Диана

Науки о судьбе как таковой не существует.
Хотя есть астрология, социальная психология, футурология и прочие попытки построения системы знаний о том, как и под влиянием чего складывается-чертится линия жизни человека. И куда ведёт.
Глядя теперь назад, в сиренево-зыбкое прошлое, из приоткрытого окошка своей многокомнатной памяти, мне хочется найти то, что может послужить науке о судьбе - судьбологии. Я вижу в прошлом не хаос, а бездонную, но структурированную емкость с целями, фактами, чувствами, волнами эмоций и специфической навигацией. И  если долго смотреть, то в этом океане житейских событий - и своих, и всех тех, кто долго или коротко шагал рядом, всплывают всё же порой золотистые ниточки-змейки закономерностей. Рождаются скромные выводы, и становятся ощутимы-видимы те обожженные кирпичики, из которых лепится то, что мы зовём таинственно-образным словом "судьба".

Среди студенток провинциального вуза Диана выделялась не только именем. Она была для нас столичной штучкой. Появление ее в нашем не сильно престижном "технологе" было окутано завитками легенд и флёром мифов (почему она здесь?), равно как хорошим табачным дымом - исключительно "Данхилл", из бордовой с золотом коробочки. Косметика типа из "Березки", шмотки тоже, хотя и не первой новизны, если присмотреться. Сегодня это назвали бы фейком. Образ дополняли сверкающие сапоги-чулки, модные аксессуары и разумеется, манеры: фразы и взгляды свысока с нескрываемой ноткой сарказма светской львицы и московским аканьем.

Диане разрешалось практически всё: зайти к ректору в любое время суток (правда, это случалось редко, только в исключительных ситуациях – он не поощрял очевидного панибратства), прогуливать девять из десяти лекций, (но потом как-то сдавать сессию), дерзить куратору, курить где вздумается и иметь вид заговорщицы, наделённой карт-бланшем. Словом, таинственная Диана-охотница будоражила воображение аборигенов. Как и положено богине.

Поговаривали, что она внебрачная дочь первого лица нашего вуза. А мать - ответственный работник соответствующего министерства.
Диана прямо никому о том не говорила, но намёки делала. К нашей компании из трех барышень, более продвинутых – так мы себя ощущали и позиционировали,  по сравнению с остальными, она решила прибиться сразу же. Мы жили не в общаге, а в квартирах, не относились к синим чулкам-пятерочницм, к активистам комсомола и самодеятельности, тоже покуривали – хотя иногда только для вида. Держали понты – если на сегодняшнем сленге. Иронизировали по любому поводу и мечтали быстрее уехать из своей провинции. Но матримониальные интересы в нас еще не зашевелились, нам нравилась наша чисто девичья компания. Я, Ируська и Веруська – такие «трое в лодке» в джинсовых юбках.  Не считая собаки, которой никто из нас не держал. А Диана, кстати, чем-то напоминала бездомную собаку…

Она активно искала общения с нами и чрезмерно много трещала во время перекуров. Думаю, ей было одиноко…
Но в то время милосердия нам не хватало. И честно говоря, мне это общение не было по душе. Что-то отталкивало меня в Диане, как скрытая червоточина, налёт порока, пробуждая во мне натуральную ханжу, и это неприятно раздражало. В ней проглядывало что-то циничное и жалкое одновременно. О семье она никогда не говорила, с завистью поглядывая на наших родителей, если случалось пересекаться с ними в наших домах. Но этого мы старались избегать. Однажды строгий отец нашей Ируськи чуть не спустил Диану с лестницы: «Чтоб этой проститутки и духу тут не было!» Как-то не внушала она других чувств нашим строгим "предкам"...

 - С этой Дианой всегда проблемы, лучше уж на паре сидеть, чем опять её слушать - всё про мужиков, ну просто мания у неё – всем, кто в штанах, на шею кидаться - ворчала уже совершеннолетняя Веруська. Нам с Ируськой только что исполнилось семнадцать, и потому Веруська имела лишнее право голоса. 

