Шукшин и Высоцкий. 25 июля

          Странные, непостижимые узоры троп, встреч и событий вывязывает каждому из нас пряха Макошь, именуемая богиней судьбы. Едва мы являемся на свет Божий, а всё уже предопределено и натянуты уже разноцветные нити многих судеб во времени и в пространстве, и намечены узелки и петельки связей соплеменников и современников – будто сценарий пьесы написан и дата премьеры назначена. И таланты отмерит в дар Судьба, и роли распределит: кого на главную роль, кого в массовку. Она же будет режиссёром и судьёй верности выбора пути на перекрёстках…
          Соединила Макошь белую и красную нити жизненного пути и двух подопечных талантов своих прочным двухцветным узлом, пометив его датой 25 июля – днём рождения Василия Шукшина и днём памяти Владимира Высоцкого. Символически сошлись конец с началом – и будто жизнь их продлилась с 25 июля 1929 до 25 июля 1980.
         
         
          25 июля – особый, сакральный день для словесников и музыкантов – для «песнописцев златоструйных», потому как совпал он с днём почитания иконы Богородицы «Троеручица». Появилась она в Дамасске в IX веке, во времена иконоборчества, когда лишённый по навету руки Иоанн Дамаскин, наречённый златоструйным песнописцем, горячо умолял Богородицу о чуде: вернуть ему отсечённую кисть руки. После исцеления он изготовил руку из серебра и прикрепил её к нижнему краю иконы Божией матери напоминанием о свершённом чуде. С тех пор обновлённому образу Богородицы молятся, когда наваливаются невзгоды и охватывает смертельная тоска, когда нужна Её помощь для восстановления справедливости и обретения истины, когда необходимо чудо исцеления души и тела.
          Ах, как часто жаждали такого чуда наши герои Василий и Владимир – столь разные и столь похожие, столь далёкие и близкие! Странное, почти мистическое, движение судеб явили они по осям времени против течения реки Волги – от Алтая до Москвы. Сомкнулись и заскользили каждая в своём кружеве, пока не пришлось им встретиться в Волго-Донской степи и в бессмертии…


