5. ПАЛАЧ
- Про ритуалы и ежегодное омоложение мы не знали, - признался Соломон Шнорхель, внимательно выслушав Михая. - Спасибо за эту информацию, возможно, она когда-нибудь пригодится нашему отделу.
Он ненадолго задумался, поглаживая густую бороду.
- Скажи, Михай, ты всё ещё думаешь о побеге?
- Сидел бы в обычной тюряге, думал бы, - пожал тот плечами. - А теперь какой смысл? Взяли меня один раз, возьмёте и другой. Смотрите на это, как на перст судьбы - в стране не осталось нелюдей, значит пора исчезнуть и последнему из них. Своё дело я сделал.
- Покончил с кланом?
- Полностью. Венгрия свободна от бессмертных. Кончайте со мной и пишите начальству хвалебный отчёт.
Шнорхель удивлённо поднял брови.
- Так ведь отдел «Тэта» - международный, Михай. Неужели ты думал, что нелюди живут только в Венгрии? Истребить их в одной стране - это не достижение. Нечем хвалиться, когда в других странах нелюдей навалом. Почивать на лаврах будем, когда нелюдей не останется во всём мире.
Он побарабанил пальцами по столу.
- Что-то мы засиделись в духоте. Пойдём-ка, прогуляемся…
По гулким каменным коридорам Шнорхель вывел Михая во внутренний двор. Амбалы неотступно шли следом. Перед выходом они накинули на пленника мешковатый зимний пуховик размера XXXL, в котором Михай утонул. Поздней осенью без пуховика было уже холодно.
Двор был образован тремя смыкавшимися зданиями и представлял собой треугольник, залитый асфальтом. Со всех сторон его окружали голые кирпичные стены. Михай сумел определить, что он всё ещё в Будапеште, скорее всего в какой-нибудь секретной тюрьме, оставшейся с социалистических или даже с имперских времён. Возможно, прямо здесь австрияки двести лет назад гнобили венгерских борцов за независимость…
Стены в основном были глухими; окна, если и встречались, то высоко, не залезешь. Все они были закрашены, как в кабинете Шнорхеля, и вдобавок забраны толстыми решётками.
- Что было дальше, Михай? - полюбопытствовал Соломон Шнорхель, вышагивая рядом с молодым человеком, который впервые за долгое время выбрался на свежий воздух. - Продолжи свой рассказ.
Михай с нескрываемым наслаждением дышал полной грудью. Мысленно вернувшись к былому, он помрачнел.
- То был последний день, когда я видел маму, - произнёс он с нескрываемой болью и грустью. - Позже, когда я расправлялся с Иштван-Балажем, он признался мне, как отчаянно мама защищала меня после моего побега. Из-за того, что я сделал с Габором и из-за моего «нечистого» происхождения клан не приговорил меня к изгнанию, как я надеялся, он приговорил меня к смерти. Тогда мама обменяла свою жизнь на мою. Она уговорила Шандора казнить её вместо меня, а мне позволить жить дальше, вне клана, как хотел прожить Габор.
Получается, Габор во всём ошибся на счёт моей мамы. Она не растеряла родительского инстинкта, до конца оставалась верна ему и без раздумий пожертвовала ради меня жизнью. Её казнь стала последней каплей, окончательно изменившей моё отношение к нелюдям. Ни Агнешка, ни Оршоля, ни Эржебет, никто не вступился за Анику Вадаш. Все представители клана оказались одинаково бесчеловечны, как и предупреждал Габор.
Поначалу я планировал отомстить только Шандору и Иштван-Балажу, главным злодеям. Но после признания Иштван-Балажа я понял, что этими двумя ограничиваться не следует, другие-то ничуть не лучше. Даже когда они мило улыбаются, или льют горькие слёзы, или домогаются плотских утех, они всё равно остаются нелюдьми, ибо все они плоть от плоти.
И я опять вспомнил нашего пастора, цитировавшего библию, что-то про дерево худое, не дающее плоды добрые, и что такое дерево срубают и бросают в огонь. Если покончить лишь с Шандором и Иштван-Балажем, ничего не изменится, потому что на их место придут новые шандоры и иштван-балажи. Когда-нибудь в будущем очередной Габор захочет осуществить свою мечту, а ему не позволят, и очередная Аника полюбит постороннего Золтана, а его зароют в овраге…
- Ты осознал, что клан несёт в себе деструктивное начало, - с пониманием кивнул Шнорхель.
- Да, - согласился Михай. - Я понял, что ограничиваться только двумя недостаточно. От этого, к сожалению, прочие нелюди не перестанут быть нелюдьми.
- Ты пришёл к выводу, что нужно выкорчевать весь клан?
- Ну… Это случилось не вдруг. - Михай задумался. - Не за один день и даже не за один год. После побега я пустился во все тяжкие - скитался, бродяжничал; у меня не было никакого пристанища, домой я вернуться не мог, деньги вскоре закончились, так что я начал бомжевать… Из провинции я перебрался сюда, в Будапешт.
Поначалу я и думать не думал ни о каком возмездии. Моя голова была занята другим. Я изо всех сил пытался открыть для себя настоящую жизнь и тот мир, который так живо и красочно расписал мне Габор. Он забыл сказать, что в этом мире и в этой жизни тебе ничего не светит, если у тебя нет средств. Ему хорошо было рассуждать, ведь он-то с кланом не порывал и в деньгах не нуждался. Вдобавок, чтобы что-то делать, надо в этом разбираться. И тут моё прежнее замкнутое бытие в глуши сыграло со мной злую шутку. Я ничего не знал и не умел, и потому не представлял, как мне жить и что делать дальше. Очевидно, следовало найти работу, но я ничего не хотел и ни к чему не стремился. В моей социализации явно присутствовали дефекты, я опять ни с кем не сближался, ни к кому и ни к чему меня не тянуло.
Я говорю о нормальных людях, о порядочной части общества, потому что к морально нечистоплотным отбросам меня, в силу неопытности, наоборот, затянуло довольно быстро. Я стремительно покатился по наклонной - алкоголь, наркотики, воровство, грабежи, гей-проституция… «Трансильванский мясник», ur Шнорхель, экстерном прошёл школу улиц и подворотен, университет грязи городского дна. Это было совсем не то, что я себе представлял и что расписывал мне Габор. Но ничего другого жизнь для меня не припасла…
Памятуя о том, что натворил, я презирал и ненавидел себя. Считал все свои беды и невзгоды заслуженными, принимал их как наказание за то, что лишил жизни Габора, единственного нелюдя, который пытался быть человеком. Я всё ещё был зол на него за обман, но на себя я злился сильнее - за своё недомыслие и невнимательность, ведь Габор открытым текстом предупреждал, что никому в клане доверять не стоит. Никому! Значит и ему в том числе. А я пропустил это мимо ушей.
Тогда я ещё не знал о казни мамы. Мысль о том, что она сейчас в клане на прежних правах, служила мне некоторым утешением, достаточным для того, чтобы терпеть все невзгоды, выпавшие на мою долю. Презрение и ненависть к себе толкали меня на путь саморазрушения. Чужие иглы и беспорядочный секс несколько раз награждали меня СПИДом и целым букетом венерических заболеваний, но затем я проходил ритуал и полностью обновлял свой истерзанный организм.
- Что же тебя изменило, Михай? Ты ведь как-то свернул с этого пути и начал крестовый поход против сородичей…
- Однажды я встретил такого же бродягу-бомжа, которого все звали стариной Лайошем. Ему было лет пятьдесят, но выглядел он на все восемьдесят. Подозреваю, что бомжевать он стал после какой-то личной трагедии, о которой никогда и никому не говорил, а до этого жил неплохо, был образован, умён, начитан, эрудирован, интеллигентен. Но что-то произошло, что нанесло ему неизлечимую психическую травму. И на первый, и на второй, и на другие взгляды, старина Лайош казался безумным, во всех смыслах чокнутым. Лишь пообщавшись с ним достаточно продолжительное время, можно было увидеть, что за его нестандартными взглядами и мышлением кроется глубокая вера и стойкие убеждения, выстраданные представления о сущем, к которым старина Лайош явно шёл непростым путём…
Его нельзя было назвать атеистом, он искренне верил в бога, вот только исповедуемое им вероучение смахивало на сектантство, весьма далёкое от ортодоксального христианства. В церкви старина Лайош сроду не был, всякий раз плевался и бормотал проклятия, когда проходил мимо храма, или, когда видел на улице пастора.
Мы с ним неожиданно сблизились. Я до сих пор не понимаю, почему старина Лайош обратил на меня внимание и взялся меня опекать. Он многое мне показал и многому научил - тому, что нужно знать и уметь на улицах, если хочешь прожить подольше и если ты бездомный и безработный. Он показал мне, как по чуть-чуть подворовывать в магазинах, чтобы никто не хватился и не вызвал полицию. Как летом постирать одежду в реке, а зимой - в раковине общественного туалета. Как проникнуть в закрытый подъезд и устроиться на ночлег под лестницей, чтобы не заметили жильцы. Как помыться под проливным летним дождём, используя его в качестве душа, или рано-рано утром, когда на улицах ещё мало пешеходов, в городском фонтане. В каких местах лучше клянчить милостыню и как именно это делать…
- Ты обзавёлся наставником.
- Вы даже не представляете, ur Шнорхель, как мне повезло. Компания старины Лайоша оказалась намного лучше любой другой компании, среди которых мне довелось побывать. Расписывая прекрасный и дивный мир, Габор забыл предупредить, что тот чертовски жесток и беспощаден к одиноким, неопытным и беспомощным созданиям.
Иногда, после пары глотков чего-нибудь крепкого, старина Лайош расслаблялся, его заносило и он мог часами о чём-нибудь рассказывать или рассуждать - так, что заслушаешься. С ним никогда не было скучно. Он знал невероятное количество историй-страшилок, похлеще, чем у Лавкрафта. Я так и не понял, прочёл ли он их где-то, от кого-то услышал или сам выдумал. Мог и выдумать - голова у него варила что надо!
- Какие-нибудь сказки?
- Скорее теории и подкрепляющие их «факты», которые он выдавал на полном серьёзе. Жуткие истории… Полагаю, он действительно в них верил. Он вообще верил во всё сверхъестественное, волшебное и паранормальное. При его-то безумии нездоровое воображение запросто порождало фантасмагорические образы и кошмарные сюжеты.
Всё это время я не переставал переживать из-за того, что со мной произошло. Мне приходилось держать всё в себе, не с кем было это обсудить. Раньше я спокойно мог выговориться маме, она выслушала бы меня и утешила, подала совет и предложила помощь. А теперь я был один. Замкнутость, привитая мне с детства, до какой-то степени выручала, но нельзя же держать всё в себе до бесконечности, рано или поздно оно обязательно прорвётся наружу.
И я решил попытать счастья со стариной Лайошем, когда узнал его получше. Его вера в сверхъестественное обнадёживала. Я был уверен, что в случае чего, старина Лайош не попытается сдать меня в психушку и не будет шарахаться от меня, как от прокажённого. Я осторожничал, начал издалека и как бы невзначай спросил его, знает ли он что-нибудь о нелюдях, о тех, кто способен жить век за веком и не стареть.
- Дай угадаю, - ухмыльнулся в бороду Соломон Шнорхель, - он понял тебя не так, как ты хотел?
Михай кивнул.
- Он решил, что я имею в виду вампиров и оборотней. Я его за это не виню. Нескладно формулируя вопрос, будь готов к соответствующему ответу. Вампиры, оборотни, Трансильвания, граф Дракула - это наша, местная тема. Старина Лайош мне тогда много чего наговорил, да всё не по делу, ведь я-то его спрашивал не про вампиров и оборотней. Никаких других нелюдей он не знал, а вампиров с оборотнями воспринимал как сущее зло, подлежащее безусловному истреблению. Я не рискнул развивать дальше эту тему и не просветил его насчёт клана из опасений, что его гнев, ярость и ненависть к вампирам и оборотням каким-то образом переключатся на меня…
- Касательно вампиров и оборотней твой наставник-бродяга был абсолютно прав, - внезапно перебил Михая Соломон Шнорхель. - Хоть я и ума не приложу, как он про них узнал. Эти две разновидности созданий, к сожалению, существуют на самом деле, только они совсем не такие, как в кино, литературе и комиксах. Вообще, многое является не тем, чем кажется на первый взгляд…
Шнорхель остановился и посмотрел на часы.
- Что ж, полагаю, аппетит мы нагуляли, пора бы и пообедать. Как ты считаешь?
Михаю было всё равно. В сопровождении амбалов они со Шнорхелем проследовали в другой кабинет, побольше и посветлее того, в котором сотрудник «Тэты» начал знакомство с пленником. Там их ожидал накрытый белоснежной скатертью стол, который был сервирован, по мнению Михая, по-королевски. Посуду из богемского фарфора украшали рисунки на охотничью тематику - лисы, тетерева, олени… Рядом с каждой тарелкой лежали завёрнутые в накрахмаленную салфетку серебряные столовые приборы; старинные бокалы из венецианского хрусталя выглядели антикварными раритетами…
У Михая потекли слюнки, когда две молчаливые фигуры в белых фартуках подкатили тележку с едой и удалились вместе с амбалами. Тележка ломилась от изобилия блюд.
- Приношу свои извинения за вынужденное самообслуживание, - сказал Шнорхель, накладывая себе на тарелку. - Всё-таки мы говорим о важных вещах, а делать это лучше в приватной обстановке, без лишних свидетелей. Так что, не стесняйся, клади себе, что хочешь, ешь и пей вволю…
Откупорив бутылку вина, он разлил ароматный напиток по бокалам. Разумеется, это был венгерский «Токай». Трудно было ожидать чего-то иного, находясь в Будапеште.
Михай совсем не удивился гастрономической щедрости своего тюремщика. Скорее всего, этому обеду суждено было стать последним в его жизни. Приговорённых принято напоследок щедро кормить.
Он напомнил себе, что несмотря на обезоруживающую улыбку и добродушный тон, его собеседник всё-таки самый настоящий палач, через руки которого прошло немало жертв.
- Я почему так уверенно говорю о вампирах и оборотнях? - Рассказывая, Соломон Шнорхель ловко орудовал ножом и вилкой. - Существует два отдела - «Омега» и «Пи», - которые занимаются этой проблемой. Всего проблемных феноменов примерно два десятка и на каждый выделен соответствующий международный отдел, обозначенный буквой греческого алфавита. «Всё не то, чем кажется» - эти слова можно считать нашим девизом. Взять хотя бы бессмертных. Кого принято считать бессмертными? Богов, титанов, ангелов и прочих сверхъестественных существ, по большей части вымышленных. А на самом деле вы - всего лишь результат случайной человеческой мутации и ничего сверхъестественного в вас нет. То же самое с вампирами и оборотнями. Они весьма и весьма далеки от обывательских представлений, навеянных сказками, легендами, кинематографом и литературой a-la Брэм Стокер.
Можно долго спорить о том, почему так происходит. Скорее всего, самые необычные и удивительные элементы действительности вначале претерпевают некую трансформацию в общественном сознании и лишь затем увековечиваются в народных сказках и преданиях. В ходе этой трансформации объективные эмпирические факты искажаются до неузнаваемости, потому что подавляющей массе людей во все времена свойственна вопиющая невежественность. Всеобщие познания о сущем настолько смехотворны и ущербны, что остаётся лишь диву даваться, как человек сумел выбраться из каменного века и создать цивилизацию. Интерпретация любого явления мгновенно обрастает домыслами и суевериями, перестаёт иметь что-либо общее с действительностью. В итоге реальность всегда оказывается искажена и в таком виде фиксируется народной памятью, коллективным бессознательным, обретая форму соответствующих архетипов, которыми затем насыщается устное творчество, литература и кинематограф…
Сотрудник «Тэты» сделал большой глоток вина, осушив за один присест чуть ли не целый бокал.
