Завтрак с Далай-ламой

Какое-то время (не слишком долгое) я сомневался: стоит ли об этом писать? Нет, не в теме дело… То есть именно в ней, но не так, как можно подумать.

С одной стороны, встреча с Далай-ламой – событие исключительное и для многих очень желанное. С другой, в жизни каждого существа присутствует бодхисаттва Авалокитешвара, поэтому, вроде как, и не очень редкое, а даже весьма обычное, лишь не примечаемое. С третьей (сторон, как известно, шесть), можно ли задеть Далай-ламу, написав о встрече с ним вообще, тем более с ужимками, небрежно и неуклюже – то есть в меру своих талантов? Тоже, думаю, нет. Смех и только.

Что же тогда не так?

Я ужасно готовлю. Даже вареный рис с курагой, стоявший на столе, когда напротив меня с улыбкой сидел великий учитель, был отвратителен. Часть его по какой-то причине не доварилась, часть превратилась в клейстер, курага же, как я ее ни мыл, хрустела на зубах от песка. И это всего лишь рис! Можете представить, что выйдет, если поручить мне писсаладьер. Как говорится, по карме и результат.

С чего все началось?

Тут важно не застрять на деталях, потому что за необычным вечером следовала странная ночь, перешедшая в невероятное утро. Всему этому предшествовала заурядная как кирпичная стена жизнь – даже череда жизней, которые бы любой назвал скучными. Скажу в свое оправдание, что большую их часть я провел не в человеческом облике, но тут же себя поправлю: те были еще ничего.

Когда в пять ноль-ноль ожил телефон, оставленный мною выключенным в соседней комнате, я списал это на превратность сна и продолжил лежать в постели. Уснуть мне удалось хорошо если за час до того, так что сознание было мутным как овсяный кисель. Энергичный рингтон из «Багама мама» показался мне издевательством.

Телефон, между тем, продолжал звонить.

Проснувшись окончательно, вытащив себя из-под теплых тряпок, я поплелся на этот звук, обнаружил его источник, ответил, не глядя на экран, и попытался собраться с мыслями, когда меня спросили, на каком языке мне удобнее всего говорить. Признаюсь, этот вопрос – единственное, что заставило меня не бросить в раздражении телефон.

– На русском, – ответил я, добавив про себя непечатное.

В мобильнике что-то щелкнуло.

Следующее воспоминание: я судорожно навожу порядок в квартире и бегу в ванную, чтобы привести в порядок себя – словно немолодая фрейлина, приглашенная вдруг на бал. Чищу зубы, сдирая десны. Бреюсь. Втираю в голову из какой-то банки с еловой шишкой. Бросаю полотенце под ванну. Скачу на одной ноге, пытаясь натянуть на мокрое тело лучшее – белье от известной фирмы и костюм-тройку от неизвестной, купленный для какой-то свадьбы сто лет назад. Жилетка мне мала – раздраженно запираю ее в шкафу. Успеваю надеть носки, но не успеваю откопать туфли…

Настойчивый звонок в дверь.

На пороге невысокий мужчина в характерной одежде молча протягивает мне руку. За его спиной никого не видно (и не слышно, как я ни прислушиваюсь, не в силах поверить в то, что такая персона могла явиться без сопровождения). Облупленная лестничная площадка. Жидкий утренний свет. Легкий флер мусоропровода.

Когда я прикасаюсь к его руке, жестом левой приглашая войти, меня охватывает ощущение странности. Лишь бы не хихикнуть истерически, зажав рот ладошкой. Твердо понимаю: если это произойдет, остановить меня будет трудно.

Помогает брошенная в прихожей сумка, из которой торчит кроссовок – неловко и неопрятно. Как я мог ее не заметить? Досада делает мир реальнее, на секунду затмевая удивительное событие, частью которого я по неизвестной причине стал. В результате откуда-то из задворок приходит мысль спросить у чужака документы – все же мало ли кто это может быть…

От позора меня спасает чья-то фигура, с поклоном прикрывающая входную дверь. За ней видны еще несколько, словно только что возникшие в воздухе. Далай-лама благосклонно кивает им.

