На глубине. Или о вреде курения... под водой

     Работали на Тихом океане два водолаза. То ли трепанга собирали, то ли губок. В общем, делали свою нелегкую водолазную работу.

     Совсем молодой Володя работал в паре с опытным водолазом, которого все уважительно звали Степаныч. Крепок и сухощав был Степаныч, спокоен всегда, как и подобает опытному водолазу. Ну а Володя еще такого опыта не приобрел. Но работы не боялся и спокойствием на своего напарника очень походил, все ему также нипочем было, как настоящему водолазу.

     На большой глубине они работали. Сильно давление там давит на водолаза. А потому в полном водолазном снаряжении по дну ходили – в тяжелом медном шлеме с манишкой, специальной водолазной рубахе из прорезиненной парусины, ботинках из толстенной кожи со свинцовыми подошвами и с грузами на спине и груди. Много там губок было. Или трепанга. Два часа они работали, а потом их на обед поднимали. Поднимали тоже два часа, с остановками, не спеша. Как и положено по правилам. Ведь от резкого перепада давления погибнуть может водолаз.

     На поверхности их ждал баркас. Тоже специальный водолазный. На нем помпы воздушные, компрессор и другое водолазное снаряжение. Командовал всем этим старшина, у которого в подчинении несколько рабочих. Они подавали помпами воздух водолазам через шланги, контролировали работу компрессора, увеличивали или уменьшали давление подаваемого воздуха по сигналу. Следили, чтобы у водолазов на дне все в порядке было.

     Заядлым курильщиком был Степаныч. Как только поднимут его на баркас, снимут с него водолазный шлем, так сразу папироску зажженную ему в зубы вставляют. Затягивается Степаныч едким дымком, пока всю остальную амуницию с него снимают, щурится от удовольствия. А когда полностью освободят его от всех водолазных принадлежностей, выкуривает он еще одну, не торопясь поплевывая за борт баркаса. Обедают они с Володей. И, пока напарник просто отдыхает, выкуривает Степаныч свою послеобеденную папиросу, после чего вполне счастливый начинает готовиться к очередному погружению. Еще два часа работы на дне и медленный подъем на поверхность.

     Много дней они так работали. В будние дни оставались ночевать в своей каюте на баркасе. А на выходные шлюпкой их доставляли на берег и водолазы спешили в свои дома к родным. Но как-то после второго подъема по окончанию работы, когда оба водолаза уже расположились на отдых в каюте, пришла Володе в голову шальная мысль, и говорит он своему старшему товарищу:
     - Степаныч, что это мы с тобой как неприкаянные туда-сюда болтаемся по два раза в день? Давай будем четыре часа на дне работать, и четыре часа нас поднимать будут. Так и так всего восемь часов получится.
     - А чего ж, - отвечает Степаныч, – давай так. И, правда, никакой разницы. Обойдемся как-нибудь без обеда, зато болтаться в два раза меньше придется. Вечером уже и пообедаем и поужинаем заодно.

     На следующий день позавтракали они поплотнее, договорились обо всем со старшиной на баркасе и пошли на погружение. Опустили их на дно, начали работу. Час работают, другой. Все в порядке. Собирают то, что нужно. Никаких происшествий не случается.

     Вот уже и четыре часа пролетело, стали их поднимать. Через час подъема Степанычу как-то не по себе становится. Не может сразу понять, что не так. Еще через час чувствует, что его кожа мурашками покрываться начала. Сначала ноги, потом все выше по телу, по рукам. И вот мурашки уже на самой макушке. И почесаться нельзя в водолазном скафандре. Через некоторое время так во рту сухо стало, как будто кто песка туда насыпал. Голова звенит как рында корабельная. Никогда с ним такого раньше не было, хотя за свою долгую водолазную жизнь немало повидал. Были опасные и тяжелые ситуации. И акула нападала, и грунтом засыпало как-то. Но так скверно Степанычу еще не было.

     Только на баркасе, когда сняли с него шлем, вставили в зубы папиросу, затянулся как обычно Степаныч дымком, и стали мурашки исчезать, в голове звенеть перестало, и во рту все наладилось. Но не щурится он уже от удовольствия, понял, что с ним такое приключилось. Не может его натура водолазная так долго без курева обходиться. Аж восемь часов не курил!

     Задумался Степаныч. Еще несколько папирос высмолил подряд и сел ужинать. За едой молчит, на Володины вопросы отвечает односложно. Все думает. Задний ход давать и возвращаться на прежний график? Ну, это совсем не по водолазному получится. Мало ли что подумают. Вон Володя восемь часов под водой, и хоть бы что ему. А ведь молодой совсем. А я – опытный водолаз и тоже могу по восемь часов под водой находиться.

     Под вечер успокоился Степаныч, что-то придумал. А когда его напарник уже видел сны и храпел в каюте так, что переборки трещали, поколдовал он немного с иголкой и ниткой над своим свитером водолазным, который всегда на погружение надевал. И лег спать.

     Утром все как обычно. Завтракают водолазы, надевают помощники на них снаряжение. И на дно.