          Место встречи изменить нельзя… как нельзя уже ничего изменить в их судьбах.
          Впервые они встретились Москве, в Большом Каретном переулке в квартире начинающего режиссёра Левона Кочаряна. Именно там познакомились двое из будущих «певцов златоструйных»: юный сын полковника, москвич Володя Высоцкий и алтаец Василий Шукшин – сын расстрелянного в 1930 году «врага народа», выросший «вражонком» в деревне Сростки, отслуживший в армии и немало потрудившийся, прежде чем начать завоёвывать столицу. Ему удалось поступить во ВГИК и вписаться в круг москвичей. Помятуя народную мудрость «с кем поведёшься – от того и наберёшься», заглянем в сокращённый список «круга Кочаряна», увековеченный в книге Анатолия Утевского «На Большом Каретном».
          «Лёва подружил нас с режиссёрами Иваном Пырьевым, Эдмондом Кеосаяном, поэтом Григорием Поженяном, – сообщает читателю автор и свидетель событий. – Здесь бывали актёры Кирилл Лавров, Олег и Глеб Стриженовы, Анатолий Солоницын, Нонна Мордюкова, Людмила Гурченко, писатель Юлиан Семёнов. В компанию вливались и друзья Артура Макарова: актёр, режиссёр и писатель Василий Шукшин, художник Илья Глазунов, режиссёр Андрей Тарковский, актёр Евгений Урбанский. Володя Высоцкий, в свою очередь, познакомил нас с Володей Акимовым, Игорем Кохановским, Георгием Епифанцевым, Всеволодом Абдуловым. В общем, “палитру” товарищества составляли разные “краски” – от сыщиков и следователей… до моряков… и спортсменов».
          Достойное сообщество! «На Большом Каретном» собирались талантливые, неординарные люди, но всё ещё у них было впереди: и мечты, и преткновения, и слава… и «битвы» за одухотворение эпохи.
          Что касается Шукшина и Высоцкого – не сказать, чтобы они дружили – всё-таки разница в возрасте 8,5 лет в молодости весьма ощутима, судьба не раз сталкивала их, но сближения не случилось. Кроме встреч на сборах товарищества, «бездомные» Владимир и Василий частенько ночевали у Левона, который по дружбе снял обоих в фильме «Живые и мёртвые», где был вторым режиссером, да ещё Шукшин пробовал Высоцкого на роль Пашки Колокольникова, и  даже собирался дать ему главную роль в своём «Разине»… тоже не случилось.
          Так каковыми были их отношения?  «Чисто человеческое “понять друг друга” и было, по-моему, главным в их отношениях», –  в той же книге уточнил Утевский. Более конкретно выразился поэт Роберт Рождественский: «Знаю, что они похожи, Высоцкий и Шукшин. Похожи истинностью своего таланта, похожи правдой, похожи болью, которая переполняла их сердца... и похожи любовью к людям».
          С этим трудно не согласиться. Возраст? Несомненно. Но и позже они не сблизились. Судя по высказываниям их товарищей, причина не столько в возрасте, сколько в нажитом жизненным опыте, а точнее в его социальной составляющей. Шукшин был классическим материалистом, более практичным, чем Володя,осторожным, напористым и, если надо – изворотливым. Этому научила его жизнь в деревне, да ещё в семье «врага народа» – он очень рано повзрослел. А Высоцкий был совсем другим – в нём, по мнению Митты, «…существовало одновременно несколько людей, и среди них, как равный с поэтом, мастером, авантюристом, мудрецом и лицедеем, жил ребенок, доверчивый, ранимый, дерзкий и застенчивый…».
          Впрочем, тайну своих неувязок наши герои унесли с собой, но судьбоносность их встречи очевидна. Сам же Высоцкий оценил их отношения так: «Очень уважаю всё, что сделал Шукшин. Знал его близко, встречался с ним часто, беседовал, спорил, и мне особенно обидно сегодня, что так и не удалось сняться ни в одном из его фильмов. Зато на всю жизнь останусь их самым постоянным зрителем. В данном случае это для меня значит больше, чем быть участником и исполнителем».
          Так или иначе, общались они много лет, и всё это время трудились на износ, с невероятной жертвенностью. И оба рано ушли – но ушли истинно народными, оставив после себя светлую память  и творения, ставшие национальным достоянием.
          Что же ещё было у них общего кроме таланта, правдивости,  фанатичного трудолюбия, целеустремлённости, сострадательности и жертвенности?
          И Шукшин, и Высоцкий были редким явлением отечественной культуры: каждый из них был синергетиком, совмещающим три творческих ипостаси – словесника, актёра и режиссёра. При этом они обладали системным мышлением и чувственным мировосприятием. Да, да! И Высоцкий был режиссёром, это подтверждается как бесконечными спорами с Любимовым, доводящих Владимира до срывов, так и воспоминаниями режиссёров Полоки, Говорухина и Юнгвальд-Хилькевича об их с актёром равноправном сотворчестве. К тому же Высоцкий и сам собирался поставить фильм «Зелёный фургон» и спектакль двух актёров в дуэте с Аллой Демидовой.
          Короче, оба наших героя писали, фактически, заявки на сценарий для постановки в театре или в кино, причём гармонично сочетали в коллизии произведения острый сюжет, трагизм, сатиру или добродушный юмор. В контексте их произведений, как правило, лежит современная проблема в пиковой ситуации, а сюжет и персонажи сценичны – в песнях и балладах Высоцкого это, по сути, театр одного актёра. Уникальность творчества Шукшина и Высоцкого и подтверждается тем, что их «златоструйные песни»  до сих пор живут в народе и «катят в души» людей, потому как по-прежнему актуальны.
          Забавно, но общими для наших героев были и препоны «серого кардинала» Михаила Суслова, которого раздражали как песни Высоцкого, так и спектакли Любимого и которому не нравились ни «Калина красная» Шукшина, ни фильмы его товарища Тарковского – а это верная примета, что их творения опережали время.
          Образно говоря, они сражались за Родину – и Василий Шукшин и Владимир Высоцкий – каждый на своей «огневой позиции», и главным оружием их было Слово. Оба последовали призыву горячо уважаемого ими Пушкина «восстань, пророк, и виждь, и внемли... глаголом жги сердца людей!», поскольку болели всем сердцем о соотечественниках, об оскудении душ их, об утрате традиций и человечности, об усреднении и форматировании личности.
          Вот что Шукшин написал однажды своему троюродному брату Ивану Попову: «Много думаю о нашем деле и прихожу к выводу: никому, кроме искусства, до человека нет дела. Государству нужны солдаты, рабочие, служащие... и т.д. И чтоб был порядок. И всё. А ведь люди должны быть добрыми. Кто же научит их этому, кроме искусства. Кто расскажет, что простой добрый человек гораздо интереснее и лучше, чем какой-нибудь дубина-генерал или высокостоящий чиновник».
          «Нам бы про душу не забыть, нам бы чуть добрее быть, нам бы, с нашими скоростями, не забыть, что люди мы», – уточнил он парадигму сохранения человечности во времени. И Высоцкий подтвердил своё  с ним единодушие в «Балладе о времени»:
         