Я соглашалась – Диана отчего-то портила мне настроение. Только сейчас, спустя десятилетия жизни, до меня дошло: меня напрягала двойственность, в том числе и физического облика этой девушки. Дело в том, что у нее необычайно хороша была верхняя половина - и лица, и тела. Большие и яркие глаза, умело подведенные и искрящиеся, четкие брови, высокий гладкий лобик, оттененный темными локонами, белая кожа. Но рот портил всё, будучи кривоватым, с неправильным прикусом и выдающейся нижней челюстью. Плюс нехорошие зубы, которые Диана старалась не показывать. Тогдашняя стоматология еще не творила чудес, как сегодня. Нос же Дианы всё время менял свою форму - то в плюс, примыкая кверху и утончаясь, то в минус, подчиняясь низу, кривясь и расширяясь в ноздрях. Аналогично выглядело тело: красивая грудь и плечи, но плоский таз с коротковатыми и, увы, далекими от стройности ногами. Да чего там - кривыми. Поэтому Диана никогда не носила джинсы - зтот символ прогрессивности мышления и причастности к чуть ли не мировой элите. И наверняка комплексовала, пряча эти низкие самооценочные баллы за развязностью и прочими женскими ухищрениями. Ее оружием, ее луком была сексуальность. Это неходовое по тем временам словцо объясняло многое, вернее, объясняет теперь, когда я вглядываюсь в галерею портретов из прошлого и ищу там тайные пружины и логику судеб своих современников. И Дианой тоже можно измерять время, почему нет?...

Таким образом, Диана, пропитанная сексуальностью как бисквит ромом, привлекала к себе многих искателей приключений и давала простор для фантазий – романтических и одновременно плотских. Средневековых – с гетерами и термами, пряными ароматами и дразнящими изгибами тяжеловатых, но округлых тел.
 
Учеба ее не интересовала в принципе. Ни один предмет. А вот педагоги мужского пола - очень даже наоборот. Ее прекрасные игривые глазки смутили не одного из физиков-химиков, историков и даже сопроматчиков. Непоколебимые тоже встречались (такие, как математик Пыжов) и это заводило Диану еще пуще, у нее появлялась цель, и охотница,  получив свою дозу адреналина и куража, еще более хорошела. Сексуальность делала изюминкой даже картавость Дианы – превращая обычный дефект речи в отношении звука «р» - в милое грассирование. Некоторые даже начинали подражать…
Очередное «Садись, Распопова, два» не охлаждало пыл Дианы, свой лук со стрелами она крепко держала в своих, не знающих стирального порошка, ручках.

"Охотница" частенько исчезала, видимо, в основном в Москву. А когда возвращалась (мать выгоняла – учиться) жила в общежитии, в отдельной комнате, где царил вечный хаос. Книжками там и не пахло, а чем пахло - лучше не описывать. Приставленный к ее особе телохранитель из преподов, некто Чеботарев, решал ее бытовые - вплоть до застилания постели, а также учебные проблемы. Молчаливый и смугловатый, он тянул на образ одновременно европейского рыцаря (ордена подвязки - шутили мы) и восточного гуру. Опять это смешение, эта мучительная диалектика, проистекающая из дианиной сущности (сучности – по меткому выражению Веруськи), снова эта раздражающая неопределенность: хороший она человек или нет? То вроде да: добрая, совсем не жадная, трогательная в чем-то, почти сиротка, слёзно просящаяся к нам на «точку», в квартирку с пианино и импрессионистами, в теплую компашку, а мы, злодеи, отчего-то не горим желанием согреть бедняжку в своих объятиях. То пропахшая несвежим бельем или нечистыми мыслями, наглая и беспардонная тварь, презирающая нас за аккуратные конспекты и не имеющая ничего святого, включая собственную матушку. Которую, кстати, никто никогда не видел – она если и наезжала, то тайком, в ночной карете с гербом, как разведчица Мата Хари. Говорили, что красавица, очень ухоженная…

Диана тоже вела ночную, скрытую от любопытствующих взглядов  жизнь. Но с нами она и впрямь откровенничала больше, чем с другими. Хотя эта ее туповатая искренность порой вводила нас в шок. Однажды, заманив меня в туалет своим «Данхилом», а скорее, интригующим видом, она сообщила оглушительную новость: у нее роман с Чеботаревым.

- Пдикидываешь? Он такой стдастный! – французила она, блестя очами и их поволокой.

