Аделард вытер со лба пот рукавом кафтана. Над болотами, окружавшими поместье леди Катрианы зловонным кругом, висела духота, выжимающая из путников все соки. Парень не понимал, как кто-то мог жить в подобном месте, насквозь пропахшем серой, сыростью и гнилью. Серый полумрак повсюду навевал то ли сон, то ли тревогу, а может и то и другое сразу. Глядя на покрытые мхом темные кости между корнями, Аделард качал головой.
Между уродливыми стволами с густой кроной неторопливо ползал туман. Бесшумный и зловещий он разбивался о потемневшие, покрытые темной сетью лиан и лишайником стены поместья. За ними прочно вросла в землю строгая, но тонкая в очертаниях усадьба. Даже раскидистые ветви деревьев не решались забираться за стены, опасались закрывать небо над блеклым строением.
Аделард вытер пот с лица, оттянул ворот и, поправив на плече поклажу, подошел к высокой решетке узких врат. Справа от застывших в изящном узоре стальных прутьев на тонкой цепочке свисала бронзовая фигурка висельника. Поморщившись, юноша дернул за цепь и отошел на шаг. Из поместья не донеслось ни звука. Юноша всматривался за причудливый узор решеток на оплетенных лозой окнах, пытаясь высмотреть обитателей. Но мог разглядеть только серые блики пасмурного неба.
Вокруг не пели птицы, не шебуршали звери, не стрекотали насекомые. Гнетущая и всеобъемлющая тишина окружала поместье леди Катрианы, а редкие звуки не приносили облегчения, наоборот, усиливали тревогу. В постоянной тревоге Аделард перебегал взглядом от одного дерева к другому. Клочья тумана обманчиво складывались в призрачные фигуры, но тут же рассеивались, стоило юноше сфокусировать зрение на них.
Высокая, резко выделяющаяся на фоне бледных стен черная дверь в ромбах открылась, и из поместья вышел слуга. Низко опустив голову, он прошел мимо клумб с увядшими цветами, прошаркал по опавшей листве и остановился перед стальными прутьями ворот, за которыми стоял Аделард. Слуга был одет почти так же бедно, как и сам паренек, даже протертости на локтях выцветшего кафтана и коленях обвисших чулок были такими же, как у Аделарда. Только худ, сгруженный вокруг шеи казался новее, из-за нечастого использования надо полагать. Худые руки слуги вцепились в тяжелый засов и со скрежетом протащили его в петле. Ворота, жалобно застонав, приоткрылись, впуская Аделарда в сад.
Сухие стебли цветов стелились по клумбам и вытекали из них коричневыми мертвыми ручьями на мощеные дорожки; несколько деревьев садика тоже давно умерли, но крепкие стволы отказывались гнить и ломаться. В темных окнах слабо бликовало серое небо. Скитания Аделарда никогда не приводили его в это мрачное, полумертвое место. А при виде бледных стен, с оплетенных лианами балконов и мертвых растений вокруг, пожалел, что решился придти сюда сейчас.
В подобном месте, окруженном неприветливыми болотами, вдали от людей, могла жить только самая отчужденная персона графства Тумультус.
-Меня зовут Саймон, - представился слуга, когда они миновали крутой изгиб дорожки. – Как известно, госпожа любит уединение. Настоятельно прошу вас, не нарушать ее покоя, не смотреть на нее, не разговаривать с ней. Если, конечно, она сама не попросит.
-Это что, кладбище? – Аделард замер посреди дороги, видя только кривые надгробия под боковыми окнами здания.
-Да. Здесь покоится супруг леди Катрианы. Вы помните его? Ох, конечно, нет. – Слуга хлопнул себя по седой голове. – Уже никто не помнит. Он стал первым обитателем этого кладбища, оставив молодой вдове разгром в графстве.. – Ей пришлось приложить много усилий, чтобы исправить то, что натворил граф.
-Но леди не получила графский титул…
-Вельможи, сударь. Они противились ее растущему влиянию и не дали ей получить титул. Они пополнили этот дивный сад надгробий.
-А те камни? Не отесанные, среди плит. Кто под ними?
-Слуги, сударь. – Саймон пошел дальше.
-Любимчики?
-Предатели.
-Так много?
-Рано или поздно леди спрашивала каждого.
-И каждый признался?
-Со временем признались все. Потому леди и поселилась здесь, вдали от предателей, воров и убийц, - говорил Саймон о госпоже с подобострастием, присущим вожделеющему человеку. И наверняка он не собирался ей вставлять, ведь препятствий не имелось, и единственная связь с миром – сам слуга. Скорее всего ему просто нравилось подглядывать за ней. Либо так, либо Аделард не знал, почему еще старик не сбежал от госпожи и от кладбища слуг. – А глядя на надгробия раскрытых изменников, она чувствует себя спокойней. Пойдемте, не будем заставлять госпожу ждать ее заказ.
Слуга открыл дверь, через которую вышел, с поклоном пропуская Аделарда вперед. В обширном холле под белыми покрывалами буграми выделялась мебель, на стене, над еле горящим камином, висела закрытая белой тканью картина, на полу мелко подрагивали изредка залетавшие в открытую дверь серые опавшие листья. За Аделардом закрылась дверь, и этот звук эхом прокатился по пустым коридорам, поднялся по винтовой лестнице на второй этаж и там затерялся.
-Кто там, Саймон? – послышался усталый женский голос со второго этажа.
-Охотник, моя леди, принес заказанную провизию, - войдя, ответил слуга.
-Пусть поднимется, я расплачусь, - после этих слов, Саймон с поклоном указал Аделарду на лестницу на второй этаж.
Поправив на плече мешок, юноша шагнул на ступени. Камень под ногами выглядел мертвенно холодным, от полированных до блеска перил веяло таким же холодом. Второй этаж начинался с потрескавшихся каменных перил балкона, к которым Саймон приставил огниво на длинной палке, чтобы зажигать люстру под потолком холла. От балкона вглубь особняка шел коридор, стерильно серый, как все вокруг. По обеим сторонам коридора светлели открытые дверные проемы, в конце бледно сияло зарешеченное окно.
-Сюда, - снова послышался голос, - вторая дверь справа.
Аделард прошел по коридору до второй двери справа и без раздумий вошел. За свою жизнь он понял, что не стоит медлить, когда кто-то сильнее или могущественней тебя просит что-то сделать.
В комнате было так же пусто, как и в холле: мебель укрыта белой тканью, кроме темного кресла возле стола, в камине на последнем издыхании метался одинокий огонек, ветер через открытые окна полоскал прозрачные белые занавески. Аделард не сразу заметил стоящую у окна и смотрящую во двор женщину. Миниатюрная, с бледной кожей, которую подчеркивало черное бархатное платье, она все еще была красива, хоть и старше охотника вдвое. Золотистые волосы леди Катрианы были стянуты золотой сеткой под затылком. В попытке согреться она тонкими пальцами стягивала на груди отороченный каким-то мелким пушистым зверем плащ. Аделард и сам поежился от холода, тогда как за воротами изнывал от жары. И во всем этом пустом, задернутом великолепии Катриана смотрелась как нельзя уместно.
-Подойди, - голос у нее был мягким, хотя усталость наложила на него некоторый печальный оттенок. Аделард повиновался. У окна было еще холоднее. Во дворе, возле стены торчало корявое дерево, под деревом маленьким садиком надгробных камней приютилось кладбище. Зеленые глаза Катрианы лукаво сощурились, тонкие губы изогнула легкая улыбка, острый, но очень красивый нос высокомерно вздернут. – Откуда ты, охотник?
-Из Когнирина, моя госпожа, - с поклоном, из-за которого заплечный мешок скатился на пол, ответил Аделард.
-Значит, ты мой верный подданный? – вот так и начинались разговоры, после которых висельницы обрастали своими постояльцами. Аделард весь напрягся, раздумывая, что же сказать, чтобы не оказаться среди тех могилок под деревом.
-Да, госпожа, - ответил Аделард.
-Я рада, охотник, - она снова повернула голову к окну и отодвинула в сторону загородившую вид занавесь. – Верность в наше время – поистине большая редкость, а потому великая ценность. Раньше этот дом цвел радостью и жизнью. Но в нем поселилось предательство, - в голосе женщины послышалась холодная ненависть. Но продолжила она уже спокойно: – Теперь же остался только Саймон. Мой верный Саймон. Я ценю таких людей, как он. Как тебе живется, охотник? Испытываешь ли ты в чем-то нужду?
-Нет, моя госпожа, - все еще сгибаясь в поклоне, отвечал Аделард.
-Судя по одежде, ты беден, разве в деньгах нужды не испытываешь?
-Многие ее испытывают, госпожа. Я в том числе. Потому и работаю. – Это была очень скользкая тема, но все же он решил напомнить о том, что принес заказанное ею и хотел бы получить обещанную плату.
-Да, точно, - он не видел этого, но судя по голосу, леди довольно улыбалась. – Вот то, что поместье тебе должно, - перед упертым в пол взглядом юноши возник кожаный кошель в маленькой руке. Аделард подставил под ручку Катрианы ладони и поклонился еще ниже. Она уже начала опускать деньги в руку парня, но потом кошелек выпорхнул из поля зрения охотника. – Но ты можешь заработать больше.
Аделард напрягся, медля с ответом. В дверях стоял Саймон, как будто, тоже ожидая того, что скажет гость. Краем глаза охотник заметил, что старый слуга замер в напряжении. На всякий паршивый случай, на такой случай, если вдруг старик набросится на него, юноша потянулся к ножу за поясом. Уверенность, что Саймон вот так же стоял рядом с другими слугами, когда те еще заселяли особняк, крепла в Аделарде секунда за секундой.
-Если моя госпожа скажет, что ей нужно, я отвечу, в моих ли силах ей помочь, – сказал Аделард самое безобидное, что пришло ему в голову. Катриана самодовольно улыбнулась и махнула рукой в сторону стола. Леди продолжала смотреть в окно, когда Аделард поднял со стола запечатанный пергамент. Красивый свиток из дорогущей тонкой бумаги, с величественной печатью в виде гордо парящей птицы, с которой свисала атласная зеленая лента.
-Это нужно доставить в Тумультус и показать Триону Адонику, командиру городского гарнизона. – Катриана отвернулась от окна и холодно, угрожающе холодно, продолжила: - На доставку у тебя три дня. Не тяни. Оплату получишь у Триона. Это все. Можешь идти.
Когда Аделард выходил из кабинета леди Катрианы он слышал ее грустный вздох, наверняка обращенный к маленькому саду могил во дворе. Саймон двинулся сопровождать гостя к выходу.
У открытой входной двери Аделард шепотом спросил старика:
-Что там? – его голос дрожал. – В письме?
-Не знаю, сударь. Возможно, приказ Триону прислать нового слугу, так как к тому моменту меня уже не будет в живых. Возможно, просьба генералу лично доставить ей завтрак. Приказ об усилении рубежей, удвоении патрулей, новые законы об охоте.
-А не может там быть приказа о казни подателя письма? Луи Блиц однажды доставил такое письмо.
-Там может быть, все, что угодно, сударь.
-Но разве вы не знаете?
-Нет, - меланхолично покачал головой Саймон. – Госпожа сама пишет распоряжения.
-Я ведь просто доставил тушу оленя и шкуры. – Аделард умоляюще смотрел на слугу. – За что меня казнить?
-Уверен, сударь, половина кладбища леди задавалась тем же вопросом.
-А что если я, - юноша понизил шепот до еле слышного, - потеряю письмо.
-Тогда, скорее всего, за вашу голову будет назначена награда. Вскрытие печати, полагаю, скажется на вашей судьбе так же.
-А что если это – он поднял свиток, - и есть указ о награде за мою голову?
-А если нет? Поверьте, вам лучше отнести письмо, чем не отнести, или подать вскрытым.
-Помогите мне, Саймон. Молю вас! Вы знаете леди лучше кого бы то ни было. Что там может быть?
-Удачи вам, - слуга закрыл дверь перед носом охотника.
Аделард крепче стиснул свиток и вышел из поместья. Широким шагом охотник пересек двор перед особняком, открыл рывком засов на воротах и вышел в мутную духоту окружающих болот. Три дня. Два нужно, чтобы выбраться из этих мест, полдня чтобы добраться до города и найти командора корпуса Бурой Лавины в Тумультусе.
Отойдя от поместья на приличное расстояние, на такое, что его не было бы видно даже с верхушки башни особняка Катрианы, Аделард устало привалился плечом к дереву. Свиток с печатью он все так же держал в руке.
Аделард прошагал весь день, хмурясь от невеселых мыслей. Духота давила, пот стекал с бровей в глаза. Руки несколько раз порывались достать из мешка письмо. Несколько раз доставали. Несколько раз уже замахивались, чтобы выкинуть проклятую бумажку. Один раз выкинули. Но Аделард подобрал бумагу, выбрав между явной смертью и возможной ту, что пока не предопределена. И так до самой ночи, до привала но корявых корнях под стволом дерева.
Сон никак не шел, полночи юноша ворочался на впивающихся в ребра корнях, вторую половину просыпался от малейшего шороха. От недосыпа Аделард проснулся злым и недовольным.
Темные стволы деревьев выплывали из туманного марева, подсвеченного дневным светом, редкие шорохи звучали немного чаще, чем обычно, небольшой костерок шипел, заливаемый водой из бурдюка.
Аделард еще раз посмотрел на свиток, на печать на нем и глубоко вздохнув, начал собирать свои вещи. Бубнеж охотника о том, что Катриана, злобная мстительная стерва, одержимая мыслью о том, что все хотят ее предать, не дружащая с головой баба, убившая всех своих слуг за верную службу. Но его она в такого не превратит. Нет, Аделард не станет оглядываться по сторонам в поисках угрозы, не станет больше думать об этом злосчастном письме, указе, или что он там нес. Нет, он просто доставит его. А там уж будь, что будет.
За хмурыми мыслями, в которых он провел вчерашний день, охотник не заметил, что в гневе знатно прибавил шагу и почти выбрался болот с Катрианы. Потому весьма удивился, когда через несколько часов туман стал почти прозрачным и пропал вовсе, а серые деревья с болота сменили другие, высокие, с хвоей и прогалами в кронах, через которые лился свет. Разлапистые папоротники качались, когда Аделард проходил сквозь их густые заросли, под ногами хрустели ветки, иногда под подошвой мягко лопались чешуйчатые шишки сосен. Натыкаясь на них, охотник начинал бубнить и по поводу плохо смываемого с сапог сока. Папоротники исчезли так же быстро, как и возникли, им на смену пришла высокая трава, в продольную черно-красную полоску. От тонких стеблей рябило в глазах, а от резкого пряного запаха у юноши кружилась голова. Полосатые заросли резко обрезала траншея, вырытая посреди леса. Аделард нашел ее полезной на случай лесного пожара, но был уверен, что тот, кто ее вырыл, старался и рыл длинную яму только потому, что ему взбрело это в голову. По дну траншеи охотник и двинулся в Тумультус.
Через крону в лес пробивалось достаточно света, чтобы превратить лес в светлое и приветливое место, несмотря на частые и большие паутины веток валежника, темнеющие в разных местах. Иголки сосен приютили на себе желтоватые лучи солнца и нескольких птиц, звонко оглашающих округу своим щелканьем. Часто глаз натыкался на лишенные коры стволы поваленных деревьев, белыми костями торчащими из лесной подстилки. Аделард сторонился чащоб, непролазных зарослей кустов, переплетений ветвей, через которые с трудом пробивался даже свет.
Лес обрывался четкой линией, сменяясь немногочисленными засеянными полями. Каждое утро на поля из своих домиков у городских стен выходили рабочие, возделывали землю, собирали урожай и куда-то отвозили на скрипучих покосившихся телегах. Среди полей массивной каменной грядой валялся Тумультус, оплот власти графства, олицетворение стабильности и долговечности: угрюмая громада из серых стен с черными окнами, накрытая серыми черепичными крышами. А посреди города возвышался дворец. Высокий, составленный из строгих прямых линий, со стрельчатыми окнами, двумя острыми башнями и множеством прилипших к ним строений. Над городом всегда висели тяжелые тучи, сколько Аделард не захаживал туда.
На улицах города царила почти та же цветовая гамма, что и в лесу: где не темно, там серо, от желтоватых луж поднимался неприятный душок. Аделард старался их обходить. Каменные мостовые блестели от влаги, в темных узеньких переулках раздавались пугающе странные звуки и маячили подозрительные тени. Дома стояли друг к другу так тесно, что разница между переулками и главными улицами не бросалась в глаза. Однако телеги как-то умудрялись проходить по этим щербатым мостовым, клацая ободами колес по камням. Везде царил напоминавший гул севарового роя шум: все шептались направо и налево, разговаривали сами с собой, прохожие бормотали себе под нос, кутаясь в тяжелые от влаги плащи, угрюмые личности небрито смотрели на прохожих, почти оскаливая пасти в гнилозубой ухмылке. Никто не носил ярких одежд, не выделялось на сером фоне ни одно яркое пятно, будь то человек, или занавески на окнах дома, или вывеска магазина.
Аделард брел по вонючим улицам, не обращая внимания на нервно хихикавшего мужчину, что вышел из темного переулка позади него, не смотрел на женщину в лохмотьях, грязную и помятую, глядевшую на серое небо, непонятно отчего мокрыми от слез глазами. Юноша обратил внимание только на одного человека, того, что высунув кончик языка, возбужденно дрожа, надрезал себе предплечье тупым ножом. И обратил внимание-то только потому, что ему было жалко этих людей. Того, что шел сзади, наверняка одолевала непонятная тревога, ему мерещилась какая-то слежка, заговор, опасность да что угодно, что заставляло его переживания изливаться этим несвязным бормотанием. Женщина, которую охотник только что миновал, тоже была немного не в себе, видно было по глазам. А парень, грязный бедолага с кровоточащими порезами на руках, просто находил непонятное даже ему удовольствие от получаемых ран. Или что еще хуже, он с упоением вырезал из себя что-то. Аделард не мог принять, что эти люди живут такой жизнью, жизнью в постоянном страхе, страхе непонятно перед чем, в бесконечных оглядках, в уверенности, что вокруг враги, иногда даже внутри них самих. И ему было их жалко, хотелось им помочь. Но как показал опыт, помощь тут бесполезна, да и не нужна, в общем-то.
-Нет-нет-нет, - бормотали сзади, - он, не я. Он. Или они. Да, они. Он не смог бы. А я? Смог бы? Нет. Только он. Они. Нет он.
-За что? – странно восторженно плакала полунагая женщина, прижимая грязные ладони к груди. – Но почему? Неужели? Но разве можно?
-Во-от так, - тянул свое мужчина, делая очередной надрез на почерневшей от грязи руке, - да-а, так-то лучше. Лучше. Дыши. Не все сразу. Сначала дыши.
Аделард перестал вслушиваться. Как эти люди могут так жить? Как они выживают, если не могут думать ни о чем другом, кроме того, о чем говорили?
-Эй парень!
Аделард с опаской поднял глаза. Над его головой, по плоской крыше, обрамленной черепичным скатом, прохаживался лысый мужчина атлетического телосложения. Мускулистая рука ощупывала стену, которой не было, на лице блуждала рассеянная улыбка.
-Да ты. Выпусти меня. – Аделард не ответил и пошел дальше. – Не стоит туда идти, парень. Ну, смотри сам. Я тебя предупредил.
Позади Аделарда слышался смех мужчины, а перед ним, над всей серой угрюмостью Тумультуса возвышался дворец.
Под высокими окнами дворца нестройным ограждением стояли ломанные виселицы с покачивающимися на веревках почерневшими трупами. Вороны громко каркали над висельниками, на висельниках, пожирая висельников, редкий неуловимый ветерок раскачивал тела на скрипучих веревках, жужжание мух звонко отдавалось в почти застывшем воздухе. За этим частоколом смерти, словно крепкий палач, любующийся своей работой, раскинул широкие каменные плечи Дворец Правосудия, Обитель Графа Тумультского и Оплот справедливости и Законности на этих землях. Широкие крылья дворца казались выше, благодаря вытянутым колоннам на фасаде, узким стрельчатым окнам и двум высоким остроконечным башням. Фасад изобиловал барельефными колоннами, балюстрадами, вытянутыми, в большинстве своем вертикальными статуями, множеством декоративных балконов и башенок, не имеющих никакого назначения, кроме усиления впечатления, что весь дворец состоит из старых, уже покрывшихся серым налетом реберных костей.
По бокам от дворцовой площади гордо, не смотря на приземистость, покоились костяные клетки казарм стражи и штаб. Все те же барельефные колонны облепили фасады, полувальмовую крышу с проржавевшей металлической обшивкой обрамляла корона из крошечных башенок с заостренными верхушками. На фоне серой реберности всего ансамбля ржавые крыши выделялись яркими пятнами.
С опаской посматривая на оцепивших полукругом со стороны дворца площадь солдат, парень направился к двухэтажному зданию штаба. На узком фронтоне красовался барельеф всадника с отрубленной головой в руке поднятой вверх. У штаба стояло двое часовых, которые сразу же преградили юноше путь.
Не говоря страже ни слова, Аделард показал из своих рук письмо Катрианы, и один из них сразу же ушел, второй же загородил проход в штаб своей алебардой. Через несколько минут из темного прохода послышались тяжелые шаги. С трудом протискивая широченные плечи в узкий проход, к Аделарду вышел мужчина. Стражник уступил ему дорогу, вставая на свой пост, второй солдат протиснулся за спиной здоровяка и занял свое место у входа. Глаза Аделарда находились на одном уровне с широкой грудью, кольчуга на которой грозилась вот-вот лопнуть. Но подняв взгляд на широкое доброе лицо с большими глазами, обрамленное пушистой бородой, охотник немного успокоился. Мужчина положил мясистую ладонь на рукоять меча и выжидающе смотрел на парня.
-Генерал Трион?
-Он самый, - без угроз, мягким голосом ответил здоровяк.
Молча, юноша протянул ему трясущуюся руку с письмом. Зашуршал тонкий пергамент, хрустнула печать. Сердце Аделарда сжалось, в ожидании своей участи.
-Откуда ты? – спросил Трион.
-Из Когнирина, - Аделард всматривался в лицо генерала, пытаясь по выражению определить содержание письма.
Меч генерала прошелестел, выходя из ножен, и сразу зашипел, укладываясь обратно. На короткий миг охотник забыл, ноги подогнулись.
-Иди за мной, - генерал повернулся к входу в штаб.
Стража расступилась перед Аделардом, и темнота помещения приняла его в свои тягучие объятия. Здание штаба командования состояло из несколько жилых комнат, канцелярии при них, оружейной, зала заседаний и нескольких кабинетов. В кабинет генерала Триона на втором, последнем этаже они и поднялись. В кабинете стоял большой стол, освещенный свечой, маленький стол для писца, скрючившегося над бумагами и кресло для посетителя. Окон не было, потому охотник не мог разглядеть, как выглядят стены и пол. Трион закрыл за собой дверь и внушительной тенью прошествовал по кабинету в крошечный круг света от свечи на столе.
-Не присаживайся, - предупредил генерал. Аделард и не собирался, готовый тут же пуститься в бегство. – Тебя только что завербовали на службу нашего Императора. Тебя приписывают к особому подразделению Легиона Провожатых. Вооружишься и в путь. Деньги на дорогу и провизию получишь у уборщика.
-У кого, мой генерал? – переспросил Аделард.
-У уборщика. Который убирает в штабе. У него же получишь предписание в гарнизон Когнирина на три года и все прочие бумаги с инструкциями и приказами. Все, не отвлекай меня. Вот приказ о твоем назначении, - генерал протянул юноше бумагу, потом подошел к писцу, взял у него копию приказа и стал ее проверять. Удовлетворившись, он вернул бумагу и распорядился: – Сжечь и разослать всем старшим офицерам в Легионе.
Аделард шел по узким улицам, держась за рукоять простого меча с широким лезвием. Получив увесистый кошель от уборщика штаба, юноша привязал деньги поясу. В памяти юноши, раздавая ему щедрые волны головной боли, застрял образ карты с отмеченным на ней местом. Очень далеким от Тумультуса местом, где ему придется нести службу Императору.
-Ты помнишь свое имя? – осторожно спросил Руперт.
-Да. Даниэль, - отвечала она, кутаясь в накидку с теплым мехом, что он ей дал. Наверху барбакана, откуда открывался захватывающий вид на город, ветер нещадно вонзал свои холодные клыки во все тело. Из-под них, через ворота в город текла темная река людей и там рассыпалась на множество отдельных капель, теряющихся в лесу башен, дворцов и многоэтажных узких домов, стоящих на цоколях, не уступающих им по высоте. Окружала все это великолепие светлая ломаная линия стены.
-Вот, Даниэль, держи, - он протянул девушке чашку с дымящейся темной жидкостью.
-Что это? – флегматично спросила она.
-Чай, пей. Да у тебя руки ледяные, давай согрею.
Руперт хотел начать растирать ей ладони, но девушка вырвала свои руки из его пальцев.
-Прости, - она понимала, что это незнакомый человек, проявляет заботу, зная, кто она такая. – Дело не в тебе, просто я не выношу, когда меня трогают.
-Понятно.
-Не думаю. Мне кажется, что я скользкая, липкая, гнилая. Я будто чувствую исходящий от меня запах гниения. Он душит, от него тошнит. Каждое прикосновение напоминает мне, кто я. И от этого мне страшно. – Даниэль протерла глаза, которые чем-то жгло. Отняв ладонь от лица, девушка увидела, что та блестит от влаги. – Мне страшно и тошно. Я начинаю задыхаться, словно меня, настоящую меня, как в саван, замотали в гниющий кусок мяса и так и похоронят. Мне очень страшно. Это нормально?
-Страх – да. Остальное – не знаю. – Юноша, да что там юноша, почти еще ребенок, повернулся к панораме города, оперся на бойницу. – Знаешь, что бы ты сейчас не думала, тебе повезло. Это прекрасный город. Здесь нет такой заботы, как голод, или нищета. Здесь людям не нужно тратить большую часть жизни на то, чтобы эту жизнь поддерживать. Они занимаются, чем хотят. Видишь все эти башни, здания на них, мосты между ними? Их создавали люди ради прекрасного. Потому что могли их создать и хотели. В этих башнях живут художники, писатели, мастера-ремесленники. Они творят прекрасные вещи просто потому, что хотят их творить, им нравится этим заниматься. Ты тоже можешь там заняться, чем захочешь. Ты пей, Даниэль, пей. Лучше? Согреваешься? Ну и славно. Там живет множество прекрасных, удивительных людей. И ты с ними познакомишься. Этот город – чудо во всех смыслах. И ты будешь в нем жить.
-Никаких забот, кроме одной - прошептала Даниэль, судорожно сжимая чашку с чаем. – Не думаю что я смогу. Все эти люди внизу.
-Они сами сюда пришли. – Руперт посмотрел на нее с улыбкой. – Знаешь, они приходят сюда не только потому, что город в них нуждается. Они сами нуждаются в городе. Подойди, - одной рукой Руперт поманил девушку, другую просунул в бойницу, указывая на что-то внизу. – Вон та старуха, видишь? Что волочит ногу? Они умирает. И умирает в муках. Лекари за стенами не могут ей помочь, и бедной женщине остается лишь ждать смерти. И она решила не ждать ее, решила не чувствовать боль. Она пришла сюда и, проходя под решеткой, улыбалась. Улыбалась тому, что ее муки кончатся. Каждый из этих людей, что-то потерял. Здоровье, близкого. Что-то, без чего его жизнь невозможна. А вон женщина с ребенком. Ее дитя больно. Девочка уже еле переставляет ноги. Мать не может представить жизнь без нее. И решила отправить ребенка в последний путь без боли и страха, а заодно и сама пойти с ней. Все те люди, могли бы умереть в своих домах, или в любом другом понравившемся им месте. Но они поняли, что их смерть, может принести пользу, может дать новую жизнь. Это очень благородно.
-От этого еще труднее.
-Ты вся дрожишь. – Руперт вынул из-за пояса кожаные перчатки. – Давай руку. – Он натянул перчатку на протянутую ладонь. – Вот. Давай вторую. – Пока Даниэль держала чашку одной рукой, вторую юноша растирал через перчатку. – Лучше?
-Да, - уже спокойней ответила девушка, ее и правда перестала колотить мелкая дрожь. Но из-за тепла ли, или причиной было то, что ее руки оказались защищены от прикосновений, ни один из двух молодых людей на барбакане не знал. – Я все равно не могу. Я не хочу умирать. Но делать это…
-Ты должна. Нет, не жить. Это уже решать тебе. Ты должна этим людям. Они принесли свою жизнь, принесли дары, без которых иной раз не обойтись. Они пришли обменять это все на избавление, и ты должна им его дать. Они сделали свой выбор. И они получат то, за что отдали свою жизнь. Тебе нужно выбрать для себя. Выбрать не жизнь или смерть для них. Это выбирать не тебе, к тому же выбор уже сделан. Тебе нужно выбирать жизнь или смерть для себя.
Какое-то время, они стояли в молчании, потом Даниэль заговорила:
-Ты расскажешь мне еще об этих людях?
-Я думал, от этого только сложнее.
-Мне будет легче отрезать от них, еще живых куски и жрать, если я буду знать, что так помогаю им, а не себе. Хотя это, конечно, не правда. Помоги мне обмануть себя. Хотя бы на время. Поможешь, Руперт?
-Конечно, - в голосе паренька явственно слышалась забота и сочувствие. – Знаешь, приходи, когда захочешь. Я предупрежу ребят. У меня всегда найдется чашка чая. В любое время дня и ночи.
-Спасибо, - Даниэль благодарно положила руку в перчатке на его голую ладонь. – А так и правда не мутит.
На это легионер улыбнулся, облокотился, звякнув кольчугой о камень, на бойницу и стал смотреть вниз.
-А вон тот паренек, в желтой шапке. Он из бедной семьи…
Глава 1
За несколько месяцев в дороге Аделард попривык к доспехам. Даже к мечу с широким лезвием, который ему пару раз даже пришлось пустить в ход. Несколько месяцев голода, холода и опасностей привели его в Когнирин. В место, откуда начинался его путь в жизнь.
Когнирин спрятался в образованной двумя ответвлениями одной горной гряды долине. Сама деревушка, а именно несколько крепких, на совесть сколоченных бревенчатых домов, прилипших к отвесной скале, изгибалась вместе с горой. Изгибалась и дорога. Настоящая, мощеная добротная дорога, отделяющая деревню от долины, покрытой зарослями Анны-Марии от одного края до другого.
Спускаясь в долину, Аделард хмурился и каждый следующий шаг делал неохотно, еще неохотней, чем предыдущий. Даже по ровной дороге единственной улицы юноша шел медленно, через силу. Вблизи приземистые добротные домики, ухоженные, с террасами под коньком крыши выглядели уютно. Усмехнувшись, охотник заметил, что там, где оканчивалась стена крайнего, прекращала свое существование и дорога, превращаясь в корявые ухабы.
Аделард приблизился к большим цветкам у обочины. На него смотрели глаза, огромные, белые глаза, растущие на длинной красной ножке и окруженные алыми лепестками, которые по ночам смыкались над похожей на зрачок с темной радужкой верхушкой. На белых плодах даже виднелись ветвистые венки. От глазоподобных плодов исходил приторно сладкий запах, с легкой кислинкой.
В самом укромном уголке, на пике изгиба дороги вальяжно развалился постоялый двор. Он возвышался над остальными домиками, как большой старший брат, от него веяло надежностью, уверенностью и защитой. Хмыкнув, Аделард прошел мимо, дальше по дороге, упирающейся в сараюшку, называемой здесь крепостью. Согнувшиеся над корнями Анны-Марии женщины не обращали на юношу никакого внимания, увлеченные своим делом.
Из домов же, напротив, за ним следили неустанно. То и дело юноше удавалось заметить в окнах быстро скрывающихся за занавесками жителей, стоило ему повернуть голову в их сторону. Но наблюдению не мешали даже кружевные занавеси на окнах.
Вокруг крепости не особо талантливый или усердный строитель понатыкал забор. Настолько тонкий и с настолько большими щелями между досок, что эта стена не могла укрыть даже от ветра или взгляда, не говоря уже о более серьезном противнике. Но над широкими воротами возвышалась башня, точнее деревянный настил на четырех бревенчатых опорах. На башне стоял скучающий солдат. Стеганный длинный кафтан испачкан всем, чем можно испачкаться и теперь из белого превратился в грязно бурый. Мужичок явно скучал на своем посту, размазывая сонную физиономию по древку упертой в пол ржавой алебарды. Но оживился, вытянулся, придал себе пристойный вид, когда Аделард подошел к воротам.
-Стой, кто тама? – гаркнул служивый.
-У меня предписание к командиру гарнизона.
-А, - протянул солдат. – Агась, счас спущуся, жди. – Послышались шаги по деревянным перекладинам приставной лестницы, скрип этой самой лестницы, кряхтение вояки и швов его кафтана, протестующего внезапному движению. Маленький крючок, накинутый на гвоздик с обратной стороны, с лязгом откинулся, и ворота приоткрылись. Вояка высунул в открывшуюся щель свою физиономию. – Ну вот и я. Какое там у тебя предписание? Давай сюды, да проваливай.
-Лично в руки командиру и в моем присутствии.
-Странный ты засланец, - сморщил небритую рожу солдат.
-Я не посыльный. Я предписан к Легиону, по требованию командования отправлен сюда.
-Так что ж ты сразу-то не сказал, - солдат разохался, раскланялся и открыл дверь.
Щербатая воротина закрывала от мира учебный лагерь. На утоптанной площадке справа торчали несколько чучел, истрепанных, с торчащим из прорех в одежде сеном, словно сочившемся из их ран. Слева амбар и несколько столов рядом. Видимо, чтобы поглощать взятую в амбаре пишу сразу же, не уходя далеко. Прямо по курсу стояло здание казармы. Выглядело оно так, словно когда-то было высоким, но однажды на него сверху сели, и оно приплюснулось, изрядно понизившись и раздавшись вширь.
Вояка ковылял перед Аделардом, иногда оборачиваясь проверить, следует ли за ним его конвоируемый. В казармах ощущение приплюснутости было еще острее. Юноше казалось, что его мутит, или голову напекло, все как будто плыло. Мир, словно тесто, растягивался в стороны, и чем больше растягивался, тем тоньше становился. Низкие потолки, как крышки, накрывали низкие коробки комнат, между комнатами были низкие дверные проходы, стояли низкие, слишком широкие кровати.
Аделарда замутило. И еще больше замутило, когда он пригляделся к своему провожатому. Тот тоже было низок, ниже, чем был, и шире. Смешное лицо становилось еще смешнее, когда небритые щеки мужика растянуло, узкие щелки глаз стали еще уже. Зато уши стали еще приметней.
-Ты бы себя щас видел! – с хрюком хохотнул мужик.
-Что за хрень?
-Да не бледней ты. Это какое-то там искажение. Для здоровья не вредное. Инквизитор рассказывал еще когда эту казарму строили.
-Ты видел Инквизитора? – с расширившимися от удивления глазами спросил Аделард. Мужик странно посмотрел на него, с недовольством. И юноша понял, что схватил солдата за руку и сжимает ее все сильней, требуя ответа.
-Видел. Еще в детстве. Я ведь родом из этих мест. Чуть дальше по дороге из Когнирина. Когда здесь поставили новую казарму, было большое событие. Инквизитор сам следил за строительством. А потом как начали замечать, что дом ниже, чем его ставили, испугались. Но Инквизитор все объяснил, сказал, что так и должно быть.
-То есть ты видел, настоящего Инквизитора? – отказывался верить в услышанное Аделард. – Это не сказка?
-Да вот прям, как тебя и видел. Подальше тока. – Мужичок нахмурился. – А ты чего так напугался? Случилось шо?
-Нет, - юноша заставил себя убрать руку с плеча солдата, сжал трясущиеся пальцы в кулак, чтобы никто не заметил. – Просто не думал, что он существует.
-А как же? Или тебя мамка не пужала, что мол будешь себя плохо вести, Инквизитор утащит и отдаст страшным тварям.
-Нет, - качнул головой Аделард. – Умерла, рожая меня.
-Как неловко вышло. – Мужичок почесал щетину. – Ты заходить-то будешь? – спросил он, проходя в открытую дверь. Там, среди расплющенных перспектив и растянутых вширь предметов, стоял стол, за столом, еле заметный из-за искажения сидел человек. Наверное, комендант крепости.
Аделард вошел, протянул коменданту кожаный сверток и отошел обратно к двери. Комендант сломал печать, взялся за кожаный шнур с кусочком печати на нем и потянул. Кожаная обертка раскрылась, как книга, явив свету красивую бумагу с красочным орнаментом по краю, с ровными строками аккуратных букв. Внизу, под всеми словами было изображение барбакана с открытой решеткой.
-Итак, юноша, - послышался голос коменданта крепости. Голос ребенка. – Вы будете служить в Легионе Провожатых. Будете служить Егерем. Эта служба почетная, важная и пожизненная. Проходить будет на горных склонах. – Он показал куда-то в окно. – Вот в этих самых горах. Без людей, среди камней и снега. Будете охранять мир живых от мертвых.
-Что, прошу прощения? – переспросил Аделард, не уверенный, что правильно расслышал. Вместо ответа комендант поднялся из-за стола, но все равно казался очень низким, прошел мимо юноши и приказал идти следом. Когда они вышли из здания, Аделарду полегчало: перестало мутить, кружение головы замедлилось и остановилось, физиономия солдата сжалась в нормальную, но все такую же уродливую. Комендант крепости действительно оказался мальчишкой, светловолосым, с большими передними зубами. Однако в доспехе он вел себя уверенно, гораздо уверенней Аделарда. Да и ниже был всего лишь на голову. Комендант отвел юношу к яме. Там, на дне темного узкого колодца, под жарким солнцем гнил труп. Он поднимал бесцветные глаза к небу и открывал черную, утыканную зубами пасть. От тела почти ничего не осталось, только отдельные дряблые шматки плоти свисали с каркаса. Аделард от ужаса отшатнулся. Существо не могло жить, ему нечем было дышать, в грудной клетке, на месте легких он видел два мертвых черных от гнили мешка. Мертвый недвижный кусок мяса, там, где у людей сердце, не гонял кровь по истлевшим венам. Под реберной клеткой не было кишок и желудка. Эта тварь не могла жить, не должна была жить. Но жила.
-А эт ты правильно, - кивнул солдат, и только тогда Аделард заметил, что схватился за меч. – Увидишь такую бяку, хватайся за оружие и сноси ей башку.
-Твоя задача, оберегать остальной мир от этого, - спокойно говорил комендант. Аделарда передернуло от вида детское лицо таким серьезным и рассудительным. – Со временем тебе объяснят, что и как. – Он развернулся, чтобы уйти.
-А здесь-то я зачем?
-В Когнирине? – обернулся мальчишка. Аделард кивнул. – Служба пожизненная. Ты умрешь на посту. Больше не узнав прелестей жизни, которая могла бы у тебя быть. Так что у тебя три года на то, чтобы насладиться всем, чем можно. Можешь остаться в Когнирине, можешь уехать, живи, как хочешь. Через три года придешь сюда и заступишь на пожизненную службу.
-И начнется мой дозор, - усмехнулся Аделард.
-Что ты сказал? – спросил мужик.
-Да так. Слова из сказки. Вряд ли ты ее слышал.
Аделард еще какое-то время смотрел на воняющую под солнцем тварь в яме, прежде чем уйти.
-Комендант, - позвал он. Мальчик обернулся, заложив руки за спину. Аделард подбежал к командиру. – Сэр, а нельзя ли, как-то сократить эти три года?
-Дело твое, - пожал плечами комендант. – Но обратного пути не будет. Егерей принято обучать с детства, они с рождения знают, кем будут. Пока не началась служба, они стараются получить от жизни все, а окружающие стараются им в этом помочь. А ты – случай редкий. Так что год. Это самое быстрое. С учетом всех чрезвычайных обстоятельств это, самое раннее. – Он повернулся, чтобы идти. – А теперь прошу меня простить, у меня много дел.
-Чрезвычайные обстоятельства? – переспросил Аделард, догоняя мальчика.
-Каждый Егерь охраняет проход через горы вокруг мертвого города, - мальчик сделал рукой круговой жест, словно обрисовывая кольцо гор. – В город ведет одна дорога, через крепость Легиона. Но вокруг города обширные леса и высокие горы. Правда, в любой горе есть ущелья, перевалы. Проходы. Думаю, ты понимаешь, зачем их нужно охранять, - паренек кивнул на яму. – Так вот, чрезвычайность нашей ситуации в том, - он обошел лепешку навоза и встал на фоне расплющенного здания казармы, - что ближайший пост Егеря, ближайший проход, сейчас без охраны. Так что нам нужен Егерь. Удачи, юноша. – Он развернулся и ушел в казармы.
-Та тварь в яме, - сглотнув, спросил Аделард у солдата, - она из прохода?
-Ага.
-И часто они выбираются?
-Нет. Но один такой вота живчик перебил почти всех наших, пока мы его изловить умудрились. То бишь одного загрыз.
Аделард вздохнул. Служба в Легионе Провожатых нравилась ему все меньше.
Когнирин за годы отсутствия Аделарда не изменился ни капли. Ни одного дома не прибавилось, не убавилось. На небе паляще пульсировал сгусток солнца, освещая деревушку приветливым светом. Только поля огромных глаз, изредка качающихся на ветру, немного портили уют этого места.
«Постоялый двор Когнирина» - гласила вывеска на жерди сбоку от входа. Аделард с грустной улыбкой смотрел на вывеску. Он взялся за привычно скрученную в спираль стальную ручку и потянул. Надежная дверь застонала, но путника впустила.
В большом светлом зале было полно народу. Стучали ложки, хлюпали напитки в глотках пьющих, шипели свечи в большой люстре под высоким потолком.
Эхо душераздирающего скрипа прокатилось в молчании и застыло где-то в коридорах. Крикни Аделард что-то с порога, и то не смог бы лучше обратить на себя внимание. На него смотрели все. Ложки замерли у ртов, глиняные стаканы закрыли лица, но не мешали глазам бегать вдоль круглого края, рассматривая неизвестного гостя со слабым прищуром.
Несколько секунд Аделард стоял ошарашенный подобным приемом, но совладав с собой пошел через весь зал к стойке. Глаза над кружками и головы перед лицами неотрывно поворачивались следом за ним к квадратной крепкой стойке у стены. На фоне больших бочек с элем, бутылок с вином и свисающих с толстой деревянной балки пряностей стоял худой трактирщик в белом переднике. Оказавшись перед ним, юноша немного расслабился, дернув щекой в некоем подобии улыбки. Томас, так звали трактирщика, сделал вид, что не обращает внимания на посетителей и обратился к гостю:
-Что-то хотели? – пробасил тощий Том.
-Комнату и ужин, - твердо ответил Аделард. Юноша обернулся и осмотрел зал еще раз. Все собравшиеся тут же уткнулись в свои миски и стаканы, делая вид, что не наблюдают за ним, и украдкой поглядывая, проверяли, удался ли их обман.
-Комната есть. Ужин будет. Подать в комнату или устроитесь в зале?
-Пожалуй, зал подойдет. Можно вина? Южного Марийского, - с улыбкой заказал Аделард и улыбнулся еще шире, когда вытянутая физиономия Тома, вытянулась еще больше. Белый, как его фартук, трактирщик потянулся под стойку, достал оттуда оплетенную берестой пузатую бутыль и налил в глиняный стакан. Теперь он смотрел на вошедшего так же, как и все в зале. Аделард узнал в этом выражении подозрение, недоверие и опаску. – Кто-то умер? Или здесь всегда так молчаливо?
-Всегда, сударь. В углу у окна есть место, - сказал Том, наклонил бутыль, и в подставленный глиняный стакан полилась густая, ярко алая жидкость. Сразу до Аделарда начал доноситься терпкий сладкий с кислинкой аромат. Юноша потянулся за стаканом, но Том ухватил его за рукав кольчуги и притянул к себе. Глаза хозяина постоялого двора сузились, голос упал до хриплого шепота. – Никому не доверяй.
Аделард в испуге отшатнулся, но Томас уже приветливо улыбался ему, ставя начищенный стакан под стойку. Прищурившись, юноша пытался разглядеть в лице хозяина объяснение произошедшего. Но не смог разглядеть даже намека. Мотнув головой, словно сбрасывая выходку мужчины, как наваждение.
Солнце снаружи опускалось за гору, надвигая на Когнирин плотную тень, и через окно, возле которого сидел охотник, проникало намного меньше света, чем давал большой круг люстры над главным залом. Из своего темного угла Аделард смотрел на ужинающих людей. Многих из них он узнал, они почти не изменились, других, как будто видел впервые. Однако всех объединяла одно: - они молчали, украдкой поглядывая на него. Но не это больше всего настораживало юношу, а то, что после рабочего дня люди собрались вместе не для того, чтобы говорить, а для того, чтобы смотреть друг за другом и молчать. Но за время, пока Аделард ждал свой ужин, люди начали перешептываться, украдкой зыркать на него и показывать пальцем. Охотник откинулся на стуле и медленно, чтобы все видели, положил руку на рукоять меча. Каждый в зале заворожено наблюдал за этим, но как только ладонь юноши оказалась на мече, тут же возобновили перешептывания. Двое молодых людей, смотрящих на юношу чаще остальных, поднялись со своих мест. Аделард мгновенно напрягся и стиснул пальцы на рукояти, готовясь к драке. Но парни отправились к входу, через шаг оборачиваясь к углу, где сидел охотник.
Между залом и Аделардом возник передник служанки. Официантка, в белом платье и буром верхнем платье со шнуровкой спереди, которая скрывалась за оранжевым от света свечи фартучком. Под белым шапероном сверкало улыбчивое личико, симпатичное до невозможности. Жизнерадостной яркостью девушка разительно отличалась от остальных посетителей.
-Ужин, господин, - пропела она дивным, по-детски мягким голосом.
Дверь постоялого двора закрылась за парнями, и Аделард разжал занемевшие пальцы на мече и обратил внимание на стоящую перед ним миску. От разноцветного рагу вместе с паром поднимался дивный запах. Оголодавшему юноше этого было вполне достаточно, чтобы наброситься на еду. Он не разбирался вкуса, только консистенцию. Обилие припав, покоившееся на кусочках овощей и мяса с корочкой и прочие старания повара остались незамечены. После нескольких жадно проглоченных ложек ужина, вкус которого остался почти не замеченным, Аделард поднял глаза от миски на служанку, все еще стоящую рядом. Она смотрела на него с любопытством и легкой улыбкой. Охотник закашлялся, продвигая по горлу застрявший от удивления кусок. Не зная, что делать, он просто смотрел на нее, позволяя и дальше разглядывать себя, как диковинку. Наконец, протолкнув в себя пищу, юноша спросил:
-Что-то нужно?
