукрашать усадьбу, пригласил для перестройки главного дома знаменитого архитектора Николая Львова. Дмитрий Петрович Бутурлин, женившийся впоследствии па дочери Артемия Ивановича, в письме, датированном 21 июня 1793 года отмечает: «Вы помните Вороново времен Ивана Илларионовича также как и я. Ну что же. Вы ничего не узнали бы. Дом — настоящий дворец, примерно в таком же духе, как дом в Москве, а может быть он еще больше. Вкус Львова узнается в колоннадах и ротондах. Бог знает, когда все будет окончено. Что же касается меня, я живу в Голландском домике, построенном еще Бланком во времена Ивана Илларионовича. Имение великолепное, леса и прочее в полной красе».
Любовь графа Артёмия Ивановича к благоукрашательству своей усадьбы обернулось для него трагедией.  Он разорился и в конечном итоге, говоря современным языком – с большой скидкой, в 1800 году продал имение за баснословную сумму в 300 тысяч рублей. Покупателем стал баловень судьбы – новоиспеченный граф и генерал Федор Ростопчин.

От фортуны до опалы
Он прожил относительно короткую жизнь. Но наполнена она была событиями до предела. И не всегда самыми радостными. Человёк неуёмной энергии, Федор Васильевич Ростопчин преуспел в самых разных ипостасях. В 1773 году всего десятилетним мальчиком он был зачислен на службу в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1786 году отправился в длительную поездку за границу, посетив Германию, Францию и Англию. В Берлине брал частные уроки математики и фортификации, в Лейпциге посещал лекции в университете. Вернувшись в 1788 году в Россию накануне русско-шведской войны, он несколько месяцев находился при главной квартире русских войск в Фридрихсгаме, а затем в качестве волонтера отправился в поход против турок и участвовал в штурме Очакова, в сражениях при Рымнике и Фокшанах. Ростопчин служил под начальством самого Суворова, который в знак своего расположения даже подарил ему походную палатку. В 1790 году он вторично принял участие в Финляндском походе. Командовал гренадерским батальоном, был представлен к Георгиевскому кресту, который, однако, так и не получил.
На закате екатерининского правления, сменив военную карьеру на придворную и получив звание камер-юнкера, Ростопчин стал вхож в великосветские салоны, где приобрел репутацию острослова. Он был замечен будущим императором Павлом I и стал быстро продвигаться по служебной лестнице. Попутно было всякое – от свадьбы в 1794 году до интриг, дуэлей и даже ссылки в дальнее имение. Когда Павел Петрович взошёл на престол, он приблизил Ростопчина и осыпал его милостями: генерал-лейтенант (1796), кабинет-министр по иностранным делам, граф и вице-канцлер (1798), главный директор почтового департамента (1799), член императорского Совета (1800). За короткое время правления Павла I Ростопчин получил несколько орденов, более трёх тысяч душ крепостных и  33 тысячи десятин земли в Воронежской губернии. Ему ещё не было и сорока лет, когда он достиг вершин власти и богатства. И всё это рухнуло практически в один миг. Убийство императора Павла I в марте 1801 года повлекло за собой жесточайшую опалу: новый государь – Александр I с подозрением относился к отцовским любимцам. Это был первый удар в судьбе Федора Васильевича, который не мыслил себя без дела - будь то дипломатические переговоры или написание памфлетов против ненавистных французов.