 Нет, я не в монастыре выросла, хотя до девятого класса считала, что дети роятся от поцелуев. Но вообразить Диану и древне-сорокалетнего рыцаря почетного легиона вместе на убогой общежитской  койке, хоть убей, не могла. Нечто вроде брезгливости возникло тогда к ней. Не к койке, а к дИане. Хотя и к койке как метафоре голого секса без любви вообще-то тоже.

Но мало того: одновременно у Дианы завязались жгучие отношения  с болгарином Зарой, волосатым и низкорослым брюнетом из группы заочников-строителей и настоящим иностранцем. Правда, Зара стрелял цибарки у всех, кого встречал на пути, выходя из общаги, не гнушаясь бычками и не имел копейки за душой , а также зимней шапки и шарфа. Диана приодела его, что означало несметную любовь с ее стороны.  В это же время на ее горизонте замаячил некто по кличке Гулливер, и запутанность отношений возросла в разы. Какая там сессия! Диана имела слабость к рослым мужчинам. Словно они давали ей больше защиты от одиночества. О, прекрасная иллюзия!

Сейчас вспоминаю, что инстинктивно я тогда, к концу первого курса, старалась не встречаться с Дианой, обходить ее. Как острые углы. Но не тут-то было:  ее блатная настойчивость была сильнее нашей дикой природной осторожности.  Она могла караулить меня у дома часами затем, чтобы взять мои новые шикарные босоножки (полтас на толчке! То есть, вся стипуха) на какую-то свадьбу – на один день, как уверяла меня эта липучка. Босоножки вернулись ко мне только через неделю, после долгих моих прошений, и в изнахраченном виде, ободранные, без своего былого блеска. Диану хотелось удушить.

- Там же, пдедставь, асфальта нет, ну дедевня глухая, понимаешь? Ну, пдости засданку – Диана жалобно дула малиновые губки, кося под несмышленыша.

Окончательно убила она меня, когда в один из летних уже вечеров я вновь заметила ее фигуру под распушившимся тополем – ангелом-хранителем нашего двора. На этот раз она выглядела поникшей, без обычной развесёлости. Не сдала сессию – подумала наивная я. Или опять будет что-то клянчить. Неизбежный разговор с Дианой вызывал воспоминания о посещении зубного врача.
Но всё оказалось гораздо хуже.

- Пдедставляешь, я беременна – закартавила Диана, сразу переходя к сути. Я онемела. Но Диана прочла мой логичный вопрос, завертевшийся в мыслях сам по себе:
- Точно не знаю, от кого… Но Чеботадев договорился, завтра едем в Харьков на аборт…
Как много слов с буквой «р»! - невпопад удивилась я про себя.
И какой ужас!! Что она там говорит?

На тополе каркнула ворона. И это было так похоже на речь бедной Дианы. На ее волнистых волосах и плечах в розовой кофточке шевелился тополиный пух. Как живой. Почти цыплячий… Мне стало безумно жаль её. Воображение рисовало мне жуткие, кровавые картины, связанные со словом «аборт». Слово-убийца порождало их.
И опять Диана удивила меня. Своим воображением. Она спокойно сказала:
- А я пришла к тебе попросить твою черную кофточку, ты связала, такая стильная, с уобразным вырезом…
Слов у меня больше не было. И пользуясь паузой, Диана пояснила:
- Ну, представь, я буду такая бледная завтра, и эта кофточка подчеркнет мою красоту…
Кофточку я дала. Веруське сказать не могла, а вот Ируське сообщила. Нет, мы не выносили приговора Диане - кто мы такие? Ируська просто назвала ее дурой. Я же, проштурировав в журнале "Здоровье" нужные разделы, переживала, что у нее не будет потом детей.

Но с тех пор наши отношения прервались. Естественно, сами собой, без ссор, обид и выяснений. Просто линии нашего движения больше не пересекались. А потом, в середине третьего курса, как раз на "экваторе", Диана убыла из нашего города насовсем. Вроде бы живет теперь в Подмосковье. Не на Рублевке, совсем нет.  В рабочем поселке, название которого в данном случае не имеет значения.
По странному совпадению спустя десять лет я попала в этот городок в командировку на экспериментальную базу - кажется, брала отзыв на работу своего отдела НИИ. Почему я вспомнила тогда о Диане? И кто-то даже дал мне ее адрес. А промежуток до электрички позволял зайти… Зачем? Ведь совсем не подруга. И вряд ли мне обрадуется. Опять же без предупреждения… Мои нынешние седины подсказывают мне каузальную версию: наверное, меня властно тянул к Диане тот так и неразрешенный вопрос: хороший всё же она человек или плохой?