-Нет-нет, - замахала руками девушка и заулыбалась еще шире. – Просто нечасто здесь бывают путешественники. Вы ведь не отсюда?
-Нет, - соврал Аделард. Он не мог вспомнить эту девушку. Но взрослые редко подпускали его к своим детям, так что, в том, что охотник не узнал ее, не было ничего удивительного.
-Расскажите о мире за полями? Куда ведет дорога из деревни? Какие там живут люди?
-Мир большой, - растерянно и смущенно отвечал Аделард. – О нем можно говорить много.
-Расскажите мне? – она присела напротив и положила симпатичное личико на маленькие ладошки, внимая.
-А хозяин роптать не будет? – кивнул юноша на Тома у стойки.
-Работы у меня пока нет, - пожала плечами девушка. – Так что могу делать все, что мне вздумается. Меня кстати Ниной зовут. – Она протянула руку через стол, и Аделард пожал ее. Ладонь Нины была маленькой, мягкой и приятной.
-Аделард. – Теперь он вспомнил ее. В детстве она была худая и чумазая. Ее отец, как и отцы других детей не позволял ей даже приближаться к Аделарду, к его дому. Наверное, теперь старый ублюдок подавился бы гневной пеной из своей пасти, если бы узнал, что его дочь сама подошла к выродку, от которого он ее всю жизнь оберегал. И Аделард не мог не отметить, что выросла Нина что надо. Поняв, что терять ему нечего, Аделард пожал плечами. Он за этот год должен насладиться жизнью, так почему не начать сейчас? – Ладно, Нина, что тебе рассказать о мире?
-Все, - с восторженно горящими глазами ответила официантка.
Она жадно слушала рассказы Аделарда о старинных темных лесах, деревья в которых были толщиной с дом и поднимались к небу как огромные колонны, поддерживающие хвойный свод этого сотворенного природой дворца. Он рассказывал о вздымающихся ввысь дворцах созданных людьми, о статуях на их парапетах, о их величии. Рассказал и о болоте леди Катрианы, о вечно царящем там полумраке и о ползающих между кривыми деревьями клочьях тумана. А Нина все слушала и восхищенно ахала, тонкие брови девушки впархивали в удивлении. Она охотно слушала про свирепых зверей, бродивших по лесам вокруг, о реках, которые телки вверх, о странно выглядевших водопадах в таких местах.
Миска с ужином давно опустела, за оконном день скрылся под тенью нависавшей над Когнирином скалы. Аделард не заметил, как один за другим от столов отодвигались стулья, и посетители выходили. У самой двери они бросали на болтающих в углу Аделарда и Нину последний взгляд. Постоялый двор опустел, и хозяин прошел по залу, гася свечи на столах и светильники на стенах, а в камин подбросил пару толстых поленьев. Томас вернулся за стойку и стал ее протирать, то и дело наливая себе из одного из бочонков позади. Хозяин постоял за стойкой еще немного, дожидаясь, когда же посетитель отправится почивать. Но не дождался и, в конце концов, водрузил поперек двери в стальные скобы толстый деревянный брус, запирая заведение на ночь.
-Что ж, Нина, - улыбаясь, проговорил Аделард. – Спасибо за то, что слушала. А теперь, пожалуй, пора на ночлег.
-Я тебя провожу, - с готовностью поднялась со стула девушка, подхватила пустую миску, пустой стакан и направилась к стойке.
-Господин, - мрачно отозвался Том со своего места. Аделард остановился в ожидании. Вновь ему стало страшно. – Вы не расплатились.
Юноша с облегчением выдохнул, подошел к стойке и отсчитал положенную сумму полновесными железными монетами с отчеканенным на ней профилем Катрианы.
-Я провожу гостя, - с улыбкой оповестила Нина Томаса. Тот пожал плечами.
Служанка лучилась жизнерадостностью, чуть ли не втаскивая Аделарда за руку по лестнице на второй этаж гостиного двора. Под ногами усыпляющее поскрипывали ступени, в руке Нины на кончике свечи колебался маленький огонек, освещая деревянные панели на стенах и темные крепкие балки под потолком. На втором этаже был только коридор, достаточно широкий, чтобы могли разойтись два человека, или для того, чтобы двое могли идти рядом. В конце коридора бледным светом луна очертила окно, через которое поверх крыш ближайших домов виднелись сине-белые горы вдали и темные леса. По обеим сторонам коридора на довольно приличном расстоянии располагались двери в комнаты. Только в самом конце, возле окна, темнел закуток с лестницей на чердак.
Это было уютное место, особенно с Ниной, державшей Аделарда под локоть.
Девушка остановилась возле одной из одинаковых дверей почти в самом конце коридора, достала из-под фартука ключ и вставила его в замочную скважину. С металлическими прищелкиваниями ключ поворачивался, открывая дверь, за которой оказалась просторная комната с камином, большой кроватью, шкафом и двумя креслами. Аделарду никогда не доводилось жить в такой большой комнате, спать на такой большой кровати. Никогда не доводилось сидеть в кресле. Он видел помещения больше, роскошнее. Но настолько живого и уютного места ему не попадалось. Нина проскользнула в комнату и начала разводить огонь в небольшом камине. Застрекотало пламя по тонким веткам, а девушка поднялась и лучиной начала зажигать свечи. Теплый, колеблющийся желтый свет заставлял предметы отбрасывать мягкие движущиеся тени. Они усыпляли Аделарда, все здесь усыпляло его. В дальнем углу комнаты обнаружилась небольшая дверь. Юноша бы и не заметил дверь, если бы Нина ее не открыла и не проскользнула в темную комнатушку. В непонимании приподняв брови, он сделал шаг в комнату, пытаясь разобрать, что же за шум доносится из помещения, где скрылась служанка. Но почти сразу же девушка вышла с деревянным ведром и направилась к выходу.
-Заходи, раздевайся, а я пока наполню ванну.
Аделард оторопело смотрел, как девушка уходит. Ванна. Он никогда не пользовался подобными благами цивилизации. Холодная река служила ему ванной, тюфяк на опавшей хвое кроватью, а компанию составляли мысли о завтрашнем дне. И никто никогда не заботился о нем. У него водилось лишних денег, чтобы за эту заботу заплатить. Что там говорить, за всю жизнь он имел только лук, башмаки, старую, выброшенную кем-то одежду и … и все. А этот день начинал ему нравиться. К тому же, Нина его просто очаровывала своими улыбками. Когда девушка вернулась с ведром воды, от рябой поверхности которой поднимался пар, охотник все еще стоял посреди комнаты, не зная, как себя вести дальше.
-Я же сказала, заходи и раздевайся. После долгого пути нужно принять ванну. – И она начала его подталкивать в маленькую комнату в углу.
В чулане, Аделард не мог иначе назвать помещение, заполненное всевозможной хозяйственной утварью, стояла медная лохань. Нина опрокинула в нее ведро, и вода со звоном забилась о дно ванны.
-Не стой на пороге, - в очередной раз подтолкнула его девушка.
Аделард вышел в большую комнату, расстегнул пояс с ножнами, приставил их к кровати у изголовья, стянул через голову мантию и кинул ее рядом с мечом на пол. С кольчугой получилось хуже, она никак не хотела сниматься, и охотник изрядно попрыгал, согнувшись в три погибели, чтобы броня, со звонким грохотом стекла на пол с опущенных вниз рук. Аделард выпрямился, глубоко вздыхая от облегчения, плечи болели, под поддоспешником мокрая насквозь рубаха облепила зудевшую спину. Кольчужные чулки, башмаки, шерстяные чулки, просторное исподнее, все полетело в угол, при себе охотник оставил лишь нож. К тому времени, как юноша успел раздеться, Нина уже наполовину наполнила ванну.
Аделард какое-то время смотрел на дымящуюся воду в медной ванной. Жар, влажный и тяжелый, поднимался в лицо, заставляя покрываться потом. Решившись, юноша опустил одну ногу в медную лохань. Аделард скривил лицо от боли, когда кожу обожгло, но уже начал перекидывать вторую ногу. Лицо его сморщилось еще сильней. С всплеском в воду опустился его зад. Оказавшись в невыносимо горячей воде, парень скрипнул зубами и с силой сжал медные борта ванной. Шипя, Аделард выпрямил ноги и откинулся, волнуя воду в лохани. Через некоторое время вода перестала жечь, а уставшее тело расслабилось. Волнами по нему прокатывались покой и блаженство. Юноша даже не заметил, как в теплом мареве пара вслед за расслабившимися мускулами плеч, ног, спины, шеи, глаза закрылись.
Но уснуть ему не дала маленькая, мягкая рука на груди. Нина водила по его плечам угловатым куском почти ничем не пахнущего мыла. Из-под шаперона выбилась темная прядка и прилипла к поблескивающему от пота лбу.
-А разве тебе не пора домой? – слабо проговорил Аделард, он расслабился настолько, что еле ворочал языком.
-Нет, - девушка задумчиво провела мылом по его груди вниз, к животу под водой. – Я должна приготовить гостю ванну, если нужно, взять одежду в стирку.
-Ванну ты уже приготовила, - прошептал Аделард, не открывая глаз. – Можешь идти. Ты выполнила все обязательства и даже больше, по отношению ко мне.
-А если я здесь, не потому что должна, а потому что хочу? – Аделард открыл глаза и посмотрел на раскрасневшуюся Нину. Ее красивая шея блестела от пота, несколько его капель медленно, так же медленно, как сглатывал слюну наблюдающий за этим Аделард, сползали по ключице в ложбинку между грудями девушки. Охотник нахмурился, не понимая, когда она успела ослабить шнуровку на платье.
-Тогда, - он снова откинулся на спинку ванной, раскинул руки по бортам, закрыл глаза и порадовался, что пена на поверхности воды закрывает его ниже пояса, - мыль мне лицо. – Он мог сделать это и сам, но ему хотелось почувствовать ее ладони на своих щеках. А Нина, хихикая, намыливала его многодневную щетину, уже почти бороду, с явным весельем. Ее волшебные руки скользили по его щекам, по шее, пару раз кончики пальцев даже коснулись его губ. – У тебя приятные руки, Нина. Будь у меня мать, жена или хоть какое-то добро в жизни, я бы хотел, что у этого добра были такие же руки. Подай мне нож.
-А можно я?
-Побрить?
-Да.
-А ты когда-нибудь кого-нибудь брила?
-Нет, - с застенчивой улыбкой проговорила девушка. – Отец не разрешал мне его брить. Ну, так можно я тебя побрею?
-Пожалуй, нет, - Аделард попытался улыбкой смягчить обиду Нины. – Одно неосторожное движение, и я стану еще страшнее.
-Но ты не страшный. Можно я хотя бы посмотрю.
-Конечно.
Лезвие медленно шуршало по щетине сверху вниз, оставляя после себя полосу гладкой кожи на щеке. Особенно осторожно Аделард брил кадык и шею. А Нина смеялась над тем, как он вытягивает лицо, чтобы брить трудные места было удобнее.
-Совсем другой человек, - воскликнула Нина, хлопая в ладоши. Девушка коснулась его щеки, придвинулась ближе. Аделард прижался к ее приятной ладони щекой, смотря в большие глаза официантки. Он растворялся в них, тонул в этих карих омутах, а они становились все больше и больше, затягивали все сильнее. С всплеском девушка рухнула к Аделарду в ванну. Взметнувшийся фонтан искрящихся брызг вывел юношу из дремоты. Да и как тут было спать, когда на нем распласталась очаровательная девушка, насквозь мокрая, задорно хохочущая. Звонкий смех Нины заполнял маленькую комнату, пока девушка неуклюже пыталась выкарабкаться из лохани, цепляясь за скользкие борта. Наконец, когда ее руки в очередной раз соскользнули с медного края, девушка уселась на Аделарда верхом и застыла. Она была близко. Так близко, что ее теплое дыхание скользило по его гладковыбритой щеке, а мокрый выбившийся из-под головного убора локон щекотал его нос. Он сам не заметил, как швырнул нож на табурет, обнял девушку за талию, как притянул ее ближе и поцеловал.
Аделард быстро и ловко выбрался из ванной, подхватил на руки Нину, и понес ее в спальню, пока она ерошила его волосы.
Пустые зевы дверей лежащих на боку зданий встречали их молчанием. Черепа комнат смотрели на них темными глазницами окон. Здесь не жило ничто, никто не ходил, кроме смерти и них.
Они шли в темноте, опустив головы, лишь изредка поглядывая на рыжевато-темную косу девушки впереди. Командир шла впереди, шла решительно и смотрела лишь перед собой. Среди покосившихся развалин вокруг, скользили щупальца тумана. В тумане чудились чудовища и жуткие фигуры. Завывания ветра переходили в шепчущее рычание. Она вела их к смерти. Но они шли. В ногу, плечо к плечу, опустив головы к рукоятям оружия на поясах, на которых лежали их руки. Ровным строем, по гиблому месту, погруженному во мрак, по оставленному жизнь обиталищу жутких созданий.
Тени в тумане зашевелились. Слишком резко, чтобы быть лишь иллюзией. Темные фигуры метались от одного угла к другому, выскакивали из укрытий и прятались в других. Командир впереди вытащила меч и подняла его над головой. Когда туман потемнел от неровных фигур впереди, они обнажили оружие, но не сбавили шага.
Шаг за шагом, нога в ногу они шли в оживающий омерзительными тварями туман. Командир впереди взмахнула мечом, завидев что-то вне поля зрения остальные. Она остановилась в центре того, что века назад представляло собой площадь. Спустя столько лет окружавшие здания теперь лежали вдоль кромки, а из обитателей остались лишь носители гибели.
Колонна встала. Никто не понимал почему они стоят у всех на виду, пялясь в стену дома, пока эту самую стену не увидели. На темных, покрытых влагой и плесенью кирпичах стены одной из Башен-Прародителей, ярко выделялись огромные, намалеванные белой штукатуркой слова:
Король мертв! Да здравствует Король!
Туман рассеялся, и они увидели, что место мутной дымки заняли толпы мерзких, ломаных, гнилых тварей с бледными мертвыми глазами и разверстыми клыкастыми пастями. Ночка обещала быть длинной.
Глава 2
Это была дивная ночь. Аделард так не уставал даже на самой долгой своей охоте, хотя на охоте, он так и не старался. В объятьях Нины охотник потерял ощущение времени, холода или жары, усталость тоже исчезла. Была только она, ее прекрасное тело, которое он освободил от мокрой одежды, теплое, нежное, трепещущее. Он позабыл обо всем на свете. Позабыл о том, зачем здесь, позабыл все плохое, позабыл все страхи. Временами для него даже не было верха и низа, только Нина. Нежное тело трепетало под его ладонями. Аделард восхищенно наблюдал за тем, как под гладкой кожей движутся мышцы девушки.
Совсем без сил они рухнули на кровать, и Аделард тут же провалился в блаженное забытье сна.
-Аделард, - прорвался сквозь дремоту мелодичный голос. – Проснись.
Веки не хотели разлипаться, мысли отказывались ворочаться, понимание ситуации ускользало, цвета мешались, свет и тень сливались в одно непонятное пятно, которое начало расползаться на отдельные части, в которых через некоторое время узнавались предметы интерьера.
Оранжевое пятно, заполнявшее собой весь обзор, приняло очертания обнаженной Нины, освещенной светом из камина. Вместе с тем, как стены обретали четкость, лицо официантки становилось все тревожней. Сонливость и усталость Аделарда испарились под натиском накатившего слепого страха перед неизвестно чем. Все внутри юноши похолодело. Он уже хотел было спросить, что у девушки случилось, но кожа на горле уперлась в холодную сталь, когда он решил приподняться.
-Аделард, - умоляюще говорила девушка. Она постоянно вертела головой в сторону входной двери, к окну и снова устремляла дикий от страха взор на юношу. – Ты должен мне помочь. Больше некому.
-Так вот зачем все было, - выдохнул юноша с горечью.
-Лучшего способа оставить мужчину оружие я не знаю. Мне пришлось это сделать. Прости, но иначе было нельзя. Ты мне нужен, - зло шипела Нина. – Дай ты мне нож в ванной, все кончилось бы еще тогда.
-Зачем тебе нож, Нина? – Аделард старался говорить спокойней, чтобы не задеть горлом острое лезвие.
-С ножом у горла люди лучше слушают и соглашаются.
-На что я должен согласиться, Нина? – Охотник сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло. Все тело отчаянно хотело двинуться, вырваться из позы, в которой вынуждено было замереть, словно в тюрьме. – Нина, опусти нож, - прошептал юноша.
-Нет-нет-нет, - ядовито процедила она. – Сначала ты должен мне помочь. Ты мне поможешь? – она снова посмотрела на дверь. – Они следят за мной.
-Кто следит, Нина? – попытался успокоить девушку Аделард. – Здесь никого нет.
-За дверью, - прошептала она с тихим ужасом. Юноша посмотрел на дверь, затаив дыхание, вслушался в окружавшие ночные звуки. За окном верещали маленькие зверьки, тихо и далеко ухала птица, ветер шелестел среди зарослей Анны-Марии. И больше ничего. Только его бешено колотящееся сердце и тяжелое дыхание Нины на нем.
-Нина, я ничего не слышу.
-Они там, - со злостью зашипела девушка и прижала холодную сталь к его горлу. – Я их чувствую. На каждом шагу они преследуют меня, наблюдают, обсуждают, хотят чего-то. Мне уже не нужно их видеть. И их не увидеть. Потому что они быстро прячутся. Понимаешь? – Он не понимал. – Они следят. Они знают. Каждый мой шаг, каждую мысль, каждое желание. Я знаю, что они за спиной. А стоит обернуться – пусто. Потому что они этого ждут, они меня знают, знают, что я сделаю в следующий миг. Приходится делать то, чего они не ждут, то, чего я не хочу и не сделала бы. Мне нужно было с тобой поговорить. И им не удалось помешать. Теперь понимаешь? – Теперь он понимал только то, что она оказалась здесь исключительно потому, что не хотела всего этого.
-Я понимаю только то, что меня как будто облили грязью. - девушка обернулась к нему. В диких от страха глазах был вызов. – А теперь слезь с меня, мне гадко. Я тебя выслушаю и помогу. Но ты должна убрать нож от моей шеи.
-Нет. Сначала ты мне поможешь.
-Как я это сделаю, если ты меня вот-вот зарежешь? – Казалось, она задумалась. Аделард порадовался тому, что в этой голове остались какие мыслительные способности, порадовался тому, что не все там заполонил страх. Но проблеск мысли, и без того мимолетный, сверкнув, угас в холодном омуте обуревавшего Нину безумия.
-Нет, - покачала она головой. Темные волосы разметались по обнаженным плечам, грудь, которая теперь уже не казалась такой восхитительной и привлекательной, колыхнулась от движения девушки. – Вдруг ты один из них. Я должна убедиться. Никому нельзя верить.
-Нина, - продолжал успокаивать девушку Аделард. – Я хочу тебе помочь, но мне нужно знать, кто такие они и что они сделали.
-Они – это все. Вся деревня. Ты не заметил? – нож еще сильней надавил на его горло, обнаженное тело придвинулось к нему вплотную, слюна от ее крика попала на лицо. – Они хотят со мной что-то сделать. Все они. Они смотрят на меня, ждут. И шушукаются.
Аделард сглотнул, кадык задел лезвие. Это он понимал, видел это своими глазами в зале, думал так же, как она, ощущал тот же страх. Сколько бы он смог прожить в таком страхе и не приставить нож к горлу первого попавшегося незнакомца, вот как это сделала она? Бедная девочка, несчастное создание, запуганное, доведенное до подобного отчаяния. Не стал бы он сам таким, проседи в обеденном зале хотя бы день? Ведь еще и часа не прошло, как он схватился за меч. А Нина прожила в этом годы.
Юноша решился. Мягко, медленно и осторожно он положил руку на маленькие пальчики, сжимавшие рукоять ножа у его горла. Нина содрогнулась, нож царапнул кожу, Аделард почувствовал, как по шее на подушку стекает кровь.
-Нина, - мягко прошептал он. – Я помогу. Для того я сюда и пришел. Чтобы помочь.
Дикие глаза девушки сверкнули. Юноша подумал, что этот блеск ужаса – последнее, что он увидит, прежде чем начнет захлебываться своей кровью, прежде чем жизнь вытечет из раны, забрызгав все вокруг. Но Нина разжала пальцы и рухнула в его объятья, сотрясаясь в рыданиях.
-Ох Аделард, - причитала она, - прости меня. Прости. Мне так страшно. Прости. За то, что использовала тебя. Но ты должен был меня выслушать. Прости. Я боюсь.
-Ничего, - шептал он, гладя девушку по волосам. – Я понимаю. Мы справимся. – Она посмотрела на него с надеждой, с легкой детской улыбкой. Так же смотрел и он когда-то, когда видел незнакомого человека. С такой же надеждой на то, что этот человек его поймет и заберет его из этого кошмара. И теперь он стал таким человеком для нее. – Чем больше людей знает, тем лучше.
-Нет, - вскричала Нина. – Если они узнают, то все напрасно. Они все заодно. Все. Никому нельзя доверять. Только ты и я.
-Никому не доверяй, сказал мне Томас, - прошептал Аделард. – Никому не доверяй.
-Томас? – мгновенно насторожилась Нина и села. – Ты с ним говорил? Что он сказал?
-Сказал только, чтобы я никому не доверял, - в голосе юноши зазвучала прежняя подозрительность. Брови начали сходиться вместе, тело напряглось, глаза охотника пристально всматривались в девушку.
-Томас, - прошептала Нина, казалось, самой себе, - он главный среди них. Он в центре всего, он слышит больше всех остальных, он слышит и видит все со своего места у стойки. И молчит. Строит планы. Наблюдает за всеми, как охотник за своими гончими. – Она склонила голову, обнаженные плечи содрогались от рыданий. – Ты же только прибыл. Ты не можешь его знать. При мне он не называл свое имя. – И тут Аделард понял, что допустил роковую ошибку. – Я не дамся ему. Я не буду ждать, пока он скомандует «фас» своим псам. Не буду! – с визгом она подобрала лежавший на простынях нож и кинулась на Аделарда.
-Нина нет! – крикнул он в ответ, но уже и сам понимал, что поздно; страх девушки взял верх. Ужас накинул на нее крепкую узду, острые удила которой причиняли боль и не давали ни малейшей возможности сопротивляться погонщику. Аделард уже перехватил тонкое запястье девушки, когда кричал. Знал что это бессмысленно, что Нина все равно не остановится. Но не крикнуть не мог. Не мог не предостеречь.
Нина неприятно удивила Аделарда своей силой. Нежная, хрупкая девушка дралась как львица, вырываясь из хватки охотника, рыча и брызжа слюной. Темные волосы служанки метались в разные стороны, словно хвосты ужасной бестии из сказок. Она вдавила юношу в кровать, пыталась ткнуть его острой коленкой то в ребро, то в пах, но он чудом уворачивался, извиваясь под ней, как уж. Это чем-то напоминало то, чем они занимались раньше. Вот только на этот раз Аделард уже был почти без сил.
Девушка яростно зарычала, хищно изогнула спину, откинула назад голову, взметнув вверх темную гриву. И резко опустила лоб на лицо Аделарда. Раскаленная до бела боль разорвала мир на части, на отдельные, пульсирующие пятна света. Немало удивившись, юноша обнаружил, нос его цел, да и все остальное, в общем, не пострадало. Только на скуле был глубокий порез. Нина ослабила хватку, она мотая головой, чтобы придти в себя. И Аделард не преминул этим воспользоваться. Он скинул с себя Нину, поднялся на ноги и застыл посреди комнаты, не зная, что делать дальше.
-Нина, - сказал он, выставляя вперед руки и делая шаг назад. – Не нужно этого делать, Нина. Остановись.
Но она вскочила с пола, сжимая нож. Охотник не смог разобрать крика девушки, выпущенного на свет, когда она ринулась на него. В свете свечей блеснуло лезвие, мелькнувшее рядом с лицом юноши. Он не успел бы увернуться, он даже не видел удара. Ему дико повезло, что руки у Нины оказались недостаточно длинными. Но Аделард твердо решил, что второго удара, который мог бы достичь цели, он постарается не допустить. Нина вновь начала замахиваться, ее титьки отвратительно подпрыгивали, еще несколько минут назад красивое лицо, до безобразия исказилось в гневной гримасе, правую сторону лица заливала кровь из рассечения над бровью, изо рта вырывался яростный вопль. Нож мелькнул перед лицом Аделарда, слева, справа. Юноша быстро уворачивался от широких ударов Нины, отходил, но она продолжала наступать, шаг за шагом, удар за ударом.
Резкая боль обожгла грудь Аделарда. Вскрикнув, он и отшатнулся и прикрыл рану рукой. Пальцы тут же окрасились кровью, стекавшей по телу обильным потоком, который на ноге истончался до тонкой струйки. На пол падали только редкие капли.
До этого момента, Аделард еще надеялся на какое-то мирное разрешение, точнее допускал его. Теперь нет. Боль заставила сердце биться яростней, от страха и возбуждения, в груди словно разгоралось пламя, в которое Нина своими ударами щедро подбрасывала дрова. Жар от груди заполнял мышцы, а вот мозг холодел, мысли застыли, остался только страх и готовность защищать свою жизнь.
Когда девушка замахнулась в очередной раз, Аделард не стал ждать. Он бросился на нее сам. Цепкие пальцы сомкнулись на тонких запястьях Нины, а его немалый вес припечатал ее аппетитное тело к стене. Грохот был оглушительный, но сквозь него все равно Аделард расслышал слабый стон служанки.
Он начал остывать: жар отливал от конечностей, уступая место усталости, голова становилась ясней. Юноша увидел девушку, милую девушку, скрючившуюся подле стены, прижавшую к груди руку и пытающуюся сделать хотя бы глоток воздуха. Когда она не визжала и не размахивала ножом, то вновь превращалась в несчастное создание, которому нужна ласка и утешение. Аделард сморгнул эту пелену жалости. Стоит повернуться к ней спиной, и она тут же всадит под ребра нож. Кстати, где он?
-Что происходит? – раздался крик из-за двери. Только сейчас юноша понял, что все это время в дверь рьяно барабанили. – Открывайте! – Голос Тома. Аделард подошел к двери на ослабших ногах и отодвинул засов, который он не задвигал.
Дверь еще не успела распахнуться и грохнуть о стену от того, что трактирщик ворвался в покои, а сзади на Аделарда напрыгнула Нина и, не имея никакого другого оружия, впилась в юношу зубами. Руки и ноги, уже не казавшиеся такими привлекательно женственными, словно лапки паучихи, вцепившейся в жертву, обхватили его торс. Боль от укуса пронзила плечо, обнаженную грудь раздирали острые когти девушки. Томас что-то кричал на пороге, но Аделард уже не слышал этого; в ухо ему рычала, выгрызая кусок из его плеча, Нина. Она дергалась и вертелась, заставляя его вертеться вместе с ней, дрейфовать по комнате, сшибая маленький столик с оловянным кувшином, ударяясь о кресла. Похоже, служанке надоело терзать когтями его грудь и она переключилась на лицо. Аделард, и до этого мало что разбирающий кроме темных щупалец волос заслонявших почти весь обзор, теперь и вовсе ничего не видел. Она рычала у него на загривке, он рычал в ответ, что-то орал Томас. Внезапно Аделард остановился. Его остановила стенка, в которую он уперся задней стороной ног. Но стенка доходила лишь чуть выше колена, дальше стены не было. И он, под весом Нины и инерцией безумных плясок по комнате, начал падать. Окно. Аделард резко раскинул руки в стороны, перестав отцеплять ими когтистые пальцы со своего лица. Деревянная рама содрала кожу с ладоней, поцарапала пальцы, но охотник все же ухватился за окно, чтобы не вывалиться. А вот Нина держалась недостаточно крепко. Аделард не услышал короткого вскрика, резко оборвавшегося шлепком и сочным треском, будто дыня упала на пол. В ушах колотила кровь, дыхание распирало истерзанную грудь, руки дрожали, держа его наполовину высунувшимся спиной из окна.
Сильные руки ухватили его за запястья и потянули обратно в комнату. Томас стоял перед Аделардом с мрачным видом, пока постоялец пытался отдышаться, упираясь ладонями в колени.
Вспомнив о Нине, Аделард бросился к окну. Девушка лежала на мостовой в квадрате света от окна. Вокруг нее, как разбрызганные искры, сверкали оранжевым осколки стекла из окна, которое они сломали. А вокруг головы красным нимбом расплескалась кровь. Высота была не так уж и велика, девушка могла остаться в живых, не ударься она затылком.
От увиденного Аделарда чуть не стошнило. Судорога скрутила его внутренности и согнула пополам так, что он едва не последовал за служанкой. Охотник видел разодранных хищниками лесных животных, сам разделывал добычу, освежевывал ее, потрошил. Его руки бывали в мерзкой липкой смеси крови и внутренностей. Но никогда его от этого не тошнило. А от вида распростертой на мостовой обнаженной девушки его выворачивало наизнанку. Чтобы желудок успокоился, Аделард отвернулся от окна и тут увидел Томаса. Серьезный трактирщик запирал дверь на все тот же злополучный засов.
Глядя на подходящего к нему тощего хозяина постоялого двора, юноша начал лихорадочно искать потерянный Ниной нож. У стены? Нет. Под опрокинутым столиком? Нет. Вот он, рядом! Нет, это блеснуло стекло. Аделард лихорадочно искал глазами оружие, но то никак не находилось, а тем временем Томас, зловещий Томас, тощий мрачный Томас приближался.
-Ты как? – серьезно спросил мужчина. – Она тебя потрепала. Успокойся. – Аделарда трясло от страха.
-Как по-твоему я себя чувствую? – взорвался Аделард. – Я только выкинул из окна девчонку, с которой провел ночь. А перед этим она пыталась разорвать меня на куски и кричала о том, что за ней следят. Как, ты думаешь, я в порядке?
Томас сорвался с места. Тощий хозяин в один миг преодолел расстояние до юноши и цепкими пальцами до боли вцепился парню в челюсть. Аделард в ужасе смотрел на Тома и пытался что-то сказать, так как что-то делать, боялся.
-Тише ты, идиот, - цедя слова, хозяин постоялого двора пахнул на охотника ароматом вина и старого лука. – Мало было ее? Так еще прибегут. Они все заодно. Все пытаются меня извести, сжить со свету, свести с ума или убить. – Он посмотрел в глаза Аделарду. – Боишься? И правильно. Они не остановятся не перед чем. Они послали ее, чтобы помешать тебе мне помочь. Но ты оказался им не по зубам. Теперь слушай меня внимательно и, возможно, мы останемся живы.
Пальцы трактирщика перестали сжимать лицо Аделарда, и парень в ужасе сел.
-Что происходит? Почему она набросилась на меня? Она говорила о том, что за ней следят. Ты тоже. Кто следит? Кто они?
-Жители деревни, конечно, - Том приподнял бровь в искреннем удивлении. – Я им неугоден. Я им не нравлюсь. Почему? Потому что я вижу их, - мужчина приложил указательный палец к своему глазу. – И им это не нравится. Не нравится, что я не делаю промахов. – Его прервал крик с улицы и возрастающий звук множества шагов. С улицы через окно в комнату полился свет. Тени заплясали на стенах. – Останься здесь, - Томас поднялся. – На улице уже собираются зеваки. Поговорим позже. Оставайся здесь.
Когда хозяин ушел, Аделард рухнул в кресло. Выходить наружу, к толпе, в которой наверняка был и отец девушки, ему точно не хотелось. Поднявшись, юноша смочил в теплой воде тряпицу, аккуратно провел ею по набухающим краям ран и тут же зашипел от боли. Он скрипел зубами, стискивал кулаки, но промывал раны, окрашивая воду в тазу сначала в розовый, а потом и в алый.
Одевшись по пояс, Аделард развернул кресло к выбитому окну и сел, подставляя раны на теле прохладному ночному воздуху. Ножны с мечом юноша положил на колени. Ветерок приятно холодил истерзанную кожу. На улице толпа росла и голосила все громче, требуя разъяснения и привлечения виновника к ответственности. Наперекор этим гневным голосам Томас успокаивал толпу и утверждал, что мэр со всем разберется в свое время, что виновник не уйдет от наказания. По тому, как гневалась толпа и как много света лилось от принесенных людьми факелов и фонарей, Аделард судил, что в убеждении хозяин постоялого двора не преуспевает, и ждал, когда трактир охватит пламя. Но, сколько он не сидел в ожидании пожара, его не случилось. Гневные выкрики превратились в недовольный бубнеж, а шипение факелов и бряцанье инструментов обернулось шарканьем ног по мостовой.
Аделард удивился, отсутствию желающих отомстить за девушку.
Когда в комнату снова вошли, Аделард сидел лицом к ним, прикрыв глаза и поглаживая рукоять лежащего на коленях меча.
-Что здесь произошло, во имя всего святого? – пробасил вошедший с Томасом тучный мужчина. Томас раболепно лебезил позади него, то и дело выглядывая из-за широкого плеча посетителя в шелковом стеганом дублете, в суматохе криво застегнутом лишь на три пуговицы.
Охотник осмотрел мужчину с ног до головы. Башмаки с длинными-предлинными носками, зеленые чулки из тонкой шерсти, дублет светлых тонов с вышитым на нем растительным орнаментом. Мужчина был не толстым, скорее большим. Однако одежда на животе заметно натянулась. На верхушке сурового круглого лица гнездился изощренно вывернутый худ. Мэр. Аделард смотрел на вошедшего исподлобья и спокойно ждал. Видя, что гость никак не реагирует ни на его авторитет, ни на величину, мэр перестал грозно хмуриться и сжимать кулаки.
-Что здесь произошло? – Аделард взвился с места. – Я задавал этот вопрос ей, - парень кивнул на окно, - ему, - Том за широкой спиной мэра удостоился кивка, - а теперь задаю этот вопрос вам. Что здесь происходит? Почему девушка, которую я вижу впервые в жизни, набрасывается на меня с ножом, пока я без подштанников, орет про заговор и рвет меня на куски? Может быть, вы мне ответите?
-Оставь нас, - уверенным басом скомандовал мэр. Томас успел пару раз хлопнуть глазами, раз другой открыл и закрыл рот, и молча удалился, не переставая оглядываться на оставшихся в комнате. Мэр сел напротив Аделарда, внимательно разглядывая лицо гостя.
-Что с девушкой? – спросил охотник.
-Умерла мгновенно. Это она вас так?
-Нет, ночью решил побриться и порезался, - на удивление медленно и спокойно ответил Аделард. Вокруг его собеседником словно витала какая-то аура властности, привычки приказывать.
-Да, глупый вопрос, - мэр на миг отвел глаза, сцепил толстые пальцы, а потом снова посмотрел на Аделарда. – Нина была замечательной девушкой из хорошей семьи, но не без своих странностей. – Мэр наклонился совсем близко к Аделарду. – Я знал, что когда-нибудь она попытается убить кого-то. Я, признаюсь, думал, что это буду я. Но она выбрала вас. И вы ее остановили. К счастью. Иначе неизвестно, сколько бы еще людей умерло от ее руки.
-Знали, что попытается кого-то убить? – нахмурился Аделард.
-Она следила за мной, - мэр с опаской стрельнул глазами в сторону окна. – Многие за мной следили. Хотят моей власти, подсиживают, строят козни. Псы. Но я им не дамся. Я только думал, каким же способом они попытаются осуществить свои планы.
-А причем здесь Нина?
-Я сначала думал, что не причем. Но однажды, увидел ее слоняющейся перед своим домом. Она ходила, что-то высматривала. Я вышел с ней поздороваться, но она сказала, что мы с ней не знакомы. Хотя я и ее отец через многое вместе прошли. Он даже прочил ее мне в супруги. Бери мол, девочка-то хорошая, да и ты мужчина знатный. И тебе хорошо, и она пристроена. А она заявила, что знать меня не знает, видит впервые. И убежала. – В глубоком басе мэра послышались вибрирующие нотки страха. – Я и значения этому сразу не придал, думал мало ли причуд у юности. Но когда я спросил ее о том случае, она заверяла меня, что никогда бы себе не позволила подобного, накричала на меня.
-Это что-то означает? То, что она однажды прогуливалась возле вашего дома, а потом сказала, что не делала этого? Я вижу, вы напуганы. Я тоже. Так помогите мне, помочь вам. Помогите разобраться, почему мне пришлось убить девушку, напуганную настолько, что она взялась за нож.
-После этого, - продолжал серьезно мэр, - я видел, как она захаживала к нашему скорняку Лукасу. А потом видел, как в этом самом здании, на первом этаже, он кричал на нее, требовал показать ему его дитя, а она смеялась над ним, даже наградила оплеухой. Какой позор. На глазах у всех. – Мужчина нахмурил брови, глянул на дверь, словно опасаясь, что их подслушивают. – Я уверен, она была одной из ключевых частей плана по сбросу меня с моей должности.
Аделард помассировал виски пальцами.
-Допустим, - с сомнением протянул охотник.
-За всем этим стоит Томас. Вот откуда тянутся все ниточки. Он стоит за своей стойкой, смотрит, слушает и прикидывает, как бы подсидеть меня. – Мэр перешел на шепот. – Ты должен его убить. Так же, как Нину. Без нее он теперь перейдет к другим методам. Ты должен мне помочь. В опасности моя жизнь!
-Да нет никакой опасности для вашей жизни, - резко наклонился к собеседнику Аделард и зашептал громко и резко. – Кому нужен ваш пост? Управлять пятью домами и полями Анны-Марии, которую вы даже не собираете? Вы все боитесь непонятно чего. Нина боялась. Томас тоже боится. А стоит и смотрит он только потому, что может наложить в штаны от страха, если кто-то будет у него за спиной. Никто никого не хочет убивать. Я не понимаю, что с вами не так, но сделаю все, чтобы в этом разобраться. А теперь будьте так добры, оставьте меня зализывать мои раны.
Мэр был немало обескуражен такой отповедью, вся его властность куда-то делать, вместо большого мужчины, видного, представительного, он превратился в то, чем и являлся, в кучу мяса, напуганную и подлую.
-Помяни мое слово, мальчик, - уже у двери сказал мэр, - Томас еще сделает свой ход.
-Спокойной вам ночи, - бросил Аделард.
Когда мэр уходил, в щелку приоткрытой двери юноша заметил худое лицо Тома. Он явно ждал своей очереди. А это значит, что Аделарду предстояла еще одна беседа, которую он уже не выдержит из-за усталости. Мысли отказывались ворочаться, все сознание сосредоточилось на том, что ему нужен отдых.
-Томас, - позвал Аделард. Хозяин постоялого двора юркнул в комнату. Хмурая физиономия выдавала готовность разразиться обвинениями всех подряд, и мэра в частности. И как только тот открыл рот, чтобы заговорить, охотник потребовал: - Мне нужна новая комната. В этой немного сквозит.
-Я…
-Мне нужен отдых. Вечер вышел, - Аделард аж зажмурился, пытаясь подобрать нужное слово, - насыщенный. Комнату, пожалуйста.
-Да, - разочарованно, или даже злобно, отвечал Томас, - пройдемте.
Аделард с кряхтением поднялся с кресла, накинул на себя рубаху, на плечо водрузил свои пожитки. Том угодливо склонился, приглашая к выходу. Соседняя комната в точности повторяла простой, уютный но никак не бедный интерьер той, в которой Аделард дрался со служанкой. Для полного сходства не хватало кавардака, осколков посуды и мебели и выбитого окна. Томас уже вознамерился было протиснуться в комнату под предлогом помощи с обустройством, но Аделард бесцеремонно потребовал у него ключ и перед носом трактирщика хлопнул дверью. Когда шаги Тома растворились в жужжании болтовни внизу, юноша запер дверь, подтащил к ней тяжелый комод, окно загородил большим шкафом, напротив двери поставил кресло, к нему приставил столик. Он лихорадочно облачался в доспехи, подпоясывался мечом, постоянно стреляя глазами на дверь, на окно и обратно. Но никто не тревожил его покой; не было слышно шагов по коридору, не скрипели половицы, даже гул внизу в скором времени стих.
В тяжелой маслянистой темноте царило тревожное безмолвие. Аделард поймал себя на мысли, что в звуках он находил утешение. Теперь же, в молчании всего мира его одолевала тревога. Она заставляла его вслушиваться в отсутствие звуков, ища в них то, чего там не было.
Сон победил Аделарда только тогда, когда большой контур шкафа у окна окантовало сияние рассвета. Он резко вскочил с места от разорвавшего тишину громкого удара меча об пол. Юноша в ужасе оглядывал залитую мягким медовым светом комнату. Еще не проснувшееся сознание пыталось найти источник шума, но потакая усталости заметило, как уютна и мягка золотистая от слабых лучей рассвета белая простыня на кровати, как вообще все в комнате усыпляющее полумрачно и добро. Чувства тревоги, терзавшего его всю ночь, не было. Так и оставив меч валяться на полу, Аделард бухнулся на кровать, прямо в доспехах, решив, что если его убьют, то он хочет умереть выспавшимся.
Но его никто не убил. Юноша проснулся после полудня, из-за шкафа пробивались несколько тоненьких лучиков света. Меч все так же валялся на полу, дверь была заперта, все еще подпираемая комодом. Все было так, как он оставил.
Аделард расставил мебель по местам и вышел в коридор. По постоялому двору не блуждали постояльцы, не слышалось возни с кухни. От стены к стене в помещениях скакал лишь свет.
Спускаясь по лестнице в большой зал, Аделард прислушался к доносящимся оттуда голосам:
-Я тебе говорю, это – человек короля. Прислан нам в помощь. – Первый мужской голос охотник не узнавал.
-Нет, это убийца, на службе у короны. Иначе, зачем ему было Нину сбрасывать? – Второй Аделарду тоже показался незнакомым.
Охотник на цыпочках спустился на несколько ступеней вниз, чтобы лучше слышать.
-А я говорю, - вновь вставил первый, - он с заговором разбираться прибыл. Помяните мое слово, недолго мэру мэрствовать осталось.
-Да мэров это человек, - третий голос, дребезжащий и тонкий, принадлежал старику. – Он девочку в окно, а мэр что? Мэр выгораживает. Мол, во всем разберется, виновных накажет, кто содействие окажет – благодарность.
-О чем вы говорите? – Этот голос, в отличие от остальных, Аделард узнал. Мрачный скрипучий говорок Тома он хорошо знал. – Парень сам чуть не помер от страха. И почему никто из вас не допускает, что Нина первая напала? Что девка взбесилась и накинулась на него просто потому, что он что-то не так сказал?
-А мэр? Он же ей в женихи набивался. А она его отшила. Вот он и отомстил.
-Да. Да еще и хвасталась этим каждый раз. Думать нужно было, может и не оказалась бы на мостовой с пробитым черепом.
-А гость-то, спит?
-Не знаю, - снова голос Тома. – Слышал, как мебель двигает.
-А тебе не говорил, кто такой?
-Нет. Но мэру он вчера обмолвился, что будь его воля, он всех здесь под нож пустил.
-Так что я говорил? Человек короля! – Аделард стиснул зубы от торжественного тона этих слов.
-Неизвестно, - Томас прокашлялся. – Но держаться надо настороже.
Аделард качнул головой, слушая подобную ересь, и улыбался.
-Что ж, мы, пожалуй, пойдем.
Охотник выпрямился и зашагал по ступеням, специально громко топая, чтобы посетители Томаса побыстрее убрались. Когда он оказался на нижней ступеньке, большой зал уже пустовал. Столы стояли пустыми, под них задвинуты стулья, кружевные занавески на окнах распахнуты, пропуская теплый летний день внутрь.
-Доброе утро, Томас, - поприветствовал Аделард хмурого хозяина. Юноша уже хотел успокоить его, сказать, что никакого отношения к заговорам, королям и мэру не имеет, но передумал. Настороженность Тома и его незнание всей правды могут сыграть на руку Аделарду. Хозяин кивнул, не сводя с него хмурого взгляда, и юноша подошел к стойке. – Еды. Побольше, да посытнее. – Трактирщик выпрямился, сморщенное выражение не сходило с его лица.
Аделард занял то же место, где обедал прошлым вечером, с тоской поглядывая на дверь. Смакуя мысль о бегстве, юноша и не заметил, как ему принесли обед. Сам Том принес миску с чьим-то мясом, серди аппетитных кусочков которого живописно лежали разноцветные овощи. Пахло от миски бесподобно, на что желудок Аделарда откликнулся голодным урчанием. Рядом с жарким миска с сыром с пряностями, золотистая, еще дымящаяся выпечка, грибы под соусами и что-то еще, чего оголодавший охотник уже не видел, так как набросился на еду. Из полного сосредоточения на еде его вывел стук кувшина, поставленного на стол. Аделард поднял глаза от миски, выпрямился, дожевывая положенную в рот порцию. Перед ним стоял Том, одну бровь хозяин сердито нахмурив, вторую вопросительно приподнял.
Жестом охотник пригласил его присесть. Трактирщик поставил на стол два стакана, в которые сию же минуту разлил вино, свое особое вино, Южное Марийское.
-Как переночевали? – вежливо, но с присущей ему угрюмостью осведомился Томас.
-Неплохо. – Том разлил вино по стаканам. – Друзья заходили?
Рука трактирщика замерла с наклоненной бутылью, глаза стрельнули в сторону постояльца.
-Вряд ли можно назвать друзьями людей, которые кормят тебе небылицы, надеясь выведать у тебя информацию под предлогом беседы.
-Значит, совсем не друзья.
-Совсем. Так что же вас привело, если не секрет?
-Секрет, - Аделард с удовольствием наблюдал, как осунулось лицо Тома. – Нас никто не услышит?
-Кроме вас и меня, здесь никого.
-Тогда приступим. Что вы можете рассказать мне о девушке, с которой… - Аделард скривил лицо, - приключился инцидент.
-Нина? Хорошая девушка. Милая, образцовая работница.
-Томас, - охотник наклонился к трактирщику, - это вы своим «совсем не друзьям» рассказывать будете. А мне нужна правда. Образцовая работница не накинулась бы на меня с моим же ножом посреди ночи. – Том молчал, и Аделард решил зайти с другого конца. – Вы пытались меня предупредить, сказали, чтобы я никому не доверял. Что вы имели ввиду? – В ответ на молчание хозяина юноша вздохнул. – Что ж, значит придется уступить право задавать вопросы другим, более дотошным людям. И поверьте, Том, спрашивать они умеют. – Аделард прищурился. – Помогите мне, помочь вам и разобраться во всем.
После минутного молчания и кисления мины, Томас заговорил, понизив голос:
-Здесь творятся странные дела. Напавшая на вас Нина – лишь верхушка. Каждый вечер здесь плетутся заговоры.
-Какие? – скучающим голосом произнес Аделард, пытаясь скрыть свой интерес.
-Не знаю. Но подозреваю, что против меня.
-Есть какие-то основания, так думать?