Английский «манер»
Но от тоскливой бездеятельности Ростопчина спасло Вороново. Оставшись не у дел, он направил всю свою неуёмную энергию на обустройство усадьбы, где жил с семьёй круглогодично. Как и многие помещики конца XVIII - начала XIX веков, Ф. В. Ростопчин — “англоман” вводит новые методы земледелия и овощеводства, механизирует рабочие процессы. Он выписывает из Англии несколько агрономов и механиков. В имении проводятся опыты по улучшению почвы, преимущественно торфом и новыми невиданными доселе минеральными удобрениями. Однако главное внимание уделяется конному заводу и разведению скота. Как и опальный граф Алексей Орлов-Чесменский, увлекшийся в это же время (и весьма успешно) выведением новой породы русского скакуна, получившей впоследствии название «Орловская», Ростопчин решил вывести свою породу рысака. В Вороново был построен огромный конный павильон, от которого до наших дней дошла лишь массивная угловая круглая башня. Упоминания о лугах и лужайках то и дело встречаются в письмах Федора Васильевича к своим друзьям. Оказывается, что для акклиматизации арабских и персидских лошадей необходимы специальные пастбища и для них в окрестностях Воронова создаются искусственные луга и лужайки, причем лес выкорчевывается при помощи специальных механизмов.  Не без хвастовства Ростопчин пишет в 1804 году, «что поля прекрасны и расположены так, что представляют собой эстетическую картину».
По проекту модного архитектора Кваренги в усадьбе строятся и масштабные оранжереи, где выращиваются экзотические цветы и фрукты.
Однако с годами Ростопчин разочаровался в западноевропейских методах ведения хозяйства и стал защитником традиционно русского земледелия. В 1806 году он даже  опубликовал брошюру «Плуг и соха», в которой старался доказать превосходство обработки земли с помощью примитивной сохи.
В эти же годы Ростопчин с энтузиазмом формирует обширную библиотеку, собирает картины и скульптуры, античные вазы. В часы досуга граф находится в окружении семьи, преподавателей детей и многочисленных гостей. Гостившая в Воронове французская писательница де Сталь вспоминает лиц, окружавших Ростопчиных в их усадьбе: художник Тончи гостит несколько лет подряд; англичанин Артур Юнг, сын знаменитого ученого экономиста, живет в усадьбе в октябре 1805 года. Дети берут уроки у прекрасной музыкантши Минелли из Дрездена; ожидается учитель рисования, гувернер француз д’Аллонвиль сменяется немцем Шрейдером.
Но скоро эта идиллия прерывается новым ударом судьбы.

Московская гроза
Не только помещичьи заботы обуревали в эти годы Ростопчина. Он пристально следил за политическими событиями в Европе и мечтал вернуться к государственным делам. В  1806 году граф направил Александру I письмо, в котором призывал императора выслать большинство французов из России: «Исцелите Россию от заразы…,прикажите выслать за границу сонмище ухищренных злодеев, коих пагубное влияние губит умы и души несмыслящих подданных наших». Постепенно Ростопчин становится одним из лидеров в борьбе с дворянской галломанией. В 1807 в свет выходит его знаменитый памфлет «Мысли вслух на Красном крыльце…», имевший шумный успех в обществе. Это был своеобразный манифест русского национализма. Основная мысль  произведения носила антифранцузскую направленность: «Господи помилуй? Да будет ли этому конец? Долго ли нам быть обезьянами? Не пора ли опомниться, приняться за ум, сотворить молитву и, плюнув, сказать французу: сгинь ты, дьявольское наваждение! Ступай в ад или восвояси, все равно — только не будь на Руси».
Только в 1875 году в «Русском архиве» было опубликовано переведенное с французского письмо, которое Ростопчин назвал «Записка о мартинистах». Примечательно, что она была написана за год до вторжения французов и адресована четвёртой дочери покойного императора Павла I – великой княгине Екатерине Павловне, которая, как предполагал автор, должна была ознакомить с этим посланием своего венценосного брата. Удивительно, что Ростопчин в этой, говоря современным языком, аналитической записке, буквально предсказал нашествие «двунадесяти языков» во главе с Наполеоном на Россию. Но призыв опального графа государь услышал только тогда, когда враг уже стоял на пороге.
 24 мая 1812 года Ростопчин был назначен военным губернатором Москвы, а через четыре дня произведён в генералы от инфантерии и поставлен главнокомандующим Первопрестольной.  На новом посту он развил бурную деятельность, в том числе и карательную, причём для репрессивных мер было достаточно даже подозрений. При нём был установлен тайный надзор за московскими масонами, которых он обвинял в подрывной деятельности.