Поплутав по нечищенным улочкам, между палисадниками и сараями, обогнув вмерзшие в лед  «Москвичи», увидела нужный номер. Домишко так себе, какая-то воронья слободка на вид. Неуверенно поднялась на крылечко. Может, не стоит ворошить прошлое? Во дворе простенькое бельишко на веревке, много детского. Чахлые деревца и кустики под снегом... Всё же постучала.

Дверь открылась не сразу. И со скрипом. Из-за неё выглянула женщина – в фартуке и мокрыми руками, одной из них она провела по высокому лбу. Неужто Диана? Она!Но совсем другая:  без макияжа, и глаза по-настоящему весёлые, наполненные … чем? Пожалуй, глубинной нежностью.
- О, проходи, проходи – она неподдельно радовалась.
- Только ты извини,  мне надо борщ доварить, ничего? А то скоро мой сокол придёт…
Она засмеялась смехом счастливой женщины.
- Знаешь, какой он у меня! Самый лучший!
Я села на табурет в простенькой кухонке. Диана и борщ!!  Две вещи несовместные! Она меж тем хлопотала у плиты. Причем делала это с явным удовольствием – для любимого. Для сокола…

Я достала пачку «Мальборо». Намек – мол, покурим?

В этот момент за стеной заплакал ребенок.
- Это Славик мой – с гордостью пояснила Диана. Сейчас руки вымою и принесу тебе его показать, скоро год уже ему… Знаешь, не курю я теперь, сокол мой этого не любит…
Я едва узнавала в этой милой и уютной женщине прежнюю Диану. Материнство, семья чудесным образом преобразили её: ничего наносного, изломанного, как когда-то прежде, а от фигуры веет теплом и надежностью.

И мне не хотелось уходить из этого уютного пространства с его запахом свежих пирожков и глаженого белья, а также искреннего благополучия. Дина сумела получить это благо… Выстрадать, заработать? Найти то, что, как слепой кутенок, искала всегда? Я хотела бы задать ей много вопросов: где она нашла своего сокола, что с матерью, с работой? Но интуиция подсказала, что не стоит. Поэтому я просто смотрела на хозяйку и ее маленькое гнездышко: чистенько, безделушки милые, всё с любовью…
- Скоро переедем в нормальную квартиру, сокол у меня заместитель начальника цеха, знаешь, как его ценят! – с гордостью сказала Диана на ходу, спеша к малышу.
- А потом еще кого-нибудь родим – задорно тряхнув головой, добавила, уже скрываясь за перегородкой.
Вскоре из-за двери появилась ни дать ни взять мадонна – настоящее сияние окружало ее кудрявую голову, на некрашеных губах цвела улыбка счастья, а к полной груди льнул чудесный розовощекий карапуз.
- Сейчас будем кушать – пропела Диана, целуя головку сына.
И я засобиралась, пора. Мы обнялись. И я услышала стук ее сердца под халатиком.
Счастья тебе, Диана! И никакая ты не охотница. Диана по фамилии Сокол.

Уже в электричке внезапно мне стало ясно: так вот что самое главное в сегодняшнем посещении давней знакомой, вот откуда ощущение комфорта у меня в душе - в Диане исчезла ее вечная раздвоенность! И совсем больше нет несоответствия между верхней и нижней частью, так портившего ее когда-то...

На встрече выпускников, а точнее, выпускниц тридцатилетней давности Дианы не было. Но слухи дошли. что у нее трое детей и всё благополучно в семье. Здесь же выяснилось, что добрая половина наших праведниц-отличниц, так презрительно взиравших на туповатую, беспутную и влюбчивую "москвичку", остались одинокими, не счастливыми в отношениях и в этой связи сильно обиженными на свою несправедливую судьбу. Разводы, разборки с оружием, разочарования, преследования коллекторов и раннее вдовство постигли и практичных вроде бы, и скептически-разумных Веруську с Ируськой. Правда, они не склонны к обидчивости, спасаясь чувством юмора. И надеждой, что еще не совсем вечер...