          Враг есть враг, и война все равно есть война,
          И темница тесна, и свобода одна –
          И всегда на неё уповаем.
          Время эти понятья не стерло,
          Нужно только поднять верхний пласт –
          И дымящейся кровью из горла
          Чувства вечные хлынут на нас.
          Ныне, присно, во веки веков, старина, –
          И цена есть цена, и вина есть вина,
          И всегда хорошо, если честь спасена,
          Если другом надежно прикрыта спина.
          Чистоту, простоту мы у древних берем,
          Саги, сказки – из прошлого тащим, –
          Потому, что добро остается добром –
          В прошлом, будущем и настоящем!

          Эти стихи были написаны в 1975 году, а в судьбоносном 1974 году, за два месяца до смерти, Василий Шукшин, словно в напутствие следующим поколениям, написал: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту. Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами. Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание – не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».
          Да, наши герои умели жить, но торопились оба, будто знали, что недолгим будет их век, – оба ушли на пике славы:

          …Мы успели, в гости к Богу
          Не бывает опозданий,
          Так что ж там ангелы поют
          Такими злыми голосами.
          Или это колокольчик
          Весь зашёлся от рыданий,
          Или я кричу коням,
          Чтоб не несли так быстро сани.


          Наследие Василия Шукшина и Владимира Высоцкого хранит дух эпохи, в которой они жили, и чаяния народа о реабилитации  исконных традиций и устоев, обесцененных историческими катаклизмами, как уходящей эпохи, так и новыми веяниями.
          Динамика, драматургичность, фактурность персонажей, не вписывающиеся в надуманные стандарты, и энергетика живы чувств отличают их творчество от произведений современников. Плюс неистовое желание воли – воли всем и во всём, воли с крепким стержнем одухотворённой человечности, а не вседозволенности! И главное – посыл к утолению многовековой жажды русской души обрести справедливость и незыблемые, сакральные основы бытия
          Они мечтали вместе  сыграть казаков в фильме Шукшина о Степане Разине, объявить на всю страну: «Я пришёл дать вам волю!», огласив тем смысл своей жизни,  цель свою и мечту. Но вместо этого за год до смерти, будто по какому-то мистическому капризу небес, сыграли антиподов: раскаявшегося вора Егора Прокудина в «Калине красной» и непримиримого милиционера Глеба Жеглова, огласившего в фильме «Место встречи изменить нельзя» многовековую мечту народа: «вор должен сидеть в тюрьме!»
         
         
          Место встречи наших «песнописцев златоструйных» было предопределено судьбой – Волга-матушка. Та самая река-кормилица, которую переплыл когда-то на родине своей первой жены Володя Высоцкий и о которой написал потом песню:

          …Вниз по Волге плавая, прохожу пороги я
          И гляжу на правые берега пологие.
          Там камыш шевелится, поперек ломается,
          Справа берег стелется, слева – поднимается…
         
          А немного ниже этих порогов жили когда-то предки Васи Шукшина, которые ещё до революции переселились на Алтай из упокоившейся на дне Жигулёвского моря деревни Самарской губернии, стоявшей при впадении реки Уса в Волгу. Шукшин побывал в тех краях в 1973 году, когда искал место для натурных съемок фильма о Разине. Не найдя никого из рода своего, он отправился в Астрахань за легендами и притчами о разинцах. Не там ли он написал стихи о неприкаянных конях? Вот эти образные строки:
         
          И разыгрались же
          кони в поле,
          поископытили
          всю зарю.
          Что они делают?
          Чью они долю
          мыкают по полю?
          Уж не мою ль?
          Тихо в поле.
          Устали кони...
          Тихо в поле –
          зови не зови.
          В сонном озере,
          как в иконе, –
          красный оклад зари.