- Ты слышал о профессоре Гильгамешникове?
Михай отрицательно мотнул головой.
- Арсений Петрович Гильгамешников - потомок русских эмигрантов, сбежавших на Запад от Революции. Его предков мотало из Бремена в Ганновер, из Ганновера в Кёльн… А сам Арсений Петрович всю жизнь прожил в Австрии, в Зальцбурге. Там его завербовали отделы «Пи» и «Омега», и дальше он вёл свои изыскания под их патронажем и в их архивах. До середины двадцатого века в любом городском или окружном архиве хранилось немало документальных материалов о случаях вампиризма и оборотничества - все эти бумаги были постепенно конфискованы и засекречены отделами.
- И чем он сейчас занят, этот ваш Гильгамешников? - поинтересовался Михай для поддержания беседы. Какой-то профессор не особо его интересовал.
- Лежит на кладбище, - сразу ответил Шнорхель. - Не целиком, а только те части, которые от него остались. Как-то в полнолуние Арсения Петровича нашли мёртвым в собственной квартире. Тело было расчленено и изуродовано, многих частей недоставало. Перед этим соседи слышали шум и громкие голоса. Но даже если бы его не убили, Арсений Петрович не дожил бы до следующего года. Исследование останков выявило множество патологий внутренних органов и тканей, хотя прежние медосмотры ничего подобного не показывали…
Михай чуть не поперхнулся.
- Хотите сказать, что профессора прикончили вампиры и оборотни? Кто-то из них или они вместе?
Соломон Шнорхель развёл руками.
- Я лишь говорю то, что знаю. В отделах «Омега» и «Пи» этот случай стал резонансным, все о нём только и твердили. Следствие установило, что из дома профессора пропали компьютер и все записи, все его наработки по исследованиям, которые он проводил. А копий Арсений Петрович сделать не догадался…
История неожиданно захватила Михая.
- Полагаете, профессор узнал что-то такое, за что вампиры и оборотни решили его прикончить?
- Не могу тебе сказать, Михай, - ответил Шнорхель. - Из работ Гильгамешникова сохранился лишь один доклад, переданный для ознакомления руководству отделов. Он касался загробных представлений вампиров и оборотней. Поскольку это был черновик, Арсений Петрович не удосужился указать в нём свои источники, поэтому никто не знает, где он добыл эту информацию и насколько ей можно доверять.
- Вот и я думаю - на кой чёрт вампирам и оборотням своя эсхатология? Они же совершенно конченые создания, чьими душами завладел дьявол. Он ими и управляет. Что ещё их ждёт после смерти, кроме адского пекла?
- Это мы так себе представляем, - возразил Шнорхель. - Причём, главным образом, в свете христианской экзегезы. Вот только никто ещё не доказал, что вампиры и оборотни придерживаются христианского вероучения. Мы только предполагаем, что они веруют в единого библейского бога-творца, а это совершенно не обязательно. Вампиры и оборотни могут верить во что угодно, у них вполне может быть своя собственная теология. В этом случае они закоренелые язычники, и доклад Гильгамешникова это косвенно подтверждает.
Ты наверняка слышал о скандинавской мифологии. В ней присутствуют некие небесные чертоги - Валхалла, - куда валькирии уносят воинов, героически павших в бою…
- В школе я фанател от группы Manowar, - признался Михай, - так что я знаю про валькирий и про Валхаллу.
- Только павшие в бою герои могут попасть в Валхаллу, потому что всякая иная смерть считается у викингов позорной. Такие мертвецы попадают в ледяное царство Хель, полное всяких ужасов и чудовищ. А в Валхалле герои целыми днями пируют за одним столом с Одином и другими богами. Валхалла и пиршественный стол, очевидно, могут растягиваться как резиновые, так что всем находится местечко, любому количеству героев.
Наверняка в Валхалле героям доступны и плотские утехи. Ведь кто такой викинг? Это прежде всего морской разбойник. Разве можно представить себе разбойничью пирушку без плотских утех? Почти у каждого викинга была жена, но нигде не сказано, что жёны героев тоже попадают в Валхаллу. Это, кстати, общее свойство всех религий: рай - не для баб. Разбойник, грабитель, убийца - это дерзкий, агрессивный мужик. Ни один дерзкий и агрессивный мужик, навеки разлученный с женой, не согласится на монашеское воздержание.
В перерывах между пьянками и оргиями герои разминают косточки и дерутся друг с другом. Всё равно они уже мёртвые, им можно не бояться ран и увечий.
У скандинавского бога Тора - реального, не из комиксов «Марвел», - имеется волшебный «многоразовый» кабанчик. Его можно освежевать и сварить в котле или зажарить на вертеле. Как и пять хлебов Иисуса, этот кабанчик безразмерен, его мясом можно накормить любое количество пирующих. После этого достаточно завернуть кости и объедки в шкуру и кабанчик заново оживает.
Для людей, привыкших к унылой и однообразной жизни, рай - это место, где можно вечно отдыхать, будучи избавленным от прежних предписаний и ограничений. Если ты ремесленник, пахарь или пастух, работавший всю жизнь до седьмого пота, райская жизнь представляется тебе в виде вечной неги и ничегонеделания «во облацех», среди ангельского пения. Не нужно больше пахать, лепить горшки и пасти телят… Если ты мусульманин и тебя могут убить за малейший взгляд в сторону чужой женщины, в твоём раю запретное станет доступным. Мусульманина-праведника на небесах встречают «гурии» - легкодоступные женщины, которых можно домогаться и которыми можно овладевать сколько угодно. Законных жён в мусульманском, христианском, иудейском и каком-либо ещё раю, повторяю, нет. Вот так человечество «ценит» богоугодную моногамию…
Жизнь викинга, морского разбойника - это бесконечная череда грабежей и убийств, постоянных плаваний через море в шторм и в штиль, когда денно и нощно приходится шевелить веслом. В своём раю они ничем подобным не заняты, просто расслабляются в Валхалле и пируют за одним столом с богами, которым хранили верность всю жизнь. Серьёзная битва им предстоит всего одна, да и та в конце времён - Рагнарёк…
Профессор Гильгамешников был в некоторой степени идеалистом и считал, что всякие гадости про вампиров и оборотней сочинили нарочно. Невежественные массы до смерти боятся всего незнакомого и непонятного. Вместо того, чтобы сесть и разобраться, им проще сразу навесить ярлык. Так вампиров обозвали ожившими мертвецами, встающими из могил, чтобы пить кровь, а оборотни в полнолуние, якобы, превращаются в бесноватых животных…
В действительности вампиры и оборотни, как живые и разумные создания, имеют свой генезис, свою эволюцию и свою эсхатологию. Пресловутая социальная замкнутость их сообщества не превышает таковую у цыган или мормонов. Их взаимная многовековая вражда - ещё один миф; вампиры и оборотни - совершенно разные существа с разным образом жизни, чьи интересы не пересекаются, не вступают в конфликт и не создают повода для вражды.
Культурная среда вампиров и оборотней не могла не обогатиться собственными трансцендентными воззрениями. Что из себя представляют их культы и их бог (или боги), пока, к сожалению, не известно. Однако, кое-что профессор сумел выяснить. Во-первых, загробный мир у вампиров и оборотней общий, что лишний раз опровергает мифы об их взаимной вражде. И во-вторых, их представления о загробной жизни напоминают представления викингов. Я недаром привёл в пример Валхаллу. В рай попадают лишь те вампиры и оборотни, кто погиб насильственной смертью; всякая иная смерть считается у них позорной. Погибнув, вампиры и оборотни переносятся в безразмерные божественные чертоги, чтобы там пировать с собратьями, павшими ранее. Пируют вампиры и оборотни единой дружной компанией.
Повседневное добывание пищи у вампира или оборотня всегда сопряжено с опасностью, следовательно, в раю они избавлены от необходимости рисковать. Добычу им предоставляют их боги. Аналогом «многоразового» кабанчика Тора является молодая, сочная и фигуристая девка, само собой, голая, все прелести напоказ. Вампиры пьют её кровь (или жизненную силу - на этот счёт пока нет определённости), а оборотни терзают её плоть. Девка безразмерна, ею до отвала насыщаются все. Затем происходит чудо и девка вновь оживает, как ни в чём не бывало.
Разумеется, девка эта обеспечивает не только гастрономическое удовольствие, но и сексуальное. Вампиры и оборотни непрерывно её пользуют - и группами, и поодиночке. В теологии и культуре вампиров и оборотней нет гендерного шовинизма, мужчины и женщины там равны, те и другие одинаково попадают в божественные чертоги (в отличие от других религий). Поэтому любовью они занимаются не только с райской девкой, но и друг с другом. А когда надоедает пировать и трахаться, вампиры и оборотни тоже имеют возможность размять косточки и сойтись в дружеском поединке…
Слушая своего тюремщика, Михай не знал, что и думать. Уж не дурачит ли его Шнорхель? Может, у него такое извращённое чувство юмора? Валхалла у вампиров и оборотней! Ну конечно…
Соломон Шнорхель пригубил ещё вина и посмотрел на Михая.
- Слушая твою историю, я вот о чём подумал. Вы, athanatos, с вашими замкнутыми кланами, по сути, родственны вампирам и оборотням. Не биологически, а, скорее, экзистенциально.
Задумавшись, он отложил вилку и запустил пальцы в густую бороду.
- Может, в прошлом ваши предки пережили разные мутации, начав затем развиваться по трём разным направлениям?
- Позвольте полюбопытствовать, ur Шнорхель, - произнёс Михай, чувствуя, что наелся до отвала, - как ваши коллеги из других отделов поступают с вампирами и оборотнями? Их тоже убивают?
Шнорхель взглянул на него с укоризной.
- Ну посуди сам, Михай. Если отделы казнят тех, кто просто скрывает свою сущность и не паразитирует на людях физически, то как они должны обходиться с теми, для кого человек - это прежде всего источник калорий?
- Понятно, - сказал Михай, ожидая, что желудок скрутит психосоматической судорогой, но, видимо, его организм уже смирился с перспективой скорой смерти и перестал реагировать на её неизбежность.
Вскоре явились те же безмолвные фигуры в фартуках, убрали со стола и принесли дымящийся кофейник и десерт.
- Что ж, Михай, мы достаточно отвлеклись, надо всё-таки дослушать твою историю и двигаться дальше, - сказал Шнорхель, наливая себе кофе.
Михай последовал его примеру и с удовольствием отхлебнул горячий ароматный напиток. Он уже забыл, когда в последний раз пил кофе…
- Я не знал о том, что вампиры с оборотнями реальны. Для меня эта тема была всего лишь набором предрассудков и суеверий. Когда старина Лайош пичкал меня своими историями, мне кое-что пришло на ум. Я подумал, а что, если за оборотне-вампирской хренью на самом деле стоят реальные встречи древних людей с древними же представителями нашего клана? Кто знает, сколько тысяч лет уже существуют нелюди? Может, они населяют Трансильванию с каменного века?
Вы сами сказали, что странное и непонятное вызывает иррациональный страх и, прежде, чем зафиксироваться в устной или письменной традиции, искажается сквозь призму домыслов, суеверий и невежества. Если люди иногда сталкивались с моими бессмертными предками, им наверняка было сложно понять природу их бессмертия. Она их пугала, как и всё необъяснимое. С перепугу нелюдей наделяли преувеличенно сверхъестественными, демоническими чертами. Отсюда и все эти небылицы про монстров, пьющих кровь и пожирающих плоть, про мертвецов, в полночь встающих из могилы, и про оборотней, становящихся бесноватыми животными при свете полной луны. Реальным созданиям придавалась вычурно-гротескная и нарочито чудовищная форма.
Ещё я не знал, что нелюди распространены по всему миру. Мне казалось, что наш клан единственный; по какой-то причине он обосновался в этой стране, отсюда и привязка всех страшилок к Трансильвании… Когда я уже приступил к убийствам, мне казалось, что, если я освобожу человечество от клана, я освобожу его от всех нелюдей.
- Увы, Михай, - вздохнул Шнорхель, - лавров Ван Хельсинга, истребителя нечисти, тебе не видать.
- После очередной неудачи я снова замкнулся в себе. Боялся, что, если продолжу говорить на эту тему со стариной Лайошем, он меня раскусит, но ошибочно сочтёт вампиром или оборотнем и захочет убить. Он весьма редко и недолго бывал трезвым, периодически его мучили белогорячечные металкогольные психозы - делириум тременс, - не слишком буйные, но, если бы он принял меня за чудовище, запросто мог бы убить.
В среде бродяг не принято лезть друг другу в душу и вытягивать, кто есть кто. Если кто-то захочет рассказать о себе, то сам расскажет, просто подожди и дай ему время. Старина Лайош говорил о себе неохотно и немного. Я поступал точно так же. Собратья-бродяги знали обо мне лишь самый минимум: что плохие люди убили моего отца и мне из-за этого пришлось бежать из дома.
Если бы старина Лайош решил, что я чудовище, то плохие люди из моей краткой биографии автоматически превратились бы из злодеев и преступников в хороших и благородных борцов с монстрами. В лучшем случае, старина Лайош перестал бы меня опекать и тогда на улицах Будапешта мне пришлось бы несладко. В худшем - он прирезал бы меня во сне…
6. ВЕРА И УБЕЖДЕНИЯ СТАРИНЫ ЛАЙОША
Присматриваясь день за днём к обычным людям, я поражался тому, насколько они не похожи на меня. Открытием это для меня, конечно, не стало, я же ходил в обычную сельскую школу и довольно рано осознал, что мама лепит из меня не такого же ребёнка, как все остальные дети.
Людей я чаще всего не понимал. «Живи как человек», - завещал мне Габор, а я понятия не имел, как это и зачем. Снизу, со дна, многое видится отчётливей и без прикрас. Габор старался обнаружить в людях достоинства, а мне открывались их недостатки. Столь низко, как я, Габор никогда не падал, для него многое было неочевидно, меня же постоянно снедали сомнения и противоречия, ведь я имел удовольствие наблюдать не только фасад человечества, но и его неприглядную изнанку. Что-то решить для себя наверняка было чрезвычайно трудно. Поспешное бегство из клана временами казалось мне не такой уж удачной идеей. По крайней мере, там всё было знакомо и там меня окружала стабильность…
Однажды я в отчаянии попросил старину Лайоша помочь мне найти родственников отца. Тот посоветовал обратиться к цыганам, у которых я иногда брал наркоту и что-нибудь для них подворовывал. Мы вдвоём пошли к барону и я наплёл ему, что являюсь внебрачным сыном богатого мажорика. Его, якобы, мочканули, а родня не хочет со мной знаться и делиться баблом.
Чтобы цыгане захотели помочь, у них должен появиться материальный стимул. Я намекнул, что раз мажорики богатые, их хату можно гробануть, только я адреса не знаю. Знаю только фамилию мажориков - Вадаш.
Я не в курсе, как цыгане всё провернули. Они не только нашли особняк Вадашей в пригороде Будапешта, но и обчистили его, пока мои родственнички отдыхали в Италии. Поэтому, когда я к ним заявился, они, мягко говоря, были не в настроении. Я выглядел натуральным и стопроцентным бомжом и меня попросту выставили вон. Никто меня не слушал, Вадаши категорически не желали знаться с бродягами. Мой вид только подтверждал худшие их опасения. О смерти Золтана они ещё не знали, но чисто интуитивно предполагали худшее. Моя мать, по их мнению, была такой же бездомной бродяжкой, когда охмурила «мальчика» из приличного общества и обрекла на прозябание вдали от семьи…
Я тогда понял, что жить с этими неприятными людьми я бы всё равно не смог, поэтому просто ушёл, не стал ни о чём просить.
В итоге, не зная, как вести нормальную человеческую жизнь, не имея для этого ни опыта, ни возможностей, и остро ощущая свою не-человеческую сущность, я прозябал на самом дне, без всякой цели и без особого желания. Бездумно двигался или замирал на месте, как сомнамбула, позволял другим мною управлять. Когда что-то предлагали, брал, когда куда-то тянули, шёл, когда что-то велели, делал.