«Ростопчинские сокровища»
В сентябре 1812 года Вороново, расположенное между Москвой и знаменитым Тарутинским лагерем, становится свидетелем военных событий.  После Бородинского сражения и легендарного совета в Филях, когда было решено сдать Москву неприятелю, Кутузов с армией создаёт видимость отступления русских войск по Рязанской дороге. На самом же деле, незаметно для французов, он резко поворачивает на запад и выходит на старую Калужскую дорогу у Красной Пахры и затем двигается на Тарутино.  Московский генерал-губернатор в этот момент находится в арьергарде русских войск и в ночь на 20 сентября останавливается бивуаком в Воронове. Его сопровождали англичанин лорд Тирконнель и военный атташе Вильсон. «В ту же ночь, — пишет Вильсон, — он собственными руками сжигает в Воронове свой прекрасный дом». Современники и биографы Ростопчина расходятся в объяснении мотивов, которыми он руководствовался, предавая огню любимую им усадьбу. Одна из версий утверждает, что таким образом граф хотел отвлечь французов от усадьбы, в подземных лабиринтах которой он якобы спрятал свои драгоценные коллекции произведений искусства. Он даже повесил на главной двери дома-дворца записку на французском языке, адресованную с минуты на минуту ожидаемым в Воронове авангардным разъездам неприятельской конницы. Суть её содержания сводилась к тому, что граф предпочитает собственноручно уничтожить своё добро, чтобы оно не попало в руки просвещённых варваров. Но так ли было на самом деле? Эта загадка не оставляет в покое уже несколько поколений историков. Что делал граф ночью в своём дворце? Почему не пригласил высокопоставленных спутников заночевать в главном доме? Куда впоследствии делись «ростопчинские сокровища»  – так и остались в подземельях или были тайно  извлечены оттуда и постепенно распроданы? Наконец, главное: были ли подземелья в Вороново? Ответ однозначный: были и есть. Например, документально подтверждено, что при разборе в 1957 году восстановленного после пожара 1812 года конного двора, специалисты обследовали подземный ход, который начинался от юго-восточной башни конюшен, проходил к главному дому, от него к пруду и заканчивался гротом. Да и представители администрации санатория, в чьей юрисдикции находится теперь Вороново, этого факта не отрицают.
Вороново сгорело осенью 1812 года. Нет сомнения, что это дело рук самого Федора Ростопчина. Приказывал ли он поджечь Первопрестольную? Пусть ответ на этот вопрос останется за рамками данного очерка. Слухи и свидетельства бытовали в ту пору самые противоречивые. Сам же граф в вышедшем в 1823 году сочинении «Правда о Московском пожаре» категорически отверг версию, связывающую его имя с этим драматическим событием. В его судьбе драм и так хватало.

Ирония судьбы
На посту Московского главнокомандующего Ростопчин оставался ещё два года. Но командовать было непросто. Его обвиняли в гибели имущества огромного количества семей, при этом забывали, что он оставил на разграбление в Москве два собственных дома с имуществом почти на миллион рублей и собственноручно сжег богатейшее поместье Вороново. Чем только не приходилось ему заниматься в это время! Только за одну лишь  зиму с 1812 на 1813 годы в Москве были сожжены более 23 000 трупов и ещё более 90 000 человеческих и конских трупов на Бородинском поле.  А ещё необходимо было предотвращать эпидемии, организовывать помощь пострадавшим от пожара, бороться с  мародёрством и грабежами. Неугомонный граф так устал, что летом 1814 года выпросил отставку у государя и она была удовлетворена. Правда, его сразу же назначили  членом Государственного Совета, но это должность была исключительно статусной.
Потеряв недвижимость, граф вынужден был отправиться за границу. И в 1817 году обосновался с семьёй среди столь ненавистных еще недавно французов, в самом Париже. За границей Ростопчин пользовался огромной популярностью: его приглашали на аудиенции прусский и английский короли, его именем называли улицы и площади, повсюду продавались его портреты, его освобождали от уплаты за гостиницы. Но были и разочарования: старший сын вёл в Париже разгульную жизнь, попав даже в долговую тюрьму, и Ростопчину пришлось оплатить его долги.  В Россию он  вернулся лишь за два  года до смерти. В 1823 году он был уволен от должности члена Государственного Совета. Будучи тяжело больным и полностью оторванным от политической деятельности, Ростопчин не терял присутствия духа и нередко отзывался на текущие события остроумными афоризмами. К примеру, известен его отклик на события 14 декабря 1825 года: «В эпоху Французской революции сапожники и тряпичники хотели сделаться графами и князьями; у нас графы и князья хотели сделаться тряпичниками и сапожниками».
Семейная тайна
Семейная жизнь Ростопчина складывалась непросто. Он стал отцом восьмерых детей, но трое из них умерли ещё во младенчестве. Пылкая любовь к супруге со временем переросла в ровные доверительные отношения, но граф не мог смириться с её решением принять католичество. В одном из писем, написанных жене незадолго до смерти он негодовал: «Только два раза ты сделала мне больно». Речь шла её о тайном принятии противной духу Ростопчина «латинской веры» и попытке обратить в католичество любимую дочь.
Внучка  главного героя нашего повествования – Лидия Андреевна Ростопчина (1838-1915) в своих воспоминаниях воспроизводит семейное предание о том, что после того как её дед обнаружил, «что хитрость и ложь свили гнездо у его очага… чувство глубокой горести не покидало его никогда». Единственной отрадой оставалась для него младшая дочь Лиза, которая была к нему ближе, чем к матери, и не поддавалась ее уговорам принять католическую веру. Но семнадцатилетняя Лиза заболела скоротечной чахоткой и умерла весной 1825 года. Её смерть, по общему мнению современников, свела вскоре в могилу и отца.
Обстоятельства смерти девушки были полны драматизма. Эту семейную тайну впоследствии открыла в своих воспоминаниях всё та же внучка Федора Васильевича. Когда стало окончательно ясно, что Лиза умирает, отец неотступно дежуривший  возле неё, велел позвать священника, чтобы он исповедал и соборовал девушку. Однако Екатерина Петровна убедила супруга, что дочери лучше, и отослала его поспать. Ночью Лиза скончалась. «Утром графиня разбудила мужа и сообщила ему, что Лиза умерла, приняв католичество…— рассказывает Л. А. Ростопчина.— Граф отвечал, что, когда расстался с дочерью, она была православной, и послал за приходским священником. Вне себя графиня в свою очередь послала за аббатом — оба священника встретились у тела усопшей и разошлись, не сотворив установленных молитв. Тогда дед (Ф. В. Ростопчин – прим. автора ) уведомил о событии уважаемого митрополита (Филарета. — прим. автора), приказавшего схоронить скончавшуюся по обряду православной церкви. Мать не присутствовала на погребении». Но позже стали известны подробности кончины Лизы из рассказа случайно оказавшейся свидетельницей этой сцены племянницы горничной. Мемуаристка записала и её рассказ. «В ночь её смерти, услыхав странный шум, она (племянница горничной — прим. автора) проснулась и босиком подкралась к полупритворённой двери. Тут она увидела бабку (графиню Е. П. Ростопчину. — прим. автора), крепко державшую при помощи компаньонки умирающую, бившуюся в их руках, между тем как католический священник насильно вкладывал ей в рот причастие… Последним усилием Лиза вырвалась, выплюнула причастие с потоком крови и упала мертвой».
Ростопчин умер полтора года спустя, в 1826 году, в возрасте 62 лет. Он завещал похоронить себя на московском Пятницком кладбище рядом с Лизой, без пышных похорон в простом гробу и не высекать на надгробии его чинов и должностей, лишь слова: «Посреди своих детей покоюсь от людей». Эта эпитафия дошла до наших дней. Екатерина Ростопчина не вышла проститься с усопшим мужем, не присутствовала она ни на панихиде, ни на похоронах. Знала ли графиня в тот момент, что незадолго до своей смерти супруг тайно переписал завещание и всё своё солидное наследство передал младшему, двенадцатилетнему сыну, которого распорядился взять от матери и передать опекунам? По решению императора Николая I мальчик был зачислен в Пажеский корпус. Впоследствии Андрей Федорович вступил в права наследования в том числе и Вороновым. Именно его женой была легендарная писательница и поэтесса Евдокия Петровна Ростопчина (Сушкова). Усадьба Вороново нашла отражение в её теперь уже полузабытом творчестве.