-У меня нет никаких доказательств. Только подозрения. Каждый вечер все они приходят в мой постоялый двор и смотрят за мной. Наблюдают за каждым моим движением, переглядываются. А мэр – главный затейник среди них.
-Зачем им это делать, Том? Что они хотят узнать? Что делают?
-Хотят сжить меня со свету, - хрипло прошептал трактирщик. – Такое чувство, что все эти люди вот-вот поубивают друг друга, а мой постоялый двор сравняют с землей. Они все следят за мной. Я вижу это каждый день. И каждый день от этого у меня штаны полны страха. Сегодня они пьют мое вино, а завтра? Снова зайдут и закажут выпить, или забьют меня камнями перед воротами моего же трактира? Они изводят меня, пытаются свести с ума. Заставляют сомневаться в том, что я вижу и слышу, заставляют заставлять мебелью дверь моей спальни, а лежа в кровати думать: «а прожил ли я этот день?».
-А эти? Что приходили сегодня? Тоже из них?
-Конечно, - Том наклонился ближе к Аделарду. – Нина была в этом замешана, она тоже изводила меня. Однажды Нина, та самая, которая так ловко обвела вас вокруг пальца и чуть не убила, как-то явилась сюда и заказала еду, но предупредила, что у нее нет денег. Я сказал ей, что она может есть сколько душе угодно, мол, вычту из зарплаты. Спросил, как она вчера добралась до дома. А она сразу насторожилась, вся сжалась и убежала, так и не дождавшись своего обеда. Тогда-то я окончательно убедился, что и она была частью их плана. И вот теперь являетесь вы – неизвестная фигура на доске, а Нина умирает. Вот они и пришли разузнать у меня о вас хоть что-то. Наверняка их подослал мэр. Мэр, - Томас хмыкнул в сторону. – Раньше у нас были только старосты, а теперь вот – мэр.
-А что за история про его женитьбу? – нахмурился Аделард.
-Да какая там история. – Том сделал глоток из стакана. - Он набивался ей в женихи не так давно. А она ему от ворот поворот. Он на этом не остановился. Пытался ее принудить, но и тут у него ничего не вышло. После такого в глазах многих мэр довольно низко пал. А Нина не упускала ни одной возможности подколоть его, упрекнуть неудачными попытками.
-Серьезный повод для мести, - кивнул охотник, и Том напрягся. – Вчерашний случай распугал посетителей? Или здесь всегда так пусто?
-По утрам всегда, - кивнул Томас. – А эти трое зашли только из-за вчерашнего. В основном все работают на полях.
-Возделывают Анну-Марию? – приподнял бровь охотник и сделал глоток вина. Он не мог не узнать приятный сладкий вкус с легкой кислинкой. Словно пил мягкое яблоко, которое дает в голову. – Дивное вино, - юноша поставил напиток на стол. – Одного случая мало, чтобы утверждать, что странные все, и уж тем более говорить про заговор.
-Да если бы это был один случай, - вспылил Том, но тут же опомнился и снова заговорил шепотом: - Если бы это был один случай, я бы все списал на девичью дурость. Но нет. Наш мэр, к примеру. Это вчера он приходил весь из себя: важный, пузо вперед, три подбородка вверх. Вот только периодически я видел его в лохмотьях, со вшами и блохами, сидел у моих ворот и просил милостыню. Я спрашивал у него, что с ним случилось, а он лишь улыбнулся, показав гнилые зубы, и попросил еды и воды. – Аделард нервно сглотнул, начиная понимать паранойю трактирщика.
-А спросить у него прямо? Может он даст вразумительный ответ.
-Спросишь у него, как же! – скривился Том. – В колодки посадит, или задавит налогами. Это в его власти. – Хозяин постоялого двора наклонился к гостю, вкрадчиво шепча: - Но дело не только в нем. Каждый житель, вел себя странно. Однажды я видел, как Лора, жена нашего пекаря, орала на него за то, что опять нагадил под ее окнами. Представляете? – Он огляделся. – Я даже не знал, смеяться или вязать эту бабу по рукам и ногам. А Хэнк, наш пекарь то есть, опешил, даже сказать ничего не мог. А когда назвал ее женой, она ему такую оплеуху залепила, что аж у меня в ушах зазвенело, и как давай на него орать, что, мол, она с такой свиньей не хочет жить по соседству, не то что в одном доме и в одной кровати. Тем же вечером Хэнк тихо, спокойно, как всегда, решил поговорить с женой на эту тему. А она делает вид, будто знать ничего не знает, и все тут. И так каждый. Все примерные, идеальные. А начинаешь присматриваться, так видно странности. Один взгляд, одно слово и все рушится, вся ложь, которой опутывает себя человек, спадает. Один единственный прокол и ты уже не можешь смотреть на людей как раньше. А я все вижу, - Том приложил палец к глазу, - потому что сижу в центре. Ты и сам вчера это почувствовал, а потом столкнулся с Ниной. Так что, я просто накручиваю?
Аделард со страхом смотрел в глаза хозяина, не зная, что возразить. Он не видел ни одного доказательства существования какого бы то ни было заговора, но ощущение тревоги, непонятное, пульсирующее, как заноза засело в груди.
-Я бы хотел поговорить со скорняком, - неуверенно проговорил охотник.
-С Лукасом? – Томас выпрямился на стуле. – Хорошая идея. Нина захаживала к нему частенько. Живет через два дома в ту сторону, - хозяин махнул рукой.
-Благодарю, - Аделард встал из-за стола.
-Сэр, вы не доели, - угрюмо сказал Том.
-Аппетит пропал, - скривился охотник.
-Оставлю вам на ужин.
-Если не трудно.
-Удачи, сэр.
Аделарду очень не понравилось это пожелание.
За дверью охотника ожидала пустая мостовая. Лишь где-то среди мясистых белых плодов со зрачками, согнувшись в три погибели, маячили задами сельчане. Решительно повернувшись налево, юноша направился к дому Лукаса. Путь был недалек, действительно два дома. Из одного из них на встречу юноше вышел старый Жиль. Лысый старик, в выцветшем кафтане, с протертыми коленями на шерстяных чулках и дырами на башмаках. Он ковылял по дороге, любовно прижимая что-то к груди. Аделард с детства помнил этого старика и его странную любовь к хрупким предметам. За третьим домом от постоялого двора Когнирина в тени горы спряталась рама для натягивания шкур и корыта для вымачивания. По этому двору Аделард и понял, что нашел нужное место. Несмотря на ухоженность и опрятность небольшого одноэтажного домика, то ли из-за отсутствия занавесок на окнах, то ли из-за сочившейся из жилища тишины, в нем чувствовалась некая пустота и отчужденность.
Без раздумий юноша звонко постучал в дверь три раза. Потом еще три. Когда никто не открыл, Аделард заподозрил неладное, обнажил меч и прильнул лицом к стеклу. Внутри виднелись лишь темные очертания предметов мебели и светлый прямоугольник приоткрытой двери в одну из комнат. Никого. Юноша обошел дом кругом, осмотрел пустующую раму, которая без шкур выглядела осиротевшей и ненужной. Нижнюю половину каменной стены ванной покрывал темно-коричневый налет: след, оставшийся на том уровне, где раньше плескалась жидкость для вымачивания шкур. Деревянная палка с перекладиной, которой переворачивали кожу в ванне, стояла, прислоненная к стене дома и успела потрескаться. Скорняк давненько не пользовался своим инструментом. Аделард дернул замок на задней двери, хоть и не ожидал, что тот поддастся.
Юноша развернулся и направился к крыльцу дома, когда боковое окно распахнулось, и сильные ручищи втащили его в дом.
Аделард тяжело грохнулся на пол, звеня кольчугой, и тут же взмахнул над головой мечом, который чудом не выронил в падении. Оружие прошипело по воздуху, ни на кого не наткнувшись. Несмотря на вес кольчуги, Аделард вскочил на ноги и выставил перед собой меч. Никого. Повернулся в другую сторону, и тогда кончик меча указал на грудь огромной, в полтора раза выше и шире него, тени. Это скрытое в полумраке существо могло бы переломать юношу, как тростинку. Но стояло перед ним с поднятыми руками.
-Лукас? – тяжело дыша спросил Аделард. Большая тень кивнула и вышла на свет, точнее на не такой густой мрак. Да, это был Лукас. Аделард помнил его с детства. Скорняк и в детстве был немаленьким, а сейчас и вовсе раздался. Но вот квадратное лицо и глаза лучились все тем же простодушием. Лукас напоминал быка, сильного огромного быка, но добродушного и тихого, который скорее даст спилить свои рога, нежели посадит на них обидчика. – Ты собираешься нападать, или я могу опустить меч?
-Прости, - съежился Лукас. – Конечно, мы можем поговорить. Я для того тебя сюда и притащил. Видел, как ты крутился вокруг дома. – Аделард поднялся на ноги и с шелестом вложил меч в ножны. – Садись, осторожней, у меня бардак. И темно. Тут везде мебель, инструменты. Не ударься. – Аделард кивнул, готовый к любым неожиданностям, но на втором же шаге споткнулся обо что-то. По полу звякнули инструменты, издевательски динькнули кольчужные доспехи. – Ох прости. Я сейчас это уберу. Вот, садись сюда, здесь свободно. Кажется. – Сильные руки усадили юношу на стул. В зад даже через кольчугу что-то впилось. Аделард вытащил из-под себя ножницы и швырнул их на стол, заваленный другим инструментарием и ко всему прочему заставленный посудой. – Я ждал, возможности поговорить. Давненько мы не виделись. Не пугайся, - увалень поднял руки, успокаивая. – Да, я тебя узнал. Ты тот мальчуган, что жил в сарае, а потом был на побегушках у Тома. Нечего стыдиться. За крышу над головой и защиту от тумаков, я бы тоже, выносил помои на постоялом дворе.
-А потом я ушел.
-Да. Ушел. И вернулся совсем другим. Нет, стержень остался, но вот обшивка, поменялась. Зачем ты вернулся? Отомстить?
-По-твоему я убил Нину ради мести? – удивленно гаркнул Аделард.
-А почему нет? – пожал плечами Лукас. – Ее отец гонял тебя пуще всех. Как же он тебя называл? – Лукас с улыбкой ударился в ностальгию. – Сопляк? Нет. Молокосос? Нет. Но что-то связанное с возрастом.
-Малолетний глист, - угрюмо напомнил Аделард.
-Да, точно, - хохотнул Лукас. – Малолетний глист. Ты был очень худым. А теперь вон ты какой. При оружии, с властью лишать жизни. На твоем месте, я бы рассказал Нининому старику кто ты такой, что вы делали ночью в той комнате и почему ты ее убил. Вот это была бы месть.
-Неужели я похож на такого человека? – с легкой печалью в голосе качнул головой Аделард.
-Не знаю. Но тогда зачем ты здесь?
-Графиня отправила на службу в Легион Провожатых. После всего, что мне сделали люди, родные люди, соседи, я решил, что пожизненная служба в горах – это выход.
-Мне кажется, это неправильно.
-Неправильным, Лукас, - гневно сверкнув глазами, возразил Аделард, - было избивать меня возле томова заведения за то, что моя мать умерла, рожая меня, а отец не выдержал ее утраты и утопился. Неправильно было отнимать у меня еду, которую я зарабатывал потом и бессонницей у Тома, чтобы выбросить ее в канаву. Неправильно было бить меня палкой по спине просто за то, что я прошел рядом с чьей-то дочерью. Вот что было неправильно, Лукас. А возможность оставить это все позади – очень даже верный вариант.
-Так почему ты еще здесь, а не на службе?
-Потому что меня заставили год наслаждаться жизнью. Сказали, иди куда хочешь, делай, что хочешь, через год приходи.
-И почему не ушел? Раз здесь было столько плохого?
-Я подумал, а вдруг кому-то здесь будет так же плохо? Вдруг найдется еще один мальчуган, которого так же, как и меня будут шпынять, издеваться и бить? Я пожалел этого ребенка, или уже взрослого человека, это неважно. Неважно даже, если такового и нет. Но я не хотел просто бить всех по рукам и говорить: «ай-ай-ай, так нехорошо». Я хотел показать, что можно иначе, я думал выслушать каждого, достучаться, помочь. Я ведь другой, у меня меч, я вырос, у меня получится. А на деле вышло, что в этой деревне то, что происходило со мной в детстве – это ерунда.
-Ты хочешь нам помочь? Почему?
-Хочу помочь? О, Лукас, не думай, что я не допускал мысли о том, чтобы всех вас не прикончить. Всю деревню. По одному. Теперь я понимаю, что это вполне возможно, и вы ничего не сделаете. Мне есть, за что отплатить каждому. – Аделард кивнул на собеседника, - тебе, например. Мэру есть за что отплатить. Старому Жилю, что слоняется за окном, за многое можно бы отплатить. Даже Тому. – Охотник хохотнул. – Смешно получается, я не могу припомнить ничего плохого о Нине. О ее отце – сколько угодно, но о ней самой – ничего.
-Тогда с какой милости я сижу тут, живой? - скорняк понурил голову.
-Потому что я всю ночь провел в страхе. Я заставил шкафами все окна и двери и сидел, трясся, вслушиваясь в тишину. Я боялся услышать чьи-то шаги за дверью, голоса под окном, ощутить чье-то дыхание на затылке. Но тишина не успокаивала. Наоборот. В ней таились мерзости куда страшнее. Я так провел всего одну ночь. А все здесь, так живут постоянно. В беспочвенном страхе слушают тишину, как я. И, как и я, слышат в ней то, что диктует им ужас. Это, Лукас, тоже – неправильно. Вот это, - Аделард кивнул на бардак во мраке кругом, - неправильно.
-Прости, Аделард…
-Засунь себе свое «прости» знаешь куда? Ты повредил мне ухо, Лукас. Не помнишь? А я помню. Перед самым моим уходом. Знаешь, каково быть охотником, у которого все звуки с одного направления? А я тебе скажу как – хреново. И пока я слонялся по лесам, с прилипшим к спине желудком, бегал от диких зверей, пока жрал кору деревьев, чтобы не сдохнуть с голоду, я представлял себе смерть каждого из вас. Плевать, что вы были детьми. Я представлял, как вы живете моей жизнью, а в конце в ваши сытые жопы впиваются острые клыки и отрывают куски, а вы орете своих мам. А мам-то нет. Зато рядом я, стою и смеюсь.
-Значит, ты оставишь нас? Оставишь сидеть и трястись? – голос Лукаса начал набирать силу. – Месть в том, чтобы оставить нас самим себе? Оставить нас в страданиях, которые мы на себя навлекли? Хочешь, чтобы я встал на колени, и умолял? Хорошо, я встану.
-Да не нужны мне, ни твои колени, Лукас, - устало проговорил охотник, - ни твои страдания. Во всем должна быть причина. Причина моих несчастий – ваша ненависть ко мне. Причина вашей ненависти ко мне? – Аделард пожал плечами. – Наверное, в моих родителях.
-Твои родители здесь ни при чем, - медленной качнул головой Лукас. – Ты не помнишь, да и не до того тебе было, но Когнирин всегда был таким, каков он сейчас. На улице светит солнце, - скорняк указал на окно, - поют птички, Анна-Мария цветет. Но все это – херня. Полнейшая, беспросветная херня, иллюзия, ложь. Настоящий Когнирин – он в страхе. В боязни всех и каждого. Ты счастливчик, что не видел, как твои родители трясущейся от страха рукой подносят ложку с едой ко рту, потому что не доверяют, потому что боятся. Не видел, как они прячут друг от друга ножи, как ложатся спать и улыбаются, а на самом деле ждут удара в спину.
-Так в чем же причина вашей ненависти? – стиснув зубы, Аделард выдавил кривую улыбку, слишком похожую на оскал. – Почему вы делали все это со мной?
-Потому что могли. Потому что помешать нам было некому. – Кончик меча оказался у горла Лукаса быстрее, чем скрипнуло кресло, и скорняк услышал шум, производимый вскакивающим на ноги человеком. Меч в руке Аделарда трясся от сдерживаемой ярости хозяина. Громила покорно смотрел на бушующую в глазах гостя смерть и даже не собирался хоть как-то ее отвратить. – Мне жаль, что ты слишком добр, чтобы это понять. Не всегда есть иная причина, кроме подлости. Мы были подлецами, подлецами росли и выросли. Стали отражениями своих родителей и теперь сами засыпаем с ножом под подушкой. Все…
-Вот только не надо мне про заговор. - Аделард пытался разжать сомкнутые до боли челюсти, но слова все равно еле протискивались через оскал. – Потому что нет никакого заговора. Я слышу про это от каждого. А на самом деле два человека просто сидят и смотрят друг на друга. Первый думает: «А чего это он на меня смотрит? Наверняка что-то задумал. Надо следить за ним.» А второй тем временем думает так: «А чего он на меня пялится? Точно что-то плохое задумал. Буду пялиться на него, чтобы не упустить момент, чтоб быть готовым.» И так все! Вот тебе весь ваш заговор.
-Но Том…
-А Том сидит в центре всего этого и его видно всем, - Аделард в гневе швырнул меч в ножны. – И все думают, что он что-то замышляет. И следят. И Том видит всех со своего места. И думает, что за ним следят все. Вот тебе и заговор. – Немного успокоившись, будто с мечом спрятал и ярость, Аделард отошел к окну, ярко сияющему летним пейзажем среди темноты помещения. По дороге, рядом с красными кустами Анны-Марии шатался Жиль. – А причины, - охотник вздохнул и продолжил, не глядя на Лукаса в кресле. – Причину ты назвал сам. Страх. Все боятся.
-И в чем причина страха? – скептически спросил Лукас. – Во всем должна быть причина, ты сам сказал.
-Почему Жиль постоянно таскается со стеклянными фигурками? – вместо ответа задал вопрос Аделард.
-Что? – весь скепсис пропал из голоса скорняка. Его большая фигура вышла из темноты к окну. Зажмурив один глаз от яркого света, Лукас посмотрел на улицу. – Не знаю. Не думал об этом.
-Странно, - Аделард нахмурил брови. – Он постоянно их разбивает и рыдает. Сокрушается по каждой, будто по любимой.
-И что?
-И то, что мне кажется, я понял, почему он это делает. Ему нравится. Не фигурка. Нет, - охотник качнул головой и грустно улыбнулся. – Однажды в детстве, когда он разбил очередную игрушку, я посоветовал ему завести себе пассию попрочнее, например из дерева. Он меня побил. Ему нужна не фигурка. Ему нужны чувства, связанные с ней. Горечь утраты. Ведь он ревет каждый раз так отчаянно. И так же искренне всецело радуется новой. В этом смысл его жизни. Терять, печалиться, находить, радоваться, пребывать в ленивой праздности пока не случится новая утрата. – Аделард усмехнулся. – Сукин сын некисло устроился. Вот в чем его причина. Не пойму только, почему он не выбрал страх.
-Он не из Когнирина, - задумчиво проговорил Лукас. Тряхнув головой, скорняк продолжил уже решительней. – И все, что ты сказал, не отвечает на вопрос «где Нина?».
-Нина? – Аделард пожал плечами. – Ночью была в моей постели. Чуть позже на мостовой с разбитым черепом.
-Это не моя Нина. Где моя?
-Лукас, я понимаю, это тяжело, но…
-Нет, не понимаешь. Та Нина – не моя. Не та, что я знал. Мою у меня забрали, и вместо нее подсунули жалкий суррогат. Моя Нина никогда бы не додумалась затащить в постель незнакомого мужчину, просто ради того, чтобы он ей помог. Моя Нина меня любила. И она носила моего ребенка. – Скорняк замолчал, ссутулил плечи.
-Лукас, - Аделард говорил медленно, вкрадчиво, пытаясь успокоить огромного скорняка. – Ты ведь понимаешь, что этого просто не может быть? Никто не видел Нину беременной. Уж наверное, если бы она родила, это кто-нибудь бы заметил?
-Это не та Нина! – Скорняк злился и набирал воздуха в широченную грудь столько, что обычные слова превращались в басовитый крик. – Та Нина, что ты убил – другая, фальшивая, ненастоящая. Ту Нину я не знал. Но она очень похожа на мою.
-Тогда, - устало проговорил Аделард, - где твоя Нина? Не могла же она исчезнуть?
-Я не знаю, где она. Ты должен помочь мне ее найти!
-Но где ее искать? Кто-то ее спрятал?
-Да! – снова перешел на крик Лукас. – Кто-то из них ее похитил. Все эти люди, они… они… лгут, шепчутся за спиной. А Нина, моя Нина, что-то им сделала, что они ее от меня спрятали. Как думаешь, почему я сижу здесь, - скорняк махнул здоровенной рукой, - в темноте. Я слежу, чтобы они не застали меня врасплох.
-Лукас, - устало заговорил Аделард. – Я же тебе только что объяснил, что нет заговора. Есть только страх. И ты видишь правильность моих слов. Начинаешь сомневаться в том, во что привык верить, что привык видеть. Сколько ты уже сидишь здесь, в темноте? Как давно ты спал или ел?
-Не помню. Я не могу спать, пока знаю, что они вокруг меня.
-Лукас, - отчаявшись достучаться до разума скорняка, юноша вздохнул. – Никто не похищал Нину. Нина мертва. Зачем кому-то желать ей вреда?
-Мэру, - тут же ответил здоровяк. – Он хотел ее заполучить. С ее малых лет пускал слюни, глядя на нее. Однажды он чуть не изнасиловал ее. Отец ее не был против и такого исхода, лишь бы пристроить дочурку на место потеплее. А она тогда убежала. Тогда-то мы с ней и заговорили. Встречались не то что бы тайно, - Лукас нахмурился. – Но и особенно не хвалились. А он с завистью смотрел на это. Он мог ее похитить. Наверняка это он и сделал. Держит ее где-нибудь в своем особняке. Ее и мое дитя.
-А ребенок-то ему зачем?
-Наследник. И способ удержать подле себя Нину.
-А откуда взялась та Нина, которую я… - Аделард поморщился, - убил?
-Не знаю. Он мэр. У него есть власть. Он хитрый. Мог пойти на какие-то уловки. Я не знаю, - скорняк обхватил голову руками. – Я правда не знаю как, знаю только, что та Нина, которая вчера умерла – не та Нина, что любила меня. И все это понимают. Но все молчат. А зачем? Покрывают мэра. Больше незачем.
-Да какая у него власть, Лукас? Не будь тупицей? Десять домов, в которых тебя и облаять могут? – вновь закипая, качнул головой Аделард. – Да и не нужно ему это. Пусть не Нина, найдет он себе другую, попокладистей, пожаднее. Но главное, что нельзя взять и заменить человека другим, как куклу.
-Да, - встрепенулся Лукас. – Как куклу. Именно. Он управлял ею. И хотел тебя убить.
-Ну, а я-то ему что сделал? А тебе-то я вообще зачем?
-Нужен человек со стороны, который точно не с ними, который сможет помочь найти мою семью. – Обезумевший Лукас упал на колени и схватил руку Аделарда. – Помоги мне! Вот я, умоляю на коленях. Хочешь, травмируй мне ухо. Хочешь оба. Хоть ослепи. Но помоги найти мою Нину!
Аделард сглотнул и на несколько секунд сжал кулак, поддаваясь искушению. Но разжав пальцы, он мягко взял ими плечо скорняка и потянул мужчину вверх.
-Я разберусь в этом, - тихо сказал Аделард, глядя в полные слез глаза скорняка. – Это я обещаю.
-Благодарю, - сказал Лукас преисполненный благодарности за выполнение его обещаний, хотя на самом деле получил лишь надежду. Скорняк протянул Аделарду свою лапищу для пожатия, или скрепления сделки, как ему думалось. Чуть не раздавив охотнику кисть, мужчина с улыбкой потряс руку гостя.
Аделард последний раз взглянул в окно и увидел ползающего по обочине Жиля. Поправив у бедра меч, юноша направился к выходу. Почти у самой двери, он остановился возле стола, как и все вокруг заваленного разной утварью. Лукас, провожавший его до двери, тоже замер.
-Лукас, - не оборачиваясь спросил Аделард. – Я могу это взять?
-Это?
-Да. Это.
-Конечно. Но зачем?
-Помочь кое-кому, - пожал плечами Аделард, вертя в руке маленький предмет.
Дверь заскрипела, открываясь. В темное жилище беспощадно ворвался дневной свет, плавящий резкие очертания темных предметов. Лукас зажмурился, закрыл глаза сначала мешками от недосыпа, потом ладонью. Чтобы прекратить эту пытку, скорняк быстро захлопнул дверь за гостем.
На улице ничего не изменилось: теплый день все так же властвовал над деревней, мирные звуки разливались в душном воздухе, в дальнем конце улицы шкодило несколько ребятишек. Почти возле самой двери ползал на карачках Жиль и заливал мостовую горючими слезами.
Аделард остановился возле жалкого старика. В памяти всплыли сцены его злобной физиономии, когда он избивал маленького Аделарда, страшный гневный голос, брызги слюны. И вместе с этими воспоминаниями всплыл гнев. Захотелось поднять старика на ноги и избивать его, ногами по ребрам, кулаками по лицу. Но вместо этого он протянул Жилю маленькую стеклянную фигурку, что взял из дома Лукаса. Старик расширенными глазами смотрел на нее. Вдруг руки его задрожали, рот открылся, на глазах снова появились слезы. Слезы радости. Он осторожно принял из рук Аделарда новую пассию и любовно прижал ее к груди.
Отойдя на несколько шагов, юноша остановился. Ему казалось, что он и сам сходит с ума. В крепкой стене его убежденности начали появляться и шириться трещины сомнений. Он начал допускать правоту Лукаса, допускать, что все спланировано, кем-то придумано и движется по выбранному этим некто пути. Но куда?
-Рехнуться можно, - прошептал юноша, мотнув головой. Подобные мысли могут завести слишком далеко. А способ избавить тело от мыслей Аделард знал только один: нагрузить его. Вместо постоялого двора, охотник отправился в сторону гарнизона, чтобы упражняться с мечом.
Глава 3
Оран зашипел, выдавливая из глубокой раны на предплечье густую алую кровь. Свеча на столе перед ним еле заметно колебалась. Ее слабого огонька хватало только на то, чтобы осветить небольшой пятачок пространства на столе, оставляя остальную келью во тьме. На столе советника царил, гармонировал и даже доводил до бешенства его самого идеальный порядок: аккуратная стопка чистых листов лежала в правом углу, стопка с ровными линиями строк – слева. Макнув в свою кровь перо, мужчина приложил его к грубой бумаге и стал выводить буквы, аккуратным почерком, медленно и кропотливо.
Вот тебе земли, для тебя и твоего рода, до десятого колена. И был рад Герот, что Древо избрало его и род его, и пошел новые земли возделывать и ими править. Но великое Древо продолжало говорить, хоть Герот его давно не слушал. Но одиннадцатое колено, станет последним в твоем роду, расплачиваясь за грехи предков. И мор обрушится на всех их детей, тела будут страдать от болезней, а души пребудут в великом унынии. Земли зачахнут и погибнут, остатки твоих потомков разбредутся и будут бродить по миру в горе и нужде, а имя твое забудут. И тогда земли эти вернутся ко мне, но за грехи потомков я спрошу с тебя, ибо тебе ведомы мои заветы и ты должен научить им своих детей.
Пока рана не затянулась, советник взял следующий лист бумаги из левой стопки и положил его перед собой. Чистый лист белел в свете свечи на темном поле стола. Оран пододвинул один уголок листа, чтобы нижний его край лежал параллельно краю стола. Он снова макнул перо в рану, поднес его кончик к бумаге. Рука, державшая перо затряслась от усталости, и советник отложил письменные принадлежности в сторону.
Оран разжал зубы. Боль в руке пульсировала, от потери крови в глазах мутнело, маленький круг света, в котором лежали листы бумаги, сужался, из живота поднималась тошнота. Он вытер со лба холодный пот и откинулся на стуле. Закрыв глаза, советник пытался восстановить дыхание и перетерпеть припадок. Когда он разомкнул веки, то увидел на своей жилистой левой руке лишь запекшиеся в бурую корку подтек. Вновь его руки были в крови.
Оран понимал, что не сможет сам встать, обессиленное тело не слушалось, голова кружилась.
-Оран, - советник повернул голову к шелестящему холодному голосу, но на потолке никого не было. – Оран, - он резко повернулся к углу возле двери. Из темноты не показывалось бледное, вытянутое мертвое под стать голосу лицо. – Мы придем, - раздалось из противоположного угла. Оран осмотрел свою крошечную комнату. Кроме него, стола, стула и кровати здесь ничто и никто попросту не помещались. – Расплата. Расплата, - одно слово бесконечно повторялось, шелестело от одного угла к другому пока не слилось в грязный водоворот голосов среди которых всплыл один, ясный и четкий, но такой же леденящий: - Близится.
Оран спокойно сидел на своем стуле в центре комнаты, ожидая обещанной расплаты.
В темной комнате без окон единственная свеча догорела до середины, оставив на столе бледные кляксы воска. Стало еще темнее, еще тоскливей.
-И где же эта расплата? – прошептал он хрипло.
-Мастер Оран, - послышался мелодичный голос из-за двери. Мелисса. Служанка, приставленная к его покоям, в которые никогда не входила. – Его величество вызывает вас. Мастер Оран, с вами все хорошо? – обеспокоенно спросила женщина, не видя за дверью господина. – С кем вы говорили? Там кто-то есть?
-Призраки прошлого, всегда здесь. Они всегда там, где я. – Советник слабо улыбнулся. – Хотят меня к себе. Но пока у них не выходит.
-Может быть, вам отдохнуть? Я передам посыльному его величества, что вы плохо себя чувствуете. Уверена, король поймет и пойдет ради друга на уступку в виде ожидания.
-Не пойдет, даже если бы я был его другом. – Оран поднялся на трясущихся ногах, не сделав и шагу, чуть не упал. Только крепкий стол со свечой и бумагами не позволил ему упасть. Другой рукой он отодвинул скрежещущий засов и открыл дверь. Из коридора в комнату хлынул свет, заполняя ее, словно море брошенную в него пустую посудину. Оран иногда забывал, как мала его комната, отсутствие в ней света как-то размывало границы, создавая впечатление, что тьма вокруг безгранична. На самом деле, он мог, разведя руки, коснуться обеих стен своей кельи. На пороге стояла Мелисса, склонив голову, покрытую белым филетом, подвязанным тонким тканевым барбетом под подбородком, темные волосы удерживала тонкая сеточка. Зрелая красота служанки радовала глаз Орана. Да, в молодости женщина проигрывала некоторым обитательницам королевского двора, но и старой ее назвать язык не повернулся бы ни у кого. У Орана точно. Красивая зрелая женщина с горделивой осанкой, тонкой талией и мелодичным голосом. Оран не знал, откуда король Стефан взял эту рабыню, но вряд ли с поля, потому что грацией, с которой служанка шествовала по коридорам, не всегда и благородные дамы обладают. Оран не испытывал потребности в служанке, а тем более в рабыне. Но он решил все же принять подарок своего сюзерена, чтобы эта женщина, наверняка немало натерпевшаяся, обрела спокойную жизнь, а Стефан отстал от советника с подарками и благодарностями. Если бы не он, король мог отдать Мелиссу какому-нибудь лорду, графу, а еще хуже, оставить себе. Так что Оран по праву считал, что спас ей жизнь, когда принял в услужение, ведь королю быстро надоедали его наложницы, и их часто находили мертвыми во рву за стенами города. Загораживая от служанки комнату, Оран закрыл дверь и запер на ключ. Когда замок щелкнул в третий раз, советник повернулся к женщине. – Он король, Мелисса. А у короля есть дела, о которые монарху не полагается марать руки.
-У короля множество убийц на побегушках. Есть генералы, солдаты, его личная охрана, отравители и другие люди, которым за это пожалованы титулы и земли. Что вы молчите?
-Для таких дел и решений, - со вздохом начал Оран, - у любого короля должен быть кто-то вроде меня. Без этого никуда. Кто-то должен этим заниматься. Так почему не я, если у меня к этому талант?
-Но вы же хороший человек, зачем вам это делать? – Служанка качнула головой. – Я не понимаю.
Оран приподнял печальное лицо за тонкий подбородок и заглянул в карие глаза.
-Великий порядок, любой порядок, - тихо заговорил советник, - заключается в хороших и плохих поступках, в балансе между ними. Но хорошее или плохое становится таковым только в сравнении. Можно отнимать хлеб у крестьян и это будет считаться хорошим поступком, если существует поступок гораздо хуже. Этим я и занимаюсь, Мелисса: совершаю деяния гораздо хуже королевских, чтобы осветлить его имя. Это и есть порядок. Может, не самый лучший, но есть. Подданные не бунтуют, живут не на широкую ногу, но в достатке. И не задумываются о будущем.
-Зато вы о нем думаете постоянно, - тонкие пальцы обхватили ладони. – Перестаньте, брать на себя все.
-Не рабыне, вроде тебя, указывать мне, что делать. – После этих слов на глаза Мелиссы навернулись слезы. – Есть вещи, гораздо большие, чем я, чем ты. Они даже больше, чем король. Это будущее. И чтобы у наших людей было будущее, надежное и достойное, я и тружусь, беру на себя часть грязной работы, которая выпадает на долю короля. И я надеюсь, Мелисса, что впредь, ты будешь знать свое место.
-Когда-нибудь, - прошептала служанка, - за это придет расплата.
-И я жду ее каждый день. Возможно сейчас я и получу заслуженное воздаяние.
Служанка проглотила обиду, проморгала слезы и выпрямилась.
-Веди, - устало проговорил Оран. Он не любил говорить вообще, а после длинной речи чувствовал физическое истощение. И Мелисса повела его в тронный зал. Горящие на стенах светильники и льющийся из окон под потолком свет обильно освещали коридоры. Оран не любил яркий свет: от него болели глаза, а сейчас его голова раскалывалась и без этого. В длинной галерее он позволил себе сбавить шаг, чтобы насладиться свежим воздухом, которого здесь было в достатке благодаря пустым арочным окнам в человеческий рост. Здесь Оран чувствовал себя проглоченной добычей, смотрящей на мир через решетку каменных ребер. Мелисса, шедшая перед ним со свойственной ей грацией, остановилась и обернулась. Лицо женщины всегда имело печальное выражение с еле уловимой примесью обеспокоенности. Та же обеспокоенность слышалась и в голосе:
-Мастер Оран, вам нехорошо?
Оран стоял возле одного из окон галереи, опершись на каменный подоконник руками. Он уже почти упал в обморок, только свежий ветер, холодящий дряблую кожу мужчины, не давал организму сдаться окончательно. Мелисса подошла к нему на два шага, но Оран поднял руку, останавливая женщину. Очередной порыв обдал ледяными иглами покрытую холодной испариной немного освежил его. В глазах прояснилось, в голове тоже, дыхание выровнялось. Он выпрямился, глядя на величавые горы вдали. Серо-синие, с белыми шапками они поддерживали величественно хмурый свод неба. И под этим небом рассыпались руины королевства. Крыши обваливались, стены покрывали трещины, дороги пустовали, кроме нескольких плетущихся по ним прохожих. Казалось, город Сколис, столица королевства, вымер поколения назад. И это расходилось с истиной лишь отчасти. В домах все еще жили люди, в мастерских трудились рабочие. Даже в парке, черном пятне лысых кривых деревьев в гуще серых скелетов домов, гуляли люди. Сколис, как и всегда, предстал перед советником удушливо тихим и печальным. Но Оран находил в его развалинах некую красоту.
Не говоря ни слова, он направился дальше по галерее, время от времени бросая на город мимолетный взгляд. Оран прошел мимо молча ждавшей Мелиссы, завернул в один из парадных залов. Подразумевалось, что люстра в этом зале должна светиться и искриться от водопада свисающих хрустальных капель, по плиткам должны вальсировать гости, у стен с картинами стоять слуги с подносами с угощениями. Но весь хрусталь люстры покрывал толстый слой пыли, фрески на потолке растрескались, и величественные образы потеряли узнаваемость, картины на стенах выцвели, канделябры опутаны паутиной. Как и город за стенами, дворец и его залы пребывали в унылом запустении. Лишь медленные мотыльки пыли кружились в морозно-белых косых лучах света из окон в одной из стен.
За большими двустворчатыми дверьми зала, покрытыми искусной резьбой и облупившейся позолотой, протянулся коридор, с обмотанной паутиной пышностью и покрытой пылью цветастостью. Этими коридорами редко пользовались, и то не по назначению. По большей части по ним ходил сам Оран. Коридор пересекался с другим, таким же пустынным и запущенным, великое множество которых пронизывало тело дворца. Одни упирались в большие, когда-то богато украшенные двери, другие выполняли хребта, к которому крепились кабинеты. В прямоугольной паутине проходов, в глубине дворца спрятались королевские покои. Приемный зал, где король театрально сидел на троне и принимал просителей, где проходили все церемонии, находился почти у самого входа, чтобы простолюдины ни в коем случае не видели, как живут те, кто ими правит. Но обычных людей не пускали во дворец не потому, что те недостойны, или из боязни сплетен. Обычные люди не видели дворцовой обыденности для того, чтобы в их умах не развеивалось представление о том, что король и его приближенные не от мира сего, что он выше всех земных дрязг и может гораздо больше, чем они. Их держали в неведении, чтобы создать иллюзию непререкаемого авторитета и всемогущества монарха.
Завернув в очередной коридор, Оран словно попал на парад: по всей длине стояли рыцари, лучшие из лучших, благороднейшие из знатных. Кольчуги укрывала мантия с вышитым на ней гербом Сколиса в виде подстреленной птицы на щите, в углу которого помещена уменьшенная копия герба короля Стефана, ящерица, свернувшаяся под золотой короной. Как только Оран сделал шаг, все блестящие шлема десятков рыцарей повернулись к нему. Лица за тонкими щелями для глаз разглядеть не представлялось возможным, и казалось, что коридор заполнен движущимися стальными статуями. Если бы король не ждал его, то эти статуи в ту же секунду обнажили мечи, за рукояти которых постоянно держались, и изрубили бы его в фарш. Королевская стража подчинялась только королю. Министры, графы, любой человек мог приказывать им сколько угодно, но рыцарь не сдвинется с места, если король лично, а именно так и отдавались приказы королевской страже, приказывал им стоять на этом самом месте. Вся власть Орана в этом коридоре была пустым звуком. А потому он, молча, шел мимо следящих за ним стальных статуй и со страхом ждал, что один из них все же воткнет в него меч. За грехи, или из-за сумасбродства короля, но его убьют. С каждым шагом этот страх становился только сильнее.
-Оран, - прошелестел голос из-за стальной маски одного из шлемов.
Позади него лязгнула сталь. Джарус медленно обернулся и увидел, что перед Мелиссой два рыцаря скрестили мечи, закрыв проход. На бесстрастном лице женщины на миг отобразился испуг. Оран покачал головой, и служанка отошла на два шага. Мечи тут же скользнули в ножны, стража вновь обратилась в статуи.
Слуга, ожидавший советника, поклонился Орану и открыл для него массивную дверь в покои короля. Когда советник вошел, дверь закрылась, отделив помещение от коридора со стражей.
Просторный кабинет короля превосходно освещался большим окном напротив входной двери. Холодный бледный свет отлично освещал беспорядок, от которого Оран скривился: на столе в луже чернил мягко дрейфовало белое перо, чернильница покачивалась на толстом боку рядом, повсюду были разбросаны бумаги, на стене блестели красные потеки, на полу сверкали осколки. Это сюда в порыве гнева король Стефан швырнул дорогой хрустальный кубок с вином.
Стефан встречал советника спиной, разглядывая что-то за окном, в котором, словно в рамки высоких стен других крыльев дворца виднелся полуразрушенный город.
-Наконец-то, Оран, ты соизволил явиться. Ты когда-нибудь видел месячную смету на содержание дворца? Нет. Так вот там есть услуги мастера-стекольщика. Одна десятая всех расходов. Представляешь? Можешь представить, сколько весит камень дворца, все его стены? А еще обстановка внутри, люди в нем. Представляешь эту массу? А теперь представь окна в этом дворце. Как по-твоему, они будут весить одну десятую от всего дворца? Молчишь? Как обычно. Тогда я сам отвечу: нет, не будут. И, тем не менее, стекольщик выставляет мне счет, занимающий одну десятую всех денег, что я трачу на содержание этого дворца. Я сделал этого жирного, - Стефан начал повышать голос и потряхивать сжатым кулаком, - розовощекого дармоеда богачом. Как же так получилось? Обвалилось крыло дворца и пришлось заменить все окна и витражи? Нет. Старые пришли в негодность? Нет. Как же так получилось, что у стекольщика полно работы? – Король обернулся, сверка Орану бешеными глазами. – А так, что мои «верные» вассалы постоянно меня выводят! «Ваше величество то, - передразнивая вельмож, Стефан кривлялся, - ваше величество се, ваше величество так, ваше величество эдак». Стекольщик сделал состояние на кубках, которые я разбиваю, каждый раз, когда кто-то из вас раскрывает рот. Как же вы все мне надоели. Даже ты, Оран, чему я удивлен. Сколько времени назад я послал за тобой? Почему я должен ждать тебя так долго?
-Каюсь, ваше величество.
-Каюсь, ваше величество, - передразнил Стефан. – Может отнять у тебя земли, Оран?
-У меня нет земель, ваше величество, - смиренно говорил советник.
-Тогда деньги? Их у тебя тоже нет. Может твои покои? – Король в ярости ударил кулаком по столу, и перышко начало дрейфовать по луже чернил. – И дать тебе те, что поближе?
-Это было бы очень мудро, ваше величество.
-Может забрать твою служанку? – Стефан улыбнулся. – Думаешь, ты спас ее от меня, Оран? Вот только в моем королевстве от меня ни у кого спасения нет. А то, что она ходит вся из себя по моему дворцу якобы вне моей досягаемости – лишь моя милость. И только до тех пор, пока мне не надоест. Что ты молчишь? По роже твоей вижу, что тебе этого не хочется. Хочешь совет, советник? – Стефан наклонился через стол и сверкнул глазами. – Если счастье этой женщины для тебя хоть что-то значит – сделай ее женой, подружкой, любовницей, хоть кем-то. Если же она нужна тебе как знамя рядом с шатром твоей подлости, то продолжай в том же духе. Кто знает, может, чем потрепанней знамя, тем выгодней смотрится шатер?
Оран стоял, раскрыв рот, и не знал, что сказать.
-А ты думал, никто не видит, что ты смотришь на нее, как на единственное хорошее в своей жизни? – Злобная улыбка Стефана стала шире. – И никто не замечает новые порезы на твоих руках после разговора с ней? Думаешь, только ты можешь входить в твою гробницу? Это мой дворец! Мой! Здесь для меня нет закрытых дверей! Неужели ты полагал, что только ты делаешь для меня пакости? Нет. За такими как ты, нужен присмотр. За убийцами, разбойниками и интриганами. – Улыбка короля растаяла, он выпрямился и беззаботно махнул рукой. – Успокойся, Оран, а то твоя физиономия бледная, как у мертвеца. Кстати о смерти, - король сел в кресло с высокой спинкой, откинувшись на нее для удобства. – Ко мне тут одна заявилась. Вытащила меня из кровати и швырнула меня в стену, - Стефан в гневе махнул рукой.
-Мой король, я не уверен, что расслышал…
-Все ты расслышал, Оран, - снова перешел на крик легко возбудимый Стефан. – Меня! Короля Сколиса вытащили голышом из моей кровати в моих же покоях и устроили мне выволочку, как паршивому проштрафившемуся щенку! – Король схватил со стола очередной предмет, которым оказался ларец с сургучными палочками, и швырнул в Орана. Советник легким поворотом корпуса уклонился от пущенного снаряда.
-Ваше величество, но как это возможно? Ваша личная охрана никого не пропустит.
-Инквизитор, Оран, - это не кто-нибудь.
-Мой король, вы?..
-В своем ли я уме? – печально произнес Стефан. – Я частенько задаюсь вопросом, Оран: а зачем ты мне нужен? Спрашивать меня о подобном?
-То есть, у вас в комнате, вот в той, - советник указал на дверь в углу кабинета, - что за дверью, был Инквизитор? Из бабушкиных сказок? Тот самый?
-Нет, у меня был другой. Тот, что пьянствовал с лордом Вольфгангом. – Голос короля истончился до визга. – Уж не знаю, та ли тварь, что заходила, тысячелетия назад очищала эти горы от чудовищ вместе с первым королем Сколиса. Не знаю, приходил ли ко мне вершитель воли самого Императора и инструмент его власти. Не знаю, был ли это тот, чье появление заставляет армии прекратить битву, а королей тут же капитулировать. Но эта тварь, была точь-в-точь, - в приступе бешенства Стефан вскочил и ткнул пальцем в окно, - статуя на Тревской площади. Тот же капюшон, та же маска. И эта его серебряная клешня.
-Мой король, - начал как можно учтивей Оран, - маску может нацепить любой…
-Ты сейчас осторожно пытаешься мне намекнуть, что я идиот? – Стефан схватил со стола королевскую печать и швырнул ее в советника. Ловко поймав государственную реликвию, он убрал ее за спину, чтобы быть уверенным, что по окончании разговора печать не потеряется. Приступ монаршего гнева иссяк так же быстро, как и возник. Печальный Стефан опустился в своей кресло и обхватил кудрявую голову руками. – Я такой же скептик, как и ты, Оран. Возможно, даже в большей степени. Но даже я понимаю, что «любой», не смог бы пройти мимо моей лично охраны. В одиночку, без боя. И не смог бы поднять меня одной рукой, а потом этой же рукой швырнуть в стену через всю спальню и, подняв снова, начать выдвигать требования.
-Какие? – вымолвил пересохшим ртом Оран.
-Он требовал остановить подготовку интервенции в Вемнии. – Стефан устало опустился в кресло, поставил локти на стол и сцепил пальцы, спокойно глядя на Орана Джаруса. – Из поколения в поколение идет война с вемнийцами. Каждый король Сколиса набирал армию и шел в Вемнию за трофеями, контрибуцией, выгодными условиями торговли. Некоторые даже дважды за свою жизнь. Так делал и мой дед, и мой отец. – Король засмеялся. – Да это превратилось в славную семейную традицию. – Смех Стефана перешел в всхлипывания. По ярко выраженным мешкам под глазами, по вытянутому лицу короля текли слезы. – Но без этой войны, Оран, у меня ничего нет. У меня нет камня, чтобы отстроить то, что постоянно рушится, нет еды для людей, нет стали. Ничего, кроме желающих умирать подданных. – Плачущий Стефан представлял собой жалкое зрелище. – Что мне делать, Оран? Только ты можешь мне помочь. Ты единственный, кому я могу это доверить. И единственный, кому я могу рассказать об этом ночном визите. – Угловато-треугольное лицо короля растянулось в улыбке. – Ну же, друг, советуй. Ты для этого здесь.