Постепенно, под влиянием старины Лайоша, я стал задумываться о вере. Как ни крути, я был богопротивным, богомерзким созданием, не имевшим никаких прав на существование в этом мире. Но если бог действительно милосерден, если он прощает убийц и прочих грешников, то чем я хуже? Может, и на мою долю перепадёт немного благодати? Что для этого необходимо - раскаяться, не грешить?
Если бы мы с вами повстречались тогда, ur Шнорхель, я бы этого даже не осознал. Из-за разбитых надежд и регулярного употребления наркотиков я сделался заторможенным, даже тупым. Вы могли бы спокойно подойти, чикнуть меня ножиком и я бы не рыпнулся…
- Какие ещё ножики? - поморщился Шнорхель. - На дворе всё-таки двадцать первый век, цивилизованные времена. Достаточно одной смертельной инъекции и крематория.
- Пусть так… - Михай, похоже, не обратил внимания на слова сотрудника «Тэты», вновь погрузившись в воспоминания. - Взгляды и представления старины Лайоша открылись мне постепенно, не сразу. Это оказался такой сектант, каких ещё поискать! Возьмём для примера священное писание: старина Лайош верил в библейскую историю - вплоть до всемирного потопа. Остальное он называл фальшивкой и ложью. Он отрицал происхождение современного человечества от сыновей Ноя и утверждал, что все мы - потомки Каина, каиниты, а вся наша культура и цивилизация - каинитские.
Брови Соломона Шнорхеля поползли вверх:
- Он сказал, почему так решил?
- Старина Лайош постоянно повторял мне: оглянись вокруг, внимательно всмотрись в сущее и ты поймёшь, что наша цивилизация откровенно ублюдская, а значит не может происходить от праведника Ноя. Люди ведут ублюдский образ жизни, повсеместно насаждают ублюдские порядки, которые вредят им же самим. Каким образом до такого безумия могли дойти потомки Ноя? В библии сказано, что Ной был человеком праведным и непорочным, обрёл благодать пред очами господа. Как же могло случиться, что потомки такого праведника погрязли во лжи, грехах и пороках?
Когда Каин убил Авеля, бог должен был покарать его смертью, согласно своей же заповеди «око за око». Но он этого не сделал. Вместо этого он проклял Каина и обрёк его и его потомков на долгое грешное существование, чтобы они послужили для всех ходячим примером - какими людьми не следует быть. Тогда Каин воскликнул: всякий, кто встретится со мной, убьёт меня! Во избежание этого господь наложил на Каина некую печать, по которой любой мог бы опознать его и его потомков и не трогал бы их, чтобы те могли испить свою чашу до дна. Бог пообещал, что всякому, кто навредит Каину, отомстится всемеро, а тому, кто навредит его потомству - в семьдесят раз всемеро. Следовательно, каинова печать передавалась по наследству всем его потомкам - чтобы люди могли опознавать их и обходить стороной.
По мнению старины Лайоша, этой каиновой печатью стала принадлежность к так называемым элитарным кругам, представители которых начали творить историю и породили социальное неравенство, стремление к материальной наживе, деньги, ростовщичество, финансовые спекуляции, нищету, правовую несправедливость, хищнические завоевательные войны и прочее дерьмо, буйно расцветшее после потопа, хотя до него ничего подобного не было на первобытной земле.
Согласно священному писанию, изгнанный из семьи Каин ушёл в землю Нод, на восток от Эдема. Где был Эдем, известно - это Анатолия, откуда берут начало реки Тигр и Евфрат. На востоке она граничила с государством Элам, которое шумеры и другие месопотамские народы называли «Ним», что созвучно библейскому «Нод».
Там у Каина родился Енох, у Еноха Ирад, у Ирада Малелеил, у того Мафусаил, а у того Ламех. Ламех завёл себе первый в мире гарем - у него было две жены, вопреки всеобщей и повсеместной моногамии. Эти жёны родили ему четверых детей: скотовода Иавала, музыканта Иувала, кузнеца Тувалкаина и дочь Ноэму, скорее всего занимавшуюся домашним хозяйством и огородом, потому что ничем другим женщины в то время не занимались. Таким образом, последние из упомянутых в библии каинитов владели всеми основными на тот момент профессиями, что могло заметно облегчить им жизнь на земле, опустошённой всемирным потопом.
Енох, первый из каинитов, построил для них город, названный по его имени. Библия не называет ни этого города, ни его местоположения, но по-шумерски «Енох» звучит как «Унук» и это один из самых первых городов древнего Шумера. Значит, он и был первым каинитским городом, а древнейшая в Месопотамии цивилизация стала первой каинитской цивилизацией. И вообще, само понятие «цивилизация» - каинитское. Цивилизация - это средство, с помощью которого один процент привилегированной элиты держит в покорности девяносто девять процентов простонародья и стрижёт с них бабло.
Допотопные города были другими, не такими, как после потопа в ранних рабовладельческих государствах. Это были даже не города, а скорее городища. Старина Лайош верил, что каиниты разошлись не только на восток от Эдема, но и в остальных направлениях, основав все известные ближневосточные городища - Иерихон, Чатал-Гююк, Гёбекли-Тепе, Тель Абу-Хурейра, Джармо, Хаджилар… В археологии эта культура названа «докерамическим неолитом», потому что среди раскопок не было найдено никакой посуды. Это не удивительно, учитывая, что в библейском перечне каинитов не указан горшечник.
Везде, во всех местах проживания, каиниты насаждали порядки и менталитет, несвойственные коренному первобытному населению, то есть потомкам Сифа, третьего сына Адама и Евы. Каинитская элита везде начинала плодить несправедливость, пороки, преступления, извращённый образ мышления, ложные религиозные культы. Везде навязывала силой ублюдочные законы, дававшие ей максимальные привилегии, а остальное население превращавшие в бесправный скот. Подобный подход выглядит привлекательным для любой морально нечистоплотной персоны, так что вскоре среди не-каинитских народов начали выделяться те, кто брал с каинитов пример и предпочитал жить, погрязнув в грехах, пороках и несправедливости. Жить по-ублюдски всегда проще, а честность, достоинство и совесть требуют недюжинных усилий и изрядных самоограничений. Подобным праведником в допотопном мире остался лишь Ной.
Падшее человечество разгневало бога и он замыслил смыть скверну с лица земли. Только Ною бог сообщил о грядущем потопе и подкинул идею построить гигантский ковчег и собрать «каждой твари по паре».
В глубине души старина Лайош сомневался в том, что у Ноя могли быть дети. Праведники обычно бездетны, у них нет ни времени, ни желания создавать семью. К тому же у Ноя почти вся жизнь должна была уйти на постройку гигантского ковчега и на последующий отлов животных. Некогда ему было жениться и детишек стругать. Если он что и стругал, то исключительно доски и брусья для ковчега.
Даже если Сим, Хам и Иафет всё-таки помогали отцу - допустим, он строил ковчег, а они ловили животных, - то не факт, что они пережили потоп. Библия ничего не сообщает о профессиональных навыках ноевых сыновей. Что они умели? Как собирались выживать на пустынной земле, стерилизованной потопом? С другой стороны, каиниты владели всеми необходимыми для выживания навыками.
Старина Лайош полагал, что Ной с сыновьями действительно построили ковчег и собрали всякой твари по паре, но не успели воспользоваться спасительным плавсредством. Вряд ли в тогдашние времена можно было скрыть от посторонних строительство (на суше!) громадного ковчега и массовый отлов животных. Весть об этих чудесах должна была облететь весь ареал докерамического неолита на Ближнем Востоке - Месопотамию, Анатолию, Палестину… Каиниты не дураки, сыновья Ламеха наверняка сообразили, что своим образом жизни окончательно допекли господа и тот решил устроить им грандиозную нахлобучку. Когда бог оставил Каину жизнь, он же не велел ему создавать ублюдочную каинитскую цивилизацию и насаждать её среди непорочных людей. Всеведающий бог, естественно, предвидит все повороты событий, но в то же время он предоставляет каждому, включая каинитов, возможность поступать по совести, делать правильный выбор. Однако, каиниты пренебрегли божьей милостью и вдобавок совратили с пути истинного другие народы.
Это только так кажется, что в мире всё детерминировано, раз господь знает всё наперёд. Верно, знать-то он знает, но при этом никого и ни к чему не принуждает. В божественном замысле нет места несправедливости и принуждению. Их сотворили сами люди - по собственной воле и умыслу. Каждый миг, какова бы ни была ситуация, человеку открыты только два пути: правильный и неправильный. Ни бог, ни дьявол никогда и никого не подталкивают в какую-то определённую сторону, человеку всегда предоставляется возможность самостоятельного выбора. Милосердный господь - творец всего сущего, в том числе и вероятности. Он даёт каждому из нас шанс поступить правильно - не в нашем субъективном понимании (зачастую ошибочном), а в абсолютных, высших категориях. Чтобы мы имели о них представление и не могли сослаться на незнание божественного замысла, господь дал нам священное писание - глобальную инструкцию на все времена. Поступая правильно, мы радуем господа; в противном же случае мы допускаем ошибку, а за все ошибки, включая те, что сделаны по недомыслию, нужно платить. Милосердие бога не в патологическом всепрощении (которого, кстати, у него нет - вспомните Содом и Гоморру или десять казней египетских), а в том, что за все ошибки он всегда карает постфактум, когда мы уже пренебрегли возможностью поступить правильно и выбрали вместо этого стезю зла, порока и греха. Он карает нас, когда умышленное неправое деяние уже совершено. Отпираться от него бессмысленно. Поэтому божий суд и самые суровые приговоры всегда справедливы и обоснованны. Иначе и быть не может.
Ламех захотел спасти свою семью. Злодеи и грешники редко когда встречают приговор со смирением. Он решил попытаться по возможности избегнуть наказания. Для этого каинитам всего лишь нужно было завладеть ковчегом, что они и сделали. Ной с сыновьями либо не успели взойти на борт прежде, чем каиниты убрали сходни, либо семейство Ламеха втихаря перебила праведников - им было не впервой проливать кровь.
- Старина Лайош действительно верил, что бог позволил такому случиться? - удивился Соломон Шнорхель.
- Позволил же он Каину убить Авеля, - ответил Михай. - Общеизвестным представлениям о боге это не противоречит. Господь не нянька для четырёх взрослых мужиков. Божья помощь - это не когда он что-то подаёт тебе на блюде, это всего лишь предоставленный шанс, возможность что-то сделать в максимально благоприятных условиях и в наиболее удобный момент. Бог вполне обоснованно предположил, что раз четверо взрослых мужиков сумели построить гигантский ковчег и собрать каждой твари по паре, они сумеют защитить единственное средство спасения от потопа, не дадут завладеть им никому из приговорённых. По величине затрат и усилий это несопоставимые вещи. Сумев сделать что-то сложное, ты априори сумеешь сделать нечто более простое. Это же очевидно.
Господь дал Ною шанс пережить потоп и заложить основы антикаинитской цивилизации праведников. Он дал ему необходимые подсказки и наставления. Всё. Бог не берёт взрослых мужиков за ручку и не ведёт как деточек. Раз семья праведника проиграла семье каинитов, это её проблемы. Живя среди каинитов и прекрасно зная, что это за люди и на что они способны, будь всегда начеку, не зевай, сохраняй бдительность.
- Бог умыл руки?
- Да! Таким образом, праведник Ной не пережил потопа. Некому было насадить ростки праведности в обновлённом мире. Не Сим, Хам и Иафет, а Иавал, Иувал, Тувалкаин и Ноэма дали начало новому человечеству, продолжив развитие каинитской цивилизации. Стихия уничтожила неолитические городища и погребла их под толщей земли. Каиниты заново расселились по миру и сформировали следующую ступень своей цивилизации, её дальнейший этап. Шумер, Аккад, Вавилон, Египет, Элам, Урарту… Как грибы после дождя (в данном случае, после потопа) вырастали государства - невиданный доселе формат человеческого общежития. Самые первые государства, все без исключения, были рабовладельческими. Никаких иных отношений с простолюдинами каинитская элита не представляла.
Увидев такой расклад, господь махнул рукой и предоставил человечество самому себе, как бы говоря: раз вы не желаете жить достойно, то и хрен с вами, разгребайте дальше сами своё дерьмо. Изредка, проявляя своё милосердие, бог всё-таки посылал на землю пророков и праведников - как напоминание людям о том, что есть другой, альтернативный путь развития. Жить только по-каинитски совсем не обязательно. Каждому человеку по-прежнему доступен шанс пойти по правильному пути, но его почти никто не использует.
Бог не прогневался на нас, он в нас разочаровался. Можно сказать, что мы оставлены всевышним вариться в собственном соку. Никому он не является и ни с кем не говорит, не посылает к нам ангелов и херувимов. Всякое проявление божественного напрочь исчезло из мира, давая атеистам повод утверждать, что бога нет. В каинитской реальности его действительно нет. Каинитам не нужен бог. Вернее, он нужен им лишь для того, чтобы свалить на него всю ответственность - мол, это не мы плохие, это богу так было угодно.
- Означает ли это, что место бога занял дьявол? - полюбопытствовал Шнорхель. Ему действительно интересно было слушать об оригинальных воззрениях бродяги-бомжа.
- Нет, - возразил Михай, - старина Лайош не верил в дьявола. Он считал его очередным каинитским вымыслом. Достижений у каинитской цивилизации немного. Она лишь умножает всяческие бедствия, ответственность за которые можно свалить на вымышленного «дьявола». Вроде как он во всём виноват, а каиниты ни при чём. Это позволяет им снять с себя вину и переложить на чужие плечи, а самим выглядеть чистенькими. Благодаря этой хитрости они и остаются у власти уже пять тысяч лет.
Точно таким же вымыслом старина Лайош считал грехопадение Евы и историю о связи «сынов божьих» с «дочерями человеческими», отчего, якобы, рождались великаны. Эти «великие и издревле славные» люди каким-то образом навлекли на себя потоп. То есть перед нами опять переложение каинитской ответственности на чужие плечи. На сей раз на плечи вымышленных великанов. Каиниты всегда вынуждены выдумывать какое-нибудь зло. Перестань они это делать, и сразу станет понятно, что настоящее зло - это они сами.
А по поводу грехопадения старина Лайош говорил так. Сотворив Адама, бог не сразу дал ему Еву. Довольно долгое время Адам жил в эдемском саду один. Будучи половозрелым мужиком, он постоянно хотел трахаться, а трахаться было не с кем. В силу своей неопытности и невинности Адам поочерёдно брал разных животных и трахался с ними, но ни с кем не получал удовольствия. Видя его страдания, господь сжалился над своим творением и подарил ему Еву, с которой Адам наконец обрёл долгожданное счастье. Смешно даже рассуждать о каком-то грехопадении Евы на фоне многократных совокуплений Адама с животными.
Старина Лайош не верил в изгнание Адама и Евы из Эдема. Они жили долго и счастливо и умерли своей смертью в один день. Из Эдема был изгнан братоубийца Каин, а позже райский сад по своей воле покинул Сиф. Человечество росло и множилось, ему становилось тесно на ограниченной эдемской территории.
Каждый человек рождается чистым, безгрешным и непорочным, пока сам, по своему почину, не ступает на неправильный путь, умножая собственные грехи, пороки, скверну и злодеяния. Каждому дана свобода выбора и каждый распоряжается собой по своему усмотрению. Никто не подталкивает нас к неверному выбору, мы всегда делаем его сами. Во всём и всегда виноват сам человек.