     Работает Степаныч, собирает губок или там трепанга. А сам все на часы посматривает. Часы у него специальные, водолазные. Надеты на руку прямо поверх скафандра, на рубаху водолазную. Стрелки на циферблате так светятся, что на любой глубине, в самой кромешной темноте видно ему который сейчас час. На любую глубину может водолаз в таких часах погружаться, и ничего с ними не случится. Ни вода не попадет, ни давление их не расплющит. Минут за 15 до начала подъема берет Степаныч рукой сигнальную веревку и дергает ее два раза, мол, добавьте воздуха. Принимает старшина на баркасе сигнал, начинают рабочие качать помпу сильнее, больше воздуха поступает в скафандр водолаза.

     Выжидает немного Степаныч, не давит затылком на золотник, не стравливает некоторое время воздух. Его скафандр начинает слегка раздуваться как воздушный шарик. И тут главное – не зазеваться водолазу, не пропустить нужный момент. Иначе вмиг раздуется скафандр, и вытолкнет его на поверхность за считанные секунды.  А это почти верная гибель, когда на такой глубине находишься, разорвутся кровеносные сосуды. Опытный водолаз Степаныч, много тысяч часов под водой отработал, знает, когда нужно остановить поступление воздуха.

     А пока рубаха раздувается, рукам в рукавах становится свободнее. Степаныч ловко достает одну руку из рукава и тут же давит затылком на золотник, стравливая воздух из скафандра. Все, опасность миновала. Теперь можно и перекурить. Дергает он сигнал, теперь уже четыре раза, и подачу воздуха с баркаса уменьшают. Степаныч достает освободившейся рукой из петелек, которые вчера смастерил на своем свитере, папиросу. Затем таким же маневром из другой петельки достает зажигалку, прикуривает. Пускает себе дым Степаныч прямо в скафандр, пока не выкуривает с удовольствием всю папиросу. Поплевал на окурок, сдавил его пальцами и бросил в штанину.

     Теперь хорошо бы и дым стравить из скафандра в воду. Опять два раза дергает сигнал - добавить воздуха. Сильнее воздух стал поступать, чаще нажимает затылком золотник водолаз, и вот уже почти нет дыма в скафандре. Руку свою он еще раньше на место в рукав засунул. Привычным сигналом из четырех рывков сигнальной веревки восстанавливается обычный режим подачи воздуха, и теперь готов к подъему Степаныч. Отлично себя чувствовал в этот раз, даже вздремнул немного, пока его поднимали четыре часа. И на баркасе в этот вечер весел он был, подшучивал над Володей как обычно. И сам смеялся его шуткам.

     Так и повелось. Опустится на дно Степаныч, поработает, перекурит и наверх. Не каждый водолаз так сможет. А он курит себе на грунте и думает: вот надо мной метров двести океанской воды, но я стою здесь и курю как на палубе. Железные нервы надо иметь для такого мероприятия. А у водолазов они такие и есть эти нервы, стальные.

     В один из рабочих дней работали водолазы на дне. Покурил как обычно Степаныч перед подъемом с глубины, затушил папироску, бросил ее в штанину, стравил дым из скафандра и приготовился к подъему. Только начался подъем, как почувствовал он жжение у правой щиколотки. Не понял сначала причину этого жжения водолаз, терпит пока. А жжение тем временем становится все сильнее и сильнее. Уже нет сил терпеть. Выход только один – побыстрее подняться на баркас. Дернул он три раза сигнальную веревку – поднимайте, выхожу наверх, означает этот сигнал. Приняли сигнал на баркасе, недоумевают, ведь итак подъем идет. Дернул старшина один раз сигнал – как себя чувствуешь, означает. Но у Степаныча уже дымок из штанины идет, едкий и противный дымок, не табачный. Дышать тяжело становится, и боль в ноге уже нестерпимая. Понял он, что плохо затушил папиросу, перед тем как в штанину бросить. Притупилась бдительность, не заметил, что окурок еще чуть тлел. А когда больше воздуха стало поступать для стравливания дыма, вот он и разгорелся. И одежда теплая водолазная совсем неподходящей для такого случая оказалась.

     Горит теплое шерстяное белье на ноге у Степаныча. Дергает он сигнальную веревку, часто дергает. Поняли на баркасе, что совсем неладно у него. Тут уже не до правил. Поднимают быстро его на борт. Одновременно барокамеру готовят. С помощью барокамеры можно иногда спасти водолаза от кессонной болезни.

     Подняли Степаныча на баркас. Быстро освободили его от водолазного снаряжения. Потушили огонь и сразу в барокамеру. Главное – это спасти жизнь водолазу, нога подождет. Несколько суток пролежал старый водолаз в барокамере. Оклемался. Но с ногой совсем беда. Осмотрели врачи, поставили диагноз. Диагноз неутешительный – гангрена. Один выход – ампутация. И отрезали ему правую ногу по колено.

     Пришлось оставить Степанычу свою водолазную работу. На одной ноге по дну не сильно походишь. Когда нога совсем зажила, соорудили ему в водолазных мастерских протез, на котором он ловко научился ходить. А чтобы опыт его водолазный не пропадал, пригласили заниматься в водолазной школе с курсантами. Новая работа Степанычу понравилась. Всем своим богатейшим опытом делился он с будущими водолазами. А они по понятным причинам прозвали его Джон Сильвер. Но называли так его только «за глаза», когда он не мог услышать. Очень уважали своего инструктора. Ведь покурить на глубине так никто больше не смог!

     А Степаныч пока находился в барокамере курить не мог. А когда из нее вышел, решил уже не начинать. Бросил он это вредное занятие. Особенно на глубине…