-Разумнее, подчиниться, ваше величество, - с готовностью ответил Оран.
-Не объяснишь, почему? А вдруг, это и не Инквизитор вовсе? Вдруг какой-то умелец просто использует миф, чтобы устроить диверсию? Какой-нибудь вемниец? Ты ведь вемниец, Оран. Как и твой братец, Керан. Кто он при дворец? Советник? Как и ты? Ты поддерживаешь с ним связь? Он тоже убийца? Вы ведь вместе разбойничали на дорогах. Наверняка все еще в теплых отношениях. Братская любовь, как-никак.
-Мой король на что-то намекает? – нахмурился Оран.
-Мой король, мой король, - передразнил Стефан. – Ты правда думаешь, что мне нравится, когда обо мне говорят в третьем лице? Нет, не намекаю. Та тварь не может быть человеком. Мне просто нравится держать тебя в напряжении. – Монарший голос, как и лицо, осунулся и опечалился. – И я не умею намекать. Если мне кто-то, или что-то не нравится, то я присылаю душегуба, вроде тебя, и одним ртом в королевстве становится меньше. – Грустные, бесцветные глаза короля поднялись на советника. - Так что мне посоветует мой верный помощник?
-Если ваше величество доверяет моим советам…
-Ты пытаешься подшутить надо мной, Оран? Если я спрашиваю, значит, хочу знать.
-Стоит подчиниться. Отозвать войска с границ, уменьшить налоги с населения. Это заодно заставит притихнуть некоторых вассалов, которые видят в каждой войне новые возможности.
-Ах да, - король печально уставился в стол, - эти. Как я мог забыть. Но есть люди, жители Сколиса. Не то чтобы я не смог обойтись, – король в злобе грохнул кулаками по столу, - без этих никчемных ленивых голодранцев, - и, выпрямившись в кресле, со спокойно улыбкой добавил, - но, что же я за король, без королевства. Оран, я устал разжевывать это всем, - Стефан в очередной раз сцепил пальцы на своей взъерошенной курчавой голове. – Без этой войны, нет выгодной торговли. Без торговли нет еды для людей. Голодные люди – умирают. Не от голода, так их завалит в их же домах. Посмотри наружу, Оран, - король ткнул пальцем себе за спину. – Город разваливается. Чтобы его отстроить нужен камень. Не то трухлявое дерьмо, что окружает нас, а нормальный, добротный камень. Камень есть у вемнийцев. Но его становится все сложнее покупать. Вемнийские купцы уже начинают драть нашу экономику. Преимущественно сзади и жестко. Чтобы они умерили свои аппетиты, в их памяти нужно освежить войну со Сколисом. Даже отсрочка войны подобна смерти для моей страны. Отмена – верная гибель. Поэтому, - Стефан затряс плечами в такт тихим всхлипываниям, - ты должен придумать способ вести войну, но так, чтобы Инквизитор об этом не прознал. И сядь уже, Джарус, смотреть на тебя снизу вверх уже шея болит.
Советник осторожно опустился в кресло напротив короля. Стефан вытер слезы и с улыбкой посмотрел на него, ожидая.
-Диверсия, ваше величество? Подставить другого соседа?
-Оран, - трясясь от страха, Стефан озирался по сторонам. – Этим можно обмануть бюрократию, но не бюрократов, народ и уж тем более Инквизитора. Ты не видел его, Оран Джарус. Его глаза – сама тьма, а голос, - короля передернуло, - будто выполз из самой преисподней. Нет, нужно думать тоньше. Давай, думай.
-Можно нанять несколько разбойничьих банд. Они будут нападать на караваны. Из-за убытков…
-Вемния взвинтит цены еще выше.
-Которые мы не сможем себе позволить. Продажи упадут и придется понижать цены.
-Тонко. Но сколько, по-твоему, лет займет подобный подрыв? И это при чудесном стечении обстоятельств, что никто не заподозрит нас, и Вемния не найдет новых покупателей на наши товары.
-Ваше величество, - видя, как Стефан рыдает в кресле, Оран приподнялся, - может воды?
-Засунь себе эту воду, знаешь куда? – взревел в ярости Стефан. – Раз встал, вали отсюда. И не возвращайся без идеи. Нормальной идеи. Пошел вон. Вон!
Кланяясь, Оран поставил на край стола печать, туда, где король не дотянется до нее, и спиной направился к двери. За дверью его уже ждал слуга, вяло спросивший:
-Как прошло?
-Как обычно, - отмахнулся Джарус, и направился в свои покои.
Личная охрана короля беспрепятственно пропустила советника по коридору, не обращая никакого внимания.
За углом его ждала Мелисса. Не говоря ни слова, служанка пошла следом, позади правого плеча, чтобы подхватить хозяина, когда усталость подкосит его колени. На Орана вновь навалились усталость и слабость. Поддерживая советника под правое плечо, Мелисса довела его до покоев. Он даже не помнил, как они шли. Сознание заработало, только когда служанка вонзила ключ в дверь. Мягко отстранив пальцы служанки, Оран сам взялся за ключ.
-Дальше я сам, - он повернул ключ. Внутри двери щелкнул и лязгнул замок. Еще раз, и еще. Дверь со скрипом отошла от косяка, выпуская тьму из кельи советника. – Можешь быть свободна.
-Вы слишком устали. Вы бледны, как полотно. Я помогу вам, - большими от сочувствия глазами Мелисса смотрела на советника и, продолжая поддерживать господина одной рукой, другой потянулась к двери.
-Я справлюсь, - Джарус отстранил руку служанки уже настойчивее.
-Поспите, мастер Оран, - нежно прошептала она, отходя от двери на шаг. – Вам нужен отдых.
Оран пытался уснуть. Но больная голова и тошнота не давали этого сделать. Свечка пульсировала крошечным пламенем на столе. В такт ему пульсировала боль где-то за глазами. И отовсюду надвигалась тьма. В этой тьме таилась и тревожно шебуршала угроза. Непонятная, неосязаемая и в то же время всеобъемлющая. Оран потел, бегал глазами по тьме, искал фигуры, неясные очертания которых ползали на краю зрения. Но тут же исчезали, стоило ему посмотреть на них. Каждый шорох заставлял вздрагивать, в каждом звуке он слышал свое имя, произнесенное холодным шепотом.
-Оран, - шептали стены, - расплата близко. – Советник посмотрел туда, откуда сочился голос. Но вздрогнул, когда шепот послышался с другой стороны. – Ты будешь страдать. Ты должен страдать. Ты умрешь. Ты должен умереть. Мир ужасен. Ты сделал его ужасным. Расплата, Оран.
Как бы сильно не дрожал от страха Оран, как бы бешено не колотилось сердце, и как бы пристально он не вглядывался в темноту за гранью света свечи, усталость все же взяла свое, и советник забылся во сне.
Из-за отсутствия дневного света в помещении, Джарус с трудом ориентировался во времени суток. Не имея ни малейшего представления о том, сколько прошло времени, он поднялся с кровати. В полной темноте голова болела не так сильно. Ощупью Джарус нашел на столе свежую свечу, вытряхнул огарок догоревшей из подсвечника и зажег новый источник света. Как только почерневший фитиль объяло игривое пламя, в животе Орана заурчало. Пытаясь заткнуть опустевший желудок, он сдавил живот ладонью. Выглянув за дверь, Джарус нашел под дверью оловянно блюдо с давно остывшим ужином. Мелисса всегда оставляла ему еду на пороге, чтобы не лишний раз не беспокоить господина.
Забрав ужин, или обед, или завтра, Оран не имел на этот счет ни милейшего представления, в коморку, советник сел за стол и внимательно посмотрел на свечу. Пламя извивалось под невидимыми и токами воздуха. С каждым завихрением острого кончика свечи мысли Джаруса менялись, меняли направление, переключались с одного на другое. Большинство идей было посвящено решению проблемы с необходимой войной и Инквизитором, однозначно приказавшим войну не начинать.
Оран решил отвлечься и, протянув руку над столом, взял из стопки последний лист бумаги с аккуратными ровными линиями букв темно бурого цвета. Из стопки чистых листов снял верхний и положил перед собой. Несколько листов сдвинулось, и советник заправил их обратно в стопку. Положив лист перед собой ровнее, чтобы нижний край шел параллельно краю крышки стола, Оран расковырял не до конца затянувшуюся рану на руке и, макая в свою кровь перо, принялся писать:
И было так. Потомки Герота не знали нужды и печали до одиннадцатого колена. И настал час исполниться завету Древа, и восстал из мертвых Герот. Стоял он рядом с божеством и наблюдал все то, что видело То годами: брат убивал брата, сын крал у матери, отец растлевал дочь, и не считали они это грехом и низменностью. И пал Герот на колени перед Древом, и по лицу его текли слезы. И молвил Герот словами тихими и стыдливыми: прости, мой благодетель, я согрешил. Я не учил детей тому, чему учился у тебя. Я позабыл, что знание благодати обязывает и нести благодать другим. Прошу сотри мой род с земли, меня же подвергни самым суровым наказаниям, какие можешь исполнить; пусть обращусь я в древо и черви будут точить меня изнутри, или пусть корни прорастут в животе моем и разорвут меня на части, и умру я медленно и в муках. И сжалился бог Древо, и уже собрался простить безответственное дитя, как явился Змей с ветвей его. Змей полз за своим хвостом, пожирая его и отращивая ровно столько, сколько откусил, и вечна была его трапеза. И сказал Змей: нельзя прощать, брат Древо, подобное. Если дети наши не могут сами научить праведности других, то мы должны это делать. Герот будет наказан, и род Геротов после смерти будет свои прегрешения искупать соразмерно. Но Геротов грех тяжелее всех, ибо он умолчал, хотя знал законы и не научил им своих сыновей и дочерей. И наказан был Герот, и долгие годы в облике древа, подтачиваемого червями, стоял на холме и смотрел, как изменялась земля, коею он владел, и приобретала облик первозданный. И видел, как потомки его истребляют друг друга, и войны раздирают их общность, и все, чего они касались, превращалось в пепел и прах. И истребили они самое себя, и остались лишь несколько, чтобы уйти в другие земли. Снова явился Змей и оплел Герота своими кольцами. Змей спросил, и голос его был тих и вкрадчив, и безлик: - Готов ли ты, Герот, пойти дальше, и обрести новое начало, а возродившись, исправить свои прегрешения? И отвечал Герот: достоин ли я? Мне открылось, что я натворил, и вина меня терзает, и позор не смыть? Тогда Змей заговорил вновь: - Ничто не длится вечно, ни жизнь, ни благодать ни кара. И даже Я не вечен, я вечно разный, и разность моя не вечна. Настало время, исправить все свои грехи, или же новых наплодить, за кои расплата будет сурова. И отвечал Герот: - Тогда я согласен. Я вернусь в мир и буду рассказывать каждому, что наказание за зло неминуемо, и что проще зла не творить, чем искупить его. И в третий раз заговорил Змей: - Тогда иди к другим народам, в другие земли, неси слово Древа, ибо Он прародитель всего и о жизни своих чад беспокоится, и смерть их Его печалит. Неси слово Древа о том, что жизнь людям дал Он, и она им не принадлежит, и власть они над ней имеют лишь отчасти. Скажи им, что жизнь священна сама по себе, и что отнимать ее, значит навлечь на себя кару Древа. Иди и сей семя этого завета. И было так, ветви осыпались с тела Герота, и человеческие ноги вновь стали на почву, а руки поднялись к глазам, и кожа ветер ощущала. И понес Герот слово, которое дали ему Древо и Змей, и наблюдали боги за ним, на его пути…
С руки Орана на бумагу скатилась большая капля крови. Советник, замерев, смотрел на последний, почти до конца исписанный лист бумаги, безвозвратно испорченный жирной алой кляксой между строк. Подергивающимся глазом Он смотрел на лист какое-то время, а потом, взревев, смял его и швырнул на пол. Следом за бумажкой, сметенное порывом ярости Орана, на пол полетело блюдо с ужином.
Под аккомпанемент звонкого бряцанья блюда о каменный пол, Джарус схватился за голову. Коснувшиеся холодного лба пальцы тут же увлажнились от пота. В приступе вдохновения советник не заметил, как исписал несколько листов. Туманящимся взором Оран посмотрел скинутое блюдо. В сгустившейся темноте он едва различал очертания миски; свеча вновь прогорела до половины. Советник положил исписанные листы в стопку к другим, заполненным буквами.
Раздался тревожный стук в дверь.
-Мастер Оран? – снова стук. – Мастер Оран, вам что-то нужно? Могу я войти?
-Нужно? – прошептал Оран настолько тихо, что сам едва слышал свой голос. – Нет, - уже громче ответил он. – Мне ничего не нужно, кроме как закончить завет. Оставь меня, Мелисса. Меня и мои деяния. Беги, спасайся. – Но служанка не слышала его предостережения и продолжала требовательно барабанить в дверь. Встав со стула, советник зашатался и оперся на стол. В глазах потемнело, комната резко описала круг и вновь встала на место, полом вниз, потолком наверх. Оран вытянул руку и нащупал дверной засов. Скрежетнув, затвор остановился на полпути из петли. Джарус навалился всем весом и дернул еще раз. С лязгом засов ударился в упор, дверь двинулась наружу, таща за собой обессиленного Орана.
-Мастер Оран, - охнула Мелисса, подхватывая падающего господина, - вы бледны, как полотно. И ваша рука. – Служанка прижала руку Орана к стене и скомандовала: - Обопритесь.
Пока Джарус держался за стену, борясь с головокружением и постепенно наползающим обмороком, Мелисса оторвала от нижнего платья полоску ткани, чтобы заматывать обильно кровоточащую руку. Сам Оран как-то отстраненно наблюдал за ее действиями.
-Я немного намусорил в комнате, - сглотнув прошептал Джарус.
-Я приберусь.
-Нет! – Оран качнул головой, и тут же к горлу подступила тошнота. – Я сам. Там немного. Ужин и листок бумаги. Вымету на порог, дальше ты.
-Вы себя совсем не бережете, - причитала женщина. – Это ваша книга. Она отнимает все ваши силы. Вы должны отдохнуть от нее. Давайте я уберу ее и принесу вам горячий ужин. – Тонкие пальцы Мелиссы обвились вокруг стальной ручки двери. Оран сам не знал, откуда в нем взялись силы и ярость чтобы громко, так громко, что служанка вздрогнула, хлопнуть по открываемой женщиной двери.
-Нет, - процедил он сквозь зубы. Голос его походил на недовольное рычание собаки, у которой отнимают кость. Мелисса смотрела на него, боясь сделать резкое движение и спровоцировать на жестокость. Отчетливо видя выражение ужаса на лице служанки, Оран захотел провалиться сквозь землю. Чувствуя свою вину перед Мелиссой и стараясь сгладить неловкость, он заговорил мягко: – Нет, не нужно. Я не голоден. Спасибо.
Мелисса тепло, хоть и сдержанно, улыбнулась. Оран радовался, видя ее такой. Но чувство вины за его приступ ярости все равно осталось при нем.
-Мелисса, - тонкие брови женщины взметнулись вверх, обозначая любопытство и готовность к предстоящему вопросу. – Почему ты не уходишь отсюда?
-Вы хотите, чтобы я ушла? – теплая улыбка тут же сошла с лица, а в голосе звучало расчетливость, с еле уловимыми нотками обиды и пренебрежения.
-Нет, не хочу, - искренне признался Оран.
-Я вам благодарна.
-Ты мне ничего не должна. Ты никому ничего не должна. Ты свободна.
-Я обязана вам жизнью. Я знаю, что бы со мной сталось, если бы вы меня не приютили. Король Стефан не церемонится со своими наложницами. Я буду вам благодарна всю жизнь.
-Может быть, вдали будет легче?
-Если я не буду вас видеть, это не значит, что я не буду вам благодарна. А здесь я могу вам помогать. Моя благодарность гораздо глубже, чем обычная работа служанки. Неважно, вижу я вас, или мы разговариваем через дверь, я всегда готова помочь. – В задумчивости Мелисса покачала головой. Остановив взгляд на стене, она подбирала нужные слова, а найдя их, посмотрела в глаза хозяину. – Пока вы есть, неважно, где буду я и где будете вы, я буду вашей. Изменить это может лишь смерть.
-Неважно видит ли, - задумчиво протянул Оран. – Видит. – Он резко оттолкнулся от стены, порывисто обнял испугавшуюся внезапной живости хозяина Мелиссу и поцеловал ее. – Спасибо.
Джарус прерывистыми движениями запер замок на своей келье и понесся по коридорам мимо потемневших позолоченных канделябров. Он не видел, как Мелисса позади него стоит посреди коридора с широко открытыми глазами, наполненными слезами и дрожащими пальцами касалась своих губ.
Советник позабыл про усталость, голова прояснилась. За эти силы, данные вдохновением, он еще расплатится, но потом. А сейчас нужно действовать, пока еще не поздно. Оран шагал по коридору, алый ковер на полу в котором прорезали полосы оранжевого света заката. Советник глянул в одно из окон. Западное крыло дворца выходило Тревскую площадь, усеянную виселицами, позорными столбами и эшафотом. А в центре всего этого, возвышаясь над лесом виселиц и олицетворяя правосудие, стояла статуя человека в капюшоне, с длинным, убранным в ножны мечом в левой руке. Левая рука вызывала определенный интерес и порождала множество вопросов. Искусный скульптор умело и с особым тщанием изобразил стальную латную перчатку, с маленькими клепкам на сегментах, даже изобразил орнамент на перехлестывающихся пластинах на предплечье. Легенда, все та же легенда про образование Сколиса, говорила о том, что вся власть и сила Инквизитора именно в этой серебряной перчатке. А сейчас, на суровом облике статуи, высотой немногим меньше дворца короля, мягко расплывался розово-оранжевый свет заходящего солнца, и тени очерчивались еще резче.
Коридор сворачивал вправо. Но в углу, подсвеченный факелом, мерцал арочный проход на лестницу в угловую башню. Не смотря на то, что каждое движение отнимало силы, Оран быстро поднимался по винтовой лестнице на самый верх башенки. В помещении на ее вершине, под самой крышей располагалась большая клетка, в которой щебетали и носились из одного угла в другой пернатые ящерицы. Крылатые зверушки с длинной шеей и клювом имели на задней лапке маленький цилиндр для писем. Оран глазами отыскал среди множества нужную авислацертус, или гарпиду, так называли этих зверей, и приоткрыл маленькую дверцу, чтобы достать ее. Зверек не сопротивлялся. Он курлыкал в руке советника, оплетая длинным телом его пальцы, тряс крыльями. Этот зверек, с переливающимися сине-зелеными перьями на крыльях, знал руку хозяина и радовался ей, как и тому, что его сейчас выпустят на свободу. Оран погладил авислацерту по клювастой голове, по шее, дернул за цилиндрик на задней лапке и подкинул бесформенный комок вверх. В ту же секунду клубок распутался в длинное тонкое создание с крыльями, блестящее чешуей и перьями в закатном солнце, как стрела понесшееся в нужном направлении.
Оран глубоко вдохнул свежий воздух. Повсюду небо бурлило тучами, грозя заслонить собой крошечное окошко, в которое на исходе дня заглянуло солнце. Жребий брошен, сделан шаг, возврата нет. Теперь важно все довести до конца. С этой башни город виден как на ладони. Тут и Тревская площадь, чуть правее полуразвалившийся дворец Пуспена с его похожими на длинные клыки обломанными колоннами. И дворец Жерара, и городская ратуша, и дворец правосудия, и храм Инквизитора, все разваливалось: с похожих на чешуйчатую шкуру крыш осыпалась черепица, обнажая ребра опорных балок, стены шли трещинами, пустые окна мрачно разевались в сторону разбитых улиц, с черными деревьями на аллеях. Для полной удрученности не хватало только дождя.
Небо нависало над Ораном и бурлило тяжелыми тучами как огромный котел. Казалось, что можно протянуть руку и коснуться черно-свинцовой пены хмурых облаков. Оран содрогнулся, когда прямо над ним, в гуще небесных хлябей, раздался гром. Башня под ногами, замок, долина, город и отроги вдали содрогнулись вместе с ним. А потом небеса начали обильно поливать серую землю своими слезами. Оран стоял на вершине башни возле клетки, где авилы начали шуметь еще громче и носиться по клети все яростнее. Животные не любили непогоду, даже несмотря на то, что их головы надежно защищала крыша.
Тяжелые капли били Орана по голове, заливали глаза, стекали с кончика носа. Вся его одежда вмиг вымокла, стала тяжелой. В один миг все стало как-то не так. В один миг навалилось все содеянное, все упущенное. Грудь сдавило тоской, к горлу подступил комок. Все было не так. Он был не таким. Отчего-то в голову закрались мысли о Мелиссе. В основном, грустные, как и вид изрезанного косыми линиями дождя и рассыпающегося серого города под серо-черными тучами.
Оран встрепенулся, мотнул головой, стянул с головы чепец, отжал его и поспешил обратно в замок. Мелисса подождет, он подождет. Сейчас перед ним стояли задачи, решение которых важнее него, важнее нее; на карту поставлены интересы целого государства.
Оран спустился на свой этаж, пустой, как обычно, отданный королем Стефаном ему под любые нужны. Теперь советник представлял, что за нужды могут заставить его заселить этаж.
Сам замок, если смотреть на него сверху, имел форму буквы «H». Замок, строгий и простой в своих формах, в то же время величаво вырастал из мощеной площади. Всю лицевую сторону каменной громады часто облепили скульптуры и рельефы. Над входами, под арками ютились святые прошлых лет, арочные окна поддерживали фигуры былых королей, с коронами и оружием, разящими кто врага, кто зверя. Целая композиция из монархов шла по фасаду. История целой страны, высеченная в камне, нависала над входящим под арку главных ворот замка, над шагающими по площади людьми, над всем городом и тянулась к необъятному небу. На боковых стенах скульптур становилось меньше, разве что попадались горгульи и псы, держащие на своих холках балконы. Множество узких окон темнели в стене высоко над землей. Не смотря на обилие украшений, дворец являлся именно замком, оплотом правящей династии, безопасным для короля местом, местом, которое не должно пасть, даже если вся остальная страна сгорит в огне, потому как именно отсюда, начинается Сколис, и отсюда он возродится в случае катастрофы.
До сего дня Оран не нуждался в целом этого простого с виду, но грандиозного сооружения. Так же советник не испытывал нужды ни в слугах, ни в посыльных: ко всем, к кому нужно, он приходил сам, а порядок на всем пустом этаже поддерживала Мелисса. Она зажигала свечи в коридорах, отдавала в чистку ковры, собирала белье для стирки, лично ухаживала за особенно ценными вещами. Работы у женщины хватало, но она ни разу не пожаловалась на свою долю. Оран считал, что несправедливо нагружать бедняжку таким количеством работы, но ощущение, что на этаже нет никого лишнего, перевешивало все угрызения совести.
Мелисса ждала его в хозяина там, где тот ее оставил: возле двери в его келью, рядом с окном между двумя горящими светильниками, скромно сложив тонкие руки. Увидев Орана, она оправила юбки верхнего платья и плавно двинулась ему навстречу.
-Вам что-нибудь нужно?
-Да, - Оран лихорадочно начал рыться в поясной сумке в поисках ключа. Трясущимися от возбуждения руками Джарус не сразу попал ключом в замочную скважину, а когда это случилось, быстрыми движениями трижды повернул. – Что ты знаешь об Инквизиторе, Мелисса? – не дождавшись ответа, советник прошмыгнул в свои покои и в свете умирающей свечи пытался разыскать свои седельные сумы и плащ.
-Только то, что знают все, - через дверь говорила Мелисса. – Он – воля Императора. Он заселил Сколис, привел сюда первых людей, истребил монстров. А еще знаю, что когда Инквизитор появляется, то быстро уходит, оставляя после себя хотя бы один труп.
Оран вышел из темной кельи с коротким зеленым плащом на одном плече, седельными сумками на другом и темным худом, сгруженным вокруг длинной шеи. В левой руке Джарус сжимал ножны с двуручным мечом.
-Последнее не расслышал, - прищурился советник.
-Инквизитор убивает любого по воли Императора. Крестьянин, дворянин, король – неважно. Император называет имя, а его эмиссар убивает названного человека. – Мелисса пожала плечами. – Так мне рассказывал отец.
-Ничего нового, - хмыкнул советник.
-А что случилось, мастер Оран, - обеспокоенно подалась вперед служанка. Джарус прислонил меч к стене, запер дверь, снова взял в руки ножны и повернулся к женщине.
-Ничего, - он посмотрел на свой меч – оружие благородных, двуручник, с серебряным орнаментом на кожаных ножнах. Дрожащей рукой Оран коснулся рукояти, медленно оплел ее пальцами и потянул, обнажая оружие. Свет светильников и окон ярко блестел, отражаясь в полированном металле. Джарус каждый раз восхищался великолепием в простоте оружия: гарда без украшений и вычурности, рукоять обмотана черной кожей, навершие грушевидной формы. Все просто, но добротно и качественно. Он купил этот меч, когда продал дом покойного отца. Этот и еще один, точно такой же, который сейчас носил его брат Керан при дворе другого короля. – Просто решил его убить.
С шелестом меч вплывал обратно в ножны, пока с хлопком не уперся гардой в дерево.
Оран перебросил через руку плащ, взял ножны с мечом наперевес и протянул служанке сумки.
-Наполни припасами на неделю, а несколько бурдюков водой. Веревка, огниво, одеяло. – Мелисса держала седельные сумки, казавшиеся огромными по сравнению с ее хрупкой фигуркой, и непонимающе моргала. – Я буду ждать в конюшне.
-Я не ослышалась, мастер, - тонкие брови сдвинулись в узкой переносице женщины, - вы собрались?..
-Именно, - бросил Оран через плечо, удаляясь.
По пустым коридорам его этажа идти пришлось недолго, довольно скоро он вышел к лестнице и спустился на этаж ниже. Тут-то и началось его испытание: из тихого мира собственной печали он попал в бушующий деятельностью королевский двор. Прислуга постоянно что-то перетаскивала из покоев в покои, одни разносили еду, другие постельное белье, третьи несли платья, четвертые бегали с посланиями и поручениями. Придворные дамы отчитывали нерадивых на их взгляд служанок и горничных, гости привередничали по поводу поданных им угощений, молодые девушки обсуждали наряды, советники и министры говорили о делах, стража неусыпно за всеми наблюдала. Оран растворился в этом шуме, в котором, однако, не чувствовалось жизни. На пустых обитателей дворца безжизненные глаза с отстраненными взглядами. Казалось, что все делают то, что делают, только потому, что нужно. Две девушки обсуждали предстоящий пир с восхищением и гадали, кто же из знатных женихов на нем появится, а у самих в глазах пустота. Пустой голос без интонаций говорил о том, что им и на пир, и на женихов. Унылые выражения их лиц становились еще унылее от натянутых улыбок, за которыми скрывалось желание накинуть себе петлю на шею и повиснуть, дергая ногами, на люстре в зале приемов. Но так умирать благородным не пристало. Возможно, именно поэтому они создавали эту иллюзию деятельности, дворцовую суету, привередливую активность, лживую пародию на жизнь. Служанка со стопкой белья, проносившаяся мимо Орана выглядела так, словно ее только что высекли на площади и единственное, чего ей хочется – это забиться в темный уголок и там зализывать раны. Тоска и уныние здесь преобладало над всем.
И так за этажом этаж. Чем ниже, тем менее значимые гости там обитали, но в то же время более привередливые. Пустые, гнетуще похожие между собой залы сменяли один другой. Но советник знал, что каждый из них по-своему уникален. В одном из залов над входом висел топор третьего короля Сколиса Аугарта, которым тот одинаково крушил и врагов, и деревья для строительства первого поста через реку Фену. А в другом, прямо на каминной полке, хранился череп самого Густава Спасителя, того смельчака, что вместе с Инквизитором изгонял смертоносных тварей из королевства и завещал сделать из своего черепа кубок. Штандарты и ковры, мебель, золоченые подсвечники – все было одинаково разным в одинаково разных залах. Оран проходил через них и его не покидало чувство, что он спит, что блуждает по замкнутому кошмару, где куда бы он не пошел, все равно приходит в одно и то же место. А потому, советник искал какие-то отличия между залами, цеплялся за них, как за доказательство собственной реальности.
Наконец, войдя в неприметную темную дверь, он вышел на площадку огромной лестнице из белого камня, растущей из круглого зала. По всему огромному кругу вдоль стен стояли массивные колонны из черного камня, на которые опиралось несколько ярусов балконов. В центре зала его ждала Мелисса. Женщина пыталась держать тяжелые седельные сумы, но руки ее то и дело опускались, и сумка становилась на пол.
-Я управилась быстрее, - потупив взор, отчиталась служанка, когда хозяин подошел ближе. Тонкие руки подняли сумку, в надежде, что Джарус заберет ее, но тот лишь стоял и восхищенно смотрел в другой конец зала. – Что-то не так? – испуганно поинтересовалась служанка и начала раскрывать сумы, чтобы проверить содержимое.
-Я тебе говорил, - с благоговейной улыбкой произнес Оран, - что мне всегда нравился этот зал?
-Нет, мастер Оран, - не поднимая глаз проговорила Мелисса. – Обычно вы не очень разговорчивы.
Оран восхищенно оглядел балконы и заговорил:
-Это – зал приемов. Вон трон короля. – Навершием на рукояти меча Джарус указал на резной стул. – На нем он, если снизойдет, выслушивает прошения, оглашает указы и творит государственную деятельность на публику. Подобные аудиенции проходят в строго отведенные часы, чтобы встав, - Оран воздел руку к падающему из круглого окна на беломраморную лестницу столбу света, - король поднимался по лестнице в луч света. Это красивый ход, чтобы простолюдины ахали, когда их правитель исчезал в лучах, хотя тот просто пользовался незаметной боковой дверью. В другом конце зала дверь, - Джарус указал в нужном направлении, - пышная и большая, как и подобает в доме того, кто стоит выше обычных людей. Видя ее, просящие понимают свою ничтожность и величие короля. Я не восхищаюсь красотой этого помещения. Оно не лучше и не хуже других. Но оно особенное.
-Чем, мастер Оран?
-Тем, что дает людям ощущение силы, короля. Понимание, того что он их защитит. Весь зал создает впечатление, что король – высшее существо, благородное, справедливое, знающее больше, видящее дальше. А если люди, простые люди увидят, как король ест обычную еду, спит, испражняется, - Оран скривился, - то перестанут верить в него, начнут сомневаться и бояться, что завтрашний день ничто не держит под контролем.
-Но ведь это, - Мелисса подняла глаза на господина и покачала головой, - обман.
-И этот обман служит великой цели – Джарус вдохновенно воздел руки, - служит порядку. Великому порядку. Порядок – это жизнь. Все наше существование строится по определенным правилам. Оно зиждется на порядке. – Советник, глубоко вздохнув, закрыл глаза. А когда открыл, его угловатое лицо рассекла улыбка. - Поэтому я люблю этот зал, останавливаюсь здесь каждый раз и любуюсь сутью нашего порядка.
Этим советник и занимался какое-то время, пока Мелисса не заговорила, тихо и с придыханием:
-Не часто я вижу вас таким.
Качнув головой, не сводя глаз с трона вдали, Оран ответил:
-Ты не часто провожаешь меня за ворота. – Брови Джаруса нависли над глазами, давя тяжестью всякое выражение счастья и вдохновения с его лица. – Идем.
За большими, под стать королевскому величию, воротами в трещинах и выщербинах лежала дворцовая площадь. Но рядом с выходом Оран свернул в колонны и затерялся в тенях за ними. В сгустившемся мраке пряталась еще одна неприметная, а для незнающего гостя и вовсе невидимая, арочная дверь в помещения слуг. Мимо прачечной, кухни, жилых комнат Оран со служанкой прошли к конюшням.
Конюхи таскали сено, вытряхивали попоны, чистили седла и лошадей, кормили и поили животных. Царящая здесь суета и деловитость напоминали верхние этажи. Сходство подчеркивала некая отчужденность и пустота в движениях, взглядах, в дыхании. Слуги даже не тратили время на разговоры. Конюхи, смотря в никуда, безучастно водили щетками по конским спинам, мальчишки с тоскливыми мордашками перекидывали сено из куч возле ворот на верхние ярусы амбаров.
Оран прошелся мимо рядов лошадей, прядающих головами, в поисках подходящей. Для его путешествия требовалась лошадка выносливая, которая сможет выдержать длительный и достаточно крутой подъем в горы, способная преодолеть путь из сплошных узких ущелий, опасных тропинок по самому краю отвесных обрывов, та, которая не сломает себе ноги на усыпанной камнями дороге.
Все то время, что Джарус выбирал лошадь, Мелисса стояла рядом, опустив голову. Она терпеливо ждала, пока Оран затягивал подпругу, проверял удила, приторачивал к седельным сумам свой двуручный меч. Когда хозяин уверенно вскочил в седло, Мелисса подала ему сумку.
-Здесь все? – быстро осведомился Оран.
-Да, мастер Оран, - поспешила кивнуть женщина. – Еда на неделю, веревка, принадлежности для розжига. Бурдюки с водой и корм лошади принесут конюхи. А еще положила вам несколько чистых листов бумаги и перо. - Оран ошарашено прикрыл рот. Челюсти пытались разомкнуться, чтобы выпустить из горла какие-то слова, но мужчина не знал, какие это слова, а потому отчаянно сопротивлялся желанию заговорить. А Мелисса лишь печально смотрела в пол и, казалось, сама не радовалась тому, что добавила в его список. – Подумала, вдруг вам потребуется что-то записать.
-Спасибо, - сказал Оран и пришпорил коня, сбегая от непонятной ему заботы.
Бодрой рысью лошадь пронесла советника на своей спине мимо отшатнувшейся в испуге Мелиссы. Скакун понес Орана вокруг замка. На месте старых крепостных стен, полуразвалившиеся основания которых прятались под лысеющими кустами, теперь замерли в вечной осени сады и парки. А вместо рва дворец теперь опоясывала улица Мастеров. Название говорило само за себя: по обеим сторонам улицы плотными шеренгами мрачнели черными железными вывесками серые мастерские, они же лавки. Даже в лучшие дни по улице Мастеров, да как и по любой другой в Сколисе, ходило мало народу. А в дождь, так и вовсе лишь Оран на лошади несся по мостовой, оглашая округу ритмичным и частым перестуком копыт по камню и редкими шуршащими всплесками потревоженных луж.
Разбрызгивая копытами грязь и воду в выбоинах на мостовой, лошадь выехала с территории замка в город. Оран натянул на голову худ, плотнее закутался в горткоп, и хоть большая часть воды стекала по плотному сукну, промок советник все же достаточно быстро. Путь его лежал на север, по прямой, как стрела, дороге от главного входа в замок до главных городских ворот. На западе, слева от него, над покосившимися домами возвышалась статуя Инквизитора, решительно смотрящего вдаль.
Словно кривые черные стражи, по краям улиц стояли высохшие деревья. На одном из них сидела, внимательно оглядывая единственного человека на улице, ворона. Оран недобро посмотрел на нее, но птица продолжала поворачивать голову следом за быстро проносящимся всадником. С другой стороны, под двухэтажным каменным домом с обвалившейся половиной второго этажа, в луже стояла промокшая собака. Со слипшейся от дождя шерсти капали капли, а печальный взгляд не отрывался от Джаруса.
Вид города Сколиса не портили, но дополняли заросшие плющом дворцы с потрескавшимися колоннами, с обвалившейся каменной оградкой, без части крыши, с рухнувшей декоративной башенкой. Если на фронтонах и парапетах были статуи, то у них либо отсутствовали части, либо лица или морды стерлись настолько, что невозможно было понять, что они изображали. На полуразвалившихся стенах полумертвого города чувствовал раздолье лишь лишайник. Ангелы-полуколонны на фасаде дворца семьи Кройц поворачивали грустные, с черными дождевыми подтеками под глазами лица вслед покидающему город советнику. Когда Джарус вернется из своего путешествия, они вместе с застывшими в вечном прыжке с фронтона посольства Меркании львами встретят путника.
Целые потоки стекали со скатов крыш, медленно протачивая себе чашу в камнях мостовой. На Сколис надвигалась тьма. Оран покинул замок в поздний час, а серый город и без закрывающих остатки бледного солнца туч изобиловал тенями. Джарус гнал пока представлялась возможность ехать по ровной дороге, чтобы до полной темноты добраться к ближайшим горам. Проезжая мимо одного из домов с обвалившейся стеной, советник увидел женщину, качающуюся под дождем на веревке. Опухшее лицо висельницы ярко выделялось бледностью на фоне темного домашнего убранства, открытого на всеобщее обозрение. Оран печально прикрыл глаза и опустил голову.
Совсем скоро Оран уже не мог разглядеть ничего, кроме неровных темных силуэтов рассыпающихся домов вокруг. Но ярко бледное лицо женщины с высунутым языком, капающая вода с потемневшего от влаги платья и босых ног, не желали уходить из его памяти. В этой смерти он тоже чувствовал свое участие.
Ночь, настоящая ночь, которая окружает любопытный лик луны, находилась в паре часов пути от Сколиса, когда город погрузился в грозовую тьму, а Оран выехал за внушительные городские стены. Стены вокруг замка короля когда-то предназначались для защиты от зверей. Стены вокруг города защищали его жителей от других людей, а потому строились гораздо выше и массивней. В полной темноте советник предоставил лошади самой выбирать путь через узкую полосу леса с восточной стороны города, тонкую линию, разделявшую две каменные громады: город и скалы.
Когда копыта лошади звонко стукнули по камню, Оран очнулся от своих мыслей, повернулся направо, в сторону города. Сколис вяло зажигал свои огни, редкие и слабые, даже королевский дворец, возвышающийся над всеми прочими зданиями как башня, не блистал яркостью, наоборот, несколько светящихся узких лишь подчеркивали угрюмость его прямоугольного силуэта.
Не собираясь рисковать сломать себе шею, а лошади ноги, лазая по горам в кромешной, изрыгающей на всю округу дождь и раскатисто громыхающей тьме, Оран свернул в небольшой закуток между острыми скалами, который облюбовал уже давным-давно. В неровной складке серой горной породы, спряталась ниша, не очень большая, но для одного человека и костра вполне достаточная. Оран спрыгнул с коня, высвободил из ножен меч и приложил его к скале. В темной выемке в горе он нашел приготовленную им когда-то вязанку хвороста, начал разжигать костер. Занявшийся огонек живо, но без веселья и радушия потрескивал на сухих ветках. В колодце стало светлее. Уставшая от дождя лошадь сунула морду под навес, к огню, к человеку. Советник погладил большую голову, потрепал мощную шею и начал распрягать животное. Из одной из седельных сумок он достал мех и наполнил его семенами растения, которое ими буквально стреляло при созревании. Эти-то семена и ело с аппетитом животное.
Пока свободная от упряжи лошадь наслаждалась ужином и более-менее сухим местом, Оран пытался запихнуть в себя хотя бы кусок вяленого мяса. Но аппетит не приходил, так же как и сон, несмотря на ясные позывы организма в виде зевоты. Помимо того, что горы кишели всевозможными тварями, в складках корявой породы советник видел снующие тени. Он знал, что там никого нет, что его жизни могут угрожать только животные. А те, скорее всего, сначала примутся пожирать лошадь, потому что та, стоит стреноженная возле входа. И пока монстры будут с шумом трапезничать, Оран пустит в ход меч, в обнимку с которым ежился на одеяле. Дрожа и кутаясь в плащ на холоде, Джарус больше боялся замерзнуть. Гуляющий в трещинах скал и неровностях породы ветер превращался в шепот. Тревожный, тихий и тоскливый шепот множества голосов, преследующих его из каждой тени. Голоса шептали, требовали его крови, прокрадывались между его снами и вырывали из забытья в липкую и холодную от пота действительность. В состоянии полусна Оран сворачивался калачиком под каменным навесом, еще теснее прижимая к себе меч. Костер почти совсем потух, редкие язычки пламени мерцали на особо толстых ветках, остальной хворост прогорел и теперь лежал переливающимися малиновыми и оранжевыми угольками. В сгущающихся тенях, в пустоте кромешной тьмы вокруг крошечного пятачка освещенной действительности замелькали тени. Оран видел бледные лица, едва различимые во мраке, но все же чуть светлее, словно слабый дым. Вытянутые, злые, мертвые лица открывали рты, а ветер доносил до Джаруса их слова. Они звали его. Среди складок скал шелестел призыв к отмщению, в бьющихся о камни каплях дождя слышалось злобное перешептывание. Внезапно все вспыхнуло холодным синевато-белым светом. И в этой вспышке среди бледных скал Оран увидел плывущие к нему по ущелью тени. Их руки тянулись к советнику, а он мог только сильнее зажмуриться и вцепиться в эфес своего меча. И тут все вновь исчезло в шуршащей дождем по камням тьме. Только лошади все было нипочем: она мирно спала, стоя у входа в это крошечное каменное убежище. Скотина дернулась лишь когда над ущельем прокатился гулкий, сотрясающий горы треск грома.
Не в силах больше слушать шепот, который становился все громче, Оран достал из ножен на поясе нож и закатал рукав на правой руке.
-Этого вы хотите? – трясясь проговорил он во тьму. – Этого?
Острое лезвие быстро полоснуло по предплечью. Боль обожгла руку советника, скривила лицо. Но Оран все равно сжимал и разжимал кулак, чтобы кровь бежала по худой жилистой руке. Когда несколько тяжелых капель упали на камень, стиснувший от усилия зубы советник прислушался, вгляделся во тьму. Ничего. Внезапная вспышка молнии еще раз осветила ущелье. Только камни вокруг. В мертвой тишине не гулял ветер, не барабанил дождь. Лишь оглушительный раскат грома прокатился по горам. Ни голосов, ни лиц ни теней не было. Видимо они удовлетворились. Но когда-нибудь, Оран знал, они потребуют больше.
Оран встретил следующее утро, чуть более приветливое, чем вчерашний день с его бурлящими черными тучами и грозой, мятым от сна лицом и растрепанными мокрыми волосами. Из-за сбивчивого сна он чувствовал усталость. Зато лошадь отдохнуло и бодро постукивала копытом по сырым камням. Забинтовав порезанную руку, подсохшие края которой жутко раздвигались при движении, обнажая красное мясо, Джарус оседлал скакуна и двинулся по скользкой горной тропе.
Два дня он трясся на дороге, которую можно было назвать дорогой только потому, что эту трещину в горном массиве использовали путники. Возможно, когда-то здесь пролегало русло древней реки, или просто расселина. Но прямотой путь Орана не отличался. Причем извивалась тропа не только влево и вправо, она кривилась во всех плоскостях пространства: петляла вверх и вниз, вправо влево, иногда даже представляла собой спиральную лестницу, где ступенями служили наваленные острые камни.
На некоторых отрезках пути Оран не доверял лошади нести себя. Он спешивался и вел животное в поводу и старался не смотреть в обрыв слева, дно которого хищно скалилось серыми острыми камнями. Все вокруг имело резкие и острые черты, только лишайник и мох на камнях разбавляли эту серость насыщенным дождями изумрудным цветом. На склонах не росли деревья, на бесплодной земле не ютились даже кустарники. И если бы не резкие тени, которыми горы в силу своей морщинистой природы изобиловали, то Оран не мог различить, где кончаются скалы и начинается такое же серое небо.
Каждую ночь он останавливался в каком-нибудь укромном местечке, которое приметил заранее, разводил костер из припасенного там хвороста и пытался впихнуть в себя еду. И каждый вечер из теней доносились голоса, мешавшие ему спать кошмарными обещаниями и требованиями крови. Тогда Оран бередил медленно подживающую рану на руке. Один раз он даже достал кожаный сверток с бумагой и перо. Кончик пера замер над растревоженной кровоточащей раной, а потом задрожал не в силах опуститься в алую жидкость. Джарус не знал, почему не может опустить, данное Мелиссой в кровь. Знал, что причина в этом, но не знал почему. С этим незнанием и ложился спать. А утром все начиналось сначала: дорога, горы, холод.
Весь путь удача сопутствовала советнику, так как на него не напало ни одно животное, хотя их на этих склонах водилось немало, чтобы там не говорили легенды, а он обильно разбрызгивал на всем своем пути кровь. И ветер не сдул его с обрыва на камни далеко внизу, громоздящиеся друг на друга, словно сваленные в кучу лезвия. И окончился этот путь у ущелья, скорее даже у теснины, ведущей в никуда, трещины в горе, в которую можно протиснуться. Оран спешился и привязал лошадь к продолговатому камню, которому природа совершенно естественным образом придала удобную для этого форму.
Постоянно цепляясь плечами за острые углы камней теснины, Джарус медленно продвигался вперед. В некоторых местах трещины стены подходили друг к другу так близко, что почти смыкались. И Оран не удивлялся, громыхая костями застрявших и умерших в этой расщелине животных. Несколько раз хрустнула надрываясь одежда, но советник не обращал на это внимания и продолжал двигаться вперед. Больше всего он переживал за лошадь: небезопасно в этих горах оставаться привязанным к скале.
Советник уперся в стену. Вот и все, трещина кончилась. Во всяком случае для невнимательного или незнающего о другом ходе. И этот самый путь прятался в двух шагах справа. Неровные формы и однородность цвета всего вокруг маскировали узкий проход до такой степени, что если не знать, куда смотреть и что разглядывать, то не разглядишь. Оран сам удивлялся тому, как обычная складка в горной гряде превращалась в путь по мере его приближения. Удивлялся и не верил, а потому оставлял место для мысли, что это проделки и фокусы того, к кому так стремился советник.
Оран сделал шаг, камни напротив не двигались. Он сделал еще шаг, еще. Ничего. Но советник продолжал идти. Будто изменчивый, дрожащий мираж из-за одной складки гор показалась другая, следом третья. Застенчиво, словно застуканная в неподобающий момент, из-за камней показывалась тропинка. Узкая, корявая через десяток шагов она обрывалась, а вместо нее гладкой зеркальной линией тянулась прямая дорога. Эта часть пути всегда вызывала у Орана уйму вопросов. Например, кто мог сотворить подобное? По структуре, дорога была из той же породы, что и горы вокруг. Но вырезать в скале насколько ровную полосу и отполировать ее до такого состояния не мог ни один каменщик Сколиса. Второй загадкой было расположение: даже если допустить, что это пугающее чудо сотворил человек, как он пронес инструмент и куда дел отколотую породу. Ступая на гладкий темно-серый камень, советник понимал, что не людскими руками творилось подобное, а кем-то древним, могущественным, знающим о камне такое, что людям не постичь никогда. И в этой ситуации пугали размеры дороги. Оран взглянул вверх, как делал каждый раз, чтобы посмотреть на небо через разрыв в горной толще и увидел то, чего раньше не замечал: гладкий срез на одном из нависающих над тропой камней. Нахмурившись, Джарус попытался представить себе то, что одним махом могло не просто срезать неровности, но вырезать в горе целый проход, причем, судя по углу среза на попавшем под это нечто камне, шестигранный. Проход упирался, а может и вытекал, зависело от того, что возникло раньше, в круглое серое озеро с безмятежной гладью. Зеркальный круг камня на дне идеально ровного круглого колодца мутно отражал полусферическое нечто. Даже не знающий отчетливо понимал, что это вход и ни что иное. Пусть между плотно подогнанными полусферами створок почти не видна щель, пусть таинственные надписи в виде кружков с палочками со временем почти истерлись с полированной каменной поверхности. Каждый понимал, что это ворота, и на них написано, куда они ведут. Оран расправил плечи, глубоко вдохнул и подошел к двери. Он всегда испытывал страх в этом месте. Среди серых камней теснины гулял воющий ветер, издеваясь над путником и принося в себе голоса, а сферическая дверь в два орановых роста, будто глаз гиганта укоризненного взирала на незваного гостя.