Чтобы облапошить заблудшие массы и отключить естественное человеческое отвращение к неправедному образу жизни, каинитская элита фальсифицировала свою генеалогию и всемирную историю. Она оборвала информацию о каинитах на детях Ламеха, создав иллюзию того, что потомство Каина не пережило всемирного потопа, а сама прикинулась потомками сыновей Ноя. Это автоматически сделало противоестественную рабовладельческую государственную систему легитимной. Раз потомки праведника Ноя стали деспотами в новых державах, значит так и должно быть, это исторически неизбежно, так и надо. Таков высший замысел, которого мы просто не понимаем…
До потопа каинитские элиты действовали в открытую и не скрывали своей сути (каинову печать-то не скроешь), но затем они взялись корчить из себя богоугодных праведников. В новом мире уже некому было схватить их за руку и разоблачить, ведь каинова печать теперь красовалась на всех людях-каинитах, ибо никто другой не пережил потопа. Род единственного праведника Ноя угас. Каинова печать больше не воспринималась некой отличительной меткой, она стала обыденной и присущей всем чертой, на которую никто больше не обращал внимания. Поэтому каинитские элиты сумели внушить человечеству, что сложившийся ублюдочный миропорядок - единственный, угодный богу, а бог оставил людей и потому не опроверг эту ложь.
Жизнь и мироустройство, царившие до потопа (всеобщая свобода, отсутствие рабства, отсутствие деспотических государств и массового угнетения, отсутствие денег и сословной стратификации, отсутствие границ и привязки человека, как цепной собачонки, к одному месту, отсутствие государственных органов надзора, карательных органов и обюрокраченных чиновников-паразитов, отсутствие ложных религиозных культов), в новой интерпретации каинитов стали грешными и порочными. Вроде как за них-то бог людей и покарал. Зато новое общество, где один привилегированный процент закабалил остальных и присвоил себе все богатства и ресурсы, стало считаться единственным, имевшим право на существование.
Каинитская знать и её главный пособник - каинитское жречество - изобрели ложные культы и показушные ритуалы, славившие не бога, а сделанных вручную истуканов. Религию, священный акт общения человека со всевышним, превратили в позорный лицедейский спектакль, в театрализованное представление, наполненное обрядовой чепухой, но лишённое божьего духа. Повсеместно возвели гигантские храмы, утопавшие в ненужной роскоши и блестящей мишуре, где невежественной и порочной публике демонстрировалось богохульное непотребство. Реального бога каинитские элиты побаивались и предпочитали не иметь с ним дел и лишний раз не поминать всуе.
Шли века и тысячелетия. Каинитские элиты убедились, что бог не вмешивается в земные дела, какая бы мерзость здесь ни творилась. Тогда они осмелели, показушно расстались с язычеством и вернулись в лоно монотеизма. Этот их шаг был призван в очередной раз убедить заблудшее человечество в богоугодности каинитских элит и государственных институтов, на веки вечные утвердить каинитскую систему общественного устройства. «Мавр сделал своё дело, мавр должен умереть.» Язычество сыграло свою подлую роль в человеческой истории, после чего надобность в нём отпала. Истуканы лжебогов были повержены в прах.
Коллективными усилиями, на протяжении многих поколений, каиниты извратили священное писание, где изложили свою - лживую - версию мировой истории.
Старина Лайош допускал, что бог не покарал каинитов вторично из-за своего же обещания не вредить Каину и его потомкам. Слово бога не может быть нарушено даже самим богом. Раз он что-то пообещал, значит по-другому не будет. Ведь господь - это истина, он не может противоречить самому себе. Требуя от людей последовательности в своих действиях и ответственности за свои решения, он сам обязан быть последовательным и ответственным, должен подавать людям пример.
Не исключено, что всемирный потоп был скоропалительным решением, о котором бог впоследствии пожалел, потому и не предпринимал больше ничего подобного, видя, что не добился желаемого эффекта.
- Ты же сам упоминал про казни египетские, Содом и Гоморру… - напомнил Михаю Соломон Шнорхель.
- А что мешало каинитам своими силами перебить египетских младенцев и разделаться с Содомом и Гоморрой, а потом приписать эти подвиги богу? - в свою очередь поинтересовался Михай. - Если ты единственный монополист по части фиксации на бумаге событий мировой истории, то можешь писать что угодно. Можешь вообще всё выдумать, если некому поймать тебя на лжи и подтасовках фактов в угоду своим интересам.
В египетских папирусах нет никаких упоминания о массовой смертности младенцев. Там не говорится о проживании в Та-Кемт нескольких тысяч евреев, среди которых особенно выделялись Иосиф и Моисей. Допустим, про них коварные и злопамятные египтяне умолчали, но никто не сумел бы утаить явление крылатого ангела с мечом, который резал детей во всех домах, кроме тех, что были помечены бараньей кровью.
Археологи так и не нашли развалин Содома и Гоморры. Скорее всего, таких городов никогда не существовало.
Чудовищная, беспардонная ложь во все времена была визитной карточкой каинитов, их отличительной чертой, их фирменным знаком. С каждым веком, с каждым тысячелетием нагромождения этой лжи становятся всё больше и больше, ложь делается всё изощрённей и изощрённей. История - это та область, в которой каиниты научились врать лучше всего. Другая область - это политэкономия, третья - это мораль и нравственность, менталитет отдельных людей и целых народов.
Ложь приводит к противоречиям, которых быть не должно, потому что истина - от бога. Если все люди произошли от праведного Ноя, то откуда тогда взялся грешный Вавилон с его идеей построить башню до небес и сравняться с богом? Если все народы являются потомками одной семьи, то откуда взялись нечестивые ханаанские племена, которых бог велел Моисею и Иисусу Навину уничтожить всех до последнего человека? Откуда взялись филистимляне и римляне и почему они принесли иудеям столько зла и страданий? Ведь мы же все братья, мы ведём общую родословную от Ноя!
Нет, старина Лайош в это не верил. Нормальные люди могут быть друг другу братьями, но каиниты - нет. Они как пауки в банке. Их единство просыпается лишь в тот момент, когда они чувствуют нависшую над ними общую угрозу, опасную для самой их системы. В остальное же время они готовы бесконечно враждовать друг с другом - за рабов, за территории, за сферы влияния, за материальные блага и богатства, за политическое господство, за что угодно.
Старина Лайош видел в священном писании всего лишь набор каинитских мифов - именно из-за обилия противоречий. Он считал, что большинства описанных там событий либо вообще не было, либо они протекали как-то иначе, а как, мы не узнаем уже никогда.
Фальшивая интерпретация истории уводила человечество всё дальше и дальше по пути греха и порока, отчего на земле множились несчастья, беды, страдания и несправедливость. Одно время была надежда, что технический прогресс устранит эти факторы, но нет, не устранил, наоборот, обострил ещё сильнее. Все политики и общественные деятели твердят нам, что действительность необходимо улучшать, а сами ничего не улучшают, или же улучшают только у себя. Раньше беззаботно жили государи и аристократы, теперь политики, чиновники и олигархи. Для простых людей ничего не поменялось. Даже рабство не исчезло, просто оно приобрело иную форму. На смену железным цепям и ошейникам пришли невидимые психологические оковы, находящиеся у каждого в голове. За пять или семь тысяч лет каинитские элиты поняли, что самое надёжное рабство - это когда раб думает, что он на самом деле свободен. Тогда с ним можно делать что угодно, а он будет считать, что избранная им власть старается ради его блага, и даже не подумает бороться за свободу.
- Сложно поверить, что за века и тысячелетия никто из людей не докопался до истины, кроме старины Лайоша, - скептически высказался Соломон Шнорхель. - Или же люди оставались глухи и слепы к разоблачениям?
- Да, именно так. Бог регулярно обращался к людям через пророков и праведников, открытым текстом заявляя, что сложившаяся общественная система неправильна, её нужно срочно менять и начинать изменения лучше с себя. Ну и что? Разве много народу следовало за пророками? Каинитские элиты недаром вложили в божьи уста заповедь плодиться и размножаться. Старина Лайош называл её «тараканьей» заповедью. Мы верим, что сотворены по образу и подобию божьему и в то же время полагаем, будто должны бесконтрольно плодиться, как тараканы, словно наш бог - таракан! На самом деле каинитские элиты специально умножают число грешников, чтобы в их массе тонули голоса праведных одиночек. Что толку от учителей и пророков, несущих нам истину, если она ни до кого не доходит, а если и доходит, то по пути искажается до неузнаваемости?
Вспомните о том, что случилось с христианством. Я уже говорил, что старина Лайош плевался всякий раз, когда видел церковь или священника. Святош он считал главными исказителями истины. Церковь придаёт каинитским мифам священный статус и призывает верить каждому их слову, она благословляет каинитскую цивилизацию и объявляет её богоугодной, святоши мазали и мажут на царство самых гнусных и порочных каинитов и из века в век пребывают заодно с каинитской властью - хоть в самодержавном, хоть в буржуазном, хоть в коммунистическом виде.
Церковь исказила евангельское учение, отдала приоритет обрядовости, а не духу христианства - то есть уподобила христианство древним языческим культам. Она поставила религию на службу каинитским элитам, как когда-то служили им лжебоги. Разве Иисус гонялся за властью, почестями и богатством? Разве он призывал покоряться каинитам и считать их власть - властью от бога?
Христианство в церковной интерпретации весьма по душе каинитским элитам. Раз Иисус взял на себя все грехи, значит всё то зло, что каиниты творили на протяжении веков, до распятия, обнулилось! Его как бы не было! Дальше отсчёт пошёл заново. Раз Иисус взял на себя все грехи, значит любая мразь вправе считать себя достойным человеком - и ведь считают! Разве раскаиваются политики, развязывающие войны и посылающие на убой тысячи своих сограждан? Разве идут под суд? Накладывают на себя руки? Или экономисты, разоряющие целые страны дегенератскими реформами? Ничего подобного, они и после содеянного продолжают считать себя достойными и уважаемыми людьми, которые руководствовались исключительно добрыми намерениями. Все эти приличные и солидные «благодетели» предпочитают не замечать, что их «добрые» намерения почему-то век за веком неизменно приводят лишь к гибели и страданиям миллионов людей. Для них это всего лишь досадное недоразумение, в котором виноваты сами люди, не уразумевшие, что их хотят облагодетельствовать…
Михай замолчал, что-то вспоминая.
- Старина Лайош говорил: если предок всех людей, Адам, был лично сотворён богом, и другой предок, Ной, был спасён богом во время всемирного потопа, то откуда взялось многобожие и почему господствовало на всей земле несколько тысячелетий? Оба наших непосредственных предка определённо точно знали, что бог один. Почему же сразу после потопа не расцвело ни одной монотеистической культуры? Если людям был известен единый бог-творец, резкий переход к многобожию необъясним и необоснован.
Почему зародившиеся культы со всеми этими лжебогами у каждого народа были разными? Почему одни стали верить в Энлиля и Мардука, другие в Зевса и Аполлона, третьи в Осириса и Анубиса? Что послужило триггером для столь резкого размежевания? Вавилонская башня? Её падение разделило народы по языкам, а не по религиям. Когда появился Вавилон, люди уже несколько веков были язычниками.
Старина Лайош отвечал на этот вопрос так. Различными регионами мира завладели разные банды каинитов, каждая из которых создала своё деспотическое рабовладельческое государство и изобрела себе своих собственных «богов». Это был тогдашний способ кидать понты - у кого боги круче; типично бандитский менталитет. Затем мыльный пузырь языческой реальности лопнул и оказалось, что все племенные культы - это целиком и полностью выдумка, пустышка. Веками и тысячелетиями толпы людей верили в ничто, в фальшивых «богов», которых на самом деле нет! Нет никакого Зевса, нет никакого Аполлона, нет Мардука, нет Сета и Гора, нет Ра, нет Ахура-Мазды, никого из них нет! Они - вымысел!
В первобытном, допотопном мире не было такой вещи как деспотическая самодержавная власть. Первобытные охотники и воины не стали бы потакать прихотям самодура, заявившего о своём особенном статусе. Поэтому каинитские элиты, захотевшие властвовать после потопа, выдумали себе сверхъестественных предков, неких «богов», владык всего сущего, от имени которых они, якобы, и властвуют на земле. От имени этих же «богов» простолюдинам преподнесли ублюдочные законы, где предписывалось подчиняться новым владыкам, кормить и содержать их, обеспечивать их благами и привилегиями. Высокий статус им обеспечивало происхождение от «небожителей», которые, если что, прогневаются и нашлют на бунтовщиков всякие бедствия, а после смерти будут вечно терзать их в аду. С кем-то из своего круга простой человек ещё мог бы поспорить, мог бы потягаться, а вот перечить могущественным небожителям никто не осмелился и потому узурпаторы воцарились везде, где хотели, а дальше всё покатилось по наклонной.
Как я уже говорил, каиниты - это пауки в банке. Ни одна династия не воцарялась навечно. Тотчас же возникали желающие занять её место и начинали плести интриги и заговоры. Каиниты свергали, убивали, захватывали и порабощали других каинитов, потому что каинит каиниту не брат, а в первую очередь конкурент.
Каинова печать по-прежнему передаётся из поколения в поколение. Времена меняются, однако до сих пор один привилегированный процент владеет всеми богатствами и ресурсами, в том числе и человеческими. Какие бы политэкономические формации ни приходили на смену друг другу, этот расклад остаётся неизменным. Всякий, кто пытается с ним бороться, плохо кончает: ему отмщается в семьдесят раз всемеро - вспомните несчастный Советский Союз…
Задумавшийся Соломон Шнорхель медленным движением поправил шляпу, которую так и не снял за всё время.
- Это интересно, Михай, в самом деле, но какое отношение это имеет к твоей истории?
- Самое прямое! - Михай подался вперёд. - Во что верил старина Лайош - это его дело, меня же после его проповедей неожиданно озарило. Считать каиновой печатью принадлежность к элитарным кругам - слишком притянуто за уши. Какие ещё элитарные круги в докерамическом неолите? Что они себе стяжали, какие богатства - кремниевые скребки, костяные наконечники, бусы из ракушек? Золота ведь ещё не открыли и денег не изобрели.
Священное писание - это прежде всего сакральный текст, а сакральное не всегда следует понимать буквально. Каинова печать - это некий отличительный признак, но он вовсе не обязан быть чем-то вроде клейма на лбу. Ему достаточно быть просто приметным и отсутствовать у подавляющего большинства людей.
Сотрудник «Тэты» сразу догадался:
- Ты имеешь в виду бессмертие?
- А почему нет? Такая интерпретация выглядит намного правдоподобнее и не уводит в сверхъестественные дебри, как трансильванские ужастики про вампиров и оборотней.
Мы абсолютно точно не прилетели с другой планеты, как Супермен с Криптона. Athanatos возникли среди людей и всегда жили среди людей. Сейчас они предпочитают жить скрытно, но до потопа они вполне могли вести открытую жизнь, у всех на виду. Учитывая, что средняя продолжительность жизни в древности не превышала двадцати пяти - тридцати лет, бессмертие athanatos, их каинова печать не могла не бросаться в глаза.
Вы сами сказали, что всё непонятное раздражает и вызывает желание держаться подальше, не связываться. Это как раз то, на что бог обрёк Каина, всё сходится! Люди старались избегать бессмертных и относились к ним с опаской. Возможно уже тогда про них начали сочинять и рассказывать всякие кровавые страшилки…
На мой взгляд, старина Лайош многое преувеличивал. Лично я не верю, что каиниты стоят за всеми событиями мировой истории. Но вот в том, что наша бессмертная порода - каинитская, я не сомневаюсь. Очень хочется быть рационалистом и верить, что миф - он и в Африке миф. Неважно, было ли на самом деле убийство Авеля или это сочинили нам назло, чтобы выставить исчадиями ада. Неважно, чем считать каинову печать - божьим наказанием или обыкновенной генетической мутацией, случайной и непредсказуемой. Она есть и это факт! Она делает нас нелюдьми и это тоже факт!