          Не привередливые ли кони из песни Высоцкого, написанной годом ранее, его вдохновили? Будто предчувствовал Шукшин, что не успеет сотворить вожделенный фильм о Степане Разина, на съёмки которого уже получил согласие от «Мосфильма»… правда, с условием, что сначала он сыграет одну из главных ролей в фильме Сергея Бондарчука о жестоких боях в донских степях…

          …Чуть помедленнее кони,
          Чуть помедленнее,
          Умоляю вас вскачь не лететь.
          Но что-то кони мне попались
          Привередливые,
          Коли дожить не успел,
          Так хотя бы допеть.
          Я коней напою, я куплет допою,
          Хоть немного ещё постою на краю…
         
         
          Нет, не на краю стоит Владимир Высокий – а стоит он в образе любимца кинозрителей Глеба Жеглова в Волгограде перед зданием областного управления МВД. Стоит и беседует со своим сослуживцем Шараповым. Изготовлен памятник саратовскими мастерами на деньги профсоюзной организации волгоградского МВД. Чуть позже Жеглова и Шарапова  работы Александра Рукавишникова увековечили  у входа в здание столичной полиции на Петровке, 38.
          Невидимая вешка жизненных путей с меткой «25 июля» указывает на Волго-Донскую степь, на улицы, названные в честь Василия Шукшина. Одна из них – в Клетском районе, где он сыграл свою последнюю роль, другая – в волгоградском микрорайоне Горная Поляна. Там же, практически, во дворе школы №58 стоит и памятник Шукшину. А ниже, у набережной имени Высоцкого, стоит на приколе яхта «Владимир Высоцкий», совершившая кругосветное путешествие по местам, где бывал наш «шансонье всея Руси»…
         
         
          Не видит этого благолепия Василий Макарыч, сидящий на алтайской горе Пикет. Озабоченно глядит он на Чуйский тракт, на притулившиеся к реке Катунь селения земляков: неужто ничего не изменилось с тех пор, как он покинул Родину?
          И только горные орлы слышат его взлетающие в небеса мысли:
         
          …стоишь ты,
          Злачёная, в звонах зелёных,
          Родина! Русь! Весёлая сила!..
          Я хочу, чтобы русская умная мать
          Снова меня под сердцем носила.
            
          Струящиеся эти жаркие, как молитва, строки перебивает плач Степана Разина:
         
          Голова ты моя, чердак славянский,
          с богатырских плеч покатилась в анютины глазки.
          Заслонила мне свет рубаха красная.
          Тихо перевернулся мир. Топчут тело моё чужие кони,
          плачет русская мать перед Иисусом сладчайшим...
          Други милые, нечем кричать, – я испил до конца свою смертную чашу.
          Сотвори невозможное, дерзкое чудо!
          Воскреси меня тоже, праведный Боже, я приду поклониться твоей красоте…
            
          И летит этот плач за горы и долины, за города и веси, пока не подхватит его ветер-астраханец и не унесёт в Несбывшееся на встречу с песней Высоцкого, написанной в последний год жизни:

          Проскакали всю страну,
          Да пристали кони – буде!
          Я во синем во Дону
          Намочил ладони, люди.
          Кровушка спеклася
          В сапоге от ран, –
          Разрезай, Настасья,
          Да бросай в бурьян!
          Во какой вояка,
          И „Георгий“ – вот...
          Но опять, однако,
          Атаман зовет.
          Хватит брюхо набивать!
          Бают, да и сам я бачу,
          Что спешит из рвани рать
          Волю забирать казачью.
          Снова кровь прольётся?
          Вот такая суть:
          Воли из колодца
          Им не зачерпнуть!
          Плачут бабы звонко...
          Ну, чего ревём!
          Волюшка, Настёнка, –
          Это ты да дом.

          А в степи, у берегов Дона-батюшки, над Васильевской часовенкой, стоящей на утёсе Шукшина, присоединится к ним признание Василия Макаровича:

          Это было давно, колоколило небо,
          Бог, потревоженный, в тучах носился.
          Землю, как грудь, распинали кони,
          Стон и рёв по долинам катился.
          Мы торопились. Ветры тугие рвали нам губы.
          Мы улыбались, мы улыбались...


          …Струятся степные ветры, струятся строки песен, струится Волга-матушка, несущая свои серебряные струи свои с севера на юг, из прошлого в будущее. Качаются на волнах её теплоход «Василий Шукшин» и плавучая церковь «Святой Князь Владимир», сияющие купола которой будят в душах, опустошённых «утратами да тратами» и «стёртых перекатами», строки из написанной Владимиром Высоцким в переломном 1975 году песни «Купола»:

          В синем небе, колокольнями проколотом, -
          Медный колокол, медный колокол -
          То ль возрадовался, то ли осерчал...
          Купола в России кроют чистым золотом -
          Чтобы чаще Господь замечал.





            Примечание.
            
            Коллаж автора с включением портрета В. Шукшина работы Германа Порфирьича Захарова
            
            Внимание!
            Можно увеличить картинку. Для этого зажмите одним пальцем клавишу Ctrl и осторожно покрутите колёсико мышки вперёд или нажмите «+». Вернуть всё в исходное положение можно покрутив колёсико назад.