Оран поднял руку и коснулся двери. Ничего. Он стоял, прижав ладонь к до приятного гладкой холодной поверхности до тез пор, пока в недрах горы не послышался звук мельничных жерновов. Под ногами задрожала гора. Оран одернул руку и, затаив дыхание, ждал, не сомкнутся ли скалы над его головой, словно тяжелые волны каменного моря. Но ничего не случилось. Только веки каменных створок раскрылись перед ним с тихим скрипучим шелестом, явив миру черную трубу прохода.
Решив, что мешкать больше ни к чему и чем быстрее он начнет, тем быстрее закончит, советник прошел под арку. Каменные полусферы за его спиной с шорохом сомкнулись, погрузив коридор в окончательный мрак. Коснувшись рукой гладкой, слишком гладкой для камня стены, мужчина на ощупь продвигался по коридору во тьму, в недра земли, глубже в плоть мира.
Оран не любил это место. Темнота давила, тишина оглушала, каждый шаг давался труднее, одна рука держалась за стену, а вторая выпростана вперед, готовая при следующем шаге наткнуться на холодного мертвеца, который скажет ему: «Оран, я ждал тебя». Но этого не происходило. Мертвецы советника ждали его впереди. Их глаза уже начинали светиться бледно-зеленым светом. Множество зеленых огоньков по всему коридору при его приближении разгорались все ярче, пока вспотевший и бледный от испуга Оран не распознал в этих огнях настенные лампы.
Лампы в этом месте не походили ни на один светильник, который Оран видывал за всю свою жизнь. В их конструкции не присутствовали ни фитиль, ни масло. Только стеклянные колбы с жидкостью внутри. И эта жидкость с медленно поднимающимися и опускающимися по ней пузырьками, светилась. Джарус каждый раз пытался разгадать загадку ламп, почему оно светится только когда он подходит, на чем они работают, сколько могут прослужить, и почему вообще светятся. Но каждый раз не находил никакого объяснения, кроме колдовства и мракобесских проделок хозяина этого места. Советник не любил колдовства, боялся его, старался избегать. Но тварь, которую ему предстояло убить, по всем описаниям тоже не может быть просто человеком. А потому без чернокнижника Дизере не обойтись.
Коридор оканчивался чуть приоткрытой дверью. Странной огромных, под стать коридору размеров дверью из стали. Но на оковке и заклепках виднелись вмятины, успокаивающе указывающих на то, что ковал ее человек. Сдвинуть дверь с места Орану стоило немалых усилий, и все ради того, чтобы оказаться в коридоре еще большем, еще ярче освещенным все теми же светильниками с жидкостью.
Тусклый ход вел все дальше, вглубь горы. По обе стороны коридора зияли сферические ниши. Размеры ниш соответствовали коридору и были похожи на спальни. Но что за существа могли селиться в таких помещениях Оран не мог и представить. Десятки, сотни огромных шарообразных комнат прилепившихся к коридору остались без своих ужасающих обитателей. И теперь их заполнял всевозможный хлам, от вполне человеческих бочек и ящиков до тряпок, и гулкое эхо шагов Джаруса. Оран не хотел знать, что за странности таятся за наспех сколоченными дверьми, потому проходил мимо как можно быстрее к двери в конце коридора.
Оран протиснулся между двумя створками огромных дверей. Хотя, две совершенно гладкие каменные плиты, в торце одной из которых выемка под торец другой, дверьми Джарус считал с натяжкой. Совершенно очевидно, что они должны смыкаться и входить одна в другую, запечатывая проход. И советник с опаской проходил через них, опасаясь, что однажды сомкнувшись, вновь они не разъедутся, навсегда запечатав Орана внутри колдовской мастерской Дизере.
За дверью открывался удивительный и в то же время кошмарный мир Дизере. В большой, поистине большой зале вдоль стен тянулась колоннада, поддерживающая теряющийся высоко в темноте потолок. Между колоннами стояли стеклянные чаны с невиданными тварями, которых могло создать только колдовство. Некоторых из этих животных Оран бы узнал, не будь они закованы в броню, или их конечности не заменены механизмами. Мертвые глаза клыкастых чудищ взирали из окружавшей их мутной жижи на все происходящее безучастно. На миг Орану показалось, что бесцветные губы дрожат над клыками, шепча его имя.
Изуродованные звери в огромных банках лишь обрамляли уродливым орнаментом мир кошмаров и тайн, в которых пребывал Дизере. По всему залу располагались явно разграниченные зоны для непонятных Орану занятий. У одной стены стоял стальной, блестящий от зеленоватого света светильников вокруг, стол длинной в человеческий рост, рядом на столике поменьше аккуратно разложены инструменты. Советник использовал бы это для пыток, но что с ними делал Дизере, оставалось загадкой, которую Джарусу не хотелось разгадывать. Через довольно большой промежуток на гладком полу стоял другой стол, тоже из стали, но заставленный склянками всех мыслимых и немыслимых форм. Такого разнообразия посуды Оран не видел даже в лавке стекольщика. На полках стояло еще больше склянок поменьше, и в каждой что-то хранилось. Чем дальше советник вглядывался, тем непонятней и страшнее для него становилось окружение. Он предпочитал смотреть в другую сторону, здесь он хоть что-то понимал. Небольшая плавильня, потухшая и холодная, наковальня, стол для работы с кожей, заваленный этой самой кожей, стол с бумагами, испещренными рисунками. Советник признал в них карты. Дизере занимался множеством вещей, и Оран не мог его в этом упрекнуть. Но вот конечная цель всего этого оставалась тайной. Пугающей тайной. Множество уголков всякого ремесла в окружении колонн из темного камня и трупов зверей.
Но напротив входа, обособляясь от всего, расположился небольшой клочок уюта. Здесь находился камин, перед камином коврик, по обеим сторонам прижатый к полу креслами, чуть дальше, в тени большая кровать с балдахином. Вместо холодных зеленых светильников в жилом уголке горели свечи. Крошечное местечко, вырванное из вездесущего ровного зеленоватого сияния смерти, радовало теплом, уютом и жизнью. Но и это место не спаслось от нашествия книг. Книги оккупировали кресла, выстроились в осадные башенки на подходах к столу, притаились в засаде под кроватью. Книжная экспансия началась из-за того, что полки, тянущиеся к скрытому во мраке потолку, больше не могли вместить ни одного фолианта. Оран бы с удовольствием остался жить на этом пятачке, пока твари в банках вокруг не заставили бы его покончить с собой.
-Оран, - раздался голос откуда-то из угла, куда смотреть было приятней. Сильный мужской голос. – Располагайся, я уже делаю нам чай.
Гость так и поступил. Оран сел в одно из кресел, предварительно убрав с него книги. Дизере показался из-за ткацкого станка через некоторое время, неся в руках две плошки. Если в мире и существовало олицетворение понятия «среднее», то – это Дизере. Среднего роста и среднего возраста мужчина имел среднее телосложение и внешность, ничем не примечательную и абсолютно среднюю. Во всем Дизере запоминался лишь его кафтан без рукавов на пуговицах и руки, от кончиков пальцев до плеч замотаные в тряпки. Седеющие темные волосы Дизере стриг просто и коротко. Башмаки с острыми носами прошаркали по ковру, и хозяин опустился в кресло. К вопросам быта Дизере подходил неряшливо. Об этом говорили запачканные тряпки на его руках, пятна на кафтане и плохо отмытых чашках, край отвязавшегося чулка, выглядывавшего из-под одежды, чем обнажал волосатое бедро мужчины, и неровно постеленный, местами сгруженный ковер. Но тот этого, кажется, не замечал.
-Извини, что неподобающе одет для приема гостей.
-Как всегда.
-И то верно, - хохотнул Дизере и протянул Орану чашку. Дизере не любил сразу переходить к беседе о деле, считая, что нужно соблюсти правила приличия, пусть минимальные. А потому они сделали по глотку из чашки и помолчали несколько секунд. Сочтя, что его долг, как гостеприимного хозяина, исполнен, Дизере заговорил: - Не бойся, они не укусят, - Оран непонимающе нахмурился, и колдун продолжил: - Что за дело тебя привело? Кошмары? Как ты спишь, кстати? Выглядишь ужасно. Как твоя книга?
-Нет, - Оран вдохнул поглубже, надеясь вместе с воздухом глотнуть и терпения. – Не из-за кошмаров. Книга в работе. Другое дело.
-Какое? – со смешком Дизере откинулся в кресле. – Твоему королю все опостылело, и он решил повеситься, а ты просишь меня оживить его?
-Что ты знаешь об Инквизиторе? – как бы вскользь спросил Оран, разглядывая чашку в руке. – Задаю этот вопрос каждому, а в ответ получаю сказки.
-Что я знаю об Инквизиторе, - побледневший Дизере опустил свою посудину с чаем на стол. Он некоторое время смотрел на волнующуюся поверхность темной жидкости в чашке, а собравшись с мыслями, сглотнул и продолжил: - Я знаю, что все эти сказки – правда. Убить монстра – легко, остановить целую армию – раз плюнуть, свергнуть короля, вырезать целую династию, опустошить город, заселить людьми целый континент – все в его власти. – Слова колдуна вырывались угрожающим шепотом. Дизере наклонился ближе к гостю, чтобы тот лучше слышал. – Не стоит слишком часто произносить его титул – он может обратить на тебя внимание.
-Ты встречался с ним? – напрягшись спросил Оран, ощущая тот же страх, что заставлял чернокнижника говорить еле слышно.
-Встречался? – лицо отшельника скривила усмешка. – Встречался. Можно сказать и так.
Между Ораном и Дизере протянулось молчание. Чтобы тишина не взорвалась звуком, не завибрировала и не распалась с треском, Джарус заговорил мягко, растворяя безмолвие постепенно:
-Я не спрашивал отца и уверен, он не спрашивал своего, чем ты так обязан нашей семье?
-Он приходил за мной, - угрожающе тихо заговорил Дизере. – Одной из обязанностей Инквизитора является убийство. Император называет имя, а его правосудие настигает несчастного. Такое случалось часто, - колдун качнул головой, - и случается до сих пор. Приговоренный имеет право сопротивляться или подчиниться, - хмыкнув, хозяин продолжил, - но результат всегда один.
-Причины? Чем те или иные люди не угождают Императору? – Оран хмурил брови и говорил все тише, отчего приходилось наклоняться все ближе к Дизере.
-У Императора не принято спрашивать о причинах.
-Но?
-Но перед смертью палач Императора исполняет твое сокровенное желание. В моем случае это был ответ на вопрос «почему?» – В и без того мрачном голосе Дизере послышалось предостережение. – Я заглянул туда, куда не следовало, видел такое, что изменило меня. Никто не должен обладать подобным знанием и выжить. – Оран молчал и, затаив дыхание, ждал продолжение. – А я решил этим знанием поделиться с миром. И пошел к твоей семье. – Дизере сокрушенно покачал головой и уставился на свои старые башмаки. – Из-за меня великий род Джарусов, имевший такие же права на трон Эренеи, как и правящая чета, стал ничем, тенью, жалкой горсткой дворян без будущего.
-Как все было? – пытаясь смочить слюной сухое горло, Оран сглотнул.
-В зале собрались все твои пращуры. Множество отличных воинов, опора рода. Я еще не успел никому ничего рассказать, и в зал вошел он. – Голос Дизере звучал будто издалека. – Весь в черном, маска с пауком из-под капюшона и серебряная рука. Она сверкала в свете дня. Все поклонились. Но на требование выдать меня для казни, спросили о моем преступлении. – Дизере ухмыльнулся полу, в который смотрел. – Ох уж эта непреклонность Инквизитора, его заносчивость. Назови он тогда истинную причину, да даже если бы соврал, все было бы иначе. Но он с вызовом заявил, что воля Императора не должна иметь объяснений. А потом посыпал угрозами, которых Джарус старший не любил. – Сцепив пальцы, колдун согнулся, отчего сделался еще среднее. – Они дрались на мраморном полу, среди колонн и роскоши, в лучах солнца. Зрелище восхитительней представить трудно. А ужасней просто невозможно. Несколько десятков баронов, юных баронетов, кузенов-рыцарей пытались одолеть его.
Дизере замолчал, рассматривая свои замотанные в тряпки руки.
-И чем все кончилось? – спросил Оран, когда его нетерпение пересилило потрясение.
-Они все погибли. Подумать только, - затворник сокрушенно покачал головой, - мое желание поделиться знанием с миром обернулось такой катастрофой.
-Но они хоть чего-то добились? – еще нетерпеливее спросил Оран.
Дизере поднял на гостя глаза, полные тлеющей злобы.
-Надрезали одежду на спине, - ответил хозяин и плотно сжал губы.
-И только? – В страхе Оран сглотнул, но продолжал с надеждой смотреть в глаза колдуну.
-Поверь, это очень важное достижение для всего человечества.
-То есть?
-А то, - ненависть придала голосу Дизере силу, - что из Инквизитора такой же человек, как из тварей, в тех банках, - хозяин махнул рукой в сторону законсервированных монстров между колоннами. Мужчина наклонился еще ближе к Джарусу, настолько близко, что тот ощущал дыхание чернокнижника. – В тот разрез я увидел механизмы. Увидел, что ни один человек не может творить такого. Не может рассекать железо и камень силой только своих мышц и костей. Нужна помощь.
-Так вот что ты пытался сделать? – Оран проникся сочувствием к семейному слуге, несшему службу уже четыре века. – Ты пытался создать монстров пострашнее Инквизитора? Усиливал их механизмами? Зачем? Отомстить? Или для охраны?
-И то и другое, - Дизере выпрямился, откинулся в кресле и закинул ногу на ногу, напуская на себя хозяйский вид. Оран тоже вернулся на свое место и прижал спину к креслу. – Итак, юный Джарус, ты хотел знать, что я знаю об Инквизиторе. Вот что я знаю – эта тварь не могла родиться сама, ее создали, вырастили для определенной цели.
-Кто? – Советник говорил спокойно, почти спокойно, за исключением легкой дрожи в голосе, которая выдавала его страх.
-Те, кто был до нас. – Видя нахмуренные брови гостя, колдун с улыбкой пояснил. – Я помню, как ты оказался здесь впервые. Тебе было страшно, но и любопытно.
-На следующий день после Омовения, - медленно кивнул Оран.
-Ты помнишь? – лицо Дизере осветила сентиментальная улыбка, не украсившая его, и не изуродовавшая. – Традиция твоего рода уже четыреста лет. Каждый новый Джарус должен посмотреть на главную достопримечательность семьи. Ты спросил у меня, как я построил такое место. А я ответил, что не строил.
-«А кто тогда?» - спросил я. – Оран посмотрел на темный чай в чашке на столе перед ним. – Ты тогда не знал ответа.
-Я и сейчас не знаю. – Колдун осмотрел свое жилище, полки с книгами, цеха разных ремесел, жуткие творения в банках. – Те, кто создал это место ушли без следа, оставив после себя мертвые машины. – Дизере повернул к гостю серьезное, слегка напуганное лицо и заговорил угрожающе вкрадчиво. – Стальной хребет, что я увидел в прорехе в одежде Инквизитора – точь-в-точь спина одной из этих машин. Инквизитор, возможно и возник в начале времен, но возник не сам, его сделали. – Голос колдуна снизился до вибрирующего шепота, а в глазах загорелся огонек, как у человека, близко подошедшего к разгадке. – И он до сих пор ходит по миру, а те, кто его создал – исчезли. – Повисла тишина, нарушаемая лишь бульканьем жидкости над горелкой где-то в дали, шипением догорающих углей и тихим скрежетом. – Есть еще одно существо, созданное древними и еще живое. – Оран с интересом наклонил голову набок. – Неутрум. Ты ведь за ним пришел, а не проведать старика? Спрашиваешь об Инквизиторе не потому, что хочешь послушать домысли древнего колдуна. А почему? Хочешь его убить? – Оран кивнул. – Он перешел тебе дорогу?
-Сколису. – Оран посмотрел на Дизере из-под бровей. – Неутрум пойдет со мной?
-Давай спросим? – пожал плечами Дизере и крикнул во тьму под потолком: – Неутрум. Спустись к нам, если тебе не трудно.
Во мраке над их головами что-то зашевелилось. Оран сначала почувствовал поползновение мрака, а потом и увидел как что-то черное, похожее на паука резко и дергано перебирая конечностями, спускается по книжным шкафам к ним. Ни одна деревянная полка, до предела уставленная фолиантами на скрипнула, словно темное нечто и не весило вовсе. Когда существо добралось до каминной полки, то уперлось в нее ладонями, вытянулось на руках, и медленно, выгнуло спину в немыслимую дугу, почти касаясь ногами пола. Легкий толчок руками, и Неутрум уже стоял к ним лицом. Оран видел множество акробатов на Тревской площади, даже на родине в Эрении, но ни один из них не мог гнуться так.
Неутрум поклонился мужчинам, выпрямился, поворачивая лицо от одного к другому, точнее гладкую маску из черного стекла, полностью закрывающую лицо. Создание предстало перед мужчинами во всей своей непонятности. Все его тело покрывали сегменты черных доспехов, гладких и бликующих как стекло. Между пластинами загадочного материала проглядывалась плотная черная ткань, но и она не походила ни на один материал, который знал Оран. В повторяющих форму худых ног черных наголенниках отражалась комната, в левом кресло с Дизере, в правом Оран. Обувь, без шнуровки и застежек, казалась мягкой и плотно обтягивала стопу Неутрума, благодаря чему, тот двигался так бесшумно. Стеклянная маска, через которую невозможно было разглядеть лица существа, визуально вытягивала голову создания и делала похожей на застывшую каплю нефти. Казалось, из нее и слепили все его вытянутое тело: длинные ноги, худой торс, длинные руки. Доспех облегал черную фигуру так плотно, что Оран вполне допускал мысль, что Неутрум насекомое, а броня – его панцирь. Помимо того, что нельзя было определить, человек это, или оставленный древними механизм, у создания отсутствовал пол. Либо перед ними стояла высокая худая женщина с плоской грудью, либо мужчина с по-женски широким тазом и узкой талией. Весь Неутрум являл собой некий суженный, усредненный образ человека. И двигался рывками, угловато, словно кукла, которую дергают за ниточки. Однако на плавность это существо было способно. Странное сочетание, странная форма жизни.
Неутрум стоял перед ними, ссутулившись, изогнув торс, как знак вопроса, и смотрел. Оран не видел его лица, но чувствовал, что оно смотрит на них.
-Неутрум, - спокойно произнес Дизере. Только колдун мог оставаться таким спокойным, когда рядом живет такое. – Оран предлагает нам убить Инквизитора. – Создание резко повернулось к молодому старику и склонило голову набок. – Ладно. Он хочет, чтобы я попросил тебя сделать это.
Существо, кажется, задумалось. Оно замерло в этой позе и стояло так довольно долго, а потом изрекло:
-Выгода? – голос Неутрума был противным и одновременно напоминал растираемые в пыль осколки стекла и свист вдуваемого в узкое горлышко кувшина воздуха. И опять же этот голос скорее не принадлежал ни мужчине, ни женщине, чем кому-то из них.
-Оран уберет помеху, - пожал плечами Дизере, - я получу Инквизитора для исследований, - Дизере посмотрел на Орана, - юный Джарус ведь не против? – Советник качнул головой, и колдун снова посмотрел на своего питомца. – А ты столкнешься с существом очень похожим на тебя и, возможно получишь какие-то ответы.
-Идет. – Больше не сказав ни слова, черное создание бесшумно направилось в зал со странными приспособлениями и там затерялось. Советник внимательно наблюдал, как в такт шагам Неутрума движутся черные сегменты металлического позвоночника.
-Что ты знаешь о нем, о Неутруме? – Оран шептал, наклонившись через стол к Дизере.
-Я не знаю, человек ли он. Может, такими были древние. Может, это животное. Может быть, машина. Не знаю ничего, кроме того, что в нем есть те же механизмы, что у Инквизитора. Что делает его единственным живым существом, способным совладать с псом Императора.
-И зачем такое создавать?
-Возможно, - улыбка Дизере стала еще шире, - именно для этого.
Орану стало не по себе от этих разговоров.
Дизере поднялся с кресла и пошел к своим столам со склянками. Орану ничего не оставалось, кроме как пойти за ним, да и оставаться сидеть не больно-то хотелось.
-Я все-таки дам кое-что для сна. Ты плохо выглядишь. – Мужчина остановился возле стола и начал перебирать пробирки в шкафчике на стене над ним, ища нужную. – Я бы предложил тебе остаться на ночь. Но ты вряд ли захочешь. Да и места у меня нет.
-Неутрум, - начал Оран, - это не вся помощь, о которой я пришел просить.
-Я даю тебе лекарство для сна, - усмехнулся Дизере, - о чем еще ты смеешь просить?
-Я прошу совета. Как мне настигнуть Инквизитора?
-Ты спрашиваешь, как выследить и поймать того, кто не оставляет следов, кто появляется и исчезает на века, кто стал притчей во языцех? Скажи мне, Оран, ты точно хочешь найти встречи с этим созданием?
-Нет выбора.
-Глупости. – Дизере отставил в сторону еще одну склянку с каким-то порошком. – Ты преследуешь выгоду. И это нормально. Уж мне ли это осуждать? Но я считаю, что выследить Инквизитора невозможно. Половина жителей Сколиса считает его благодетелем и божеством, другая злобным божеством, которое не надо гневить. Ему достаточно просто войти в дом, в любой дом, и там он получит приют. Ему затеряться проще простого. Он будет сидеть в доме булочника у тебя под носом, а ты этого не узнаешь.
-Тогда как?
-Вымани его. Ах вот, - Дизере наконец нашел нужную склянку и отсыпал ее содержимое в маленький кожаный кисет. – Держи. Принимай щепоть на ночь и будешь спать, как младенец. Но только щепотку, - пригрозил Дизере замотанным в испачканную ткань пальцем. – Примешь больше, будешь ходить сонным несколько дней. А примешь слишком много – не проснешься. – Дизере печально посмотрел на Джаруса. – Ты точно хочешь этого? Мой тебе совет, не связывайся с Инквизитором. Если он что-то сказал, сделай. Иначе это будет тебе дорого стоить.
-Как тебе? – приподнял бровь Оран.
-Как нам обоим. Не повторяй ошибок своих пращуров. – Дизере улыбнулся Орану и ободряюще положил руку ему на плечо. – А теперь ступай. Тебе на самом деле пора. В это время года темнеет рано, так что поторопись добраться до одного из своих убежищ.
-Как ты узнал о них? – нахмурился Оран.
-Я никуда не выхожу отсюда. А Неутрум выходит. В добрый дальний, Оран.
-Спасибо, - произнес обескураженный советник и направился к выходу, держа мешочек на вытянутых руках перед собой.
Глядя, как изможденный мужчина скрылся в темном коридоре, Дизере печально вздохнул. Он печалился тем, что Оран из-за переживаний на выбранном пути выглядел гораздо старше своих лет. Наверняка проблемы со сном не единственное, что беспокоит его. Но с этим Дизере уже не может ему помочь.
-Неутрум, - позвал он. Создание появилось сразу же, словно ниоткуда. Дизере казалось, что он привык к этой манере странного друга двигаться бесшумно, но то, что он дернулся подсказало обратное.
-Дизере, - прошелестело оно своим скрипучим гулким голосом. Голова в стеклянной, похожей на скорлупу гладкого черного яйца, маске склонилась набок. Ученый предполагал, что это признак заинтересованности. Хотя не мог утверждать этого с уверенностью, так как Неутрума интересовали разные вещи: всякие пустяки вроде красивых насекомых, или спящих людей в своих домах. Создание рассказывало, как смотрело за ними через окна. А вот что-то серьезное, или на взгляд Дизере поистине достойное внимания, у Неутрума интереса не вызывало.
-Как тебе наш посетитель? – начал издалека Дизере.
-Обычный. Как и все уставший. Молчит, хотя может сказать многое – Черное стекло повернулось в ту сторону, куда ушел Оран. Хотя, судя по звуку, с которым о броню Неутрума билось что либо, она состояла из металла. – Но он боится. И чем-то одержим. Он на грани. Не думаю, что он понимает всю серьезность того, что задумал.
-А ты понимаешь? – именно к этому Дизере и хотел подвести беседу.
Неутрум несколько задумался, склонил голову на другой бок.
-Я вполне осознаю риск и считаю его приемлемым.
-Инквизитор точно не уступает тебе, а может и сильнее, - словно не слышал Дизере. Он пытался отговорить создание, к которому за долгие годы привязался. Хотелось думать, что эта забота вызвана дружбой, а не боязнью потерять одно самых загадочных живых существ этого мира. – Что если, ты не переживешь этой встречи?
-Тогда, - проскрежетал Неутрум через некоторое время раздумий, - это, наверное, и будет ответом на мой вопрос.
-Что за вопрос? – отчаянно хотел узнать Дизере, вдруг ответ ему известен и ни к чему подвергать риску жизнь Неутрума.
-Каков мой путь в этом мире?
-Но ведь, если, концом пути будет смерть, ответ ты так и не получишь?
-В любом случае, вопрос будет.
-Пожалуй, ты прав, - Дизере печально вздохнул. Старик вернулся в кресло, в котором сидел во время разговора с Ораном и поднял со стола чашку остывшего чая. Он смотрел в камин и хмурился.
-О чем ты думаешь? – вдруг раздалось у него над ухом. На этот раз Дизере даже не дернулся.
-О том, что сейчас произошло? Случайность ли то, что Оран, желающий смерти Инквизитора пришел именно ко мне, уже сталкивавшемуся с этой напастью? Случайно ли, что и меня, и его привел к этому разговору тот факт, что давным-давно Инквизитор приходил по мою душу и попутно уничтожил почти всю семью Орана? Не кажется ли тебе, что это… судьба? Проведение?
-Может быть. Вероятность велика.
Дизере поднял голову и глотнул остывший чай, глядя в черное зеркало маски Неутрума.
-Опять эта твоя тяга к вероятностям. – Кивок. – Но какова вероятность чего-то другого?
-Тоже велика.
-Не поделишься?
Существо село в кресло напротив, а когда взяло в руки чашку с чаем Орана, Дизере понял, что оно копирует его позу.
-История Инквизитора написана кровью. Свергнутые короли, опустошенные местности, Заселение, наверняка принудительное, убийства, вмешательство в политику всей империи – все эти действия наверняка создали множество врагов. Наш гость не первый, кто захотел убить Инквизитора. У других имелись армии или иные методы, а у Орана не стареющий слуга, рядом с которым живет непонятное создание, уже использовавшееся для устранения врагов семьи Джарусов. – Неутруму надоело изображать Дизере и он поднялся, оперся руками о камин, рывком вытянулся на них. Стоя на руках вниз головой, существо продолжило. – Естественно, что он будет искать любой помощи. Особенно там, где она есть и где ее согласятся предоставить. А насчет того, что он обратился именно к тебе… Кто-то другой мог увидеть, то, что увидел ты и тем самым разгневать Инквизитора. Другой род, не Джарусов мог заартачиться, ведь высокородные не любят, когда им указывают. И рано или поздно, путь Инквизитора пересекся с путем отпрыска того рода.
-Хорошее объяснение, - сжал губы и кивнул Дизере.
-Ничем не хуже судьбы и проведения, - Неутрум плавно спустился с камина. – Пожалуй, мне пора.
-Подожди, - Дизере встал с кресла, глядя в спину существа. – Что там, под потолком? Почему ты столько времени проводишь там? – мужчина указал пальцем в темноту над головой. – Я сгораю от любопытства, но слишком стар, чтобы лезть туда.
-Именно поэтому, оно там и есть. Прощай, Дизере, - Неутрум положил худую руку на плечо мужчины.
-Ты не вернешься?
-В любом случае нет.
-Жаль. Мне была приятна твоя компания.
-А мне твоя, - пальцы на плече Дизере ободряюще сжались. – Удачи тебе, Дизере. Удачи в поисках твоего пути.
-Неутрум! Ты не ответил, – крикнул вдогонку мужчина и ткнул пальцем вверх. – Не заставляй меня лезть туда. Неутрум!
-Прощай.
Дизере с улыбкой кивнул. Он смотрел, как Неутрум уходит, как сегменты брони, закрывающие его позвоночник, движутся с еле слышным пощелкиванием. Этот каркас помогал созданию удерживать непомерные тяжести. Но в то же время, именно эта конструкция позволяла спине Неутрума изгибаться так, словно там костей не было вовсе. Черные пластинки поблескивали, изгибаясь при плавной ходьбе создания. Он не переставал удивлять Дизере переменчивостью своих повадок. Да, ему будет не хватать этого неразговорчивого, скрытного, но в то же время очень любопытного и временами наивного существа. И очень опасного. Но время не стоит на месте. Все движется, все меняется, все меняются. Неутрум тоже, он должен развиваться, а Дизере в этом ему уже ничем не может помочь.
Глава 4
-Чаво узнал? – сбивчиво, с отдышкой спросил мужичок. Он раскачивался на крепких ногах и водил по воздуху мечом, направленным в сторону Аделарда. – Не обязательно раскачиваться постоянно. Просто будь готов двигаться.
-Ничего, - выдавил из себя Аделард вместе с ударом сверху. Мужик легко отвел его в сторону и сместился вбок. – Я проторчал там неделю, расспрашивая, встречая разных людей. – Мужик нанес удар, и юноша уклонился только потому, что постоянно пружинил на ноющих от этого занятия ногах.
-И приходишь сюда всю неделю и донимаешь меня, - меч солдата когниринского гарнизона описал короткую дугу и понесся на Егеря. Тот отбил удар, и нескладный мужичок улыбнулся. – Неплохо. Ты вчера остался здесь?
-Как и за день до этого. Да. Если я там проведу еще больше времени, или задам хоть один вопрос, - Аделард нанес два быстрых, хлестких удара, метя кончиком меча противнику сначала в голову, потом по дуге снизу в подмышку. От первого вояка уклонился, второй принял на меч. – Меня убьют. К тому же, мне в горах остаток дней жить и убивать монстров, так что нужна практика.
-Да уж, - солдат сделал ложный выпад, но атаковать не смог, из-за направленного в его грудь меч. – Ты там поосторожней. Рожа у тя какая-т не такая. Видно, что ты не здешний. Заживает, кстати, вроде неплохо.
-Спасибо, - Аделард скорчил гримасу от зудящей боли в заживающих царапинах от ногтей Нины.
Солнце нещадно палило, заставляя Аделарда потеть еще больше. Его рубаха прилипла к телу, а вместе с тканью прилипала и пыль. Жара давила на мозг, вызывала боль за глазами, а из-за постоянно плывущей и искажающейся перед глазами картинки немного подташнивало.
-Хватит, может? – устало проговорил нескладный мужичок. – Шел бы в деревню. Тама вино, девки. – Он небрежно сунул меч в ножны и поднял прислоненное к соломенному чучелу копье.
-Сыт я уже по горло и тем и тем, - сплюнул мерзкую слюну Аделард, выпрямляясь.
-А я вот устал. И хочу вина и девку. – Мужик причмокнул покрытыми черной, неравномерно растущей щетиной губами. – Да, счас бы бабенку, да знаешь, - он изобразил руками жест, словно держит что-то большое, при этом чуть не уронил копье, - помясистее.
-Что мешает?
-Служба. И ты.
-Ладно, - усмехнулся юноша и направился к лохани с водой, - намек понял.
-Да какие там намеки? Прямым текстом говорю: «вали отсюда, дай отдохнуть».
-Да валю уже, морду только умою - еще шире заулыбался Аделард. Проходя мимо ямы со странным питомцем, юноша глянул вниз. Тварь в земле слабо зарычала. Омывшись с головы до пояса, он вернулся к тренировочной площадки. – Рычит.
-Чует значит. На меня тоже огрызается, - кивнул мужичонка.
Нацепив лежавшие возле чучела пожитки и застегнув ремень ножен на поясе, Аделард направился к выходу. У самых ворот он бросил через плечо:
- Завтра зайду, продолжим.
-Вина захвати, - хохоча, тявкнул ему вслед солдат.
Неделя почти беспрерывных тренировок не прошла даром для организма: все тело болело и нуждалось в отдыхе. Но отдыхать не хотелось. Так же, как не хотелось и возвращаться. Там – люди, которым он хотел помочь, но не знал как, а их жалобы все копились, вместе с ними копилась и ответственность за жителей Когнирина.
Тропинка вела чуть вверх, где к скальной стене прижались уютные деревянные домики, а в них поселились необъяснимые страхи.
Чем ближе становилась деревня, тем меньше болела голова, а кривая деревянная постройка, становилась прямее и обретала некий порядок и даже смысл. Может, действительно захватить старому солдату вина? Как его зовут, кстати? За неделю юноша так и не удосужился спросить.
Когнирин встретил его шумным весельем, чем удивил Аделарда до дрожи. На улице бурлил людьми и звуками праздник. Жители, кажется, позабыв про недоверие друг к другу и все обвинения и обиды, ели, пили, водили хороводы под нехитрую, но задорную и, как Аделард знал по опыту, довольно приставучую музыку. Мужчины играли на флейтах, женщины отплясывали на мостовой, размашисто тряся юбками и звеня в бубны. Детишки носились по улице с шелковыми ленточками и разбрасывали цветы. У каждого дома стоял деревянный стол, заставленный снедью. Блины, пироги и прочая выпечка соперничали аппетитными ароматами и румянцем с запеченной птицей и мясом на соседнем столе. В вине, эле и медовухе недостатка тоже не было. И каждому Томас лично наливал то, что тот попросит. Да и сам трактирщик заметно изменился. Да, он все так же сурово оглядывал толпу, но теперь скорее, как отец, присматривающий за тем, чтобы шкодливые дитяти не поразбивали себе коленки в дикой пляске. Присматривал за праздником и мэр. Он с важным видом сидел на большом, с претензией на трон, деревянном стуле с подлокотниками и высокой спинкой и якобы скептически всех оглядывал. А у самого морда красная, глаза веселые, на кафтане, натянувшемся на круглом животе больше обычного, пятна от жира и выпивки. Все казались довольными и про то, что танцуют на камнях, о которые не так давно разлетелась голова молодой женщины, благополучно позабыли.
Только Аделард этого не мог забыть, а вот того, что за праздник сулчился, он не мог припомнить. И его это настораживало.
Поначалу он хотел обойти гуляк стороной, или незаметно пробраться через них. Он не хотел своим видом портить людям праздник. Но его появление заметили почти сразу же и, как ни странно, обрадовались. Томас махал ему глиняным стаканам, подзывая выпить, старушка подзывала его отведать ее выпечку, толстенький мужичонка указывал на дымящееся мясо. Аделард ужаснулся, когда узнал в старушке бабку Нины. Он не хотел, да и не мог смотреть ей в глаза, а уж тем более брать ее пироги, пока та кривит рот в радостной щербатой улыбке. Но когда юноша проходил мимо нее, старушка все же вложила ему в руки румяный крендель, источающий аромат меда.
Пару раз Аделарда чуть не затащили в хоровод, детишки пытались увлечь его в свои игры, музыканты подмигивали ему и заводили умопомрачительно виртуозные трели на своих дудках. Все пестрело красками и жизнью.
Подойдя к Томасу, устроившему питейное заведение перед дверьми в свое питейное заведение, что было очень удобно, обескураженный Аделард, так и не притронувшийся к крендельку в своей руке, спросил:
-Что происходит? Какой-то праздник?
-Да, - с широкой улыбкой ответствовал трактирщик и уже подставлял стакан под крантик в большой бочке, которую выкатили на улицу для всеобщего удобства. – Пока тебя не было, София родила. Вчера родила, сегодня омовение. Надо же, уже вторая семья выросла за последний месяц. Омовение, - повторил Том, видя недоумение на лице собеседника. – На второй день жизни ребенка опускают в воду, чтобы смыть с него все плохое и выпустить в жизнь свободным человеком. Неужели никогда не слышал об этом?
-Ни разу, - тихо проговорил Аделард.
-А вот и она. Скоро начнется, - Томас поспешно поставил стакан на небольшой столик, возле которого стоял, на тот же столик повесил свой фартук и быстро пошел в толпу людей, становящихся по обе стороны улицы. Мужья обнимали жен, матери прижимали к себе детей, все хранили торжественное молчание, когда в начале этого людского коридора появилась счастливая чета. Изрядно располневшая при беременности София казалась счастливой, держа в каждой руке по свертку. Ее муж, как и подобает, был сдержан в своих чувствах. В этот момент, в момент, когда София в белой рубахе, босая встала напротив в миг протрезвевшего мэра, Аделард понял, творится что-то страшное. Хмельной задор выветрился из глаз мэра, розовое лицо являло собой серьезность, даже круглый живот выглядел не комично, а представительно. Толстая рука градоправителя сделала приглашающий жест, и молодая мать со счастливой улыбкой на круглом лице шагнула вперед.
Мужчины запели, грозно, разными тембрами, то переплетающимися, то звучащими в унисон. Плавная мелодия становилась быстрой, грозной и торжественной. Аделарда не разбирал слов, да и вряд ли сами поющие их знали, скорее всего, просто пели заученную мелодию. Светловолосая София белоснежной рубахе, несла по улице двух младенцев к зарослям Анны-Марии, а детишки бросали лепестки цветов под ее босые ноги. Она казалась чем-то нежным, чем-то хорошем, среди торжества зла. Ее супруг хмуро шел за ней, опустив голову, и за ним люди сбивались в кучу, присоединяясь к проводам матери. Только Аделард стоял в стороне, с каждым шагом женщины в белом сильнее сжимая рукоять меча.
На глазах Софии блеснули слезы, когда она на миг остановилась перед редкими зарослями огромных глазоподобных растений. А потом опустила бледную ногу в красноватую, как и стебли в ней, воду. Подол белой рубахи окрашивался в красный, вся белизна Софии таяла под грозные звуки мужского пения. Мужья пели, прижимая к себе жен, матери молчали, держа за плечи своих детей. Предчувствуя неладное, Аделард, все сильнее стискивая меч, двинулся за толпой.
София зашла уже довольно далеко, красноватые волны омывали ее бедра, когда пение резко оборвалось на громкой ноте. Молодой отец встал рядом с женой, держа в руках плетеную корзинку. Аделарду не нравилась эта корзинка. В молчании, нарушаемом только плеском воды, София опустилась на колени, прижимая к груди младенцев. Аделард не видел ее лица, только как ее белая фигура сгибается, окуная детей в красноватую воду. Послышался нестройный жалобный крик двух детишек. И почти сразу же оборвался, когда мать опустила их в воду во второй раз. Снова крик, и снова он оборвался. София начала подниматься на ноги, но не сходила с места, на котором стояла. И стояла так до тех пор, пока супруг не тронул ее за плечо. Аделарду показалось, что женщина вздрогнула, но он не был уверен. Белая фигура среди толстых алых стеблей, увенчанных большими белыми плодами со зрачком, повернулась к толпе. В подставленную мужем корзинку София положила одного ребенка, другого крепко прижала к себе. По ее щекам ручьем стекали слезы. В этот момент вся деревня разразилась радостными воплями. Женщины растроганно плакали и хлопали, а мужчины вновь запели, торжественно и почти радостно. Все развернулись и пошли в деревню. В центре толпы шла по пояс окрашенная алой водой София и, казалось, светилась от счастья. Женщины поздравляли ее, трогали за руки, гладили по плечам. Вся процессия вернулась в деревню, вновь заиграла музыка, послышался радостный гомон. Аделард уже хотел облегченно выдохнуть и последовать за всеми, когда услышал среди зарослей крик. Детский крик.
Плетенная корзинка плыла среди зарослей Анны-Марии, а в ней ворочалось дитя, то и дело высовывая розовые ручки из пеленок и хватая воздух.
-Эй! – крикнул Аделард, оборачиваясь к удаляющейся толпе. – Ребенок!
Но никто не обратил на его крики внимания.
Злобно зарычав, юноша бросился за корзинкой, которая довольно быстро плыла все дальше в заросли, где потеряется, а дитя сгинет. Его ухватили за руку. Резко обернувшись, Аделард увидел Тома, качающего головой.
-Боги должны забрать то, что им причитается.
Трактирщик потянул его в деревню, но юноша резко вырвал из его пальцев свою руку и, шумно расплескивая воду, побежал к корзинке, которая уже почти затерялась среди толстых стеблей.
Аделард широко размахивал руками, чтобы удержать равновесие, сохранению которого никак не способствовали кольчуга и намокшая одежда, а меч предательски цеплялся за красные стебли вокруг.
Крики тем временем все отдалялись и отдалялись, и найти уплывающее дитя можно было лишь по крошечному пятну белых пеленок, маячившему где-то среди зарослей.
С каждым шагом идти становилось труднее. Аделард даже не заметил, как заросли Анны-Марии оказались выше него и закрывали почти весь свет своими мясистыми плодами. Стебли становились тверже, толще, под ногами корни уже не прятались робко в землю, а агрессивно из нее выступали, скручивались, вились и переплетались. И с каждым шагом красноватая вода поднималась все выше.
Аделард не знал, что станет делать, когда его ноги не смогут касаться дна. Точнее наоборот, что он будет делать, когда вода поднимется выше носа. Плыть он не сможет. Повернуть назад? А дитя? Он не знал, как поступит. Но пока мог идти – шел. Шел на слабо слышимый из-за производимых им самим всплесков детский крик.
Медленнее. Еще медленнее. С каждым шагом он словно увязал в трясине, проталкивать себя через густую толщу все дальше стоило неимоверных усилий. И дернули его злые боги, духи или кто там, вернуться в город в полной броне. Аделард уже несколько раз оскальзывался на корнях, несколько раз падал в воду, но тут же поднимался и замирал в надежде услышать детский крик, служивший ему маяком.
В очередной раз нога соскользнула с кривого скользкого корня под красной водой. Юноша резко выпростал вперед руку, поднимая завесу брызг и волнуя воду, в надежде удержать равновесие. Но вместо этого ухватился за один из стеблей Анны-Марии, что росли перед ним. Стебель, твердый и шершавый, качнулся, выгнулся и резко распрямился. Аделард устоял на ногах. Опираясь на стебель, он тяжело дышал и вслушивался в звуки вокруг. Крика слышно не было. Мертвая тишина среди частокола алых стеблей, омываемых шелестящими волнами красноватой воды. Тишину разорвал лопающийся влажный звук. Ударом юношу наклонило вперед. С головы до пояса его окатило холодом и влагой.
Аделард в страхе озирался по сторонам, пытаясь понять, что случилось, кто его ударил. И выдохнул с облегчением, когда увидел, что перед ним плавает опустевшая белая оболочка с темным зрачком. Сок из плода, который упал на него, был сладким, терпким, немного напоминал вино. И теперь этот сок липкой коркой застывал на его волосах, лице, котте, доспехах.
Стряхнув с себя навалившуюся усталость, Аделард изо всех сил, помогая себе руками, наполовину вплавь наполовину пешком, пробирался через густые заросли туда, откуда слышал детский крик в последний раз.
В гуще зарослей, куда почти не проникал свет, и красные стебли плотным частоколом огораживали небольшой пятачок. Корзинки нигде не было. Вокруг царила тишина, нарушаемая только плеском слабых волн о растения. Юноша вертел головой, пытаясь увидеть хоть какой-то просвет. Тишина подстебельного мира навалилась на Егеря. Спокойствие, безмолвие, чувство, что он является частью стеблей, частью корней, частью зарослей. Миг отрешенного созерцания.
Слабый плеск где-то за зарослями вывел Аделарда из спокойствия и заставил повернуться в ту сторону. Встрепенувшись, он ринулся на звук. Земля под ногами быстро поднималась, корни снова прятались в илистое дно, а над головой вновь сияло солнце.
Когда вода опустилась до колен, юноша заметил среди зарослей какое-то пятно. Ярко синее. Пятно мелькнуло и тут же скрылось среди красных стеблей. Аделард за ним. Снова мелькнуло синее. Оно скрылось за зарослями на довольно почтительном расстоянии. Оно убегало. Видимо испугавшись его. В голову юноши пробралась робкая мысль, о том, что не стоит пугать кого бы то ни было и лучше обождать здесь. Но эта мысль тут же вылетела из головы, когда оттуда, куда скрылось пятно, послышался крик младенца.
Алые стебли, повсюду алые стебли, толстые, тонкие, они мелькали по обе стороны, сверкали на солнце брызги, поднятые им, мокрое снаряжение тянуло, вода сопротивлялась каждому его шагу. Аделард даже не заметил, как вырвался из красного леса и оказался на свободном клочке земли. Точнее воды, из которой поднимались невысокие холмики. Всюду в воде росли молодые побеги Анны-Марии. А на образующих некое подобие дороги холмиках в удивлении замерли люди. Только заметив их, Аделард осмотрел все целиком. На торчащих из красноватой воды толстых сваях стояли паукообразные дома. К дверям с малочисленных обширных островков земли вели лестницы, из крыш поднимались столбики дыма, в окнах горели светильники и свечи. Повсюду ходили люди, много людей. По численности населения поселение напоминало Когнирин: не слишком большое, но для деревни достаточно крупное.
К берегу, то есть к холму достаточно большому, чтобы считаться таковым, шла женщина в сине-зеленом платье. То самое пятно, которое он заметил в зарослях.
-Стой! – крикнул Аделард женщине. Она обернулась и припустила бегом.
Аделард замер на месте. В груди что-то сжалось, замерло, словно от холодка, ноги на миг сделались ватными, не выдержали веса юноши, и тот, поднимая тучи брызг, шлепнулся в воду. Но почти сразу же поднялся припустил за убегающей женщиной. На шум начали сбегаться другие люди, не понимающие, что тут происходит, а потому державшиеся немного в стороне. А женщина тем временем несколько раз обернулась на бегу, но останавливаться не думала. Она взбежала по одной из лестниц к двери дома, за которой и скрылась.
Он замер посреди деревни. Гнаться за женщиной подобравшей ребенка – это одно, а вот вламываться в чужой дом – совсем другое. На него смотрели странно, его сторонились, пока он выбирался из воды, когда шел по прогибающимся деревянным настилам, жители предпочитали спрыгивать в воду, а не идти ему навстречу.