Мифы не создаются на пустом месте. К сожалению, у бессмертных не принято строчить автобиографические мемуары и вести подробные исторические хроники, иначе Габор наверняка знал бы о жизни наших допотопных предков, а между тем, он ничего не знал даже о предках Шандора.
Может, каким-то древним athanatos бессмертие и впрямь вскружило голову, отчего они решили, что их род особенный и потому должен властвовать над простыми людишками. Они начали дурить, основали и возглавили первые государства, пошли обращать в рабство соседей и сочли, что им теперь всё по плечу, всё дозволено.
Впоследствии это им неизбежно аукнулось. Ведь когда ты создаёшь систему, где у одного процента есть всё, а у остальных ничего, то, разумеется, твоё положение выглядит слишком заманчивым и многим хочется занять твоё место - любой ценой и любыми средствами.
Когда каинитов из самых-самых первых династий царей и вождей (потомков «бессмертных» богов) начали массово и повсеместно резать, они наверняка ужаснулись собственному изобретению, после чего и ушли в тень, а созданная ими порочная система продолжила функционировать дальше сама по себе, меняя лишь формы, но не суть.
В любом случае, повторяю, всё это не важно. Мы, бессмертные, все, до единого, каиниты и все прокляты перед господом.
- Если ты всерьёз в это веришь, - взволнованно всплеснул руками Шнорхель, - то как же ты решился на убийство себе подобных? Ты пренебрёг перспективой вызвать божий гнев и отмщение, пренебрёг божьим запретом!
- Э, не-ет, - покачал головой Михай. - Каин просил у бога защиты от обычных людей, а не от других каинитов. Он боялся, что его будут преследовать и убьют простые люди, в его договоре с богом нигде не подразумевалось убийство каинита каинитом. Клан-то ведь ничего не боялся, когда веками казнил отступников, вроде моей матери. Убийство носителя каиновой печати засчитывается лишь кому-то вроде вас, ur Шнорхель, а на меня божий запрет не распространяется.
- Твоя вера в бога такая же странная и неправильная, как и у твоего бродяги-наставника, - хмуро сказал Соломон Шнорхель. - Она отличается от моей веры.
Сотрудник «Тэты» хоть и поражался диковинным взглядам Михая, но, похоже, ожидал чего-то подобного, словно лишь кто-то настолько непохожий на остальных мог решиться истребить свою родню.
- Верно, - признал Михай. - Но мне моя вера по душе. Я не согласен со многими религиозными постулатами. В чём я убеждён, так это в том, что ношу на себе божье проклятие. Габор был абсолютно прав, когда напомнил мне, какую цену мы вынуждены платить за наше бессмертие.
Он взглянул на сотрудника «Тэты» с грустной усмешкой.
- В этом мы сходимся во мнении с вашим отделом, ur Шнорхель. Мы - проклятое племя, которому нет места на земле…
7. ЧУДОВИЩА
- Однако, вернёмся к финалу твоей драмы, Михай, - сказал Шнорхель. - Тебе осталось поведать, как от неприятия собственной богопротивной сути ты дошёл до мысли прикончить весь клан. За что ты вынес соплеменникам приговор и почему сам привёл его в исполнение?
- Как-то раз я ошивался на вокзале, - начал Михай. - Мы со стариной Лайошем постоянно туда наведывались. Я бродил по залу ожидания, клянчил милостыню и заодно высматривал, не удастся ли спереть чью-нибудь сумку. Знаете, в залах ожидания теперь установлены такие здоровенные экраны, где постоянно крутят какой-нибудь телеканал…
- Это называется «телевизоры», Михай.
- Я знаю, как это называется, просто не понимаю, зачем они нужны в общественных местах. Нормальные люди смотрят телевизор дома, сидя на диване…
- Тебе-то откуда знать? Помнится, ты говорил, что не в курсе, каково это - быть нормальным человеком.
Под скептическим взглядом Шнорхеля Михай запнулся, потом махнул рукой и продолжил.
- В общем, в тот раз крутили какую-то передачу, где психолог объяснял неопрятному трясущемуся ушлёпку, то ли наркоману, то ли алкашу, что тот страдает от неутолимой ненависти к кому-то или к чему-то, но будучи не в силах осознать и принять её, а затем побороть, переносит её на себя и занимается саморазрушением. Не уверен, что сумел передать смысл дословно, но примерно что-то типа того.
Меня это тогда зацепило и заставило задуматься. Психолог обращался к ушлёпку, но говорил словно обо мне. Действительно, если я ненавижу Шандора и Иштван-Балажа, то почему же я наказываю себя? Психолог был совершенно прав, мне следует принять это и побороть, то есть воздать должное не себе, а тем, кому следует.
Эта мысль прочно укоренилась в моей голове. Я постоянно размышлял об этом и чем больше думал, тем сильнее крепла во мне уверенность: Шандору и Иштван-Балажу нет и не может быть прощения - за Габора, за меня, за маму и за отца, которого я не знал. Они должны за всё ответить!
Бывали моменты, когда я жалел о том, что унаследовал от мамы каинову печать - бессмертие. Как бы мне хотелось перенестись обратно в детство и ничего не знать о ритуале и о нашей способности обновляться. Мысленно я фантазировал и пытался представить, как мама растит меня обычным мальчиком, мы не живём в изоляции, я постоянно вращаюсь в обществе других детей, такой же, как они все, дружу и ссорюсь, играю и дерусь, не стесняюсь самого себя, создаю проблемы и решаю их, привожу домой девочек и получаю тумаки от их старших братьев, влюбляюсь и сбегаю тайком на свидания, дарю и получаю подарки, осваиваю какую-нибудь полезную современную профессию и в итоге создаю крепкую семью…
В такие моменты я жалел о том, что Габор раскрыл мне глаза на жизнь слишком поздно, и сетовал на мать, не сделавшую этого в тот день, когда я впервые узнал о ритуале. Я жалел, что она не оградила меня от инициации, от первого практического применения моей каиновой печати. Не проведи я инициацию, я бы так и остался обычным парнем, взрослеющим и стареющим, как и все вокруг. В этом случае моё бессмертие не активировалось бы. Я мог бы уехать из села в город и поступить в университет. Со временем жизнь вошла бы в нормальное русло. Я не узнал бы, какую цену нужно платить за бессмертие, не узнал бы, что расплачиваться придётся буквально всем - жизнью, мечтами, чувствами, интересами, отношениями… Правда, существовала угроза, что клан мог бы захотеть избавиться от «дурной» крови, но нам с мамой достаточно было бы уехать на другой конец света, как советовал Габор, и никто бы нас не нашёл…
Я чувствовал себя чужой, параллельной формой жизни, похожей и одновременно не похожей на людей, вынужденной постоянно таиться и искусно мимикрировать ради выживания.
Согласно первоначальному замыслу, как уже сказал, я планировал ограничиться лишь главными виновниками всех бед. Я одолжил у цыган машину и электрошокер, навестил Шандора и Иштван-Балажа, вырубил их, связал и увёз в лес, как они когда-то поступили с моим отцом.
Шандор принял смерть спокойно, лишь злобно буравил меня взглядом и цедил сквозь зубы, что мне это с рук не сойдёт, а вот нервного Иштван-Балажа перед смертью одолел приступ словесного поноса. Он-то и выложил мне всё - как мама пожертвовала собой ради меня и как своей жизнью выкупила у клана мою, до самого конца храня верность материнскому инстинкту.
Когда я это услышал, те крохотные искры злости, что едва тлели внутри меня, вспыхнули и вырвались наружу огненным смерчем безудержного гнева, который я уже не мог в себе удержать, да и не хотел сдерживать. Я до такой степени возненавидел наш каинитский клан, нашу параллельную форму жизни, что захотел стереть её с лица земли, чего бы мне это ни стоило.
Если бы нелюди не тронули маму, я бы ограничился двумя главными негодяями и на этом остыл. Но без Аники Вадаш ниточка, связывавшая меня с кланом, окончательно оборвалась. Я чувствовал, что у нас с нелюдьми больше нет ничего общего и что руки у меня теперь развязаны. Тогда я дал себе зарок, что не успокоюсь, пока не истреблю всех нелюдей до последнего. Пора наконец очистить землю от богопротивной скверны и неважно, сколько это займёт времени. В этом смысле бессмертие - чертовски удобная штука…
Слушая фанатичные слова Михая, Соломон Шнорхель и бровью не повёл - вероятно, потому, что и сам не был чужд фанатизму. Эти двое хорошо понимали друг друга.
- И у Шандора и у Иштван-Балажа я нашёл немало налички и ценностей, - продолжал Михай, - которые присвоил себе. Остальные их вещи я сбагрил цыганам в счёт платы за помощь. Барон не задавал лишних вопросов о судьбе прежних владельцев - всё и так читалось у меня на лице.
Таким образом, у меня наконец появились средства, и бомж смог преобразиться в приличного человека. Старине Лайошу я ни о чём не сказал и даже толком с ним не попрощался. Не знаю, что он сейчас обо мне думает - учитывая, что понаписали обо мне в газетах…
В общем, я привёл себя в порядок, приоделся, купил машину, разжился кое-каким оружием…
Первым делом следовало узнать, сколько athanatos живёт в Венгрии и кто где именно. У Шандора и Иштван-Балажа не было ничьих телефонов и ничьих адресов - эти двое всё держали в памяти. Поэтому я начал следить и наблюдать за теми, кого знал лично, в первую очередь за Агнешкой, Оршолей и Эржебет. Исчезновение двух главных персон никак не повлияло на клановую традицию съезжаться друг к другу на ритуал.
Я знал дни рождения Агнешки, Эржебет и Оршоли. В эти даты я просто торчал поблизости и наблюдал за теми, кто к ним наведывался. Запоминал лица, записывал номера машин, фотографировал. Затем следил уже за ними, фиксировал их связи, дополнял новыми фигурами свой список. Действовал осторожно и неторопливо, аккуратно и обстоятельно, методично, целенаправленно и незаметно. Сначала собрал информацию и лишь затем начал действовать.
В интернете я приобрёл здоровенную крупномасштабную карту Венгрии, размером в полстены. Точками обозначил на ней места проживания нелюдей, рассчитал и проложил наиболее оптимальные маршруты, чтобы связать все точки кратчайшими интервалами. Мне хотелось управиться со всем поскорее, чтобы никто из нелюдей не успел почуять неладное и удрать.
Я действовал решительно и беспощадно, не испытывая никаких сожалений, раскаиваний и угрызений совести. Я воздал нелюдям сполна не только за маму и за отца, но и за всех тех бесчисленных Аник, Золтанов, Габоров и Михаев, которые наверняка имелись на совести клана в прошлом.
Хоть меня и переполняли эмоции, я старался рассуждать с позиций здравого смысла и элементарной нравственности, которые требовали от меня безоговорочной и поголовной ликвидации каинитов. Я не чувствовал в своих действиях неправоты и не колебался - даже когда красавица Оршоля ползала у меня в ногах, молила о пощаде и сулила райское сексуальное блаженство до конца моих дней.
Я навестил всех нелюдей. Нападал всегда неожиданно, вырубал, связывал и увозил в безлюдные места, где хоронил с отрубленной головой. Если бы не моя поспешность, ur Шнорхель, вы бы ни за что меня не нашли…
Тот, к кому были обращены эти слова, задал следующий закономерный вопрос:
- И что бы ты делал дальше, Михай? Представь, что мы тебя не нашли. Как бы ты стал жить?
- Не знаю, - честно ответил Михай. - Я так сосредоточился на возмездии, что не задумывался о будущем. Все мои мысли были сконцентрированы на настоящем - на выслеживании нелюдей и на отмщении. Задачи всегда следует решать в порядке поступления. Когда я покончил с одной задачей и смог, наконец, вздохнуть спокойно, ваши молодцы вышли на мой след и я не придумал ничего лучше смены личности…
Сейчас-то я всё хорошенько обмозговал и теперь понимаю, насколько наивными были мои грёзы о простой человеческой жизни. Давайте на минутку представим, что я больше не Михай Вадаш, я Петрика Дэнгулэ, пожил в Румынии, оттуда перебрался в Канаду или в Австралию, начал новую жизнь, завёл семью… Не будем забывать, что athanasia передаётся по наследству. Мои дети, возможно, унаследовали бы ген бессмертия. Представим, что в день совершеннолетия мой ребёнок гоняет с друзьями на скутере, падает и ломает себе все кости. По чистой случайности, это происходит точно в час его зачатия. Значит, ребёнок, сам того не подозревая, проходит инициацию и первый ритуал. А затем скорая привозит его в больницу, где все кости чудесным образом срастаются за несколько часов и репортаж о чудесном исцелении показывают все центральные телеканалы… Прощай спокойная жизнь!
Понятно, что я преувеличиваю и спекулирую необоснованными допущениями, но, согласитесь, непросто скрывать какой-то врождённый признак. Врождённые признаки имеют обыкновение проявляться. Ладно пресса, мне пришлось бы как-то объясняться с женой. И что бы я мог ей сказать? Как бы я объяснил всё ребёнку?
Никому, ни за что, ни при каких обстоятельствах я не пожелал бы оказаться в подобной ситуации!
- Есть ещё один нюанс, которого ты не учёл, - кивнул Соломон Шнорхель, прекрасно понимая Михая. - Где бы ты ни жил, чудесное исцеление твоего ребёнка неизбежно привлекло бы к вам внимание тамошних нелюдей, которые начали бы проявлять любопытство: что это за новички появились в их краю, откуда они, из какого клана? Нелюди копнули бы твою биографию и непременно наткнулись бы на необъяснимое исчезновение всех венгерских собратьев. Тогда у них появилось бы много вопросов и претензий к твоей персоне…
- Ну вот видите, - сказал Михай. - Нечего и говорить о какой-то нормальной жизни. Пора признать, что нормальная жизнь не доступна мне ни при каких обстоятельствах. Как собака не может стать кошкой, а тигр антилопой, так и нелюдю не стать человеком!
Михай поднял глаза и твёрдо взглянул в лицо Шнорхелю.
- Делайте со мной, что требуется, ни о чём не сожалейте и давайте скорей с этим покончим.
Его немолодой собеседник неспешно поднялся со своего места. Даже сквозь закрашенное окно было видно, что снаружи уже глубокая ночь. Палач и его пленник сами не заметили, как проговорили допоздна.
- Побудь ещё немного в камере, Михай, - сказал Шнорхель. - Мне нужно кое-что обдумать и решить, а затем мы встретимся ещё раз и тогда ты получишь всё, что тебе причитается…
- Что решать? - Михай отчаянно рубанул воздух ладонью. - Всё ведь предельно ясно!
- Это только так кажется, Михай, - мягко произнёс Шнорхель. - Только кажется…
Амбалы проводили поникшего Михая в камеру - не в ту, где он содержался прежде, а в другую. Там было просторней, комфортней и чище. На полу красовался новый линолеум с паркетным узором, санузел был отгорожен гипсокартонной перегородкой с дверью, запиравшейся на шпингалет. В углу на тумбочке стоял телевизор. Зарешеченное окно было закрашено наполовину, за ним, привстав на цыпочках, Михай разглядел знакомый внутренний двор…
В этой камере он провёл ещё неделю. Кормили его как на совместной трапезе со Шнорхелем. Дважды в день амбалы выводили его на прогулку. Через день ему приносили газеты и журналы. Предложили что-нибудь из книг, но он отказался.
Каждое утро Михай просыпался с надеждой, что этот день уж точно окажется последним. Зайдут амбалы, сделают смертельную инъекцию и отвезут в крематорий. Но время шло, амбалы не делали инъекций и Соломон Шнорхель не возвращался.
Всю неделю Михай не находил себе места. Уж раз решили его убить, чего ж тянут? Когда же сотрудник «Тэты» наконец явился, то выглядел бодрым, воодушевлённым и оптимистичным. Для последнего разговора он снова вывел Михая во внутренний двор.
- Как поживаешь, Михай? - весело спросил палач.