«Все же есть свита», – с удовлетворением выдыхаю я, ставя галочку в воображаемой анкете. Приглашаю гостя в гостиную, где дырка на единственном кресле спешно прикрыта пледом.

Коротким движением Далай-лама снимает у порога сандалии и проходит. Присаживается в кресло. Кивает. Смотрит на меня, затем на сухой аквариум, на качающиеся за окном ветки – под утро поднялся ветер, моросит дождь. Замечаю на коже и на одежде гостя мелкие алмазные капли.

Кланяюсь и с неловким интернациональным мычанием, не поворачиваясь к гостю спиной, удаляюсь в кухню, чтобы проверить рис: второй из говоривших со мною утром по телефону учтиво предложил его приготовить (курага – моя инициатива).

Срываю с плиты кастрюлю, набрасываюсь на нее с ложкой, перекладывая содержимое в две тарелки. Щелкаю тычинкой чайника-автомата. Спешно возвращаюсь в гостиную.

Далай-лама, теперь уже от книжного шкафа, вновь кивает мне. Проводит ладонью по корешкам, кажущимся заиндевелыми в сером свете (по какой-то причине я забыл включить освещение, комната напоминает каюту затонувшего корабля).

Глядя на книги и ласкающую их руку у меня возникает острое желание прочесть «Анну Каренину», которое не без борьбы вытесняет рис.

– Прошу вас, ваше святейшество. Я приготовил завтрак.

– Благодарю.

Первое слово, сказанное мне Далай-ламой.

На столе стоят две тарелки с кашей (свойства которой я уже описывал выше), две разные по фасону чашки и фарфоровый чайник, наполненный до краев отваром из широко рекламируемых пакетиков, содержимое которых, скорее, есть предмет веры, чем научно установленный факт. Отчего-то дурное качество чая в эти секунды смущает меня больше всего (наверное, потому, что мы еще не приступили к главному блюду). На всякий случай, на подносе с мордовским орнаментом лежат остатки нарезного батона и горстка зачерствелых ирисок.

Прямо скажем, жалкая сервировка.

Все же мне хватило такта не предложить Далай-ламе яичницу с беконом – оскорбительное сочетание загубленных на старте и в рассвете сил жизней. Какая уж тут духовность…

Не зная, что делать дальше, я молча стоял и ждал, пока его святейшество сядет на табурет. К счастью, мой высокий гость не поднял в недоумении брови, но совершенно по-европейски устроился на сидении, одернув скатерть (да, у меня есть скатерть!), и взял в руку ложку. В этот миг я почувствовал себя окрыленным, словно только что сдал экзамен по запутанному предмету, аккуратно пропустив все лекции за два года.

– Приятного аппетита, – выдохнул я с надеждой.

– И вам, – ответил Далай-лама.

Несколько минут мы были заняты трапезой – с улыбкой просветленного на одном лице и желания выплюнуть проглоченное на другом.

Закончив, облизав ложку, я разлил чай. Воздух наполнил аромат банного веника.

– От всего, исходящего из разного рода принципов, мы имеем данную природой защиту: уклонение от предписанных ими действий, – сказал Далай-лама ровно так, как я ожидал от него услышать. На каком языке это было сказано, я не отдавал себе отчета, как не отдаю его до сих пор.

При слове «уклонение» само собой подумалось о налогах и по неизвестной причине о дождливой погоде.

– Тонко подмечено, ваше святейшество.

– Считаете?

– Правда, – сказал я правду.

– Прекрасное утро, Степан Богданович. Благодарю за щедрую трапезу. Желаю вам процветания.

На этом Далай-лама ушел, жестом остановив меня.

Мягко стукнула дверь в прихожей. Я вернулся в гостиную, где долго и неподвижно сидел в кресле, глядя на плавающую в аквариуме рыбку.