-Подайте, господин, - послышался голос снизу.
Аделард посмотрел себе под ноги и не поверил своим глазам. Возле мутной лужи, прямо в грязи сидел мэр Когнирина. Не толстый, самоуверенный и властный. Грязный, тщедушный оборванец, с изможденным лицом, и плотным животом, вздувшимся скорее от болезней, нежели от сытой жизни. И воняло от него скверно. Но даже рваные на коленях, плечах и вороте тряпки одежды не могли скрыть, что это тот же самый человек. Только другой. Оторопевший, Аделард протянул нищему монету, но тот с недоумением воззрился на нее, потом попробовал на зуб. Сплюнув, нищий выругался, злобно посмотрел на юношу и швырнул в него монетой. А потом поднялся и пошел в другое место.
С недоумением глядя вслед босоногому бродяге, Аделард стоял в центре поселения, где каждый домик походил на насекомое, стоящее в воде на длинных тонких лапках свай. Он вглядывался в лица испуганных прохожих, и узнавал их. Вот разогнул широкую спину Лукас, бережно поднимая из воды большой глазоподобный плод Анны-Марии. А по дороге шла Лора, жена пекаря Хэнка. Увидев странного гостя, она остановилась в обнимку с вязанкой хвороста, которую несла. Госпожа Равенна, в Когнирине она лучше всех вышивала кружевом, замерла на полпути через дощатый мостик, перекинутый с одного холма на другой.
Ничего не понимая, юноша зашагал по дороге. Хотя трудно назвать дорогой настил из сырых трухлявых досок, утопающих в грязи. Шел в сторону дома, где скрылась женщина, постоянно оглядываясь на знакомые лица. Мимо него, казалось, даже не заметив, промчалась София. Точно она, без сомнений. Такая же светлая и миловидная, но гораздо стройнее, чем полчаса назад, когда опускала корзину со своим ребенком в воду.
Неужели он сходит с ума? Может, он утонул и это загробный мир? Или так решили над ним посмеяться когнеринцы? Все люди в ветхом поселении копировали тех, что жили в Когнирине. Чем больше Аделард видел знакомых лиц, тем хуже ему становилось. Голова шла кругом, ноги подкашивались. Те же самые люди, но в то же время совершенно другие. Аделард пошатываясь шел к жилищу, в котором скрылась женщина в сине-зеленом платье.
Под ногами юноши скрипели почерневшие ступени, пока он поднимался и то и дело оборачивался на людей внизу. У первой ступени лестницы и собиралось все больше. Они останавливались на улице и со страхом смотрели на него. Напуганный непонятным поведением непонятных, неправильных людей, следующих за ним, юноша хотел вломиться в ветхое жилище и спрятаться там вместе с женщиной. Мешала ему в этом только гордость.
Под кулаком Аделарда затряслась хлипкая дверь. За ней слышался голос и шум возни. Он снова постучал, громче, злее. Дверь со скрипом приоткрылась, и в узкой щели показалось милое круглое личико с большими карими глазами. Из-под чепца выбивались темные пряди. Аделард похолодел, узнав лицо.
-Нина? – скрипуче прошептал он.
-Почему вы меня так называете? – подозрительно прищурилась ожившая покойница. – Вы знакомы с Богом Лукасом? И с Богом Мэром? Или с Богом Томасом? Они называли это имя. Вы один из них?
-Я умер? Утонул, а это… Что это? – юноша обернулся, чтобы осмотреть местность. Высокие заросли Анны-Марии вокруг селения. И все селение толпилось у подножья лестницы.
-Вы умерли? – испугалась покойница. – Вы мертвец?
-Могу я войти? – Он толкнул дверь, но девушка, навалившись на нее всем весом не дала ей открыться.
-Нет, мне не нужен мертвый бог в доме.
-Бог? – Нахмурился Аделард. – Нина, о чем ты?
-Вы пришли с той стороны, значит бог. Но я вас не знаю.
-Какой бог? – Аделард тряхнул головой, но встряска не помогла мыслям улечься в голове. – Нет. – Он зажмурился, мотнул головой снова, коря себя за несмышленость. – То есть да. Я один из них.
-Боги к нам не заходят. – Девушка коснулась его лица, изучающе рассматривая черты. – Я не встречала вашего верного. Я вас не знаю. – Глаза девушки округлились. – Ришма!
Не зная, как реагировать на подобное, не понимая хорошо или плохо быть Ришмой, Аделард стоял на пороге и смотрел на живую Нину. Но облегчение от несовершенного убийства никак не приходило, напротив, внутри ежилась и сворачивалась в тугой комок тревога.
-Можно зайти? – настороженно спросил Аделард. Нина, так же настороженно, отошла от двери, впуская гостя.
С почтением, с благоговением, со страхом и неудержимым желанием угодить девушка начала суетиться, прибирая разные тряпки. Войдя, Аделард увидел в центре жилища две колыбели и понял, что это не тряпки, а пеленки. В одной из колыбелей мирно спал младенец. Наверняка тот, которого искал Лукас. Он в Когнирине сходит с ума, ищет свою любовь и их дитя, а оба здесь, в поле. На кровати барахтался и корчился мокрый младенец, разевая большой беззубый рот на половину раскрасневшейся головы в крике. Рядом с пустой колыбелью стояла корзина, та самая. Молодая женщина замерла в страхе, когда пришедшее к ней в гости божество в доспехах и при оружии, все заляпанное похожим на кровь соком, склонилось над ее детьми. Она боялась что-то сделать, и боялась ничего не делать. Поэтому нервно дергалась сделать шаг в сторону Аделарда, но так и не шагнула.
-Это твои дети? – с мягкой улыбкой спросил Аделард.
-Да, - наконец, Нина, то есть женщина, похожая на нее, нашла предлог, чтобы подойти к колыбелькам и взять на руки младенцев. – Они мои. Обоих подарили мне Боги. Уильямом меня одарил Бог Лукас. – Женщина с нежностью посмотрела на ребенка, мирно спавшего на сгибе локтя ее правой руки. – А Дебби Боги мне вернули за мою жертву.
Что-то во всем этом не давало Аделарду покоя, какая-то неуловимая мелочь на границе восприятия, словно что-то увиденное боковым зрением. Это нечто зудело в мозгу, а почесаться он мог, только докопавшись до истины. Женщина побледнела и прижала к себе детей еще крепче, испугавшись недоумевающе нахмуренного лица гостя, божества, коим она его считала, Ришмой.
-Ты сказала, - медленно проговорил Егерь, глядя на младенцев в ее руках. – Ты назвала меня Ришмой. Кто это?
-Разве бог не знает своего имени?
-Мое имя Аделард, как называете меня вы, мне не известно. Хочу знать, за того ли ты меня приняла.
-Ришма, - понимающе с боязливым подобострастием начала девушка, - бог без верного, - когда Аделард нахмурился еще больше, она запнулась, пытаясь найти более подходящее слово. – Без брата, без двойника в мире людей. Бог перемен и разрушитель порядка.
-Вы боитесь, - медленно, чтобы не испугать несчастную еще больше, задал вопрос Аделард, - такого бога?
-Ришма – опасный, - круглое лицо девушки осветила милая улыбка, а плечи качнулись, укачивая детей, один из которых не унимался и вопил. – Но и он нужен миру. Поэтому нет, не боимся, но стараемся не иметь с ним дел.
-Ты знала, что Боги отдадут тебе это дитя? – Аделард кивнул на вопящий сверток и скривил лицо от закладывающего уши визга. – Иначе, зачем ты пошла туда?
-Нет, мы редко забредаем в иной мир. Только ради молитвы и воссоединения с богами. Мы стараемся с ними не говорить, чтобы не касаться тайн, которые нам знать не должно. – Аделард терпеливо ждал, продолжения, которого девушка делать не собиралась. Но в конечном счете поняла, что гостю нужны объяснения: - Шум. Раскаты пения всегда возвещают о том, что Боги выпустили новую душу в плаванье по водам творения. Я подошла к границе нашего мира, чтобы принять дитя.
-Тогда почему здесь две колыбели? У тебя уже есть сын, зачем еще ребенок? – повысил голос юноша. Он резко приблизился к испуганной женщине и почти выкрикнул свой вопрос ей в лицо: - Скольких детей ты родила?
-Двух, - дрожащим голосом отвечала похожая на Нину молодая женщина. В ее больших карих глазах набирались слезы страха, а руки, держащие младенцев, тряслись. – Всегда рождается два ребенка. Один остается матери, другого отдают богам. Рано или поздно боги возвращают дитя. Иногда, то же самое, иногда новое. Новый ребенок считается благословением, знаком того, что творцы его отметили, преобразовали и вернули в мир другим.
-То есть, всегда рождается двойня? – Аделард не верил своим ушам. – Близнецы?
-Да, - чуть не падая с ног от ужаса, мямлила женщина. Она внимательно следила за каждым движением Аделарда. Что бы она стала делать, напади он на нее? Дала бы отпор Богу, сбежала бы, или же приняла свою участь покорно? Но когда юноша расхохотался, она лишь пискнула вздрогнув.
-Каждый раз двойня! – сквозь смех говорил Аделард. – Близнецы. – Молодая мать топталась на месте, не зная, что делать, когда в твоем жилище божество явно лишается рассудка. Юноша сел на стул, болезненно заскрипевший под ним, вытер слезы и внимательно посмотрел на женщину. Снова расхохотался, ощущая, как зуд в мозгу проходит. Замолкнув опять, Аделард поднял руку. – Не беспокойся, добрая женщина. Тебе нечего бояться. Сядь, уложи детей. Им ничто не угрожает. Никто их у тебя не отнимет. – Она послушалась. Младенцев уложила в колыбели. Теперь оба не спали и время от времени покрикивали, разбуженные смехом Аделарда. Мать села на край кровати, из матраса которой торчали соломинки. Жесткая, наверное. Но женщина сидела, раскачивала колыбели и казалась вполне довольной. За исключением того, что время от времени поворачивала тело так, чтобы в случае нападения безумного гостя, оно оказалось между ним и детьми. – Как тебя зовут?
-Элейн, - тихо проговорила копия Нины.
-Значит, всегда рождается двойня. – Довольно улыбаясь, Аделард разглядывал женщину, чем изрядно ее смущал. – У тебя тоже. Одного ты оставила, второго отдала. Но хотела вернуть, и потому пошла на шум? – Смущенная девушка кивнула, пряча от него лицо.
-Да, - тихо отвечала Элейн. – Иначе обоих детей постигнут несчастья. Боги принимают дитя в дар и рано или поздно отдают долг.
-А с чего ты взяла, что это Боги?
-А кто же еще? – Она посмотрела на него, как на глупого, как на неразумное дитя, которому нужен урок очевидных житейских истин. – В мире есть только мы и Боги. Наш мир, - она обвела взглядом свое жилище, но наверняка имела ввиду то небольшое болото среди зарослей Анны-Марии, в котором они жили, - это наша деревня. Мир богов лежит за ее пределами. Кому же еще, если не богам, вернуть нам ребенка?
-Я не о том, - голос Аделард утратил всякую веселость, против его воли в нем появились угрожающие нотки. – Я спросил, с чего ты взяла, что они Боги, а не такие же люди, как ты?
-Я их видела, - с готовностью истово верующей сказала Элейн так, словно это все должно объяснить. – Я видела, как они живут. Их мир прекрасен, в нем столько чудесного. У Богов прекрасные дома. Они занимаются всяким, чем мы, люди, заниматься не можем. Все, что у нас есть, нам дают боги.
-Значит, ты ходила к Богам, - кивнул Аделард. – Зачем?
-Чтобы получить благословение, помолиться и зачать потомство.
-И часто вы так делаете?
-Вы же Бог! Вы должны знать!
-Не перечь мне, - Аделард хлопнул ладонью по плетеному подлокотнику кресла, да так, что тот надломился. От хлопка дети, немного успокоившиеся, снова завопили. Элейн побледнела. Ее рука замерла, оставив колыбель накренившейся. – Отвечай на вопросы, - уже мягче повторил юноша.
-Да. Почти все мы – благословение богов.
-А зачем отдавать одного из детей?
-Благословение, - грустно проговорила женщина, - не дается просто так. Это плата за все, что у нас есть, за наши жизни.
-Одна женщина, - припоминая заговорил Аделард, - придя к богам накричала на одного из них, обвинила в том, что тот нагадил под ее окном. И ударила его. Разве так обращаются с богами?
-Это наши молитвы, - кивнула Элейн. – Когда мы приходим к богам, то ведем себя с ними, как с равными. Как с людьми, с которым живем. – Она посмотрела на юношу. – Иначе, зачем боги принимают облик наших знакомых? Чтобы мы чувствовали, что не так далеки от них, от их заботы о нас, от их добродетелей. Их облик и способ донесения наших молитв, напрямую, доказывают, что они не хотят нас пугать или смущать своим величием. Они милосердны и снисходительны.
-Ладно, - Аделард сжал ладонями липкую от сока голову. – Дай мокрое полотенце, будь добра. – Он тут же получил, что просил. – А боги к вам не ходят?
-Нет, - усмехнулась женщина. – Зачем им это? Хватает и того, что они принимают нас у себя. В привычных для них обстоятельствах и знакомых нам личинах.
-А откуда у вас одежда, еда, дома? – юноша обвел взглядом все вокруг. – Если вы сами ничего не можете сделать, то откуда все это?
-Корни и стволы, листья и плоды творения, - уверенно кивнула головой молодая женщина, раскачивая колыбели.
-Растения? – недоверчиво подался вперед Аделард. – Растения, что вокруг? Из волокон делаете нить, плоды едите, но краска, кожа, откуда?
-Все дают деревья творения.
-На двери, - начиная злиться, Аделард указал на дверь, - железный засов, на столе подсвечник из железа, в подсвечнике свеча. – Его глаза гневно сверкнули. – И что-то я не видел на вашем островке шахт. Откуда взялось все это?
-Берем у богов, - испуганно прошептала Элейн.
-Ну разумеется, - тихо захохотал Егерь, сдавливая пальцами липкие от подсохшего сока брови. – Берете у богов. Как же все просто. Невероятно, до невозможности просто. Близнецы. Они все двойняшки. Всегда рождают двойняшек. И одного обязательно отдают. Это не две разных деревни, это одно большое селение братьев и сестер совершенно идентичных. – Скривив лицо в улыбке, Аделард тихо заговорил: - Какова вероятность того, что два разных человека в одной деревне, нашли друг друга и завели потомство в одно время со своими братом и сестрой в другой деревне? – Бормотал Аделард, глядя на Нину, на Элейн. – Мала вероятность. Но видимо, такое тоже бывает. Так вы и живете. Вы и Когнирин. Время от времени приходит близнец одного из жителей, близнец, о котором даже не думают, ведь его после рождения отдали богам. – Видя, как непонятное божество, разговаривает сам с собой, женщина садилась ближе к детям, а движения ее становились более нервными, напряженными и дерганными. Чтобы не пугать Элейн своим лицом, дичавшим с каждым ее ответом, с каждой его мыслью, Аделард спрятал физиономию в сырое полотенце. Немного успокоившись, он принялся вытирать шею. Глядя на девушку, а главное, показывая ей, что больше не ухмыляется как безумец, юноша спросил: – Как часто боги отдают то же самое дитя?
-Это бывает очень редко. Но случается.
Аделард откинулся на спинку стула, безвольно опустив на бедро руку с влажной тряпкой. Вес кольчуги распределился иначе, и нагрузка на ноющие плечи уменьшилась. Он смотрел в дырявый потолок и пытался все осмыслить.
-Ты говоришь, боги принимают обличие близких. – Аделард нахмурился, разглядывая светящиеся щели в крыше. – А если один из богов, принял твой облик. Что тогда?
-Это бог-хранитель. С ним нельзя говорить, нельзя, чтобы он тебя видел.
-Он не должен знать?
-Нет, - усмехнулась Элейн, будто над наивностью непонимающего дитя. – Он же бог, он будет знать. Просто это неприлично.
-Знали бы вы, какой хаос вносите, - сквозь зубы проговорил Аделард. – Сколько жизней испоганили людям, сколько людей испоганили, с рождения невольно участвующих в ваших проделках. Они смотрят на вас, когда вы приходите, такие же, как их близкие, но говорите иначе, о непонятном, странно ведете себя, и ни хрена не понимают. Когниринцы и не подозревают, что это другой человек. Вот и ссутся по ночам, а перед этим пялятся друг на дружку, ждут подвоха. – Аделард положил руку себе на лоб, под которым кипящий от мыслей мозг норовил взорваться. – А подвох-то, - он взглянул на Элейн, бледнеющую с каждым его словом, - вон он, сидит, детишек укачивает, да в сказки верит. – Ладонь, будто вжимала мозг обратно, и становилось легче. – Трудно теперь их винить за все побои, подозрения. – Сжав голову сильнее, Аделард громко застонал. После протяжного то ли «о», то ли «а», он выдавил устало: - С ума можно сойти. А Нина. Бедная Нина, - юноша покачал головой. – Ограничься ты словами, все было бы по-другому. – Слабая улыбка и легкий смешок скривили лицо Аделарда. – А ведь Лукас был прав. И «другая Нина» жива, и ребенок его при ней. А второй у кого? Чье семейство называл Том сегодня утром? – Аделард отмахнулся от этого вопроса. - Элейн, - вмиг посерьезнев, заговорил Егерь. – Хочешь отправиться со мной к богам?
-Нельзя, - разочарованным, укоризненным, назидательным тоном учительницы, преподававшей шкодливому ребенку хорошие манеры, воскликнула молодая мать. Чуть погодя, немного поостыв, женщина печально ответила. – Я хотела бы. Но не могу. Я получила то, о чем молилась. Лишний раз тревожить богов себе дороже.
-А о чем ты молилась?
-Сначала о детях. Но когда пришлось отдать одного из них, стала молиться о том, чтобы боги вернули мне дитя. Я получила все, о чем молилась. Больше я просить не смею.
-И не надо, - Аделард сел в кресле ровно, пристально глядя на женщину. – От тебя нужно будет только появиться там. И, возможно, ответить на несколько вопросов.
-Будет суд? – перепугалась Элейн. Она вновь сжалась, готовая схватить детей и выбежать вон. – Мне придется держать ответ перед богами?
-Нет-нет, - закачал головой юноша. И с иронией добавил: - Ответ придется держать мне, а с тобой просто побеседуют. Мы ведь с тобой сейчас беседуем? – Девушка кивнула, поджав губы. – Не так уж страшно, правда? – Элейн трясло от страха, когда она кивала. Но сказать вслух, что он ее пугает, девушка не решалась. Медленно и осторожно, Егерь подошел к ней, присел на корточки и боязливо взял ее за руки. Молодая мать не выдернула руку из его пальцев только потому, что опасалась божественного гнева. – Элейн, - тихо и печально начал Аделард, - я попытаюсь сказать тебе правду так, чтобы ты поняла ее, - и замолчал, поняв, что это не так просто. Наконец, видимо нашарив взглядом где-то в стороне нужные слова, юноша посмотрел в испуганное лицо, копию лица Нины, и заговорил: - Там, откуда я пришел, сумятица. Там, все запутались. И помочь им разобраться можешь только ты. – Элейн с сомнением смотрела на него сверху вниз, хмуря густые темные брови. – Из-за этой путаницы уже погибла одна девушка, хорошая, кроме своего страха ни в чем не повинная. Я не хочу, чтобы погиб кто-то еще. А все к этому и идет.
Ведомая то ли порывом чувствительной к чужим проблемам натурой, то ли чувством долга перед богами, Элейн сжала его руку. Аделард не знал, какое именно чувство побудило женщину сделать это, но с удивлением заметил одну странность: под ее прикосновением ему стало немного легче.
-Я пойду с вами, - успокаивающе сказала она. – Завтра. А сегодня останьтесь. По виду, вам нужен отдых.
Аделард кивнул, отдых и в самом деле не помешал бы. Но сначала Егерь решил привести себя в порядок. Как мог, он счистил мякоть плода Анны-Марии с кольчуги, достаточно успешно отстирал котту. Остальными его пожитками занялась Элейн. Она настояла на стирке. В этот момент она до жути напомнила Аделарду свою сестру. Он словно смотрел на привидение.
Одетый в чистое, сладковато пахнущее белье, юноша сидел все в том же плетеном кресле, рядом со сваленной в кучу броней, и смотрел на Элейн. Та занималась своими повседневными делами: готовила ужин, меняла пеленки детям, кормила их. Напряженная и испуганная, она постоянно искала предлог не смотреть в его сторону. Желание заводить разговор молодая мать тоже не изъявляла. Аделард несколько раз предлагал ей уйти из ее жилища, если он ее смущает, но та настаивала, что он гость и, тем более, бог, так что должен остаться.
Немного разрядил обстановку ужин. Элейн подала к столу что-то непонятное. Какие-то волокнистые куски красноватого цвета, поджаренные до хрустящей корочки, пахли дивно, да и на вкус оказались весьма недурны.
-Восхитительно, - воскликнул Аделард с набитым ртом. Хозяйка замерла с ложкой у рта и улыбнулась улыбкой хозяйки, чью стряпню похвалили, смущенно и одновременно гордо. – Что это? Мясо? Вот только я не видел ни одного животного.
-Единственная пища, которой у нас в изобилии, - молодая женщина кивнула куда-то за стену, - плоды творения. – Она искренне и весело заулыбалась, видя его удивленную гримасу. Напряжение между ними тихонько таяло, по мере того, как Аделард расспрашивал, а Элейн рассказывала о том, что собранная на разных стадиях зрелости Анна-Мария ведет себя по-разному, количество соленого, кислого, сладкого и прочих вкусовых качеств у нее меняется. Так же меняется все и при разных способах приготовления. Выпаривания, обжарка, варка, сушка – все это меняло вкус и консистенцию по-разному у разных частей плода, собранных в разное время. Вот так и получалось, что есть куча вариантов, и каждый вариант имел еще кучу вариантов. Аделарду трудно было даже представить, сколько экспериментов проводили эти люди, пока не научились так готовить.
Но область применения Анны-Марии выходила далеко за пределы кухни. Элейн явно забавлялась и проникалась большим доверием к гостю, видя его приоткрытый рот и неподдельный интерес, с которым тот слушал. Эти люди не имели ничего, только несколько холмов земли, торчащих из воды, саму воду и огромные запасы красного растения. Они научились применять его всюду. Толстые стебли после отмирания становились отличным топливом, волокна молодых растений размалывали и делали из них нитки. Из Анны-Марии эти люди даже научились получать краску всех цветов, от вполне очевидного красного, до фиолетового и зеленого. И, разумеется, его использовали в строительстве. Стены простой квадратной лачуги с двускатной крышей были сплетены из сухих стеблей.
-Элейн, - с доброжелательной улыбкой, спросил Аделард девушку. Та подняла на него голову и любезно улыбнулась, давая понять, что готова ответить на вопросы. – А откуда ты все это знаешь? Откуда знаешь, как использовать растения, и как вести себя с богами? Что говорить, от кого прятаться?
-Мне рассказывали родители, - она пожала плечами, - а им их родители. И им когда-то рассказывали их родители. И так далее, с самого сотворения мира. Но, - девушка нахмурилась, - первым все рассказал и показал нам Всебог. Никто не помнит его имени. Но именно он привел нас сюда, дал нам жизнь.
Элейн сразу же замолчала и предпочла снова переключить все внимание на еду, когда увидела посерьезневшее и помрачневшее лицо Аделарда. А он задумался над тем, как это все так удачно складывается? Когниринцы живут за счет подаяний за плоды Анны-Марии. Каким-то образом у них наладилась торговля, а они об этом даже не подозревают. А эти люди оказались в таком месте, среди растения, которое может заменить им практически все. Как так получилось? Везение? Нет. Некий Всебог.
Он погрузился в свои мысли, и напряжение, которое Аделард старался ослабить, вновь сгустилось между ними. Элейн, разделавшись с ужином, занялась делами. Пока она копошилась по дому в своем сине-зеленом, облегающем ее фигуру платье, Аделард сидел за столом и смотрел в небольшое оконце на деревню в вечерних сумерках. В домах, таких же квадратных, сплетенных из толстых побегов Анны-Марии, свет от свечей пробивался в множество щелей, делая жилища похожими на ежиков со светящимися иголками. В одном из окон Аделард увидела человека, мужчина или женщина, юноша не разобрал. Но точно понимал, что человек наблюдает за ним.
-Элейн, - позвал он негромко. Девушка сразу же оказалась рядом. – За нами наблюдают. У тебя не будет проблем? Может быть, мне уйти? Я могу спать и на улице.
-Нет, - с решительной вежливостью, не выпуская гостя из безжалостного гостеприимства, заявила женщина. – Гостю не должно спать на улице. А насчет остальных не переживайте, - она улыбнулась, - им просто любопытно. Я могу спать на полу если…
-Не-нет, - замахал руками Аделард. – Если ты дашь мне одеяло, я великолепно устроюсь на этом кресле.
На деревню опустилась ночь, через щели в стенах и крыше заползла в жилище Элен. Хозяйка уложила детей в колыбель, задула свечи, сделанные из смолы все той треклятой Анны-Марии. Юноша уже ненавидел это растение в той же мере, что и восхищался им. Когда она начала стягивать через голову платье, он затаил дыхание. Аделард хотел было спросить, не стоит ли ему удалиться, чтобы ей не было страшно спать в его присутствии, но слова так и замерли. Элейн знала, что гость смотрит на нее. Егерь понял это по тому, как девушка стыдливо закрыла обнаженные плечи руками. Но продолжал смотреть, как она оправляет нижнюю рубаху до пола. А женщина смиренно продолжала раздеваться, стягивать с красивых ног башмаки и чулки.
Он даже не заметил, как уснул. Сны граничили с кошмарами. В них он гонялся за чем-то, скорее всего за ответами, но снова и снова оказывался в одном и том же помещении из грубо отесанного камня, дверь за ним закрывалась, а потом исчезала вовсе. Он колотил кулаками в стены и кричал, но голос становился все тише, и в конце концов он оказывался на коленях посреди глухой каменной коробки, пытаясь выдавить из себя хотя бы звук, но из распахнутого рта выходило лишь шипящее дыхание.
Вынырнув из холодных темных вод сновидений, Аделард открыл глаза. Он уснул облокотившись о стол, за которым они ужинали, и все тело болью требовало размять затекшие мышцы. Егерь потянулся. Со стола упала ветка, не замеченная им спросонок. Ничего не понимая, юноша осмотрелся. Вокруг него ровным кругом лежали сухие ветки, треснувшие деревянные чашки, миски с глазоподобными плодами, смотрящими прямо на него. Несколько свертков ткани различных цветов, разноцветные искорки цветочков, связанные в пучки, и почти догоревшие свечи говорили о том, что пока он спал, из него сделали нечто вроде алтаря и делали подношения. Небольшой пятачок пола перед ним покрывали листья Анны-Марии с нацарапанными на них рисунками. Выполненные без особого искусства, на скорую руку, в основном они изображали житейские сцены, другие предметы быта. Аделард понял, что это молитвы, оставленные спящему богу. Кто-то даже молился о том, чтобы затащить кого-то в койку, судя по картинкам на листах.
Ошарашенный, решительно ничего не понимающий, Аделард осмотрел комнату. Стены завесили тканью и разноцветными лентами, колыбели детишек украсили все теми цветами, Элейн, в своем сине-зеленом платье сидела на покрытой покрывалом маленьких звездочек-цветов кровати. Ее смиренно склоненную голову с кротким выражением лица, вместо чепца покрывал венок из цветов.
-Какого хера здесь происходило? – Аделард поднялся и подошел к хозяйке дома. Решительно нависая над ней, он ждал ответа.
-Заходили люди, - тихим мелодичным голосом отвечала девушка, не поднимая глаз. – Молились, оставляли подношения. Ты так спал, что не слышал ни их, ни плача детей.
-Ты впустила ночью в дом толпу людей? – Аделард и не пытался сдерживать голос. – Совсем рехнулась?
-Я не могла им отказать, - печально прикрытые веки разомкнулись, позволяя темным глазам с вызовом посмотреть на Егеря. – Так же, как не могла отказать и тебе. Нельзя отказать богу, заблудившемуся и нуждающемуся в помощи. И нельзя отказать молящимся.
-А с тобой теперь что? – юноша указал на сочащуюся смирением и благочестием позу девушки: сведенные вместе колени, ладони на них, повернулся в пол-оборота и опущенная голова. – Ты у них теперь что-то вроде святой? Вон и венок нацепила.
-Венок надели они, - спокойно ответила Элейн. – И да, теперь это место отмечено богами. Я и мои дети тоже. Теперь, я просто обязана пойти с тобой.
-А чего же не вся деревня? Раз они теперь причастились возле меня?
-Они боятся, не могут нарушать запретов. А я, поскольку отмечена, должна идти. Должна тебе помочь.
-Да не должна! – Аделард сжал лицо Элейн в ладонях, поднимая к себе. Крики о том, что он не бог, что там за кустами тоже живут не боги, что все это большое заблуждение, ошибка, все это неправильно, так и не сорвались с его губ. На него смотрели темные, полные телячьей преданности глаза, обладателю которых невозможно что-либо объяснить или показывать. Выдохнув, юноша погладил девушку по щекам и проговорил: - Раз должна, тогда собирайся, мы выходим.
Собрался Аделард быстро, за время путешествия до Когнирина заметно поднаторев , в облачении в кольчугу и прочую броню. Элейн собиралась дольше, несмотря на то, что ждала пробуждения гостя одетой. После нескольких попыток заправить густые темные волосы за ухо, она бросила это занятие и начала сворачивать, скручивать и складывать длинный отрез ткани. Аделард так и не понял, что именно сделала женщина, но в следующую секунду она уже стояла с перекинутой через плечо тряпкой, в которую, как в гамаки на спине и на груди, уложила младенцев.
Подобная изобретательность поразила Аделарда, но не от этого он стоял с открытым ртом возле стола, в центре все того же круга из веток.
-Ты берешь их с собой?
-Я не оставлю детей, - решительно ответила девушка.
-А если их нужно будет кормить? Или наоборот? Ты справишься?
-Одинокой матери приходится работать, - в голосе девушки слышалась толика снисхождения, остальную его часть составляло презрение: - и детей одних не оставишь. Мать носит их на себе по полям творения пока полит, рвет, собирает, копает. Кормить, мыть и петь колыбельные приходится там же.
-Раз ты знаешь что делать, - пожал плечами Аделард и вышел, на всякий случай держа руку на рукояти меча.
Утро выдалось погожим. Над высоким алым лесом Анны-Марии поднималось пульсирующее разными гранями солнце, где-то вдали на его фоне летели птицы, золотые блики на воде вокруг, и ни души. Дыхание вырывалось еле заметным паром, дома, красноватая трава и стебли Анны-Марии блестели от росы.
Из алого круга зарослей, в котором ютилась деревня, вела лишь одна узенькая тропинка. Через настеленные поверх луж доски, прогибающиеся с плеском до самой воды от веса путников, мимо нескольких домов на высоких сваях в гущу зарослей, за пределы известного Элейн мира. Узкая полоса твердой земли вонзалась в пестреющий всеми оттенками красного частокол стеблей, петляла между ними, пряталась и появлялась вновь. Идя по тропинке за девушкой, быстрым и уверенным шагом следующей по изгибам пути, Аделард начал замечать, что заросли вокруг стали выше. Его спутница, несмотря на платье до земли, подол которого уже намок, и с поклажу в виде двух младенцев, бойко пробиралась через извивающиеся стебли, подныривала под ними, когда какой-нибудь заблудший росток аркой перекидывался через тропу, огибала одинокие и раздвигала тесно прижавшиеся друг к другу.
Тропинка среди толстых стеблей, увенчанных спелыми, раскачивающимися по ветру на уровне головы и источающими сладковатый винный аромат плодами, вывела его и Элейн к воде. Сквозь красноватую рябь виднелось темное, затянутое илом дно. Элейн подобрала юбки и быстро зашлепала по щиколотку в воде строго прямо, туда, где, Аделард уже знал, узкой линией добротных домов под отвесной горной стеной приютился Когнирин.
Через несколько минут, раздвинув плотную стену гладких алых стеблей, путники вышли из зарослей через дорогу от дверей в постоялый двор. Элейн вскарабкалась по склону оврага на мостовую и замерла. Аделард смотрел на нее с недоумением, она же взирала на все с благоговением и страхом, чуть меньшим страхом, чем на самого Егеря.
-Элейн, - тихо позвал Аделард, и девушка обернулась. – Ты можешь повернуть. Пока не поздно.
-Знаешь, о чем были молитвы людей, что приходили к тебе ночью? – укоризненно взглянув на него, спросила женщина. И тут же дала ответ: - Они были не о том, чтобы ты что-то им дал. Люди молились, чтобы ты сохранил самое дорогое: быт, близких, жизнь. Если ты Ришма, то должен повергнуть все в хаос. А они просили этот хаос умерить. Если я нужна, чтобы спасти мир от хаоса, то могу я отступить? Не это ли мой, - она решительно качнула головой. – Нет, не мой долг. Священный долг каждого помочь спасти мир, не так ли?
-Именно этого я и хочу, - кивнул Аделард, - спасти мир от хаоса. И мой долг быть здесь, с тобой. Но если что-то пойдет не так, держись позади меня слева. – Элейн кивнула. Храброе выражение на миг исчезло с ее круглого личика, и Егерь поспешил ободряюще пожать ее руку. Девушка не сопротивлялась, а на доброжелательную улыбку ответила взаимностью. Они прошли через мостовую к Постоялому Двору Когнирина. Впереди Аделард, за ним женщина, обвешанная детьми.
В столь ранний час постоялый двор пустовал. Лишь его хозяин меланхолично готовил заведение к вечерним гостям. Аделард решил первым делом нужно показать Элейн ему.
В пустом, тепло освещенном из окон зале царила уютная, пропитавшая деревянные стены и балки тишина. Обстановка навевала сон. Даже Томас подпал под это влияние спокойного утра и лениво расставлял бутыли под стойку.
-Томас, - слишком громко и беспощадно по отношению к тихому беззаботному утру позвал от дверей Аделард. Трактирщик вздрогнул, но тут же подобрался, готовый встретить клиента. Завидев юношу, он подуспокоился.
-Я думал, - сухо проговорил Том, - тебя уже нет среди живых.
-Как видишь, - Аделард широким шагом подошел к стойке, ведя за собой женщину. – Я должен тебе кое-что показать. – Памятуя о том, что Томас единственный в деревне не шпынял и не был его в детстве, юноша порадовался, что застал трактирщика одного. Подойдя к стойке, Егерь облокотился на нее, воодушевленно глядя на Тома. – Я нашел разгадку, Том. Это все братья. Твой брат, Лукаса. Даже мэра. Только братец его нищий доходяга, видимо не уметь ни хрена – это у них семейное. – Сбивчивая речь подкреплялась возбужденными жестами ладоней Аделарда. – Они там живут, по-другому. Удивительно. У них все из Анны-Марии. Одежда, дома. Они даже умеют собирать и вымачивать ее так, что она становится похожа на кожу. А еда! Еда, Том. Твое вино в сравнение с тем, что они творят с этим растением – детский лепет. – Аделард хохотнул и быстро продолжил. – С давних пор, как они говорят, с момента сотворения мира, они отдают одного из близнецов, так же, как и вы, считают когниринцев богами и, приходя сюда через заросли, тыря вещи и говоря пакости, якобы возносят молитвы. Представляешь! – Широкая улыбка растянула лицо Егеря. – Из-за такой вот глупости и из-за того, что вы отдаете одного из двойняшек вся эта суматоха. Том, причин для страха нет. Никто ничего не замышляет. Это всего лишь отправленные в плаванье братья. Вот смотри.
Он бережно направил девушку вперед, чтобы трактирщик смог лучше разглядеть ее.
Глаза Тома расширились, худое лицо вытянулось еще больше, руки затряслись, ноги сами сделали два шага назад, но на третьем подогнулись, и хозяин с грохотом шлепнулся на пол. Но худое лицо не морщилось в радостной улыбке, напротив, оно собиралось в злобную гримасу. Оно было таким с первого слова Аделарда, только юноша не замечал этого за пеленой воодушевления.
-Что… Что… Это… Что это значит? Нина?
-Нет, Томас, ее зовут Элейн.
-Что происходит? Как это? Зачем? – Ошарашенный трактирщик переводил взгляд с одного лица на другое, взгляд его становился диким от ужаса, губы дергались, руки шарили по полу в поисках чего-то. Аделарду не понравилось это зрелище. Оно заставило его положить руку на меч. – Ты? – С внезапным осознанием на Томаса снизошел покой человека, решившего мучившую его загадку. Из покоя, взметнулась ярость. – Я тебя приютил, пытался помочь, а ты заодно с ними? Кто тебя прислал? Кто дал тебе… это?! – Том указал рукой на Элейн. – Это мэр, да? Он все придумал? Я всегда думал, что это его рук дело. А чьих же еще? – Аделард даже не заметил, как разъяренный Том поднялся на ноги. Его грозный голос разбудил детей, и Элейн принялась их укладывать, тоже со страхом наблюдая эту сцену. – Убирайся. И куклу свою прихвати.
-Я хочу уйти, - жалобно пискнула женщина, прижимая к себе детей.
-Стоять, - рявкнул на нее ничего не понимающий юноша. – Я предлагал уйти. Ты сказала, что у тебя долг. Вот и отдавай его. – Егерь повернулся к трактирщику. – Том, заткнись и слушай, - Аделард ухватил его за ворот рубахи. – Это сестра Нины. Я пришел всем все объяснить, а не козни строить. Неужели ты не видишь, что вы все ошибались? Что бояться нечего.
-О нет, - он сбросил руку Аделарда со своего воротника, толкнул в плечо. – Я ошибался только в том, что доверился тебе. Как и Нина. Потому ты ее убил. Она что-то узнала, или рассказала тебе. А теперь хочешь убить меня, или свести меня с ума, пользуясь лицом умершей девушки? Не выйдет! – Он брызгал слюной Аделарду на лицо. – Я выведу тебя на чистую воду. Я всем расскажу, что во всех бедах виноват ты. Тебя сожгут, а твою марионетку забьют камнями
Он быстрым шагом вышел из своего заведения. А Аделард так и стоял возле стойки. Зубы клацнули друг о друга, когда он с силой сжал челюсти. Элейн отшатнулась от него, начала делать шаг в сторону выхода, но его взгляд приковал ее к месту. Ее рука нервно поглаживала затылок ребенка, успокаивая то ли его, то ли саму женщину.
Из-за дверей слышался крик. Томас шел по улице, возле каждого дома выкрикивая что-то гневное, наверняка обвинительно-обличительное. Вскоре его одинокий крик перерос в гул. Видимо, трактирщик смог перебудоражить всю деревню, собрать всех жителей для расправы. Правосудием у Аделарда мозг не поворачивался это воспринимать. Элейн тоже все слышала и представляла, что с ней будет. Она крепче прижимала к себе детей, храбрилась, напускала на себя отрешенный вид принимающей уготованную ей богами участь, но озиралась по сторонам, ища выход, и пятилась к стене, выхода не находя.
-Стой здесь, - скомандовал Аделард.
-Боги гневаются, - бормотала она. – Нельзя мне было сюда приходить. Нельзя.
-Будь здесь, - Аделард вытащил меч. Он подошел к напуганной женщине и заглянул в ее карие глаза. – Ты должна мне помочь. Помочь открыть правду. – Она начала что-то мямлить, какие-то возражения насчет гнева всевышних, но юноша ее перебил. – Если у нас не получится, - тон его смягчился, и следующие слова прозвучали с искренней заботой и участием: - ты побежишь наверх по лестнице. В конце коридора увидишь закуток, там лестница на чердак. С крыши спустишься по лестнице и сразу же домой. Я их задержу.
Шум на улице приближался. Элейн изо всех сил боролась со страхом и желанием тут же пуститься бежать, и пока что побеждала. Она стояла за спиной Аделарда, нервно сжимая его плечо, левое, как он и велел. С грохотом дверь в постоялый двор Когнирина открылась и в главный зал хлынула толпа. Все сонные, кто в чем, но уже с ножами, секачами, серпами да косами.
Аделард решил не показывать страха. Пусть боятся они, пусть их нерешительность даст ему время для нескольких слов.
-И что тут у нас? – с лязгом выхватив сверкнувший белой полосой меч, гаркнул юноша. Толпа остановилась в нескольких шагах от него.
-Ты предатель, - нерешительно выкрикнул кто-то из первых рядов. Аделард не мог сказать кто именно. Он прожил с этими людьми много лет. И не узнавал лиц. Даже шпыняя его в детстве, те же самые лица казались добрее.
-Заткнись и слушай, - крикнул в ответ Аделард. – Вас всех преследуют страхи. Но они абсолютно напрасны. Не беспочвенны, но напрасны. – Поднялся гул. Снова. Одним ударом юноша с треском перерубил ближайший к нему стол. Это произвело нужное впечатление: все притихли в испуге. Направив острие меча, остроту которого только что показал, в сторону толпы, Аделард звучным голосом продолжал: – Все те странности, что творятся в вашей деревне, объясняются не заговором против каждого из вас. Люди, которые ведут себя странно, пропажа вещей – это все делают жители деревни, что находится в зарослях Анны-Марии, - указал юноша мечом. – Они ваши братья и сестры.
-Что за чушь?
-Ты за кого нас принимаешь?
-Молчать, - снова гаркнул Аделард. Все затихли. Толпа начала медленно обтекать столы и толстые деревянные подпорки, заходя с флангов. Егерь выдел эту попытку окружить его, но пока ему давали говорить, ничего не предпринимал. – Каждый раз, у вас рождается двойня, - продолжал юноша, краем глаза наблюдая за обходящими его людьми. – И каждый раз одного ребенка вы отдаете богам. Так вот их забирают не боги. А жители той деревни. Точно так же поступают они со своими двойняшками. Один из близнецов остается в родной деревне, второго забирает другая с полей Анны-Марии. Иногда те, что за зарослями, - парень снова указал кончиком меча в сторону деревни Элейн, - приходят сюда. Приходят молиться, приходят за чем-то, что им нужно, например, стеклянная посуда, приходят зачать детей. Они считают вас богами. Оттого странное поведение и всевозможные пропажи. Вот откуда непонимание и страх. Но как видите, бояться нечего.
Аделард нашарил рукой позади себя молодую мамашу и вытащил ее вперед. Она сопротивлялась и выходить из-за его спины не хотела. И все же вышла. Но юноша поставил ее рядом с собой, а не впереди, чтобы в случае чего быстро закрыть ее от толпы. Все собравшиеся замолчали, челюсти на непонимающих лицах потихоньку начали оттягиваться, по толпе слабой волной прокатились охи и ахи, превратившиеся в боязливое перешептывание.
-Это Элейн, - объявил юноша, когда завладел вниманием толпы. – Сестра Нины. Она живет в деревне, о которой я говорил. Там живут все ваши двойники. – Через толпу пробрался Лукас. Аделард не знал, что человеческое лицо в один миг может изображать изумление, недоверие, восторг, счастье и страх, но лицо скорняка смогло. – А это, - Аделард тронул одного из детей Элейн, - ее сын, зачатый Лукасом. Второго ребенка она отдала богам. Это тот самый мальчик, которого недавно приняла к себе одна из семей. А за спиной Элейн дочь Софии, которую та вчера на моих глазах пустила по воде в корзине. – Все замолчали, недоверчиво хмурясь, переваривая услышанное. Только Лукас с любовью смотрел на женщину, державшую его сына. – Вот так и вырастут эти дети, один брат здесь, другой там. Вырастут очень похожими, и в свое время один придет сюда с молитвой, или чтобы произвести на свет новую жизнь. А неразбериха продолжится. Вот только для страха нет причин. У вас есть братья и сестры, целое селение братьев и сестер. Вы можете их обрести, если только захотите увидеть. Страх – он как змей, кусающий себя за хвост, - Аделард с сочувствием посмотрел на ничего не понимающих людей, уже не злобных, просто сбитых с толку. – Вам страшно и сейчас. Но чтобы не было страшно через минуту, или вечером, или завтра, бояться нужно перестать сейчас. Змею, нужно отрубить голову. – Ему удалось завладеть вниманием толпы, и Егерь продолжил, с сочувствием: - Непонимание, недоверие, мертвые традиции и нежелание задавать вопросы и слушать ответы, привели вас к тому, что не доверяете близким людям. Просыпаетесь и засыпаете в страхе, - юноша нахмурил брови, - перед чем? От всего этого можно избавиться. Здесь. Сейчас. Раз и навсегда.
-Так нельзя, - прошептала Элейн. – С богами так нельзя. Нельзя менять порядок. Ты несешь хаос. – Внезапное осознание расширило ее глаза до невообразимых размеров, кровь отхлынула от лица. – Ришма, - в ужасе прошептала она, глядя в глаза Аделарда.
Это сбило юношу с толку. Он потерял нить разговора, потерял захваченную рассказом толпу. Стоило этому случиться, как все очнулись, посыпались обвинения во лжи, угрозы расправы. А Элейн все продолжала повторять «Ришма». -И ты ждешь, что мы поверим? – Старая, вытянутая женщина с недовольным ртом на угловатом носатом лице вышла вперед. – Показываешь нам подделку, которая только подтверждает, что ты участник заговора, что он есть, что не зря на наших дверях засовы, придумываешь нелепую сказку, явную ложь, и ждешь, что мы усыпим бдительность? Не бывать этому! – Толпа поддержала ее, наполняя уютные деревянные стены подбадривающими кличами. – Близится темное время! Не дадим ему одолеть нас!
И тут все сорвалось с места. Напряжение лопнуло, как последняя нить каната, на котором висел огромный груз. Груз, размером с разъяренную деревню. Грохот ног по деревянному полу, крик, визг, лязг, бряцанье. Одним движением Аделард оттащил Элейн за себя и стал размахивать мечом, особо не задумываясь, куда попадет. Ему важно было напугать людей сверкающей сталью дугой перед их лицами. Несколько рабочих частей повседневных орудий труда со звоном покатились по полу, срубленные с рукояток и черенков. Это немного приостановило толпу. Но только не Лукаса. Здоровяк ринулся в сторону Аделарда, а юноша ему и не мешал. Он знал, к кому на самом деле бежит скорняк. Оказавшись за спиной Егеря, щн обнял Элейн, точнее закрыл ее от всех своим огромным телом.
-Лукас, - крикнул Аделард через плечо, размахивая мечом перед злобными лицами односельчан. – Уходите. Быстрее.
Позади него послышались быстрые шаги по ступеням. Лукас не отличался легкостью походки, поэтому ступени под ним грохотали и скрипели. Грохотали и скрипели все выше и выше, пока не превратились в глухой топот по коридору.