Настроения у Михая не было, поэтому он неопределённо пожал плечами. Шнорхель взял его под локоть и, как в прошлый раз, зашагал с ним рядом по периметру двора.
- Знаешь, у меня есть внуки, - признался он. - Двое. Подростки, как раз заканчивают школу. Оказывается, сейчас у молодёжи во всём мире сильна мода на японское анимэ. Представляешь? Кто б мог подумать, что сугубо местечковая азиатская разновидность довольно своеобразной мультипликации вдруг наберёт такую популярность! Вот и мои пристрастились…
Есть одно анимэ, называется «Хеллсинг», или на японский лад «Херушингу». Повествуется там о некоем церковном ордене, истребляющем нечисть, а главным и самым мощным оружием этого ордена является высший и абсолютно неубиваемый вампир Дракула, который настолько ненавидит низших упырей и прочую дрянь, что готов уничтожать их без зазрений совести. То есть, он зло, но это зло используется во благо. И поскольку он теперь на стороне добра, то есть прямо противоположен изначальному себе, то даже само его имя читается наоборот, не Дракула, а Алукард.
- Напоминает кинокомикс «Хеллбой», - отозвался Михай. - Там дьявольский ребёнок рос и воспитывался среди людей, а затем начал защищать их от нечисти в составе одной секретной органи…
Михай осёкся на полуслове. Шнорхель остановился, развернул его к себе и ухватил за плечи.
- Я не сказал тебе кое-чего важного, Михай. Я не просто какой-то рядовой агент, как ты мог подумать, я возглавляю отдел «Тэта». Следовательно, я уполномочен, при необходимости, принимать и воплощать непопулярные и нестандартные решения. Чисто по-человечески, ты мне нравишься, Михай. У тебя есть твёрдая вера, принципы и сила духа, а значит тебе можно доверять. Я хочу, чтобы ты стал персональным Алукардом и Хеллбоем моего отдела. Ты нелюдь, безо всяких сомнений, и ты сам это знаешь, но, как ты сам признал, с другими нелюдьми тебя ничто больше не связывает. Они сами по себе, ты сам по себе. Ты ненавидишь и презираешь их и ты готов их безжалостно уничтожать.
Сердце Михая бешено заколотилось.
- Но… но… постойте… вы что же, предлагаете мне работу? Вместо того, чтобы похоронить как остальных?
- Я пришёл к выводу, что твоя ликвидация была бы чересчур опрометчивым решением, учитывая обстоятельства, - ответил Шнорхель. - Ты сумел продемонстрировать завидную эффективность и было бы неразумно упускать возможность, которая сама приплыла нам в руки. Как ты там говорил? Бог всегда даёт шанс поступить правильно? Я считаю, что привлечь тебя к работе отдела «Тэта» - правильно.
- Но ведь я чудовище! - Михай сорвался на крик. - Чудовище! Нелюдь!
Соломон Шнорхель снова взял его под локоть.
- Ой, Михай, ты слишком самокритичен. Чудовища и нелюди бывают разными. В подавляющем большинстве случаев они действительно заслуживают безжалостного истребления, но иногда, очень редко, попадаются экземпляры вроде тебя, заслуживающие, по меньшей мере, сопереживания и сострадания.
Позволь рассказать тебе одну историю, чтобы проиллюстрировать своё мнение наглядным примером. Помнишь, я говорил тебе о профессоре Гильгамешникове? У него был весьма талантливый и подававший большие надежды ассистент, бакалавр исторических наук Якоб Джопплинтох, увлекавшийся историей европейской инквизиции. Увлекался он ею неспроста, потому что считал существование этой организации оправданным и обоснованным.
Джопплинтох верил (и верит по сей день - ведь он жив-здоров и в данный момент работает в Нюрнберге) в то, что колдуны, ведьмы и одержимые демонами реально существовали в прошлом и продолжают существовать в настоящем. Сейчас их деятельность не столь очевидна, ведь они ушли от архаики и избавились от традиционных колдовских атрибутов - не варят в котлах зелье из летучих мышей, болотных жаб и ядовитых змей, не режут на алтарях христианских младенцев и не пьют их кровь.
Современные колдуны, ведьмы и одержимые перешли в культурную, информационную и психологическую сферы. Они становятся литераторами, музыкантами и актёрами, чтобы воздействовать на сознание людей через искусство. Они проникают в СМИ и масс-медиа, чтобы оболванивать людей, программировать их поведение, искажать их восприятие реальности и нравственные идеалы. Они становятся экономистами и политиками, продавшими душу дьяволу за власть и богатства. Данной им властью они губят людской род и обрекают его на бесконечные страдания вследствие войн, нищеты и взаимных усобиц. Они проникают в фармакологию, чтобы создавать лекарства и вакцины с ужасающими побочными эффектами, вроде бесплодия.
Заклинания, порчи, сглазы, наговоры - вся эта ерунда осталась только у цыганок и шарлатанов. Современные колдуны и ведьмы заменили их пропагандой, чёрным пиаром, политтехнологиями, рекламой и маркетинговыми уловками, интернет-троллингом.
Благодаря этому, современные колдуны, ведьмы и одержимые идут в ногу со временем и весьма эффективно действуют в мире высоких технологий, принося человечеству в миллион раз больше вреда, чем ворожба их древних собратьев. Они прикидываются умными, талантливыми и достойными людьми, но на самом деле это монстры, что творят чудовищные по своим масштабам и последствиям злодеяния.
Джопплинтох считал, что современный негативный взгляд на инквизицию есть результат усиленной пропаганды, выгодной современным колдунам, ведьмам и одержимым. Её недостатки умышленно преувеличиваются, а достоинства замалчиваются - так нужно, чтобы церковь признала инквизицию ошибкой и упразднила её. К сожалению, с упразднением инквизиции колдуны, ведьмы и одержимые никуда не делись. Они огульно объявили всех жертв инквизиции «невинно» пострадавшими. Дескать, это были обычные люди, в крайнем случае какие-нибудь безобидные учёные, астрологи или алхимики, целители и экстрасенсы.
Враги рода человеческого нарочно вымазали инквизицию грязью и демонизировали её, выставив не священной защитницей человечества от нечисти, а бездушной карательной машиной. Чтобы никто и никогда не возродил бы подобной организации. Нечисть любого рода хочет иметь возможность цвести и благоденствовать в условиях полнейшей безнаказанности.
Современные колдуны, ведьмы и одержимые творят свои чёрные дела и не несут за них никакой ответственности. От вопиющей вседозволенности они вошли во вкус и их злодеяния растут час от часу. Им совсем не нужно, чтобы общество вновь заполучило в свои руки инструмент расправы над ними.
Войны, нищета, кризисы, оболванивание масс и разгул преступности, всевозможные болезни и невежество ширятся и множатся под бесстрастным взором тех, кто вроде бы наделён соответствующими полномочиями и «народным доверием» для того, чтобы не допускать ничего подобного, а наоборот непрерывно улучшать нашу жизнь. В своих речах эти люди хвалятся повсеместным ростом благосостояния, но почему-то оно всегда растёт лишь у них одних.
Так происходит, потому что ведьмы, колдуны и одержимые служат не народам, не обществу, в котором живут, а своему рогатому владыке, у которого всего одна цель: извести людской род - как можно медленнее и мучительнее.
- Я один вижу здесь некоторую корреляцию с проповедями старины Лайоша о каинитах? - обратил внимание Михай.
- Нет ничего удивительного в том, что разные люди замечают одни и те же явления, просто интерпретируют их по-своему, - ответил Шнорхель. - Старина Лайош везде усматривал каинитов, а вот я, например, не считаю нас и нашу цивилизацию каинитскими, мне ближе точка зрения Джопплинтоха. Кстати, что касается него, то он, подобно Гильгамешникову, был завербован отделами и стал работать в одном из них, а именно в отделе «Кси», после чего перед ним открылись двери самых секретных частных и государственных архивов, включая знаменитый архив Ватикана.
Как-то раз он работал в закрытом Кегельгаузском архиве, о котором практически ничего не знает ни правительство Германии, ни, тем более, правительство Евросоюза, и там обнаружил один любопытный документ, где описан весьма примечательный случай, выбивающийся из обычной инквизиторской практики.
Дело было в средние века. Однажды в инквизиторский приказ некой центральноевропейской местности зашёл ничем не примечательный человек и признался в том, что является чудовищем, посланным в наш мир самим сатаной (ибо кем же ещё?), дабы питаться людьми и губить их души. Визитёр назвал своё имя, однако писари впоследствии вымарали его со всех страниц.
Сделав признание, человек потребовал казнить его как можно скорее: провести над ним обряд экзорцизма, затем вбить в сердце осиновый кол, полить тело маслом с чесночной эссенцией и сжечь на костре, а прах утопить в яме с нечистотами.
Тамошний главный инквизитор, привыкший к чёткому регламенту, грозно потребовал полного письменного признания и намекнул на пытки. Неизвестный и без пыток выложил историю своей жизни, а прилежные писари тщательно запротоколировали её слово в слово. К пыткам неизвестного всё равно приговорили, но и во время них он придерживался своих показаний.
На основании установленной вины суд приговорил его к аутодафе. Приглашённый для консультации врач удостоверился в том, что обвиняемый не умалишён и не наговаривает на себя напраслину, страдая от галлюцинаций.
Поражённый его рассказом, подобного которому ещё не слышал, главный инквизитор написал в Ватикан. Ответ папского престола пришёл на удивление быстро: понтифик велел уничтожить исчадие ада как можно скорее, а все материалы дела засекретить и спрятать.
В те времена аутодафе обычно проводилось на главной городской площади. К примеру, в Париже эту роль выполняла знаменитая Гревская площадь. Однако, в тот раз виновного решили казнить тайком, без лишних свидетелей. Палач с помощниками заранее нашли безлюдное место вдали от города и подготовили там дрова и смолу для костра. Судебные приставы и инквизиторы доставили туда приговорённого в глухой повозке, при этом сами были переодеты, чтобы не привлекать внимания зевак.
Как и просил неизвестный, над ним сперва провели обряд экзорцизма, затем вбили ему в сердце осиновый кол, облили маслом с чесночной эссенцией и сожгли. Пепел тщательно собрали и на обратном пути утопили в выгребной яме в первом попавшемся селе.
Вот вкратце история этого человека.
Уже с детских лет ему и всем окружающим было ясно, что он не такой, как все. Младенцем он непрерывно кричал и плакал и ничто не могло его успокоить - ни тепло, ни сухие пелёнки, ни укачивание, ни материнская грудь, ни колыбельная, ни детские погремушки, ничего. Ни родители, ни приходской священник, ни лекарь не могли понять, что с малышом не так, а сам он ещё не мог объяснить, что страдает из-за голода, настолько лютого и сводящего с ума, что нет никаких сил терпеть. Это был такой голод, который не утолишь ни материнским молоком, ни кашей.
Кончилось всё тем, что родители, измученные его непрекращающимся плачем, попытались избавиться от него, но были изобличены и казнены как потенциальные детоубийцы. Ребёнка же отдали в приют. (Впоследствии он ещё не раз пожалеет о том, что родителям не удалось его прикончить, и посчитает, что, вероятно, дьявол уберёг его от этой благословенной участи.)
Дети всегда нетерпимы к тем, кто хоть чем-то отличается от них. В приюте мальчику не давали житья, его били, над ним издевались, его постоянно унижали и третировали, а он был слишком слаб, чтобы дать отпор. Он рос беспокойным и озлобленным, но не потому, что был таким по своей сути, а потому что таким его делали голод и дурное обращение, которым он не мог противостоять. Глодавшая его изнутри потребность была сильнее него и третировавшая его толпа тоже была сильнее него.
Мальчик не завёл себе друзей, его не принимали ни в одну компанию, никто его не понимал и все ненавидели. Он рос одиноким и замкнутым, глядя на всех, словно загнанный в угол зверёныш. Не только дети, но и взрослые лупили его почём зря.
По мере взросления мальчик стал понимать, что его голод вызван не тягой к обычной пище. Ему не хотелось хлеба, капусты или чечевичной похлёбки. Ему хотелось кое-чего другого, запретного - человечины! Когда он видел творог, лепёшки или рыбу, его внутренности оставались безучастными, но стоило ему на глаза попасться какой-нибудь энергичной и оживлённой личности (независимо от возраста и пола), как его рот тотчас наполнялся слюной, тело охватывала дрожь нетерпения, а внутренний голод давал о себе знать с неистовой силой.
В один из дней он почувствовал, что не в состоянии больше терпеть и набросился на одного из ребят - того, кто унижал и задирал его чаще других. Тот оказался сильнее и воспринял поступок всегдашнего аутсайдера как попытку наконец-то самоутвердиться и затеять драку. Он прилюдно избил наглеца, преподал ему урок - каждый должен знать своё место.
Впоследствии дьявольское дитя неоднократно пыталось нападать на людей, но все попытки оканчивались столь же плачевно. Из-за постоянного недоедания мальчик был слишком слаб. Тем, к чему его влекло, он насытиться не мог, и обычной еды в приюте не всегда было в достатке.
Наконец детство кончилось и сироты покинули приют. Повелитель преисподней вновь вмешался в судьбу своего протеже и устроил того батраком на ферму к зажиточному хозяину. Тамошние сердобольные женщины пришли в ужас от вида несчастного юноши и поставили перед собой цель откормить его и сделать из него полноценного здорового мужика.
Впервые юноша столкнулся с обращением, которого никогда прежде не ведал. Его никто не бил, не унижал, не вырывал кусок изо рта. Постепенно он начал оттаивать, его озлобленность вскоре истощилась, не подпитываемая извне дурными людьми. Он впервые открыл для себя, что, оказывается, люди могут быть хорошими, могут относиться к ближним по-христиански, по-человечески.
Как-то раз неподалёку от фермы расположились на ночлег бродячие артисты. Они выстроили свои кибитки в круг, в центре которого разожгли большой костёр. Весь вечер оттуда доносились звуки танцев, смех и музыка.
С наступлением темноты юноша прокрался к лагерю артистов, чтобы взглянуть на них поближе. Никем не замеченный, он увидел, как из лагеря вышел, пошатываясь, какой-то мужчина - очевидно, по нужде.
В дьявольском отпрыске неожиданно включились инстинкты и он на какое-то время перестал осознавать, что делает. Его чудовищная сущность последовала за артистом.
Рядом протекала река. Справив нужду, артист спустился к воде, чтобы умыться. Дьявольское дитя напало на него, чувствуя, что сейчас-то запросто справится с нетрезвым и едва стоявшим на ногах человеком.
Новизна ощущений полностью завладела рассудком чудовища. Он впервые в жизни смог насытиться, впервые унял то чувство, что жгло его изнутри, впервые почувствовал облегчение и блаженство. Невыносимый голод наконец-то отступил.
Очнувшись и взглянув себе под ноги, парень ожидал увидеть кучу истерзанных останков, но к его огромному удивлению, на мёртвом человеке не было ни царапины. Дьявольский отпрыск ничего не понимал. Как же так? Чем же он только что насытился?
Боясь быть пойманным, он бросил труп возле реки и вернулся на ферму. Его отсутствия никто не заметил. Спустя какое-то время артисты хватились своего товарища и нашли его у воды. Поскольку ран, ушибов и следов борьбы не было, все решили, что тот спьяну упал в воду и захлебнулся. В те времена никто не проводил патологоанатомического вскрытия, а если погибал простолюдин, да вдобавок бродячий артист, не было даже следствия, если на нём не находили следов убийства.
Однако, чудовищу это не давало покоя. Если он не тронул человеческой плоти, что же он тогда ел?
Будь парень таким же озлобленным зверёнышем, каким был в приюте, его бы нисколько не трогали подобные вопросы. Он не доверял людям и не особо их ценил. Ну убил и убил, ну насытился и насытился. Вот только жизнь среди добрых христиан, хорошее питание и труд на свежем воздухе укрепили, помимо тела, его дух и рассудок, а с ними улучшили и его нрав. Так что он не мог игнорировать эти вопросы, ему необходимо было докопаться до правды. Поступить иначе - означало предать доверие добрых людей, что приютили его.