И вновь французский акцент
Во владении  Ростопчиных усадьба находилась до 1856 года. В 1840- е годы здесь неоднократно гостил приезжавший из Парижа Гастон де Сегюр, сын ещё одной дочери Федора Ростопчина – Софии, в замужестве де Сегюр, которая стала в своё время популярной детской писательницей. Несмотря на то, что её крестным отцом был русский император Павел I, сделавшая пробу пера на редкость поздно – в 57 лет, родной язык писательница позабыла. Рьяная католичка говорила и писала только по-французски. Забавно и то, что её муж в юности был пажом у самого Наполеона. Она преуспела в литературе так, что её произведения переиздаются и в наши дни, более того – ставятся на театральных подмостках и даже экранизируются. Как бы там ни было, но литературный талант она явно унаследовала от отца. А её сын Гастон, ученик известного художника Делароша, вспоминается нами теперь чаще всего в связи с тем, что он оставил великолепные зарисовки архитектурных построек и видов Воронова, которые зримо демонстрируют былую красоту усадьбы.
Последним хозяином имения был церемониймейстер Высочайшего двора, последний петроградский губернатор Александр Петрович Сабуров (1870—1919). Его, естественно, расстреляли большевики, а детей репрессировали. Вороново же, из-за  близкого расположения от столицы и комфортабельности усадебных построек, превратилось со временем в элитную здравницу. Благодаря этому и уцелело.

Иллюстрированная версия материала будет опубликована в журнале "Тёмные аллеи" №5/2019


Рецензии
Спасибо за знакомство с такими интересными событиями и жизненными перипетиями героев!!! С уважением

Татьяна Подплутова 2   24.07.2019 12:34     Заявить о нарушении