А толпа наседала, видимо поняла, что юноша не хочет никого ранить. Некоторые даже осмелели настолько, что тыкали в его сторону вилами, как копьями. Но они ошибались. Аделард еле сдерживался, чтобы не начать рубить их на куски, не хотел только задеть ни в чем неповинную Элейн. Да, она вносила свою долю в общую сумятицу жизней этих людей. Но не она колотила его маленького, не она не подпускала его к своим детям, не она в детстве кидала в него камнями потому, что никто ее за это не отругает. Она ему ничего не сделала. А вот они сделали.
Очередное импровизированное копье Аделард отвел в сторону и врезал его обладателю по лицу. Звенья кольчужной рукавицы впились в плоть злобной бабы и тут же рассекли ее. По страшному лицу, покрытому волнообразным следом от удара, заструилась кровь. По главному залу постоялого двора, заполненному озлобленными людьми, прокатился вопль женщины. При виде той каши, в которую превратилось ее лицо, толпа замерла. Пролившаяся кровь добавила им ярости. И страха. Голодные, неузнаваемые лица смотрели на Аделарда с еще большей ненавистью. Но ни один не делал в его сторону никаких движений. Даже несмотря на то, что их было много, несмотря на кровь одной из них, проливать свою они побаивались. Но боялись они недолго.
Кто-то из толпы бросился на него. Аделард среагировал мгновенно, ударив нападавшего в плечо. Быстрее он среагировал только когда уловил справа от себя еще какое-то движение. Он даже не заметил, как схватил ближайший стул и мощным ударом свалил несчастного на пол, погребя под обломками невезучей мебели.
Из оружия у них было все, что попалось под руку в столь ранний час, из брони только ночные рубахи, наскоро надетые чулки и башмаки. На женщинах были нижние рубахи и чепцы, которые почти не прикрывали растрепанные головы. И то, что Аделард был в полной выкладке, ему сейчас здорово помогало. По кольчуге то и дело скрипели лезвия серпов, ножей и тесаков. Толпа жаждала крови, и даже размахивание оружием перед их лицами не очень их останавливало. Аделард понимал, что он им нужен мертвым, что в этой схватке полумерами не обойтись, но все равно ограничивался только запугиваниями.
Изменила все девушка. Почти девочка. У нее была длинная завидная коса, в тонких ручках деревянная рогатина. Наверное, ее лицо было милым, до того как его обезобразила гримаса ненависти. Она подошла близко, слишком близко. Ухватив ее за тонкие, едва ли не такие же тонкие как черенок рогатины, что они сжимали, юноша отшвырнул девочку в сторону, под стол, достаточно мягко, чтобы не поломать хрупкое создание. И благополучно забыл о тонкой фигурке, скрытой под длинной камизой на полу. Перед ним была просто стена ненавидящих лиц, куда более серьезных, опасных. Но боль поразила его не в грудь, не в лицо, как следовало бы ожидать. Болезненный толчок пришелся в спину, выше почки и очень близко к ребру. Аделард резко обернулся, готовый поразить насмерть незадачливого убийцу, но увидел злобное лицо той самой девочки: зубы стиснуты, дышит, словно бык, глаза дикие, из косы в разные стороны торчат волосы. А в руках все та же рогатина. Не будь Аделард в кольчуге, на этой деревянной вилке для перекидывания сена его жизнь и закончилась бы. И в этот-то момент что-то в нем щелкнуло. Пропала жалость, мысли о том, что женщина слабее и драться с ней просто несправедливо хотя бы из-за физических особенностей, в темный уголок сознания загнались сомнения. В тот же уголок он запрятал гуманность, сдержанность, чтобы роились там и не мешали. От полученного удара Аделарду было не столько больно, сколько обидно. Он ведь хотел, как лучше, чтобы никто не пострадал. А оно вон как повернулось.
И больше он себя не сдерживал. Кроме одного правила, он не убивал. Вместо того, чтобы проткнуть горло девчонки, он схватил ее за шкирку, притянул к себе и просто саданул ей яблоком меча в лоб, аккурат между бровей. Лязгнуло, по мечу прошла легкая вибрация, и бешеное чадо упало на пол, безобразно раскинув руки и ноги.
Недостатка в противниках Аделард не испытывал: вся деревня встала против него. Оказавшегося достаточно близко мужчину он пнул, то ли в грудь, то ли в живот, юноша не разобрал в пылу схватки, но оппонент отлетел спиной в торец крышки стола. Раздался грохот, скрип отъехавшей в сторону мебели, тело несчастного изогнулось назад, обнимая спиной торец столешницы. Но Аделард этого не замечал и не слышал, переключаясь на следующего противника. Все его внимание сосредоточилось на размахивающей ножом женщине слева и мэре с топором справа. Мэр. Жирный ублюдок. Сколько раз он видел, как маленького Аделарда избивали сверстники и взрослые? Сколько раз он сам пинал тощего мальчишку ногой в крестец? Он не сделал парню ничего хорошего за всю жизнь. А теперь еще и это. Нет. Этот тип точно не заслуживает ни жалости, ни банальной вежливости. К тому же в данной ситуации именно мэр нес в себе большую опасность.
Нож женщины скользнул по кольчуге на плече Аделарда, и юноша тут же про нее забыл. Топор толстого мужчины заслуживал большего внимания. При каждом неоправданно широком замахе мэр стонал и пыхтел, складки на жирной шее уже покрылись потом, а щекастое лицо налилась краской.
Топор мэра мелькал перед лицами собравшихся, немало убавляя их решимость бежать в атаку рядом с ним. Благодаря этим широким ударам вокруг Аделарда и его противника образовалось свободное пространство, и юноша пользовался им в полной мере. Он отступал, уворачивался, начиная получать удовольствие от схватки и про себя посмеиваясь над жирным неуклюжим оппонентом.
Лезвие топора промелькнуло мимо Аделарда и с лязгом и хрустом скользнуло по чьему-то черепу. В толпе послышался одинокий женский визг, который послужил для юноши сигналом. Легко, без особых усилий, почти изящно, он дважды хлестнул мечом перед собой, на втором ударе слегка согнув колени. Первый удар отсек руку с топором, а следующий, обратный вспорол артерию на бедре толстяка. Жирная туша содрогнулась, пошла волнами, визжа и истекая кровью. Если сейчас обрабатывать его культю, что извергалась кровью, а ногу ампутировать, то его еще можно спасти. Но до вопящего под столом мэра никому не было дело: все были заняты Аделардом. Егерь отошел от истекающего под столом мужчины и двинулся к толпе, с вызовом выпрямив спину.
-Такой путь вы выбрали? – гаркнул Егерь во всю мощь своих легких, указывая мечом на вопящего мэра. – Страх, непонимание и кровь? Отрицание того, что где-то там, - меч указал в сторону зарослей за стенами постоялого двора, - есть ответы, только руку протяни? Выбираете повторяемость, пусть мучительную, и готовы драться за нее? Вечера в молчании в трактире, и сны с ножом под подушкой? А того, кто говорит, что есть иной путь хотите забить?
-Мы нашли виновника наших проблем, - сказал из толпы Том.
-Ну убьете меня, что дальше? – ухмыльнулся Аделард. – Избавитесь от страха? Нет. Потому что не хотите. А те, из-за зарослей будут приходить и сеять подозрения. И все вернется на круги своя. А потом вы найдете еще одного несчастного путника, которого обвините в своих несчастьях и убьете. И так по кругу.
-Тебе нас не запугать и не запутать, - разглагольствовал Томас, подогревая ярость толпы. – Давай, народ, задавим его все вместе!
Народ поддержал его призыв громогласным воплем и двинулся на юношу. На практике большинство инструментов, которые деревенские прихватили с собой, оказались бесполезны: вилы, грабли и косы бились в потолок, задевали резные опоры, неудобны для использования в вязкой толпе. А вот у кого в руках были тяпки, серпы и дубинки орудовали с большим успехом, правда в основном по своим же. Они бы сами себя поубивали, Аделарду стоило лишь держать их на расстоянии. Так он и делал.
Переворачивались столы, деревенские пытались зайти с флангов, сзади, грохот, топот, крики, стук инструментов о предметы, сумятица. В толпе мелькали дубинки, но они звонко бились о черепа, плечи и руки стоящих рядом с обладателем подобного нехитрого оружия. И все без толку. Аделард мечом отводил от себя редкие удары, отступал, уклонялся. Труда это не составляло, так как буяны в толпе мешались друг другу и изрядно побаивались меча юноши, уже показавшего себя в деле. Мэр под столом затих, кровь больше не лилась из его ран, а большая часть уже вытекшей впиталась в сухое дерево пола. Медленно пыл толпы начал спадать, и вскоре все вернулось к тому, с чего начиналось: Аделард стоял на месте, решительно глядя на них, а когниринцы разошлись полукругом перед ним в разгромленном зале постоялого двора.
Дверь позади толпы распахнулась, впустив ослепительную толику света погожего дня в трактир. Все собравшиеся резко повернулись туда. И тут же начали расступаться перед полуторометровым начальником гарнизона Когнирина и его единственным подчиненным. Оба серьезные, на людей в толпе смотрят с угрозой, а те тупят взор и неловко мнутся. Минуту бы назад так себя вели.
Когда двое вояк добрались до Аделарда, то тут же обнажили оружие и встали спина к спине.
-Довольно, - крикнул командир звучным молодым голосом. – Заберите раненых, приберите здесь все, остыньте и возвращайтесь к своим делам. Или можете остаться здесь, и тогда у вас не останется рук, чтобы возделывать землю.
Для приличия храбрящиеся когниринцы помешкали. Вопросительно поднятые брови на поворачивающихся друг к другу лицах говорили, что не хотелось им больше крови, не хотелось стоять тут грязными, в одном исподнем, зато в шляпах и при оружии, от которого нанесли больше вреда своим. И командир предложил им отличный повод оставить эту глупую затею. Все это понимали, все хотели пойти домой. Но не могли этого показать. А потому медлили. Как бы с неохотой они начали подбирать с пола разрубленный Аделардом инструментарий, кто-то утащил за ноги мэра, девчушку, что так и валялась на полу без памяти, взяли на руки и вынесли. Все начали расходиться, но неодобрительно смотреть на троицу в центре главного зала постоялого двора не переставали. Последним выходил Томас. Его вид, мрачнее обычного, и ненависть в глазах, говорили, что ничего еще не кончено. Он бы с удовольствием и дальше проливал кровь, чужую, свою, любую, лишь бы пролилась Аделардова. В дверях он обернулся.
-Мы найдем его. И тогда поквитаемся.
-Не найдете, - со спокойной уверенностью отрезал командир. Томас хмыкнул и вышел, закрыв за собой дверь. Командир зашел за стойку, взял там глиняный стакан, который в его детских руках казался комично огромным, и наполнил его вином из бочонка. С пола паренек подобрал стул, поставил его к столу, чудом не перевернутому и устроился на нем вразвалку. Однако предусмотрительно сел боком к двери, а меч, пусть и небрежно, но положил на стол перед собой. – Ох и сколько от тебя проблем, Аделард. – Он наклонился через стол и гневно процедил: - Ты понимаешь, что эти твои голубки разбудили меня в несусветную рань, чтобы я тебе помог? И я зол.
-Понимаю. Чего так долго? – Командир на это расхохотался и сделал глоток вина из стакана. – Не рановато ли пить?
-Рановато, - кивнул мальчишка, - но что мне делать, если безмозглый, наглый, - на слове наглый парень сделал акцент, - Егерь задумал в одиночку драться со всей деревней?
Аделарду надоело стоять, надоело смотреть на мальчишку сверху, из-за этого серьезные слова командира еще больше не вязались с его внешностью. Юноша сел за соседний столик напротив, тоже боком ко входу, меч тоже положил перед собой.
-И что? – пожал плечами Аделард. – Оставил бы меня тут. Подумаешь, убили бы.
-А-а, - командир улыбнулся. – Ты не понимаешь. Я в любом случае оказываюсь в дерьме, которое ни расхлебывать, ни глотать у меня настроения нет. Я ни в коем случае не мог позволить им убить тебя, потому что ты – Егерь, ты важнее всех этих людей, ты охранник прохода. И если я встану перед выбором: вся эта долина, с людьми, зверьми, горами и прочим, или ты, я не задумываясь ни секунды, выберу тебя. Потому что ты непомерно важнее.
-Я рад, - хмыкнул юноша.
-А ты не ерничай, - хлопнул стаканом по столу командир. – Ты видел тварь в яме, - указывал мальчишка в сторону гарнизона, где сгнил ходячий труп. – Представь тысячи таких. И на пути у них только ты. Что будет, если вся эта мерзость вырвется через перевал? Тогда будут такие жертвы, что об этой деревеньке и не вспомнит никто. Так что, если потребуется, - он успокоился и снова откинулся на стуле, - я всех их пущу под нож, но я этого не хочу. Так же расследовать твое убийство, ведь мне бы пришлось повесить всю деревню. Закрыть глаза на такое не получится. А я этого не хочу. Мне здесь нравится. О чем задумался?
-Думаю о том, где я ошибся, - Аделард смотрел в бревенчатую стену. – Какое из слов было неправильным. Наверное, не нужно было говорить Томасу про его вино. Может, его спугнуло именно это?
-Идиот, - покачал головой мальчишка и обряжено выдохнул, глядя на Аделарда. Потом посмотрел в свой стакан, отпил еще глоток. – Тебе бы думать о том, что ты задел их за живое, что слишком много крови пролито, чтобы страх достаточно остудил их злобу, что они вернутся. Но нет, ты думаешь, можешь ли их спасти? – Мальчишка посмотрел Аделарду в глаза, и взгляд этот, слишком серьезный, слишком понимающий, слишком взрослый, пробрал Егеря до дрожи. – Думаешь, твоя вина в том, что они не могут принять правду? Что живут в ужасе от собственных теней? Странно, но самые умные слова ты произнес в гневе. Они выбрали этот путь. Что бы ты им ни сказал, что бы ни показал, - командир махнул рукой на дверь и откинулся на стуле, - да приведи ты сюда хоть всю ту деревеньку – они бы не послушали и не увидели. Потому что выбрали. Так что лучше пораскинь мозгами над тем, что страх поубавил ярость, но злость и обида у них осталась. Что они не выиграли, но и не проиграли, а нас всего трое. Надо думать о том, когда они об этом вспомнят, и как скоро вынесут эту дверь, ища возмездия и желая вместе с тобой похоронить правду, которую ты принес. А если уж хочется кого-то спасать, то подумай о парочке, что спряталась за хлипкими стенами гарнизона. Подумай о том, куда им идти, ведь ни он, ни она не могут вернуться по домам. Вот о чем, - не выпуская стакан из пальцев, парень указал на Аделарда, - тебе идиоту надо думать, а не о том, как спасти подонков.
-Вы стояли за дверью и не пришли сразу, раз слышали все это. – Аделард переводил недоверчивый взгляд с одного солдата на другого. – Почему?
-Ждали до последнего, - пожал плечами паренек и отпил из стакана. – Вдруг все обойдется. Капрал, посмотри, на кухне что-то горит, или мужичье решило спалить нас вместе с трактиром? – Не сказав ни слова, мужичок обогнул стойку и скрылся за неприметной дверь в дальнем конце зала.
-Не обошлось, - протянул Аделард, и флегматично добавил: - Я убил мэра. Кажется.
-Нового найдут, - отмахнулся командир. – Тебя мне придется препроводить к твоему месту службы. Видимо исполнилось твое желание пораньше там оказаться. – Он залпом допил вино и встал, подняв со стола меч. – Так что пей свое последнее вино, последний раз щупай девку, и пошли.
Капрал вернулся с куском мяса в зубах и подошел к окну, быстро перешел к следующему, а после встал у входа.
-Командир, - подал голос от двери солдат, перехватывая алебарду и выплевывая кусок жаркого. Он был такой же растрепанный и неряшливый, но усатое лицо выражало озабоченность и сосредоточенность. – Сброд на улице собирается. Если мы не хотим пустить им кровушку, то стал быть надо того, улепетывать.
-Да, ты прав, - он посмотрел на Аделарда. – Идешь?
-Только последнее вино с собой прихвачу. – Юноша зашел за стойку, взял оттуда пузатую бутыль и вернулся к командиру. – Кстати, спасибо, что привел весь гарнизон мне на выручку.
-Пустяки, - не оценил издевки командир. – Выходим, держи меч наготове.
Толпу на улице подпитывали все новые, как вливающиеся в лужу людской массы темные капли. Аделард не знал, хотят ли они крови, или просто мечтают избавиться от него, принесшего столько бед в их спокойную жизнь. Но перед постоялым двором толпа оставила им пространство, чтобы выйти, и не препятствовала, когда троица двинулась по улице в сторону деревянного забора. Глядя в ненавидящие лица вокруг, от каждого Аделард ждал резкого движения, ждал нападения со всех сторон. От напряжения меч в его руке подрагивал.
-Командир, - вклинился в разговор мужик. – Они идут за нами.
И правда, за их троицей тащилась вся деревня. Обстановка накалялась. Аделард еле сдерживался, чтобы не ответить незамедлительно на каждое движение, которое так и не превратилось в нападение. По тропе к частоколу гарнизона спускались спиной вперед, чтобы видеть деревенских. Но те просто шли.
Расслабился Аделард только когда неряшливый дядька закрыл за ними ворота, отделив от когниринцев. Там их поджидали Лукас и Элейн. Оба с обеспокоенными лицами.
-Мне жаль, что выдернул вас из ваших миров, - с искренним сожалением сказал Аделард. – Я считал, что делаю лучше для всех. А получилось это.
-Возможно оно к лучшему, - отвечал скорняк. – Мы вместе. – Он посмотрел на Элейн, обвешанную детьми с сочувствием. – Хотя для нее это удар. Она не хочет верить. Точнее наоборот, хочет верить в то же, во что ее научили верить. И считает тебя каким-то злобным божестовм.
-Ришма – разрушитель порядка, - подсказал Аделард.
-Точно.
-Что будете делать?
-Не знаю, - тяжело вздохнул Лукас. – Скорее всего уйдем отсюда. Ей нельзя в ее деревню, там она станет той, что допустила падения мира. Да и не смог бы я каждый день видеть копию себя, которая не допускает мысли о том, что он мой брат. Не знаю, в общем. Будь что будет. – Повисло молчание, неловкое и гнетущее. – Спасибо тебе, - решился наконец здоровяк. – Если бы не ты…
-То полсотни человек жили бы себе и жили в мире, который считали идеальным. И пара человек не умерла бы. – Аделард тоже посмотрел на Элейн. – Не дави на нее. Если не захочет видеть, то не заставляй.
-Как я могу? После того непонятного затяжного кошмара разом проснуться и не пытаться разбудить дорого человека?
-Не знаю. Просто, - юноша тоже глубоко вздохнул. – Просто я так же думал. И вылилось все в гадкую вонючую жижу. – Он ободряюще положил руку на мясистое плечо скорняка. – В общем, решай сам, но будь осторожен.
В это время подоспел командир. В руках он держал подбитый шерстью белый плащ и толстую книгу в кожаном переплете.
-Вот, - мальчишка вручил все новоиспеченному Егерю. – Это тебе пригодится. Теперь ты Егерь. Не нужно клятв, не нужно обещаний. Твой долг сам нашел тебя. Значит, сможешь его исполнить. Отныне у тебя нет пути, ни вперед, ни назад. Есть только вечная стража. Неси ее достойно.
Что-то в этих словах Аделарда тронуло настолько, что он даже проглотил остроту, которую хотел напоследок выдать парнишке. Он молча последовал за командиром, который вел его мимо расплющенного и вибрирующего здания казармы к основанию почти отвесного горного массива. Когда в глазах перестало рябить от оптической аномалии, Аделард смог различить тропинку. Хотя тропинкой эту каменистую, круто вздымающуюся вверх и трудно проходимую ленту свободной от всякой растительности скалы могли считать только архары.
-Дальше тебе придется идти одному, - сказал командир. Он протянул свою тонкую детскую руку для пожатия. – Удачи тебе.
Непонятно чем тронутый, Аделард пожал предложенную руку, и командир начал спуск.
-Ах да, - обернулся мальчишка через пару шагов. – Не натвори глупостей.
Он не дожидался ответа, просто развернулся и пошел дальше. Туда, где уютно скрылся возле стены горной породы Когнирин, где оставалась вся далеко не счастливая жизнь Аделарда. Там остались жители, которым жилось не сказать, чтобы уж хорошо. Осталось там и ярко красное пятно зарослей Анны-Марии, где притаилась небольшая деревушка. Там оставался целый мир, который не принес Аделарду ничего, кроме страданий и непонимания. И все равно его одолевала печаль. Тоска, грусть, обида и злоба – все смешалось в один непонятный ком эмоций, который не давал ему повернуться к тропе и начать подъем. Там внизу на него смотрели Лукас и Элейн. Из всего того, что он сделал, получилось: один счастливый здоровенный скорняк, одна девушка в смятении, одна деревня, готовая забить его камнями, и два трупа. В детстве он получал тумаки за то, что не понимал страхов окружающих. Сейчас он их понимал, знал их причину. Знали причину и сами окружающие. Вот только ничего не изменилось. А тумаки в этот раз раздавал он. Может быть он принесет миру больше пользы, если он уйдет в горы, чтобы стеречь этот нелюбимый дом, а заодно и весь остальной мир от живых разлагающихся трупов?
Эта мысль подтолкнула непонятный ком эмоций куда-то вниз, и Аделард с облегчением повернулся к скалистой тропе. Легко, с чувством нового начала он ступил на нее.
Глава 5
Цитадель смотрела на окружающий мир свысока, щуря узкие бойницы окон. Огромная квадратная башня в городе наполненном башнями выделялась своей массивностью, надежностью, как крепость среди деревьев. Несмотря на грозную наружность, вошедшего внутрь Цитадель встречала уютом и теплом толстых деревянных балок, полов, лестниц и перилл. Но только не сейчас.
Цитадель гудела, как разворошенный улей. По коридорам, повторяющим квадратную структуру башни-колодца, туда-сюда носились гвардейцы. Вооруженные, облаченные в покрытую кровавыми подтеками темную броню, они топали по лестницам, собирались в отряды. Им под ногами мешались те, кто на носилках перетаскивал раненых, искалеченных и стонущих людей. Женщины всех возрастов занимались перевязками. В деревянных бадьях плескалась уже скорее кровь, нежели вода. Мокрые, розовые от этой воды с большими ярко алыми пятнами тряпки валялись в углах истекающими кучами и постоянно росли. Резкий с горчинкой запах обезболивающих трав и настоек перебивал душок пота и крови и мешал дышать. Прислонившись к стенам, к деревянным подпоркам, к лестницам, сидели раненые, одурманенные лекарством и с непониманием смотрящие на свои раны, на остатки конечностей. Вырвавшиеся из боя гвардейцы, но не торопящиеся в него возвращаться, пустыми глазами смотрели в стену, делая какие-то дела, в данный момент просто неуместные: один заваривал чай, второй расчесывал окровавленные усы, третья плакала из-за того, что на кафтане дырка, а ее нечем заштопать. Даниэль понимала, что во всей этой суматохе люди пытаются удержаться за привычное, будто если чай заваривается, а усы расчесываются, то все по-старому, все нормально.
Но от нормально не осталось ни хрена. До смерти уставшие гвардейцы, приваливались к ровной каменной кладке стен и тут же засыпали, укрывшись своим оружием. Оружие покрывала кровь. Кровь покрывала все: густыми брызгами украшала лица и волосы людей, мелкой дробью вкрапливалась в кожу брони, сочилась из разрезов в доспехах, впиталась в деревянный пол.
У одних гвардейцев в бою вырвали кусок кольчуги, другим расцарапали и разрезали кожаные нагрудники, оставив на них ровные или рваные полосы, у третьих доспех украшали неровные полукруги следов от зубов. Они только что вырвались из боя за стенами, боя, который пожирал город, и к которому они оказались не готовы. Неудивительно, что их осталось так мало.
Даниэль поднялась по лестнице на нужный этаж цитадели, идя по коридору, повернулась боком, чтобы пройти сквозь выдвигающийся в город отряд. Окровавленные люди вооружились и бежали ей навстречу, вновь направляясь туда, откуда она чудом смогла выбраться. Даниэль тронула за мясистое плечо девушку, заляпанную кровью, согнувшуюся пополам в попытке отдышаться. Напуганная прикосновением бедняжка резко выпрямилась, но увидев, что опасности нет, отошла с дороги, за что удостоилась благодарного кивка.
Даниэль шла по галерее, которая являлась одновременно и балконом, и коридором. Такая многофункциональность объяснялась тем, что внутри башни цитадели была полость, квадратный, под стать всей цитадели, колодец. Стоявшему на дне колодца, на квадратной покрытой камнем площади, видевшего все нутро здания, деревянные балки и перила огораживающие коридор с одной стороны виделись как балконы, многие этажи балконов. Девушка прижалась спиной к двери в стене с другой стороны коридора, когда мимо нее вперед на носилках проносили раненого, или раненую. Изгрызенная рука при неосторожном шаге носильщиков сползла с носилок, заливая алым пунктиром капающей с пальцев крови пол.
Когда Даниэль подходила к нужной двери, в собравшейся там толпе попадались знакомые лица. Офицеры, командиры патрулей, просто гвардейцы кивали ей. Девушка подумала, что, наверняка, ужасно выглядит в заляпанном мелкими каплями доспехе, с физиономией, покрытой маслянистой подсыхающей пленкой волосами. Даниэль попыталась стереть ладонью в перчатке кровавые разводы с лица, но кровь уже засохла, надежно прилепив выбившуюся в пылу схватки прядку к щеке. Первая попытка себя облагородить, успехом не увенчалась, а вторую Дани не предприняла.
По мере приближения к залу для совещаний, от ее отряда начали отделяться солдаты. Первой к своим подругам отошла Рита. Несмотря на внушительные рост и телосложение, женственной впечатлительности в ней имелось столько же, сколько в королевской фрейлине. Увиденное и пережитое сегодня далось ей нелегко.
Вторым отделился сорокалетний подросток Виктус. Маленький Виктус, выглядевший подростком лет четырнадцати, на самом деле жил в городе мертвых уже больше сорока. Он наслаждался своей вечной юностью, и из-за этой юности ему никто не давал серьезной работы. Это Даниэль попросила перевести парня в патруль, сказала, что там он сможет принести больше пользы, чем в Цитадели, рубя мечом воздух, да глазея на полуголых тренирующихся рядом девушек. И Дани сегодня не единожды убедилась, что поступила правильно. Ей нравился Виктус, он всегда любил шутку, мог оценить шутку над собой, смешливый и забавный. Но несколько часов назад он рисковал своей жизнью ради братьев и сестер по оружию. И заслужил отдых. А потому, когда он тронул Даниэль за плечо, та кивнула, отпуская парня. Хоть он и ценный членом отряда, на совете ему делать нечего. Как и ей, но Дани плевала на то, что ее не приглашали.
-Сколько еще? – С этими словами Даниэль ворвалась в зал собраний. Все собравшиеся в просторном, хорошо освещенном светильниками и свечами помещении, лишенном почти всякой мебели, кроме большого стола с разложенной на нем картой, повернули к вошедшим лица, настолько недовольные, что могли бы называться хмурыми мордами. Но за хмуростью заляпанных кровавыми разводам морд даже не особо внимательный углядел бы обеспокоенность и страх.
-Почти все патрули столкнулись с этим, - тут же ответила склонившаяся над картой Ребекка. В гвардии не существовало никакой иерархии, кроме гвардейцев и учеников, но эту женщину все инстинктивно выделяли ее, как командира, расступаясь от женщины на два шага. Хотя, Даниэль допускала, что в этом скорее замешана клювастая, вечно озлобленно сморщенная вытянутая физиономия Ребекки. – По всему нижнему городу. Жертв среди гвардии немного. Раненые не в счет. А вот среди гражданских. Их тоже доставляют к нам. Складируем на ристалище. Больше негде. – Женщина подняла взгляд и сдвинула черные угловатые брови на узкой переносице, глядя на вошедшую девушку. – Тебя не звали.
Во время патруля девушка наткнулась на стаю обезумевших мертвецов. Они выгрызли целую улицу, пока она и ее отряд смогли их остановить. Много обычных людей погибло, ничего не подозревающих, живущих своей жизнью горожан, спавших в своих домах этой ночью, так и не проснулись. Протискиваясь через плотную стену озлобленных боями офицеров, Даниэль добавила к придуманным за сегодняшний день ругательства еще несколько красочных эпитетов. Так не сказанные слова и вертелись на языке, когда она спросила, глядя сверху вниз на склоненную над картой Ребекку:
-Что мы будем делать?
-Делать? – истерично хохотнул Сэт. Он злобно посмотрел на вновь прибывших. При первой встрече, он отпускал комментарии насчет того, что такая хорошенькая девушка, как Даниэль должна не меч держать, а с кое-чем другим управляться. Тогда она воткнула меч ему в сердце. Метнула с расстояния в несколько метров. С тех пор у них как-то не заладилось. – А что мы можем сделать? Только отбиваться, если наткнемся на подобное. Побудь ты в гвардии чуть подольше, сама бы это поняла.
-Нужно наладить связь с отрядами, - хлопнула по столу Дани. В хлопке не было большой необходимости. Ей просто захотелось поскорее прервать блеяние этого мужчины. – А еще важнее установить систему оповещения. Нужно организовать гвардию. А ты, Сэт, - не оборачиваясь, процедила сквозь зубы девушка, - если не заткнешься, я убью тебя, и твоему трупу расскажу всю брань, которую сдерживаю только из-за важности момента.
-Поосторожней, Даниэль, - спокойно, но с нажимом прервала ее Ребекка. – Гвардия и так вне закона Легиона. Если мы станем армией, Провожатым придется вмешаться.
-У Короля Мертвых уже организована армия, а они не вмешались. И не вмешиваются. А нам нужно давать отпор. Или мало пострадавших валяется на нашем полу? Хотите еще?
-Чего ты от меня хочешь? – всплеснула руками Ребекка. Вся ее суровость вмиг сошла с лица, обнажив настоящую, хмурящуюся не злобно, а устало, но все равно некрасивую носатую женщину. – Чтобы я по всему городу разместила посты, на которых постоянно будут дежурить люди, которые при случае опасности подадут сигнал?
-Да, - сквозь зубы процедила Дани. – Посты уже есть. Патрули тоже. Нужна постоянная стража на наблюдательных постах. И сигнальные огни. А здесь, в Цитадели, с крыши мы могли бы отслеживать это. И нужна боеспособная группа для реагирования, постоянно наготове. Для удобства не одна. Нужны еще здания, подходящие под дополнительные штабы, форпосты. Придется наладить доступ провизии и опять же связь. Невозможность координировать наши действия – наша главная проблема.
-У нас не хватит людей, - неуверенно вставил Харрис. – Одни и те же солдаты не смогут долго без сна и отдыха. А на осуществление того, что ты предлагаешь, уйдут все люди. Их некем будет заменить.
-Объявите призыв.
-Ты понимаешь, что творишь? – Ребекка нахмурилась еще больше. Даниэль удивилась тому, что недовольная Ребекка может выглядеть еще недовольней. – Мы не в состоянии войны, чтобы идти на такое в обычных городах. А у нас город далеко не обычный. Нам нельзя собирать армии, нельзя набирать ополчение. Нам ничего нельзя. Даже то, что ты носишь оружие, милость Легиона. Они не позволят…
-Тогда нужно попросить помощи у них.
-Просить их вмешательства? – хохотнула Ребекка. – Первым же шагом с их стороны будет упразднение гвардии.
-Плевать, если следующие будут направлены на устранение угрозы со стороны Короля.
-А с чего мы вообще уверены, что это его рук дело? – подал голос Сэт. Но под недовольными взглядами, такими, которыми награждают сморозившее глупость при взрослых дитя, сжался и умолк.
-Зачем мы здесь? – Даниэль осмотрела собравшихся. Под ее пристальным взглядом, они тупили взор, старались отвернуться, съежиться. – Чтобы бряцать оружием, ходя по безопасным улицам, а перед лицом настоящей угрозы прятаться под кровать? Или мы все здесь, чтобы защищать людей, которые сами себя защитить не могут? – Все молчали. Даже Ребекка слушала молча, хоть и продолжала недовольно щуриться. – Проблема вышла за рамки грабежей. Власть Короля распространяется уже не на банду бродяг: он командует армией. И эта армия защищает его, пока он творит свои бесчинства. Это уже не грабеж. Это больше похоже на истребление, на войну, о которой здесь все так боятся говорить. И если мы не можем вести эту войну под носом Легиона Провожатых, значит нужно заручиться их поддержкой. В конце концов, им в любом случае придется устранять угрозу со стороны Короля. Так мы предложим им помощь.
-Ты дура, - скривился Сэт, - если предлагаешь такое. Это самоубийство.
Даниэль бы просто пропустила это мимо ушей. Но не Ивар. Здоровенный старик, возвышающийся над всеми, словно гора, увенчанная белой шапкой седых волос, с первого дня оберегал девушку, вступался за нее, присматривал, как заботливый дедушка. Только этот дедушка запросто давил человеку череп, зажав между ладонями. А то, что его аккуратно стриженая борода нервно подергивалась, говорило о том, что выходка Сэта ему очень не понравилась. Он шагнул в сторону мужчины, кустистые брови сдвинулись к переносице, еще сильней нависая над угрожающе сверкнувшими голубыми глазами. Под этим взглядом у Сэта затряслись колени.
-Послушай ты, червяк, - пробасил Ивар. Его кулаки сжались, мышцы на руках вздулись, отчего натянулись и затрещали короткие рукава кольчуги. – Еще хоть слово от тебя услышу, заставлю сожрать свою руку.
Ему даже не требовалось спрашивать, понял ли его угрозу собеседник. Собеседник обычно понимал, а если нет, то Ивар относился к тому типу людей, кто свои угрозы исполняет. Хоть это его заступничество Дани и находила приятным, сейчас оно могло помешать.
-И ты готова взять на себя все это? – со звучным и едким вызовом, спросила Ребекка, решившая отвлечь на себя внимание Ивара. Совершенно излишний ход с ее стороны: старик, хоть в нем и клубилась грозная, жизненная сила, ребячества, глупости и желания эту силу применять, в нем не наблюдалось. К тому же, старик уже высказал все, что хотел, распалять конфликт, когда тот уже исчерпан, Ивар не собирался.
-Я?! – Дани ошарашено уставилась на собравшихся, когда осмыслила то, что сказала Ребекка. Теперь ей хотелось съежиться под их взорами, как Сэту, всего секунду назад. – Я не думаю, что подхожу…
-Ты знаешь, что нужно делать, - сказала Мари, красивая молодая женщина, несмотря на очень крепкое телосложение. – До всего, о чем ты говорила, мы бы и не додумались. Если и браться за дело, то тебе. Ты сможешь раздать нужные приказы. А мы проследим, чтобы все было сделано.
-Выдвигаю кандидатуру Даниэль на пост командора Гвардии, первого в истории, - так же звучно и, как показалось девушке, с немалой толикой облегчения, предложила Ребекка. – Кто поддерживает? – Один за другим, собравшиеся поднимали руки. Кто-то не раздумывал, кто-то наоборот тщательно взвешивал все, третьи и вовсе ждали, пока проголосует кто-то из собравшихся, а уж потом поднимали свою. Но в итоге свое согласие дали все, даже Сэт.
-Сваливаешь на меня всю ответственность? – злобно спросила девушка Ребекку.
-Даю тебе возможность сделать то, что нужно.
-Или ударить мордой в грязь?
-Этого я на самом деле не хочу, - с искренним сочувствием сказала Ребекка. – Просто у меня не хватает смелости взять на себя то, о чем ты говоришь. Хоть и понимаю, что это сделать нужно. Надеюсь, у тебя все получится. – Она выпрямилась. – Позвольте идти?
-Ребекка, - обратилась девушка к своей наставнице мягко. – Я здесь меньше года. Не лучше ли поручить это тому, кто знает город и людей лучше? Я на совете-то оказалась потому, что наглая и дерзкая!
-Сметливая и смелая, - с легкой улыбкой, обострившей угловатые черты лица, поправила женщина. – Сейчас важно не это, - Ребекка покачала головой. – Ты умная, способная девочка. У тебя ко всему этому явный талант. А что самое важное, есть решимость воплотить это в жизнь. Я искренне считаю, что лучше тебя с этим не справится никто. Да и на совете ты бы все равно появилась. Тебя бы пригласили чуть позже.
-Ты все это заранее задумала? – стиснула зубы девушка.
-Как только начались беспорядки. Да, - без тени раскаяния ответила наставница. Недовольное лицо расслабилось, широкие плечи под кольчугой дернулись вверх в пожатии. – Лучше тебя все равно нет.
-Я запомню это, Ребекка, - угрожающе процедила Даниэль, но ее собеседница никак не отреагировала. – Всеми доступными средствами, нужно подавить сопротивление. Цитадель должна устоять в любом случае. – Даниэль обвела взглядом выжидающе смотрящих на нее офицеров. – Переживем ночь, а утром на наших наблюдательных постах уже должны дежурить гвардейцы. План ясен? Все свободны.
Даниэль махнула рукой, позволяя заняться новыми обязанностями. Слабо зазвенели кольчуги, в единый гул слилось шарканье сапог по полу. Но все достаточно быстро закончилось. Девушка осталась одна в большой комнате, перед столом с картой и непонимающе смотрела на нее. На словах все было просто. А теперь она понимала, что что-то может пойти не так, а даже если все пойдет как надо, жертв не избежать. И отвечать за все ей.
Резким, раздраженным движением девушка еще раз попыталась вытереть кровь с лица и быстро вышла. Ей тоже нужно выполнять свой долг. Люди, которые только что вышли из кабинета уже раздавали указания, все забегали, засуетились с новой силой, но уже более организованно. Мимо Дани, то и дело задевая ее, пробегали гвардейцы, посыльные. Ивар стоял рядом с дверью. Хмурый, недовольный. Он защищал ее, но и не стеснялся устраивать выволочку.
-Что ты наделала? – перекрикивая окружающий гомон, спросил Ивар.
-Мне нужен отряд. Найди Риту - скомандовала Даниэль, проходя мимо. – Я за Виктусом.
Она не стала проверять, будет ли он исполнять приказ, или же плюнет на все и уйдет жить своей жизнью. На самом деле, она боялась, что он набросится на нее сзади и сломает шею. Девушка удивлялась, откуда у нее взялось столько смелости не обернуться, идя по коридору спиной к клокочущей яростью горе мышц.
В комнату мальчишки она ворвалась без стука, о чем тут же пожалела. Виктус сидел на кровати, под одеялом ухватившись за свой член.
-ЭЙ! – крикнул гневно паренек.
-Виктус, чтоб тебя! Опять за свое?! – крикнула в ответ Даниэль, выскочив обратно в коридор и закрыв дверь.
-Я стресс снимаю.
-Потом доснимаешь. Бросай свои забавы, - скомандовала она через дверь. – Мы выдвигаемся. Будь готов через четверть часа.
Когда она вышла из цитадели, у входа ее ждал отряд: Ивар, Виктус и Рита. Рита выглядела уставшей, но свою работу она сделает, в этом новоиспеченная командор не сомневалась. Гримаса недовольства, пушащая и без того пышные брови старика, прицепилась к передней части головы Ивара, и его за это трудно винить. Виктус сжимал губы и поглядывал на Даниэль исподлобья еще недовольней. Его девушка тоже винить не осмеливалась. Дани в свою очередь сделала все, чтобы выглядеть представительно: оттерла засохшие кровавые подтеки с лица, накинула на плечи меховую накидку с капюшоном, чтобы защититься от пронизывающего ветра, со свистом гулявшего между башнями города.
-Куда мы, Дани? – уже с меньшим недовольством спросил Ивар.
-Мне нужно поговорить с Рупертом.
-С кем? – пискнул Виктус.
-С Легионом Провожатых. Держитесь в стороне, но так, чтобы придти мне на выручку.
Они двинулись в охваченный огнем и паникой город по крепостному мосту, поднявшемуся к гладкой стене Цитадели, стоило им с него сойти. На мосту через пропасть девушка оглянулась и увидела, как в бойницах появляются лучники, как на плоской крыше здания маячат маленькие фигурки людей.
Редкий житель города не знал, что на мостах улицах, протянутых между башнями, соединявшихся в площади и перекрещивающихся во всех плоскостях, идут бои. Еще более редкий житель не знал, что в городе что-то происходит, что-то плохое. И совсем редкий, видимо, тот, что весь день, от рассвета до заползающего за неровную спину гор заката, провел в заколоченной почке, что стояла в глубоком подвале, докуда не доносились ни звуки, не запахи, и где не ощущались толчки земли. Видимо, жители домов, мимо которых проходила четверка гвардейцев, относились именно к ним. Большинство окон наглухо закрывали ставни, за стеклом виднелась лишь дрожащая в испуге темнота. Но эти, высунувшиеся из окна по пояс люди, морщили носы и кашляли, от обычно освежающего, зачастую холодного ветра. И с непониманием в глазах и изумлением на лицах смотрели, как прямо у них под окнами в сторону Цитадели израненных, погрызенных, с мотающимися недооткушенными кусками плоти несчастных, порой даже волоком, оставляя на мостовой липкий кровавый след, тащили гвардейцы, выглядевшие лишь немногим лучше. Люди в окнах недоуменно вскидывали брови, слушая, как один из гвардейцев машет рукой и на всю улицу орет людям предупреждение, чтобы те сидели по домам, если же не могут, то шли в Цитадель.
Между башнями города всегда гулял ветер, будто заблудившийся зверь, все сильнее злящийся от того, что не может найти выход. Еще утром в ветре чувствовался запах свежести, или принесенный с дальнего конца города аромат выпечки. В ветре всегда чувствовалась прохлада, зачастую даже холод. Ветер обладал густой прозрачностью всегда. До сегодняшнего полудня. Даниэль дышала через кисло и душно воняющий потом рукав, чтобы мутный от дыма и каменной пыли ветер, не так сильно драл горло. Видимость тоже оставляла желать лучшего. Закат подсвечивал стоящую густой стеной пыль золотыми и красноватыми отсветами, и казалось, будто город окутало пламя. А удушье, жара, которой так высоко никогда не было, и острый, вонзающийся черными угольными иглами в основание горла запах гари, усиливали сходство.
Весь город погрузился в хаос. Нападения обезумевших трупов превратились из единичных случаев с участием немногочисленных групп в полномасштабные набеги. Они взялись из ниоткуда, резко, внезапно, что просто невозможно. И все встало с ног на голову.
Мимо шагающей через беснующиеся пыльные вихри четверки двое женщин в кожаной броне гвардии, подхватив под руки тащили безвольное тело мужчины, в бедро которого зубами вонзалась полуразложивашяся, бледно-зеленовато-черная отрубленная голова. Вдали слушались звуки ожесточенного боя. Даниэль знала, что ее люди хотят туда, сражаться с врагом. Она чувствовала, как дергается к широкому мечу рука Ивара. Чувствовала, так как через ветер со вкусом молотого камня не могла услышать, как Виктус скрипит зубами в ту сторону. Знала, потому что те же чувства испытывала сама: там шел бой, гибли солдаты, ее солдаты, теперь, даже в большей степени ее. Там страдали хорошие люди, а она шла в другую сторону.
Темные силуэты башен, мутные и зловещие, вздымались по обе стороны от моста, которым шла Дани. На зубах девушки скрежетала каменная пыль, наполняя рот и слюну неприятным каменным привкусом, а между пальцами скрипела кожа рукояти меча. Все четверо зорко озирались по сторонам. В пыльной буре, они видели не дальше своей руки. И с готовностью поворачивались к каждому темному силуэту, приблизившемуся к ним. Но каждый раз это оказывались раненые гвардейцы, ведущие гражданских, или патруль, бегущий бодрым маршем к месту службы. То, что ни один темный силуэт не превратился в разваливающуюся на глазах тварь, истекающую желчью, гнилостной слизью из ран и струпьев, у которых на обтянутом бледной лоснящейся кожей лице белели бесцветные рыбьи глаза, говорило о том, что вокруг Цитадели безопасно. Более-менее.
Чем дальше они шли, тем больше становилось хаоса. Гвардия еще не добралась сюда, все бежали ото всех. В панике, кто-то падал с моста, не углядев край за завесой пыли. Дым сильнее разъедал горло, сладковато жег легкие. Сильный, надрывно гудящий, как у кривого медного духового инструмента кашель позади девушки то и дело пробивался через хаотичную какофонию. Между домами, в узких закоулках, которых они не видели, кто-то плакал и причитал, крики, кто-то звал кого-то по имени, откуда-то снизу, перемежаемое всхлипами, доносилось «помогите». Неприкаянные люди, шатаясь, бродили в горящем уже больше красным, чем золотым, тумане. Некоторые метались, стучались в двери, выкрикивали просьбу впустить, но получали резкий отказ. Иногда Даниэль слышала скрип и щелчки отпирающегося замка и звуки потасовки следом.
Сквозь движущуюся завесу пыли, вырисовались неровные края обвалившихся башен, походившие на остатки надломленного зуба. Рядом с этим зданиями четверо гвардейцев двигались особенно осторожно, так как уже натыкались на резко обрывающиеся у самого начала мосты, принявшие на свои спины всю тяжесть одного падающих колоссов.
Чем дальше шла Дани, тем больше паники видела. Все чаще попадались целые группы бегущих непонятно куда людей, одна такая толпа чуть не затоптала их маленький отряд. Спас положение Ивар, как стена принявший на себя первый натиск толпы. А когда люди угомонились, страх перед угрозой в виде могучего старика пересилил страх непонятно перед чем, за молчанием, подчеркнутым шелестом каменных ветров по улицам, послышались звуки омерзительной трапезы. Чавканье, утробное щелкающее рычание, влажный стук зубов о мясо и кости. Даниэль пропустила людей, а сама еще стояла на мосту с рукой, опущенной на рукоять меча. Ждала, что из разлинованной потоками ветра красно-серой ряби выскочит угловатая, дерганная фигура с раззявленной пастью и блеклыми рыбьими глазами. Девушка даже чувствовала их запах: острый, пробирающийся к самому желудку кислый запах протухшего мяса. Но по мосту больше никто не прошел.
Люди бежали от монстров, от битв, от обвалов, от пожаров. Пыль во рту Даниэль приобрела сначала легкий, а затем ярко выраженный привкус гари. А бледные мельчайшие частички, из которых когда-то состояли исполинские здания, окрасились в красный. И уже не столько от заходящего солнца, сколько от полыхающих башен. Башни, облизываемые зацепившемся за них корнями пламенем, стояли среди своих подсвеченных пожаром соседей, как величественные секвойи. Жар обдавал соседние дома с такой силой, что стены шли трещинами, окна давно лопнули и выпали, люди высыпали на улицы и бежали без оглядки.