Остальные работники на ферме считали молчаливого парня недалёким, но в целом неплохим. Работал он добросовестно, не ленился, не воровал, не пил, не буянил и не приставал к женщинам.
Разгадать свою тайну чудовище могло лишь одним способом - во время нападения на очередную жертву, ему нужно было не терять над собой контроля. Оно раз за разом безуспешно пыталось это сделать и в какой-то момент у него наконец получилось. В средние века по дорогам блуждало немало бродяг, беглецов, грабителей и прочего люда, которого, если что, никто бы не хватился. Недостатка в жертвах не было, гораздо труднее оказалось сохранить здравый рассудок, когда инстинкты брали верх. Даже у дьявольского отпрыска инстинктивное и рассудочное поведение регулировалось разными отделами мозга и нейрофизиологическими механизмами. При виде жертвы его тело само как бы переключалось из одного режима в другой. Месяцы и годы практики позволили сделать этот бессознательный процесс осознанным и контролируемым.
Дьявольский отпрыск обнаружил, что, когда он набрасывается и хватает свою жертву, что-то происходит, отчего жертва вначале цепенеет, а затем и вовсе перестаёт подавать признаки жизни. Заметил он и ещё кое-что. Испытывая лютый голод, он обычно бывал лишён эмоций, бесстрастен, замкнут и молчалив. Ощущалось лишь желание найти кого-нибудь, наброситься и сожрать. А вот стоило ему насытиться, как всё менялось - откуда-то накатывали эмоции, да такие сильные, каким перед этим был голод. Сытое чудовище начинало чувствовать то, что люди называют «муками совести». Оно казалось самому себе отвратительным. К этим мукам примешивался страх разоблачения. Чудовище раскаивалось в содеянном, презирало себя, жалело жертву, тревожилось за будущее христианской души, умерщвлённой подобным образом, ощущало вину и, безусловно, понимало, что рано или поздно за всё придётся держать ответ - не перед людьми, так перед всевышним. В такие моменты ему хотелось выть, рыдать, кататься по земле и рвать на себе волосы. Именно в эти мгновения чудовище отчётливее всего понимало, насколько оно ужасно!
В такие дни никто на ферме не мог понять, из-за чего на обычно бесстрастном молчуне лица нет и он буквально места себе не находит. Вежливые и настойчивые расспросы не помогали, дьявольский отпрыск наглухо замыкался в себе, давая тем самым повод считать, что у него не всё в порядке с головой. Это никого не смущало и не удивляло, потому что в средние века подобное не было редкостью. Профилактики психических заболеваний, как мы её знаем, в то время не существовало.
По мере возвращения голода бурные чувства и эмоции постепенно слабели, исчезали и дьявольский отпрыск снова становился обычным собой - молчаливым и бесстрастным. Не искал ничьей близости и сам не отвечал на чьи-то попытки сблизиться.
Постепенно он сумел выяснить, что питается не людской плотью и не людскими душами, а людскими чувствами и эмоциями. Он высасывает их из жертвы все до последней капли и это сперва парализует человека, а затем и вовсе убивает его. Сам по себе дьявольский отпрыск не имел ни чувств, ни эмоций, однако, высосав их у жертвы, он на какое-то время становился их обладателем и начинал остро ощущать тяжесть содеянного, начинал страдать из-за этого. В такие моменты его тяготила собственная чудовищная природа. Он был ненавистен самому себе. По злой иронии судьбы (или по злобному дьявольскому умыслу), голод и насыщение оказывались одинаково мучительными, просто в первом случае страдало тело, а во втором - душа.
Невыносимые, непрекращающиеся муки сопровождали его непрерывно, всю жизнь, от самого рождения. Он проклинал свою участь и ничего не мог поделать со своей сутью. Вскоре у феномена обнаружился кумулятивный эффект. Чем больше дьяволёныш пожирал людей, тем сильнее проявлялись чувства и эмоции и тем дольше они его терзали. С каждым разом переживать последствия своих чудовищных поступков было всё больнее и тяжелее. Однажды голод снова пробудился, а боль и страдания, вызванные убийством предыдущей жертвы, ещё не утихли. Телесные и душевные муки наложились друг на друга и суммировались. Тело требовало пищи, а душа разрывалась на части от ужасной перспективы очередного убийства.
Чудовищу не хватило духу наложить на себя руки. Вместо этого оно вспомнило про инквизицию, которая как раз и призвана избавляться от исчадий ада. Тогда-то дьявольский отпрыск и решил сдаться, чтобы разом со всем покончить…
Выслушав эту историю, Михай с подозрением взглянул на собеседника:
- Мне почудилось, или вы и впрямь разделяете мнение этого вашего Джопплинтоха насчёт инквизиции, ur Шнорхель?
- Целиком и полностью, - не раздумывая, признал глава «Тэты». - Я считаю деятельность инквизиции во всех смыслах необходимой и оправданной.
Михай дёрнулся, как от удара.
- Не верю своим ушам! Значит еретиков и учёных надо было жечь, вы так считаете? Джордано Бруно заслужил гореть на костре?
- Бруно сожгли не за научную деятельность, - спокойно возразил Шнорхель, - а за его сектантские религиозные убеждения, не совпадавшие с христианской ортодоксией. Отречься от них он не захотел, вот его и сожгли.
В ходе любых массовых чисток гибнет энное количество невинных людей. Это, увы, неизбежно. Показательны-то не их случаи, а другие, когда злу воздаётся по заслугам. Именно зло придумало популярный нынче тезис, согласно которому, лучше выпустить из цепких рук правосудия сотню преступников, чем осудить и покарать хоть одного невиновного. Это ложь и демагогия, с помощью которых зло упразднило возмездие. Оглянись вокруг: самые махровые преступники живут в тысячу раз лучше самых достойных людей, хотя должны лежать в безымянных могилах. С точки зрения зла это и есть справедливость!
Давай попристальней вглядимся в якобы «невинные» жертвы, которые настолько тебя взволновали, и разберёмся - так ли уж они невинны. Вот ты упомянул учёных. Ты судишь по ним, исходя из нынешних представлений. В наше время учёные - это «умные дураки», узкие специалисты в какой-то одной области. Они хороши лишь в рамках своей крохотной специализации, а за её пределами не способны отличить палец от задницы. Средневековым же учёным приходилось разбираться буквально во всём - в богословии, в медицине, в химии, в астрономии, в математике, в юриспруденции, в философии и филологии, то есть быть специалистами широкого профиля. Никакой узкой специализации не существовало.
Возьми типичных представителей средневековой элиты, каких-нибудь Медичи. Из поколения в поколение все их занятия заключались в плетении интриг и заговоров, в организации убийств - они постоянно кого-то резали, кого-то травили. И не они одни, тем же самым занимались почти все аристократы… Ты же не думаешь, что какой-нибудь граф или герцог сам, вооружившись пробирками, готовил яды на основе мышьяка и ртути? А кто тогда? Да те самые специалисты широкого профиля этим и занимались, потому что никто, кроме них, не располагал соответствующими знаниями и навыками.
Или возьмём тогдашние университеты, выпекавшие этих учёных убийц. Не думай, что это были центры объективного рационального естествознания. Не сравнивай их, пожалуйста, с нынешними университетами. Круг научных вопросов, которые там обсуждались, был невероятно «познавателен»: сколько чертей поместится на кончике иглы, сколько вокруг боженьки обретается херувимов и серафимов и как их следует правильно классифицировать, как вычислять дифференты и эпициклы светил, что вращаются вокруг плоской Земли, будучи прибиты гвоздями к твёрдым небесным сферам… Какова широта мышления! Каков блеск интеллекта! Вот этих учёных тебе жаль? Плохо, что их сжигали? А как по мне, пусть бы они все сгорели дотла, вместе со своими «науками»!
Также могу тебе напомнить, что к сожжению людей приговаривала не инквизиция, а гражданские суды, где консультантами - внезапно! - выступали университетские профессора, те самые «учёные», о которых ты так печёшься. Они подвергали ведьм «испытаниям», они предоставляли судьям авторитетные «научные» заключения. Они же, если ты вдруг забыл, написали замечательную книгу «Молот ведьм». Орлеанскую Деву обрекли на костёр не попы в рясах, а профессора Сорбонны. Её хотя бы просто казнили, а вот её боевого соратника и великого полководца Жиля де Рэ казнили и вдобавок ещё демонизировали, выставив серийным убийцей, лубочным злодеем Синей Бородой. Точно таким же «учёным» был и твой разлюбезный Бруно.
Поэтому не стоит рассматривать средневековых учёных как невинных овечек лишь на том основании, что кого-то из них сожгли. Сжигали за ереси и богохульство, а тогдашняя «наука» никому не мешала, наоборот, позволяла предприимчивым прохиндеям облапошивать доверчивых владык обещаниями делать из свинца золото или чем-то подобным…
Соломон Шнорхель повернулся и посмотрел на Михая с отеческой снисходительностью:
- В нынешнем просвещённом и технологически развитом обществе, наивные обыватели, вроде тебя, привыкли воспринимать гадалок, ворожей, астрологов, хиромантов, прорицателей и прочих экстрасенсов как неких безобидных чудиков, вроде хиппи или веганов. Но ведь и хиппи подарили миру Чарли Мэнсона, а веганы Адольфа Гитлера. «Чудики» не всегда бывают безобидны, недаром ведь священное писание призывает к весьма суровым мерам в отношении них.
Когда-то я полемизировал с одним типом, защищавшим «магов» и доказывавшим, что «магия» - это дар свыше, прям от бога, и его нельзя отвергать или относиться к нему отрицательно, это, мол, истинно высшая сила, в которой нет и не может быть ничего дурного. В подтверждение своих слов мой оппонент поведал одну историю, якобы произошедшую на самом деле. Одному сельскому жителю гадалка предсказала, что его сын умрёт в пятнадцать лет - упадёт в колодец. Вернувшись домой, мужик тут же осушил и засыпал колодец на своём участке, а сына от греха подальше отправил к родственникам в город, где нет колодцев. Когда сыну исполнилось пятнадцать лет, он приехал в деревню, погостить у родителей. Гуляя по саду, он подошёл к тому месту, где когда-то был колодец, а поскольку судьбой ему было отмерено прожить всего пятнадцать лет, он тут же упал и умер. Опираясь на эту историю, мой оппонент убеждал меня в невероятной крутизне той гадалки - мол, пусть она и ошиблась с причиной смерти, зато как точно определила время!
Я так и не смог ему втемяшить, что никаким предсказанием этот случай считать нельзя. Бритва Оккама - не нужно искать высшие силы там, где их нет. Упади мальчик в колодец и захлебнись - тогда это было бы пророчество. Бог учит нас в священном писании: если напророченное сбылось, значит устами пророчившего говорил сам господь, а если не сбылось, значит это был лжепророк, который достоин смерти. Гадалка ничего не предсказала, она просто запрограммировала мальчика на смерть в возрасте пятнадцати лет примерно там же, где находится колодец. Действующий ли это колодец или засыпанный, роли не играло. Вот в чём принципиальная разница. Подобные истории как раз доказывают, что все эти гадалки, ворожеи, астрологи и прочие прорицатели в действительности занимаются ни чем иным, как программированием событий. Они не столько предсказывают их, сколько программируют. И это довольно типичная разновидность ворожбы, просто в разные эпохи она совершается по-разному. Инквизиторы, может, не умели складно выражать эту идею на языке церковно-богословской терминологии, но они, безусловно, понимали и осознавали всю степень вреда, реально наносимого людям ворожеями, гадалками, чародеями, ведьмами и колдунами…
Соломон Шнорхель был весьма убедителен, когда вот так пылко излагал то, во что безоговорочно верил. Замечал ли он сам свою фанатичную нетерпимость, понимал ли, каким безжалостным идеалам служит, стараясь отстаивать их любой ценой при всяком удобном случае? Чтобы достучаться до него, Михай попробовал зайти с другого конца.
- Вы ведь еврей, ur Шнорхель! Как вы можете одобрять инквизицию, которая принесла столько зла и страданий вашему народу?
Откровенно слабая попытка не пошатнула неприступных устоев главы «Тэты». Соломон Шнорхель не поддался на риторическую уловку.
- Я обладаю полезным душевным свойством, Михай, - сказал он. - Умением абстрагироваться. Учиться им пользоваться поначалу трудновато, зато потом всё идёт как по маслу. Абстрагирование позволяет успешно отделять важное от второстепенного, даже если второстепенное тоже кажется важным. Кроме того, абстрагирование помогает исключить из анализа эмоциональную составляющую, а значит позволяет давать чему угодно беспристрастную оценку.
Средневековые преследования - не самый приятный эпизод в истории моего народа. Но в истории инквизиции я бы назвал этот момент второстепенным и несущественным. Он никоим образом не должен отвлекать наше внимание от основного аспекта.
Преследование евреев стало прямым следствием того, что борьбу со злом поручили религиозной организации, в основе вероучения которой лежит тезис о вине евреев. Можно было терпеть евреев, пока церковные соборы не признали бога-сына равносущным богу-отцу. Получалось, что евреи убили христианского бога и сказали: его кровь на нас и на наших потомках. Развивая своё богословие, христиане считали предшествующее богословие, ветхозаветно-иудейское, безнадёжно устаревшим и искренне не понимали людей, которые не желали отказываться от него и становиться христианами. В представлении христиан, это усугубляло вину евреев.
В страданиях евреев не меньше было повинно сословное деление феодального средневекового общества. Принято было считать, что аристократы благородны и, значит, априори богобоязненны, чисты и честны, им можно бездоказательно верить, они не способны на ложь и любые дурные поступки и мысли, ведь у них особенная, «голубая» кровь. А вот представители низшего сословия, чернь, простолюдины, по определению, порочны, грешны и лживы, это сплошь подлые люди, хамские морды, никому из них верить нельзя. Едва представится случай, холоп непременно совершит какую-нибудь пакость или преступление. Если доходило до суда, благородных аристократов не пытали, суд обязан был им верить на слово, а вот показания простолюдинов, наоборот, следовало выбивать под пытками, иначе, считалось, лукавый раб солжёт.
Евреи не принадлежали к высшему сословию христианского общества и не могли принадлежать, потому что они нехристи, убившие бога. Их участь в застенках была предрешена. Какие бы обвинения ни выдвигались против еврея, следствие сразу же прибегало к пыткам, а под пытками обвиняемые чего только не признавали.
Например, они заявляли, что в их «богохульном» Талмуде назаретянин назван не земным воплощением бога, а всего лишь жалким учеником рабби Иошуа бен Перахии, и что родился он не за семьдесят лет до разрушения иерусалимского храма, а аж за девяносто (что намекало на лживость евангелий). Мария, его мать, была «женщиной лёгкого поведения», блудившей с римскими легионерами, от одного из которых и забеременела Иисусом. Однажды он будто бы рассердил своего учителя и тот прогнал его. Тогда Иисус отправился странствовать и совершать чудеса божьим именем. Чтобы это прекратилось, с небес явился ангел, стукнул его по голове и у назаретянина отшибло память. Но он заблаговременно вытатуировал божье имя у себя на бедре и так снова смог творить чудеса, среди которых было умение летать. Люди на самом деле боялись Иисуса, но не могли с ним совладать. Тогда другой рабби, Иуда (то есть, Искариот), якобы помочился на него, после чего назаретянин оказался осквернён, утратил чистоту и только тогда по приговору синедриона его смогли казнить.
Обвиняемые утверждали, что, согласно Талмуду, Иисус варится в аду, в чане с кипящим калом, и что на христианское рождество евреи не читают священных книг, так как это могло бы спасти Христа от вечного наказания.
Под пытками евреи клялись, что в их гетто мудрецы-гаоны читают антиевангелие «Толедот Ешу», где говорится, что замысел Христа опирался на греховное и омерзительное поверие о воплощении, что его чудеса - это богохульное колдовство, а его воскрешение - дешёвый ярмарочный трюк.
Несчастные признавались, что старейшины-коэны в кагалах велят всем называть святые евангелия «Авон Гилайон», Книгой Греха. Почти все признавались в ритуальных убийствах христианских младенцев, подтверждали кровавый навет. Признавались, что каждый день читают молитву Шепох Хаматха, в которой просят господа убивать, уничтожать, унижать, истреблять, порочить, морить голодом и резать всех до единого христиан, дабы грядущий еврейский мессия-машиах покрыл свою мантию христианской кровью. Признавались, что каждый день читают молитву Алейну Лешабеях, где Христос и богоматерь описаны в самых богохульных выражениях. Признавали существование тайной книги «Сефер Ницахон Яшан» - сборника подобных молитв…
Соломон Шнорхель помолчал и добавил:
- После таких показаний, к евреям не могло быть иного отношения, кроме желания стереть их племя с лица земли. История не знает сослагательного наклонения, поэтому неизвестно, как сложилась бы судьба евреев и как работала бы инквизиция, будь она не религиозной организацией, а светской. Я не оправдываю абсолютно всю деятельность инквизиции. Говоря о борьбе со злом, я подразумеваю лишь борьбу со злом и ничего более. И в этом плане никакие перегибы не перечеркнут того факта, что инквизиция принесла средневековому обществу громадную пользу.
Сейчас почти никто не занимается истреблением ведьм, колдунов и одержимых. Теоретически, эта задача возложена на отдел «Кси», но ты бы видел, Михай, в каком он находится плачевном состоянии. Невероятно трудно, практически невозможно нормально выполнять свою работу, если те, с кем ты призван бороться, являются представителями власти или близки к властным структурам, или становятся известными и популярными медийными персонами.
И что, разве наш мир в этих условиях стал лучше? Не успевает наша медицина побороть одну болезнь, как на её место приходят новые, ещё хуже. Победили оспу, возник СПИД. Научились лечить туберкулёз, пришла Эбола. Справились с гриппом, пришёл коронавирус… Нам говорят, что это естественный процесс, что новые эпидемии возникают сами собой, но так ли это? Не приложил ли кое-кто к этому руку?
- Ну не ведьмы же их насылают, в самом деле! - фыркнул Михай. - Вы ещё скажите, что рядом с ведьмой скисает молоко.
- Я не работаю в отделе «Кси», - ответил Шнорхель на его насмешку, - и потому многого не знаю. Но кое-что мне всё-таки известно. Признаки, по которым можно опознать колдуна или ведьму, не вымысел, они объективно существуют и скисшим молоком не ограничиваются.
- Серьёзно?
- Абсолютно. Молоко действительно скисает, правда не сразу. Сейчас практически нет натурального молока, оно почти всё пастеризованное. А натуральное, да, может скиснуть сразу. В доме, где живёт колдун или ведьма, любые продукты вообще портятся быстро: в холодильнике - дня за три, вне холодильника - за несколько часов.
Легче всего опознаются ведьмы-женщины. У них к старости зачастую вырастает горб, а на лице и теле во множестве вылезают бородавки, хотя никаких медицинских предпосылок ни к тому, ни к другому на протяжении жизни не наблюдалось.
В доме колдуна или ведьмы постоянно ползают какие-то паучки, мошки, букашки-таракашки. Даже, если на окнах сетки. По шкафам и антресолям могут бегать мыши. Это особенно заметно в многоквартирном доме. Во всех квартирах ничего, а в одной-единственной, где живёт ведьма - вышеописанная картина.
Колдуны, ведьмы и одержимые не брезгуют энергетическим вампиризмом. Помнишь, я рассказывал, как Гильгимешникова нашли мёртвым, с поражёнными внутренними органами. В такое состояние человека можно привести, если долго, часто и помногу высасывать из него жизненную энергию. Этим и занимаются энергетические вампиры, а заодно многие колдуны, ведьмы и одержимые. Чтобы не быть голословным, приведу конкретный пример. Представь военного моряка, служившего на атомной подводной лодке. В результате аварии, он схватил смертельную дозу радиации и ушёл в отставку по инвалидности. На вид - ходячая развалина. Доктора дали неутешительные прогнозы - жить моряку осталось недолго. Однако, он прожил год, другой, десять, двадцать… При этом, здоровье жены начало стремительно ухудшаться. Катаракта, гипертония, артроз суставов, почечная недостаточность… Сын вырос слабым и болезненным - до тех пор, пока не женился и не ушёл в семью жены, где его здоровье стремительно пошло на поправку. А вот дочь в семью супруга не ушла, осталась с больными родителями и на протяжении всех лет не могла завести ребёнка…
- Вы хотите сказать, что моряк - энергетический вампир?
- Да, Михай. Ходячая полумёртвая развалина искусственно продлевает свою жизнь за счёт здоровья окружающих. Заметь: никакая родительская любовь, никакие отцовские чувства и вообще никакая этика в деле не фигурируют. Вампиру плевать, что его близкие чахнут и умирают. Главное для него - собственная жизнь, ради которой он готов принести в жертву кого угодно.
Вот ещё пример. Иногда можно увидеть здоровенную мордатую бабу, голосистую и наглую, рядом с которой муж - мелкий сморчок, тихоня. Жена пилит его всю жизнь, проедает ему плешь, тянет из него жилы, так что мужик либо не доживает до пенсии из-за сердечной недостаточности, либо спивается, либо руки на себя накладывает. Такая баба может до девяноста лет дожить и всё ей нипочём. Таких обычно называют стервами, а в старину звали «худыми жёнами» (худыми - не в смысле тощими, а в смысле паршивыми, плохими, вредными). По факту, это самые настоящие ведьмы. Сильные, здоровые, энергичные, живучие - за счёт того, что пьют жизненную силу из домочадцев. У таких ведьм почти всегда рождается похожая дочь - потенциальная будущая ведьма, которая примет у мамаши эстафету.
Кому станет хуже, Михай, если всех этих энергетических вампиров, ведьм и колдунов как-нибудь устранить из общества, чтобы не вредили людям? Многие вредят неосознанно, они не виноваты, но вред-то всё равно остаётся. Жертвы ведь тоже не виноваты. Ладно, если ведьма или вампир работают в сельмаге и портят жизнь небольшому числу окрестных жителей. А если они становится госчиновниками? Мэрами, губернаторами или главами муниципалитетов? Если лезут в политику и возглавляют партии, которые затем побеждают в парламентских или президентских выборах? Они же не только близким, они всей стране житья не дадут, всему народу душу вымотают.
- Значит, что? Вернуть пытки, дыбу, костры, испытание водой, «железную деву», «испанские сапоги»?
- А разве лучше сидеть сложа руки и страдать патологическим гуманизмом? Позволю себе привести одну цитату, которую прочёл в какой-то книге, не помню, в какой: чтобы зло торжествовало, хорошим людям достаточно просто ничего не делать. Именно этим и занимается наша цивилизация, Михай. Она ничего не делает. Какие, по-твоему, у неё могут быть перспективы? И зачем сразу вспоминать костры и дыбы? Сейчас другие времена, весь этот средневековый инструментарий уже не актуален. Можно придумать другие методы, найти другие средства и создать некий разумный аналог инквизиции, свободный от влияния любой религии и идеологии - хотя бы на базе отдела «Кси». В основу этой новой инквизиции должен лечь здравый смысл и научные принципы.
Мы ещё не знаем, как некоторые факты укладываются в общепринятую картину мира. Могут и вовсе не укладываться, отчаиваться всё равно не стоит. Картина мира постоянно редактируется и обновляется. Рано или поздно, в ней найдётся место всему. А в данном случае перед нами не столько мистическая, религиозная или метафизическая проблема, сколько проблема медицинская. Колдунов, ведьм, одержимых и вампиров можно приравнять к особо заразным больным и изолировать в специальных учреждениях. Не нужны нам костры и дыбы. Лучше всего приобщить пациентов к общественным работам - и пользу принесут, и сил для своей ворожбы и вампиризма не останется. Двойная выгода! А к высшей мере следует прибегать лишь в особых случаях, когда пациент особенно буйный и представляет повышенную угрозу для окружающих.
- Медицинские проблемы обычно лечатся, - напомнил Михай.
- Верное замечание, - отозвался Шнорхель. - Колдунство, ведьмовство, одержимость и вампиризм, к сожалению, неизлечимы. Я довольно скептически отношусь к христианским байкам про экзорцизм. Можно ещё поверить, что зло изгонял сам Иисус, но чтобы простой священник, даже самый праведный и твёрдый в вере - увольте.
- Значит, вы агитируете опять строить концлагеря? Я правильно понимаю? И это предлагает еврей!
- Не ехидничай, Михай, - слегка повысил голос Шнорхель. - Я не говорил о концлагерях. Отдел «Кси» разработал несколько моделей изоляторов, да что толку? Пока мир устроен так, как устроен, воплотить эти идеи никому не удастся.
Главная сложность в том, чтобы убедить общественность. Торжество материалистического естествознания привело к тому, что некие явления, помещённые в разряд сверхъестественного, утрачивают доверие. Ведьмы и вампиры в реальности выглядят не так, как в кино. С виду это нормальные люди, вполне приличные и респектабельные. Многие являются известными, публичными фигурами. Поди докажи, что они представляют угрозу. Никто не поверит. Ни общественность, ни суды не признают их теми, кто они есть на самом деле.
Отдел «Кси» пока вынужден обходиться всякой мелочью. Работа нервная и неблагодарная, действовать приходится на свой страх и риск, ведь почти у любого злодея имеется покровитель в верхах. Не завидую я коллегам из «Кси», ох не завидую…
Осенние дни коротки. Разговорившись, Михай и Соломон Шнорхель не заметили, как начало темнеть. Что в прошлый раз, что сегодня, было сказано многое. Зато, выговорившись, оба чувствовали облегчение.
Глава «Тэты» решил, что пора закругляться - у собеседника, наверняка, уже голова пухнет.
- Выслушав твою историю, Михай, я изменил своё мнение о тебе, - сказал он. - Да, ты чудовище, да, ты нелюдь, но ты можешь принести пользу. Тебе лишь нужно попрактиковаться в умении абстрагироваться, не принимать всё близко к сердцу. Всё, за что ты себя винишь и ненавидишь, не важно. Это второстепенная мелочь, ерунда. Отбрось её и двигайся дальше. Главное не в том, что ты когда-то сделал, а в том, что ты будешь делать дальше. Я же вижу, что ты на самом деле не хочешь умирать. Ты просто ещё не готов. Но для тебя есть только один способ сохранить жизнь - ты должен влиться в отдел «Тэта».
Я не стану убеждать тебя отказаться от бессмертия. Наоборот, я хочу, чтобы ты не старел и не умирал как можно дольше, чтобы ты помогал отделу «Тэта» столько, сколько потребуется.
- А потом?
- Не знаю, Михай, - усмехнулся Шнорхель. - Я уже немолод и, скорее всего, ни до какого «потом» не доживу, так что пусть кто-то другой ломает себе голову над этим вопросом.
Михай остановился, прижался лбом к холодной кирпичной стене и задумался.
- Итак? - поторопил его Шнорхель.
- Вы же уже знаете ответ, - буркнул Михай. - Стал бы я тут с вами прохлаждаться и болтать, если бы и впрямь не хотел жить. Я готов без колебаний принять смертный приговор, но, если есть возможность пожить, я выбираю жизнь.
Вдобавок, если вы меня казните, во всей этой истории останется некая недосказанность. Жирная финальная точка в виде могилы на кладбище годится лишь в том случае, если могила пуста. Раз «трансильванский мясник» повесился в камере, где-то должна быть его могила? Она ведь пуста? Или вы закопали в ней безымянного бомжа?
- Остришь? - улыбнулся Шнорхель. - Оживился, воспрял духом. А то ходил, как в воду опущенный… Давай лучше вернёмся к идее о смене личности.
- Хотите, чтобы я сделал пластическую операцию?
- Ни в коем случае! Достаточно будет перекрасить волосы, отрастить бородку и нацепить очки. Боюсь, первый же ритуал перечеркнёт все результаты дорогущей пластической операции и к тебе снова вернётся твой прежний облик. Не хочу выбрасывать деньги на ветер - я же всё-таки еврей… И раз уж ты станешь другим человеком, полностью противоположным себе прежнему, может нам теперь читать твоё имя наоборот, как Дракула-Алукард? Был Михай, станешь Йахим.
- Йахим, так Йахим, - поморщился Михай. - Дальше что? Мне придётся скрепить контракт кровью, или как это у вас делается?
- Тебе придётся побывать в головном офисе «Тэты», - сказал Шнорхель, загадочно ухмыляясь. - В ещё одной стране, где нет athanatos.
- Ещё одной? - изумлённо переспросил Михай. - Хотите сказать, что Венгрия не единственная?
- Сказал же, лавров Ван Хельсинга тебе не видать! - Шнорхель блаженно закатил глаза. - Свою страну мы очистили от нелюдей в первую очередь. Наш родной Эрец Исраэль, наше га-Малкут га-Шлишит[*]…
Михай позавидовал упорству и силе воли Соломона Шнорхеля. Масштабы предстоящей задачи заставили бы любого смертного опустить руки. Но не того, на чьей стороне само время. Глава «Тэты» здорово придумал - привлечь бессмертного к охоте на других бессмертных. Неважно, сколько лет и веков это займёт. В конечном итоге, все athanatos будут найдены, как бы тщательно они не скрывались…
Разделавшись со своим кланом, Михай полагал, что на этом всё закончится. В действительности, это стало лишь началом. Предсмертный взгляд Шандора как бы обещал: от всех не избавишься! Почему же нет? Если такова миссия Михая, ниспосланная ему свыше, то какая разница, сколько времени она продлится? Нет, неспроста он повстречал Шнорхеля. Это очередная веха на тернистом жизненном пути, указующая единственно верное направление - то, что ему уготовано и чего невозможно избежать. Ибо в этом теперь его предназначение.
Предстоит война без пощады. В какой-то момент нелюди начнут отчаянно сопротивляться, может даже объявят на Михая охоту. Охотник и дичь будут попеременно меняться местами. Лишь когда на земле не останется ни одного бессмертного, можно будет пропустить ритуал, лечь и спокойно умереть с чувством выполненного долга. Только тогда цена за долгую жизнь будет уплачена сполна. Если так, то и с других бессмертных следует взять по максимуму - с тех, кто как Шандор, Иштван-Балаж, Агнешка и прочие упивается своим бессмертием и не даёт шанса тем, кто не желает быть нелюдем, вкусить нормальной человеческой жизни и вернуться к человеческой ипостаси. Да поможет им всем бог!
Проницательный Соломон Шнорхель как будто снова понял, что на душе и на уме у Михая.
- Полноценной человеческой жизни, как в твоих пубертатных грёзах, у тебя не будет. - Он поплотнее запахнул пальто и зашагал к выходу со двора, продолжая говорить на ходу. - Но кое-что ты сможешь попробовать, испытать…
Михай бросился за ним следом.
- Мне сперва, небось, придётся пройти проверку? На «полиграфе», да? Хоть намекните, ur Шнорхель. И ещё хотелось бы побольше узнать о предстоящей работе - как именно она будет осуществляться… Да погодите вы!
Рослых амбалов нигде не было видно. Секретная тюрьма распахнула перед Михаем пустынные и безмолвные врата в новый мир и в новую жизнь…
[*] - «Третье царство» - так Давид Бен-Гурион, бывший премьер-министр Израиля, называл свою страну
04. Проблема цены - часть 2
© Copyright: Эдуард Дроссель, 2019
Свидетельство о публикации №219072400617
Свидетельство о публикации №219072400617
Рецензии