-А мы уверены, - перекрывая стрекочущий пылью о камень свист ветра и трескотню пожарищ крикнул Виктус, - что Руперт на Барбакане?
-Уверены, - крикнула Даниэль, а после обернулась к закрывающему рот и нос рукой мальчишке. – Где еще быть пастуху, когда на стадо нападают волки?
-Про стадо понял, - кивнул Виктус. – Про пастуха и волков – вроде бы тоже. Вот только нам в этой истории где место?
Даниэль не ответила, повернулась и пошла дальше. Ивар, качая головой двинулся следом, Рита тоже, укоризненно глянув на подростка. Недоумевающий Виктус несколько мгновений стоял, но, пожав плечами, кинулся догонять остальных.
К позднему вечеру они дошли до Барбакана – оплота Легиона Провожатых. Гигантские темные ворота, размером с дворец, светились множеством окон на множестве этажей. Решетчатая пасть ворот, в которые протиснулась бы и квадратная башня Цитадели, сомкнулась, не давая ужасам города вырваться за стены. Черный барбакан, словно голодный монстр, которого не могла скрыть даже пыльная буря, молчаливо взирал на царящее перед ним что-то поистине безумное. Обезумевшие от страха люди метались по площади, шарахаясь от каждой тени, ударяясь о углы ближайших зданий, спотыкаясь о тела умерших или таких же споткнувшихся. Из пыльной ряби то здесь, то там, вырывалось дерганное существо, набрасывалось на кого-то, и утаскивало обратно во мрак, из которого судьба выпустила его на долю секунды. Крики, плач, просьбы о помощи. Горящий как факел человек, крича и размахивая руками выбежал из красного тумана навстречу Даниэль, но пробежал мимо, оставляя за собой быстро исчезающий черный след дыма.
Идя дальше, к центру площади перед обителью Легиона Провожатых, Даниэль поняла, что увиденное ею – лишь отголоски настоящего хаоса.
Бурлящая толпа смешивалась, дробилась, распадалась и снова сходилась. В хаосе маячащих фигур девушка увидела даже не битву, грызню. Людей грызли. В толпе снова стаи тощих темных фигур, по одному или скопом накидывающихся на людей, валящих их на землю и вонзающих в их плоть зубы. Одного мужчину свалили на землю. Тощие руки и ноги замельтешили вокруг него, пока покрытые трупной слизью и остатками волос головы склонялись к его груди. Дани видела, что мужчина кричит, но не слышала его крик, так как таких было множество. Женщина рядом с ним, оцепенев от ужаса, стояла в нескольких шагах, глядя, как от мужчины отрывают куски тянущейся кожи, как на теле появляются кратеры укусов. Крик мужчины, увиденное, или переизбыток ужаса заставили женщину бежать. Через несколько шагов она споткнулась, встала, столкнулась с каким-то несчастным, тоже пытавшимся убежать, оттолкнула его и побежала дальше. От мужчины отделилась темная ломаная фигура. В три прыжка она догнала женщины и вцепилась когтями в ее спину. Платье поддалось сразу же, а вот смуглая кожа женщины, оттянутая обломанными когтями, продержалась дольше. Достаточно, чтобы не дать жертве сбежать, а твари подтащить ее к себе и с хрустом перекусить ключицу. Даниэль дернула плечом, глядя на искаженное болью лицо женщины, на череп, к которому прилипли остатки бледной кожи с волосами, вонзающийся в основание ее шеи. В том же самом месте как будто заболело и у Дани.
Насмотревшись вдоволь на подобное, а еще на то, что голодным тварям помогают обычные люди, командор Гвардии двинулась в толпу. Ивар расшвыривал всех позади нее, Виктус и Рита сновали между прохожими, не вступая в открытый бой.
Резкое, еле уловимое движение, словно блик в дальнем углу зеркала, заставило Даниэль не раздумывая выхватить меч и ударить. Тварь пролетела мимо нее, проскользила по площади, блестящими ошметками рассыпая по камням содержимое. Из пульсирующей мглы бури монстр не вернулся, чтобы напасть снова, и девушка широко зашагала дальше. Позади то и дело слышались лязгающие удары, металлический звук, возвещающий о столкновении стали с плотью. Гвардейцы расчищали себе дорогу.
Площадь под сапогами Даниэль усеивали трупы. Растерзанные люди, сухие уродливые безумные мертвецы, чьи тела лежали отдельно от омерзительных голов. И люди убитые оружием. А так же люди с оружием. Об это пиршество падальщиков спотыкались еще живые люди, падали, растаскивали руками и ногами кровавое месиво по площади. Ровный ковер смерти постоянно пополнялся новыми элементами узора. Даниэль перешагнула тянущуюся через всю площадь насыпь из мертвецов.
А через несколько шагов, за пустой линией брусчатки Дани увидела их. Они выделялись своими незыблемыми фигурами, словно стена, на которой держался крошечный круг порядка за их спинами. Легион Провожатых охранял выход, или вход, для кого как. Из-за стены деревянных щитов с гербом в виде черного барбакана с поднятой решеткой выглядывали суровые маски шлемов, грозно смотрящих узкими прорезями на беснующуюся толпу. Девушка понимала практичность этих стальных ведер, но не могла мириться с ограниченным обзором и духотой. На кромках треугольных щитов лежали мечи, остриями направленные в сторону толпы.
При приближении небольшого отряда Провожатые подобрались еще больше, позы стали еще напряженней, кончики мечей выдвинулись вперед.
Ветер рвал накидку на плечах девушки, гонял пыль по улицам и несчастных паникующих жителей. Из-за ветра Даниэль не слышала, что кричали ей Легионеры и кричали ли они вообще. Она оставила свой эскорт позади и шла вперед, надеясь на милость Легиона. Шла непреклонно. За несколько шагов до стены щитов Дани достала из ножен меч, взяла его острием вниз, вытащила из-за спины нож. Девушка развела руки с оружием в стороны, чтобы его было видно Провожатым. Медленно идя сквозь несущуюся сбоку пыль, развела руки в стороны. До легионеров оставалось четыре шага, когда девушка разжала пальцы, и оружие с лязгом ударилось о мостовую. В двух шагах от щитов, Даниэль опустилась на колени, руки все так же держала разведенными, чтобы они видели, что ладони пусты. Наверное, это подействовало, так как ни один легионер не двинулся с места.
Перед опущенным взглядом девушки замерли ноги, затянутые в кольчужные чулки, а она стояла на коленях и ждала, что эту голову ей сейчас отсекут. Даниэль чувствовала это желание затылком. Но вместо удара, с головы просто скинули капюшон развевающейся за спиной, будто флаг, накидки. Руперт вздохнул с облегчением, убрал руку с меча и помог Даниэль подняться. Юноша повел ее за строй, в безопасное место за надежную стену из легионеров, под укрытые высокого свода ворот Барбакана.
-Там мои люди, - крикнула Дани сквозь ветер. Руперт кивнул, и девушка махнула рукой Ивару.
За первой стеной легионеров полукругом расположилась вторая, за второй третья. Легион Провожатых приготовился отражать атаки любого противника. Ивара, Виктуса и Риту тут же разоружили, чем немало оскорбили.
-Что вас привело? – с мальчишеской улыбкой спросил Руперт.
-У нас проблема…
-Ты вся в крови, - охнул парень. – Ты ранена? Что случилось?
-Вот в этом-то и проблема, - тяжело вздохнула Даниэль. – Нужно серьезно поговорить. Желательно там, где потише.
-Легко. Пошли внутрь. Там не так пыльно.
-И еще, Руперт, - она смотрела, как вся радость от неожиданной встречи испаряется с его лица, - собери командование Легиона. Они должны это знать.
Руперт кивнул и повел незваных гостей через ряды легионеров к добротной приземистой двери в основании. Легионер затворил за гостями дверь, оставив за ней мутную пыльную рябь, сцены битвы, запах камня и звуки мучительных смертей. Паренек повел гвардейцев по лестнице, и в застывшей величавой тишине их шаги отдавались гулким эхом. Как и Цитадель, барбакан Легиона имел структуру просторной башни, точнее двух, соединенных между собой аркой. Но в отличие от преобладающей в Цитадели военной практичности, в барбакане не гнушались роскоши.
-Как все началось? – вдыхая терпкий аромат лампадного масла, спросила Дани и ступила на очередную ступень. Эхо ее вопроса пронеслось по лестнице, с этажа на этаж и растворилось под теряющимся в вышине потолком. Руперт обернулся на нее, но шаг не сбавил. Протирая внутреннюю часть шлема от прилипшего к влажным от дыхания стенкам песка, юноша заговорил:
-Внезапно. Еще миг назад люди спокойно проходили в город, а тут крики, шум. Где-то что-то загорелось. Здания рушились, земля тряслась. Когда мы разглядели, что это огромные стаи безумных мертвецов, уже много народу погибло. Взялись за зачистку, но тут появились мертвецы с оружием. Кто-то из вас.
-Из гвардии? – пробасил Ивар и качнул головой. – Не может быть.
-Не из гвардии. Из мертвецов, еще сохранивших рассудок. Нападали вместе.
Сонм мужчин и женщин в героических позах, с благородными лицами смотрел со стенных фресок на поднимающихся хмурыми взглядами.
-Из них получилась отличная команда, - продолжал Руперт. – Мы рубим бешенную стаю, а они мечи нам под ребра. Отвлекаемся на оружие – зубы отрывают от нас куски. – Легионер сжал кулак в кольчужной рукавице. – Именно тогда погибли первые легионеры.
Виктус, шедший последним сунул любопытную морду за перила, глянул вниз, на точку пола, где сошлась перспектива квадратного колодца лестницы.
-Единственное, чего мы смогли добиться, это опустить решетку, оцепить вход и защищать ворота. А у вас как?
-На рассвете, я думаю, - тяжело дыша от подъема на уже черт знает какой этаж, Даниэль посмотрела вверх, на обернувшегося на нее Руперта. – Мы были внизу, как уже часто делаем в последнее время. Было тихо. Слишком тихо. А потом началось. Все так же: толпы, - девушка качнула головой, и пыльные волосы хлестнули по лицу, - нет, волны безумных. Снизу. Поднимались как тараканы по стенам. В один миг заполонили мосты, здания. Направлялись вверх. Нас не заметили, и мы пошли за ними. А когда поднялись, увидели примерно то же, что рассказал ты. Только людей Короля было больше. Стая грызла жителей, а солдаты резали гвардейцев, пытавшихся их остановить. Вместе они захватывали пост за постом, здание за зданием. Мы отбили несколько позиций, удержали несколько мостов. Но прежде, чем дали существенный отпор, погибло много народу, а город пылал.
-Думаешь, вы это искали там, внизу? – Руперт остановился перед дверью на очередном этаже, где-то на середине лестницы, открыл ее и сделал приглашающий жест. – Нам сюда.
-Скорее всего, - поежилась Даниэль, глядя на резную лакированную мебель, блестящую от света множества свечей в витиеватых канделябрах, на статуи в нишах между колоннами галерей. – Вот только где-то под грудиной что-то как будто проваливается внутрь, а в башке страх, что я ее не нашла то, что искала.
Руперт замер на застеленном ковром полу длинного коридора с дверями по одну сторону и беломраморными изваяниями по другую. Он повернул совсем не по-детски обеспокоенное лицо к Даниэль.
-Думаешь, все это лишь цветочки? – Легионер, на вид чуть старше несмышленыша Виктуса, с чуть более осмысленным взглядом, чуть большим количеством растительности на лице, говорил голосом, свойственным печальному, обеспокоенному старику. – Ягоды будут потом?
-Об этом я и хочу поговорить с Легионом.
Юноша кивнул и открыл дверь, возле которой стоял.
-Это особое место для Легиона, - с тихим благоговением сказал Руперт, пропуская гостей внутрь, после чего удалился.
Зал совещаний был величественен и громаден. От стен, словно отделились и застыли в вечной страже могучие мраморные колонны, а между ними в несколько ярусов статуи героев минувших лет, мужчин и женщин. При полном отсутствии окон зал заливал свет. Светильники горели на стенах, несколько люстр свисало из темной бездны, где терялся потолок. Отблески пламени плясали на гладком мраморе тел, играли в догонялки с тенями в складках мраморной одежды изваяний, отчего казалось, что те еле заметно движутся.
Но больше всего девушку впечатлил пол. Черно-белый узор мраморных квадратов перерастал один в другой: углы удлинялись в треугольники, треугольники множились в сложные геометрические цветы, неисчислимые их лепестки двигались, накладывались один на другой и образовывали круги, круги распадались на отдельные линии, из которых складывались квадраты. Рисунок застыл в гипнотизирующем калейдоскопе. А попытавшись объять картину в целом, девушка увидела огромную воронку, в которую падал квадратный стол в центре и несколько стульев. У Даниэль чуть ноги не подогнулись от подобного зрелища.
Все в зале подчеркивало величие Легиона, напомнило о его великих деяниях, возможно, о не менее великих жертвах. Даниэль смутилась от мысли, что будет просить, нет, требовать помощи у людей, отступившихся от правил, чтобы помочь и людям извне, и запертым внутри стен созданиям. Про себя девушка пыталась проговорить просьбу закрыть глаза на еще большее количество правил и запретов, но получалось с трудом.
-Виктус! – громким шепотом, расползшимся по залу, словно стая маленьких, но очень шумных насекомых, одернул мальчишку Ивар.
Даниэль тут же вышла из задумчивости и решила посмотреть, что же творят ее спутники. Виктус лапал за обнаженную правую грудь статую женщины с поднятым над головой мечом. На женщине не было ничего, кроме придерживаемого другой рукой лоскута тонкой ткани, целомудренно обвивавшей все постыдные места, но ни капли не скрывая выгодных сторон женской фигуры.
-Дани, - с идиотской улыбкой позвал Виктус. – Ты ж поглянь какие! Нравится!
-Виктус! – уже громче сказал Ивар.
-Хотя нет, мне нравятся поменьше…
-Не надо было тебя отрывать, - с сожалением сказала Даниэль.
-Дани, хочу себе в комнату такую же статую.
-Хрен тебе! – покачала головой командир. – Итак руки из-под одеяла не вынимаешь.
-Почему статую, а не настоящую? – подключилась к разговору Рита, казалось, весьма заинтригованная предпочтением паренька.
-Статуя не постареет, - пожал он плечами, - не изменится. Она всегда будет такой, какая мне понравилась. – Малолетний философ, мать его. – Только дырочку нужно не забыть. А почему нет, Даниэль? Ревнуешь, ведь до этого я фантазировал только на тебя.
-Интересно, - обратилась девушка к Рите, - а руки подростков проще отрубать, чем у взрослых?
-Вот еще одна причина, - Виктус ткнул в статую пальцем, - почему мраморная лучше. Ни капризов, ни угроз, ни членовредительства.
-У вас хоть какое-то уважение есть к Лейтенанту Едвиге? – злобно и громко шептал Ивар.
-Так ты знаешь эту особу? – приподняла бровь Даниэль.
-Знаю, ха, - обиделся Ивар. – Я бился с ней плечом к плечу. Кстати тогда на ней не было этой тряпочки, - он неопределенным жестом, который ничего не показывал, умудрился указать на обвивающее женщину покрывало. – Разложившиеся трупы сбились в большую стаю и напали на барбакан. Едвигу только что сменили на посту, и атака началась, когда она уже отходила ко сну. Но, услышав тревогу, она, не заботясь ни о правилах приличия, ни о взглядах своих подчиненных, схватила лишь свой меч и ринулась на помощь товарищам. Она показала этим не только свою отвагу и самоотверженность, но и то, что иногда правильные поступки выходят за общепринятые рамки.
-И что с ней стало? – спросила с неподдельным интересом Даниэль.
-Ее высекли на площади за неподобающий вид и изгнали из рядов Легиона.
-Е-дви-га, - проговаривал Виктус по словам, морща лицо. – Ева, Двига, Вига, Еда, Эдди. Е-дви-га. – Мальчишка дернул плечами. – Ужасное какое имя.
-А мне больше интересно, как ты оказался в той битве? – вошедший офицер с любопытством смотрел на чудную компанию.
-Услышал тревогу, - моментально насторожился Ивар.
-Это было четыре сотни лет назад, - вздымая в удивлении черные брови на лице с правильными чертами, уточнил офицер.
-Да.
-Меня зовут Тонг Хи-Кон, - он пожал руки всем собравшимся и остановился лицом к лицу с Даниэль. – Так что насчет уважения к Едвиге?
-Не думаю, что разрядить напряженную обстановку шутливой болтовней – неуважение к кому-либо. – Даниэль вся подобралась, настораживаясь. Покойся в ножнах ее меч, а на спине виси кинжал, девушка бы уже схватилась за оружие.
-А что вас так встревожило? – вежливо, учтиво, с улыбкой дипломата, приподняв гладковыбритый подбородок с ямочкой, спросил Хи-Кон.
-А вас в последние несколько часов ничто не тревожит? – злобно выпалила Дани. – У нас у всех мало времени. Где старшие офицеры Легиона?
-Будут в ближайшее время, - все так же вежливо и учтиво, с легким извиняющимся поклоном ответил Хи-Кон. Несмотря на полное боевое облачение, на меч у бедра, воином он не выглядел. Слишком вежливый, слишком не воинственная правильная внешность человека, привыкшего обращаться со словами, а не с оружием. – Мне же поручено вас занять…
-Занять? – резко воскликнула Даниэль, сжимая кулаки до скрипа кожаных перчаток.
-Надеюсь, - офицер выставил ладони вперед, показывая, что идет по тропе мира, - у вас не создавалось впечатление, что с вами играют. Или же проверяют. Или игнорируют, словно не в меру требовательное дитя. И уж тем более не думайте, что я, Император упаси, трачу ваше время, когда промедление подобно смерти. Просто некоторые легаты сейчас в бою, и им нужно время, чтобы сюда добраться. Прошу не обижайтесь.
-И в мыслях не было, - с вежливой улыбкой соврала Дани. Примирительный жест и искренность в голосе офицера успокоили девушку, и она нашла в предложении мужчины несколько плюсов. – Раз уж мы все равно ждем совет Легиона, то почему бы не скоротать время за беседой. О чем?
-Беседой, к примеру, - пожал плечами Хи-Кон. Вышагивая по залу, он обводил глазами его стены, статуи. Казалось, он действительно восхищается этим местом. – К примеру этот зал легионеры не любят и заходят сюда только по крайней нужде.
-Почему? – искренне удивилась Дани. – По-моему здесь очень красиво и величественно.
-Ну, - Хи-Кон хохотнул, - первая причина в том, что собираются здесь только в том случае, если случилось что-то из ряда вон плохое.
-А вторая? – насторожился Ивар.
-А вторая – это напоминание всем о жертвенности. Наша служба полна лишений. Не говоря уже об опасности. Наверное, каждый легионер мечтает, чтобы его статуя стояла здесь. Но это значит, что он должен сделать трудный выбор, за который потом поплатится. Многие завидуют героям прошлого, многие понимают, что вряд ли когда-то окажутся среди них. Этот зал вызывает смешанные чувства. Гордость, зависть, грусть, даже страх перед трудными решениями. – Он вздохнул. – Сердце Легиона Провожатых – ворота. Этот же зал – его совесть? Осадок сожаления после принятого решения? Сомнение? Напоминание? Страх?
-Легкое неприятное послевкусие после съеденного ведерка дерьма? – изогнув бровь, предложил свое объяснение Виктус.
-И радость от того, что одним ведерком в мире стало меньше, - кивнул Хи-Кон с улыбкой. – Не всем нравится подобный завтрак, но порой приходится. Этот зал – дилемма. Выбор между поступком по правилам, и поступком правильным.
-То есть, легионеры не всегда поступают по совести? – нахмурилась Дани.
-А вы всегда? – удивился Хи-Кон. Даниэль хотела тут же ответить, что именно так она и поступает, но призадумалась, вспоминая, и так и не дала ответ. – Служба легионера сложна. Помимо обычных понятий совести и морали, на него накладываются ограничения долга. И эти границы, - мужчина свел ладони вместе, но так, чтобы они не совпадали, - не всегда совместимы. Лейтенант Едвига поступила по совести. Но пренебрегла субординацией и приличием. Она не смогла бы дальше служить в Легионе. Представьте, что бы о ней думали подчиненные, после того, как видели ее голой? Точнее кого? Видели ли бы они своего командира, отважного и сильного, или видели, - Хи-Кон кивнул на Виктуса, - как справедливо заметил юноша, красивую женщину? Ее поступок был геройским, и за это ей все благодарны, но он же и окончил ее службу.
-Это несправедливо, - печально вставила впечатлительная Рита. – Зачем нужны правила, разнящиеся с убеждениями?
-Не справедливо, - поддержал девушку грустью в голосе Хи-Кон. – Но, такова служба, а правила, закаляют характер, поддерживают дисциплину, без которой в масштабах армии не обойтись. Они учат легионера ставить долг перед Легионом превыше всего. Большинство так и поступают, не смотря на наказания или укоры совести. В этом зале, в этих нишах, в этих статуях, - офицер обвел взглядом стены вокруг, белые изваяния под арками между белыми колонами, - тысячелетняя история Легиона. Она полна трудных решений. Зачастую бесчеловечных, на первый взгляд. Но этих статуй здесь не стояло бы, будь выбор простым. Тех людей запечатлели в камне потому, что их выбор был сложным, иногда ужасающим, но необходимым.
-И каждый легионер хочет оказаться здесь? – Даниэль нахмурилась. – Стать частью истории? Чтобы через сотни лет другие легионеры смотрели на их статуи и истекали слюнями в ожидании, что и на их долю выпадет какой-то кошмар?
-Не каждый, - Хи-Кон прохаживался от одной статуи к другой, медленно переставляя ноги вдоль собравшихся в круг углов на полу. – Есть те, кто поистине ставит долг выше всего. Есть долг, - мужчина рубанул ладонью воздух, - а остальное от лукавого. Но во многих живет жажда доблести. - Извиняющаяся улыбка слегка изогнула губы офицера, когда он повернулся к гостям. – Лучше я просто не могу объяснить. Жажда доблестных поступков, жажда проявить свою отвагу, честь.
-Ребячество, - Даниэль удивилась, услышав это слово от Виктуса. Паренек стоял возле статуи Едвиги и хмурился. Хи-Кону до паренька оставалось пройти лишь несколько шагов. – Самое подходящее слово. Ни один нормальный человек не захочет, чтобы наступила косорезина, кровавая такая, с дерьмом и всем вытекающим, в которой придется показывать доблесть и прочую чушь, про которую вы сказали. Такое проявляется в плохие времена. А плохие времена – это война. А война – это плохо. Неужели легионеры этого не понимают?
-Разумеется, понимают, - Хи-Кон широко улыбнулся. – В этом и двоякость, смешанность чувств, связанных с этим местом. – Легионер обвел рукой зал. – Это памятник нашим лучшим поступкам, лучшим людям в самые страшные моменты. Гордость за них, желание быть похожими на них, желание оставить след в истории смешивается здесь с желанием лучшего для других.
-Желание воинских подвигов борется с желанием предотвращения времен, где эти подвиги понадобятся? – Бас Ивара прокатился по залу, и, казалось, от его голоса даже статуи вздрогнули. – Я множество раз бывал на Барбакане. Со многими легионерам разговаривал, с некоторыми даже дружил. С другими, как с Едвигой, проливал кровь. Но даже не думал, что в головах этих людей царит подобная чушь.
-Вас не воспитывали служителем всего мира, - грустная улыбка Хи-Кона стала снисходительной. – Вам не рассказывали с малолетства о долге перед всем миром, о чести, подвигах и прочем. О героях, на которых вы захотите ровняться…
-Или возненавидите, - усмехнулась Даниэль.
-Если вы определили для себя путь, - продолжил офицер, - то это я могу за вас только порадоваться. Но этот зал показывает нам, что иногда дорожная пошлина такого пути бывает слишком высока. И все равно многие хотят пройти.
-Легат Хи-Кон, - обратилась к офицеру Даниэль. Черные брови мужчины удивленно взметнулись вверх, а уголки губ дернулись в улыбке, показывая ямочки на щеках легата. – Пришло время выбирать путь и решать, готовы ли вы платить. Мы пришли с просьбой о помощи.
-Я не в праве решать, помогать вам или нет. – Улыбающийся легат посмотрел в глаза гвардейцам. Ни слова, ни голос его не источали яд злобы. Но их не подслащало и сочувствие. Только спокойная правда. – Для этого нужны другие легаты.
-Но вы старший среди них.
-Формально, среди нас нет старших.
-А неформально, старший вы.
-Я не приму на себя такую ответственность. Вы готовы отвечать за судьбу целого народа? Готовы, решать, кто умрет, а кто будет жить? Скольких отдать в жертву цели, общей и куда большей, чем вы сами и люди вокруг? И готовы ли вы, девушка, решать, что это будет за цель? Насколько она больше и важнее?
-Несколько часов назад, - Даниэль смотрела в темные глаза легата и не отводила взгляд, - оказалось, что готова.
-Значит, - хмыкнул он, - вы сильнее меня, и, возможно нам стоит подыскать в этом зале место для вашей статуи. Для моей же пока не настало достаточно плохих времен. – За дверью послышались шаги, гулким шумом, на который повернулись все в зале, прокатывающиеся по длинному телу коридора. Ивар потянулся к мечу, Виктус и Рита тоже. Даниэль отметила это и лишний раз убедилась, что ее отряд лучший, и порадовалась, что они не вооружены. На гипнотизирующую мозаику пола из коридора один за другим ступали офицеры. Все хмурые, недовольные, в полном обмундировании, с мечами у бедер и шлемами под мышкой. На котты некоторых налип толстый слой грязи, а заскорузлые пятна то тут, то там темнели на ткани, через прорехи и разрывы толстого темного сукна, поблескивали кольчуги. Пыль и песок покрывали шлема так плотно и толсто, что сталь виднелась лишь там, где пальцы легионеров стерли их, оставив неровные блестящие полосы. Некоторые из легатов подволакивали ноги, у других плетью висела рука, третьи вовсе могли перемещаться только с помощью товарищей. Последним заходил Руперт. Юноша бросил на Даниэль обеспокоенный взгляд.
-Легаты, - воззвал Хи-Кон. Его голос раскатисто разошелся от центра зала и поднялся ввысь, где и исчез в темноте. – У нас чрезвычайная ситуация. – Он посмотрел на четверых пришельцев. – И подходящие ей гости. Кто будет говорить от имени гвардии?
После секундного замешательства и страха, Дани вышла вперед. От волнения девушка не смогла заговорить сразу. Но обратно поворачивать не собиралась. Да и изваяния героев вокруг заставляли чувствовать ответственность, чувствовать необходимость действовать, восставать против несправедливости, поступать не по правилам, но правильно. Теперь девушка понимала то чувство, о котором говорил легат Тонг. Он говорил о страхе перед необходимым выбором.
-Я, Даниэль, - начала она, и ее голос тут же сошел на хрип. Все собравшиеся легаты смотрели на нее в терпеливом ожидании. – Я буду говорить от имени гвардии. – Все то же терпеливое, даже снисходительное молчание. – На город напали. На гвардию напали. На Легион напали.
-Нападали и раньше, - вставил один из легатов, красивый, черноволосый, с волевым лицом и статный. Он держался прямо, даже не смотря на то, что сквозь кольчугу под мышкой на мантию, шлем и пол капала кровь. – И мы как-то справились.
-Это не стая обезумевших мертвецов, - начала Дани.
-А что тогда? – спросила высокая женщина, несмотря на ширину плеч и толщину рук, обладающая женственностью и красивым скуластым лицом. Из множества темных косичек выбивались пряди. Судя по всему, она тоже только что покинула бой.
-Армия. Организованная, обеспеченная и, в отличие от вас, бессмертная.
-Этого не может быть, - обратил на себя внимание седовласый мужчина с аккуратной, совершенно белой бородой вокруг лица с внимательными глазами. – Мы бы заметили.
-Не заметили бы, - подал голос с задних рядов Руперт. – Потому что вы не хотели замечать.
-Легат Руперт, - нахмурился Хи-Кон. – У вас есть, что сказать?
-Опять старая песня про мифического Короля Мертвых? – хохотнул красавец легат. Рита от него не отводила глаз. Это Даниэль тоже взяла на заметку.
-Легат Родрас, помолчите, - Хи-Кон кивнул Руперту. – Продолжайте.
-Первая волна состояла из обезумевших. Для тех, кто забыл, сидя в своих кабинетах, напомню, что если воскресший слишком долго не потребляет энергии через плоть живых людей, смерть берет свое, и он начинает гнить. Когда гниение доходит до головы, он теряет волю, душу, разум. Остается только голод. Как и обычного воскресшего, эту тварь можно победить только обезглавив. – «Забывшие об этом в своих кабинетах» легаты хмуро уставились на паренька. Но тот продолжал: - Это было не ново. Мы отбились, но потом пришли люди. В суматохе мы не сразу поняли, что они не из тех, кого мы сопровождали. Поняли только, когда они достали оружие и несколько моих людей пало. Это нападение мы тоже отбили. Их безголовые тела лежат перед барбаканом. Но скольким это стоило жизни? Они работали командой.
-Они координировали действия? – маскируя страх за насмешкой, спросил Родрас.
-Им и не нужно, - Руперт злобно потряс перед легатами кулаком, но поняв бессмысленность гнева, запустил руку в волосы, ероша светлые пряди. – Мы отвлекались на одну угрозу, а от второй получали в спину. Мы удержали проход, но всех за пределами нашего оцепления оставили на верную смерть.
-Безумцы и преступники посчитали момент атаки стаи безумных мертвецов удобным для нападения. – Бородатый легат пожал плечами. – Это не доказывает, что они действовали вместе и под командованием некоего Короля Мертвых. А вот то, что такие преступники существуют, - внимательные глаза вперились в Даниэль. Девушка сжималась все больше, с каждым взглядом, обращавшимся на нее, - недочет Гвардии. Напомню, - легат вышел вперед, воздев палец вверх, и стал расхаживать туда-сюда. – Однажды Легион посчитал, что угроза почитателей живой плоти слишком велика, чтобы оставлять ее без внимания. Решение спорное, ведь Легиона это никак не касается. Но муки людей, сжираемых заживо, тронули тогдашний совет и они позволили нескольким мертвецам взять в руки оружие и остановить деятельность пренебрегающих дурманами отщепенцев. У вас не должно быть оружия, - мужчина посмотрел Даниэль в глаза, - но оно у вас есть. Для определенной цели. И вы ее не достигли. И теперь, допустив оплошность, вы просите у нас помощи?
-Это не отдельные банды! – встал на защиту сжавшейся девушки Руперт. – Это армия. Людей и мертвецов слишком много.
-Слишком много, это сколько? – насмехался Родрас, скрещивая руки на груди.
-Легат Руперт, вы пытаетесь притянуть обстоятельства за уши к своей теории.
-И это Легион Провожатых? – перекрывая перепалку легатов крикнула Даниэль. Все вновь обратили на нее свои недовольные взгляды. В гневе, не дававшем ей съеживаться под всеобщим осуждением, девушка продолжила: - Надежда всего мира, последний рубеж между ужасами Города Мертвых и простыми людьми! Я думала, что если у меня что-то не получится, если я кого-то упущу, что-то недоделаю, то есть вечный, могучий Легион. Уж он-то точно доведет все до конца, всех спасет. А на деле? – Девушка со смешком развела руки в стороны, указывая на сборище легатов. – Идиоты. Один идиот хочет только махать мечом, другой идиот слишком стар и одержим страхом, чтобы действовать. Остальные идиоты отмалчиваются. И только один пытается до всех достучаться и показать им истину. А истина в том, что враг добился того, чего хотел. Запер Легион за их же собственными правилами и слепотой глупости. – Дани ткнула пальцем в бородатого легата, опешившего от подобной дерзости. – Вы заскорузлый, закостеневший отросток правил, придуманных давно умершими людьми, их страхов и принципов.
-Послушай, - бородатый шагнул вперед, но Даниэль нарочно не обращала на него внимания и продолжала говорить, заглядывая в глаза оставшимся, пристыженным легатам:
-Стоите тут, припираетесь. А в окно вы выглядывали? Рассказать что там? Там огонь! От пыли разрушенных домов невозможно дышать! Всюду умирают люди, крича от ужаса и агонии. Почему? Потому что Легион следует правилам и не вмешивается. Потому что Легион не хочет видеть правду. Над всеми нами нависла угроза, - Даниэль замолчала, проверяя слушают ли ее. – А вы отказываетесь видеть, что вооруженные люди, не внезапно осмелевшие плотипоклонники, которые всегда прячутся в темных углах поодиночке или небольшими группами самых близких людей, что этих людей слишком много и они слишком похожи на армию, чтобы не быть ею. Вы отказываетесь видеть, что таких толп безумных мертвецов, просто не может быть, ведь самоубийцы, люди решающие отказаться принимать человечину по тем или иным причинам, обычно делают это по одному, предварительно замуровав себя, не видите, что столько тварей не могли выживать внизу, откуда пришли, потому что там нечем питаться и они начали бы жрать друг друга. Не видите, что кто-то создавал эту стаю, сначала морил голодом до безумия, а потом откармливал, чтобы в нужный момент выпустить. Почему вы не хотите это увидеть? – Она посмотрела в глаза мужчине с белой бородой. – Потому что это равносильно признанию того, что Легион облажался! Ведь именно Легион не должен допускать появления подобного.
-Так что нечего валить все на Гвардию, - Виктус оперся локтем на статую Едвиги с издевательской улыбочкой глядя на собравшихся. – Возможно, она была вашим единственным удачным решением.
-Заткнись, малец, - Родрас сделал шаг вперед. – Или я…
Второй шаг ему не дал сделать Руперт. Юноша заступил легату дорогу, глядя снизу вверх в его лицо.
-Тронешь их, - спокойно, без злобы, исключительно со знанием дела начал Руперт, - и я перебью тебе кадык.
Родрас наклонился к парню и гневно прошипел:
-А дотянешься?
-Уж поверь.
Звенящая тишина с грохотом треснула и разлетелась на тысячи звякающих осколков, как статуя, разбившаяся об пол. Все повернулись на звук, к пустому постаменту, рядом с которым стоял Ивар. В синих глазах старика сверкала ярость, широченные плечи вздымались, готовые сорваться в движение. Замолкшие легаты смотрели на куски статуи, раскатившиеся по полу, на белое пятно мраморной пыли в центре обломков, на трещины в гипнотизирующей мозаике пола и не могли ничего сказать. Под аккомпанемент уползающего под потолок эха, собравшиеся застыли в смятении, не зная, как относиться к подобной дерзости. Они еще не подумали накинуться на Даниэль, так как она привела гвардейцев сюда, она стояла ближе всех, а старый вояка уже стоял у ее плеча, готовый отбросить любого противника. Но главное, он добился их внимания и тишины.
-Остыли? – пробасил Ивар. – Хорошо.
В напряженной тишине раздался хохот. Хи-Кон смеялся до слез, но когда закончил, лицо его выражало печаль.
-Неужели они правы? Неужели девчонка, старик и мальчишка знают о нас больше чем мы сами? – Тонг обвел рукой собравшихся. – Посмотрите на себя! Лаетесь по пустякам, ребячитесь. Именно это слово сказал вот этот паренек, - Хи-Кон выбросил руку в сторону Виктуса, глядя на легатов с нарастающим гневом. – И он прав. И она права, - рука метнулась к Даниэль. – Мы облажались, и не хотим этого признавать. – Он опустил руки, вздохнул. – Над мирными жителями нависла угроза, и что-то мне подсказывает, это только верхушка айсберга. Эту угрозу нужно устранить.
-И у вас, - седовласый мужчина обратил свои внимательные глаза на Даниэль, - я полагаю, есть план?
-Гвардия реорганизована в армию. Мои люди сейчас сооружают посты и наводят порядок в городе. Несут потери. Без Легиона нам не справиться.
-Ваши люди? – гневно заговорил худой легат. На его смуглом морщинистом лице сверкали злобные глаза, а крючковатый нос и выступающий вперед подбородок, казалось, стремились соприкоснуться друг с другом.
-Я приняла на себя командование гвардией, - кивнула Дани.
-По какому праву?
-Вы хоть понимаете, что натворили?
-Это безумие!
-Произвол!
-Успокойтесь, - поднял ладони Хи-Кон. – Гай, прошу.
-Успокоиться? – белобородый, видимо, Гай, обратил весь гнев Тонга. – Ты хочешь отдать город, хочешь отдать Легион в тощие руки сопливой девчонки, а мне нужно успокоиться? – Дани спрятала ладони за спину и вдавила голову в плечи.
-Я никому ничего не отдаю…
-Она преступница. Она преступила наши правила, наши немногочисленные законы, касающиеся их. – Гай кричал в лицо Хи-Кону, махая в сторону гвардейцев. – Ее бы казнить, немедля.
Ивар двинулся к слишком занятым перепалкой легатам. Какой-то частью разума Даниэль хотела его остановить, большими грустными глазами уговорить не убивать белобородого голыми руками, но обида на слова Гая не дала этого сделать. Под нависшей тенью здоровяка легаты смолкли. Ивар смотрел на обоих, как на попавшихся на месте преступления озорников.
-Что молодые, - пробасил старик, - что старые. Нет ни согласия, ни мудрости. Не думал, что Легион изнутри такой.
-Послушай, - Гай уже хотел пригрозить Ивару пальцем, но вовремя одумался и замолчал, когда кустистые брови громилы сдвинулись еще ближе друг к другу, а вся громадная фигура старика склонилась над легатом.
-Нет, ты послушай. Я сейчас объясню тебе ситуацию и замолчу, а ты подумаешь над моими словами. – Ивар с неприязнью посмотрел на оставшихся легатов. – За стенами идет война. Дрянная штука. Гибнут люди, хорошие люди. И это ваш недочет. ВЫ не слушали, когда нужно было. ВЫ не хотели видеть. И теперь ВЫ не хотите ничего делать. Война угрожает прорывом за стены. – Внимательные синие глаза переходили с одного на другого. – Если Легион хочет сам совладать с этим, то мы выкинем свое оружие, мое уже лежит перед барбаканом. И запремся в Цитадели. А когда уляжется пыль, мы вылезем и посмотрим, кто победил. – Ивар остановил свой взгляд на темных глазах Гая – Вы уверены, что это будете вы?
-Что вы предлагаете? – спросил седоволосый легат.
-Откуда армия обезумевших? – недоуменно воскликнула женщина с косичками.
-Несколько банд Короля Мертвых уже давно грабят мирных жителей, - отвечала Даниэль полным сил голосом. – Он похищал горожан, забирал их провизию. Пленных морил голодом, пока они не станут монстрами. Сегодняшние события показали, что он занимался этим чаще, чем было известно гвардии.
-Людей, - поправил Хи-Кон. – Мы называем вашу провизию людьми.
-По ту сторону ворот, - пожала плечами Дани, - где вопрос о выживании стоит иначе, где нет соглашения между пришедшим за избавлением и дающим его мертвецом, где есть иная ценность кроме жизни в жилах людей – может быть. Но здесь, для нас и для Короля – это провизия. Которой он запасается в больших количествах. Он кормит армию. Численность этой армии неизвестна, - девушка смотрела каждому легату в глаза, надеясь найти в них понимание всей серьезности сложившейся ситуации. – Знаем только, что многие примкнули к нему.
-Почему вы это не предотвратили? – спросила женщина с косичками.
-Потому что боялись выйти за рамки, - сверкнула глазами Даниэль. – До сего дня гвардия была лишь клубом по интересам. У нас не было организации. Мы просто гуляли по улицам с оружием и заступались за тех, за кого могли. Не велись никакие расследования. Для жителей города мы не были теми, к кому можно обращаться за помощью.
-Тогда почему мы этого не предотвратили? – спросил худой легат.
-Мы не знали, - с готовностью ответил Родрас.
-Знали, - вколотил свое слово в разговор Руперт. – В своих рапортах я неоднократно указывал на пропажу целых районов.
-О каких рапортах идет речь? – недоумевающий Хи-Кон смотрел на Руперта. Юноша молчал.
-Это все домыслы, - отмахнулся белобородый.
-Всеблагой Император, - Хи-Кон прикрыл глаза. – Гай, почему ты это скрыл?
-Это не имеет значения, - снова махнул рукой легат.
-Не имеет значения? – взорвался Тонг. – За этими стенами творится ад, из-за того, что мы не обратили внимание на донесения наших людей!
-Очень похоже на злонамеренное сокрытие сведений, - будто невзначай бросил Руперт.
-Думайте, кого обвиняете, легат Руперт, - в гневе Хи-Кон посмотрел на юношу. Рука мужчины сжалась на мече.
-А я бы послушал, - вставил худой.
-Метешь на мое место, - Гай прищурился, глядя на легата, - Бомани.
-Какое место? – ухмыльнулся легат, - мы все равны.
Их прервал грохот очередной разбивающейся об пол статуи. Все негодование тут же переместилось на Виктуса, склонившегося над белыми обломками. О сапог Даниэль ударилась подкатившая по полу мраморная рука лейтенанта Едвиги.
-Мы можем препираться долго, - с добродушной улыбкой сказал мальчуган. – Статуй тут много, могу возвращать вас в разговор еще множество раз.
-Парень прав. Сейчас есть проблемы поважнее. Что нападавшим нужно? Чего хочет этот Король? – спрашивал простоватого вида мужчина, невысокий, с добрым открытым лицом.
-Не уверена…
-В обязанности Легиона, - Гай поглаживал свою ухоженную бородку рукой, глядя в пол и размышляя, - входит всего две вещи. Сопровождать желающих принести себя в жертву и не выпускать никого из города. – Он поднял глаза на собравшихся. – Если он напал на нас, то ему нужна либо, - его передернуло от слова, которое он сказал следующим, - провизия, либо выход через Барбакан.
-Либо и то, и другое, - спокойно сказала Дани. – Беспорядки по всему городу. Если вы выгляните из любого окна, то увидите дым над многими башнями. Гвардия с таким объемом не справится.
-Легион справится, - выпятил вперед грудь легат Родрас.
-Легион не может вмешиваться в это, - увещевал седовласый. – Мы не должны никого выпускать. Это наша главная задача. Но всегда проще предотвращать, чем исправлять. Отсюда запрет на любые организации внутри стен города. – Он посмотрел Даниэль в глаза. – Существование такой структуры, особенно вооруженной, как Гвардия – это милость, рожденная состраданием к мирным жителям.
-Или вашей ленью и трусостью, - пожала плечами Дани. – Если бы вы этим занимались, в гвардии не было бы нужды.
-Мы и не должны этим заниматься, - снисходительно улыбнулся седой легат. – Нас вообще не должно волновать то, что происходит за стенами города, если это не угрожает прорывом.
-Теперь угрожает.
-Мы не можем вмешиваться, не можем вам потворствовать… - как заведенный сквозь зубы цедил легат.
-Вы уже не вмешались, - гаркнула Даниэль на него. – И вот к чему это привело. И вы уже не позволили вмешаться нам. Так что теперь если не хотите помогать, то хотя бы не мешайте. Ничего не делайте, как и раньше. Но без Легиона нам будет тяжело. Король хотел запереть Легион на стенах. Ему не нужна для этого армия, только пара нападений. Остальное вы делаете сами. Он знает, что без вас гвардия не справится с беспорядками.
-Что вам нужно? – мрачно спросил Хи-Кон.
-Воины. Чем больше, тем лучше.
-Я не могу снабдить вас армией, - покачал головой легат Тонг. – Армия нужна здесь, чтобы город оставался закрытым.
-Нужно лишь несколько отрядов, - кивнула Даниэль, - на то время, пока мы наберем добровольцев в армию.
-А дальше что?
-Будем отвоевывать город. Начнем с ключевых мест. – Хи-кон указал на стол, позади гвардейцев. Даниэль подошла к нему и ахнула. На крышке стола умелая рука скульптора детально изобразила карту города. – Красиво, но бесполезно. – Подошедшие легаты нахмурились и девушка пояснила, тыча пальцем в карту: - Этих башен и моста между ними нет. На их месте другое здание. Причем, судя по тому, что мне рассказывали, оно там давно. Сколько вы уже не бываете в городе? – Все молчали. Только позади всех самодовольно улыбался. Дани сердито нахмурилась, и юноша скрылся за легатами. – Ладно. Цитадель есть. Мои люди удерживают этот периметр, - она обвела кругом небольшое место на карте вокруг Цитадели.
-Не густо.
-Именно. У нас есть посты, - Даниэль пригляделась к карте, пытаясь различить знакомые места. – Вот здесь, здесь и здесь. Это ближайшие. Но нам до них не добраться. С тем числом, что есть сейчас, мы можем только контролировать Цитадель.
-Сколько вам нужно людей? – задумчиво протянул Хи-Кон, глядя на мраморный рельеф на столе.
-Несколько отрядов. Чем больше, тем лучше. Есть места, - Даниэль снова попыталась разобраться в карте. – Их нет на вашей карте. Вот здесь и здесь. Башни. Через них проходят очень важные мосты. Эти башни нужно удержать любой ценой.
-Вы с ума сошли? – всплеснул руками седой. – Мало нам одной армии, вы предлагаете у нас на глазах создать вторую, да еще и отряды
-Перспективы вам ясны, - пожала плечами девушка. – Без армии нам не победить. Без надежного плацдарма нам не победить. Без сторожевых постов, без путей сообщения, без возможности быстро перебрасывать войска – не победить.
-Она права, Гай, - Тонг посмотрел седому в глаза. – Если мы победим…
-Когда мы победим, - поправил Родрас.
-Если мы победим, - поправил Родраса Хи-Кон, - то жертв среди мирного населения будет много. Возможно, придется уничтожить город, чтобы наверняка устранить угрозу.
-Это приемлемо, - заметил Гай.
-В крайнем случае. Если бы Императору нужно было уничтожить город, он отдал бы такой приказ давным-давно. И уж точно не пускал бы в город кормежку. Мы должны сохранить город.
-Ты стал мягкосердечен, - качнул головой Гай.
-Когда-то и ты был таким.
-Я повзрослел.
-Или просто тебе стало все равно, - печально улыбнулся Хи-Кон. – В любом случае, я согласен предоставить Даниэль помощь, о которой она просит. Несогласные есть?
-Опомнись, - крикнул Гай. Он ткнул в девушку пальцем. – Мы позволим трупам создавать войско у нас под носом? И отдадим получившуюся, а еще и нашу армию этой девчонке? Мы же ничего о ней не знаем. Кто она? Что она будет с этим всем делать?
-Я знаю, кто она такая, - вступился за девушку Руперт. Он посмотрел в глаза легату Гаю. – В своих отчетах я не раз упоминал Даниэль, как талантливого командира с превосходным чутьем.
-Не позволяй чувствам затмить разум, Руперт, - отпарировал Гай.
-В любом случае, - Хи-Кон указал на открытые двери в дальнем конце зала. – За этой дверью я не вижу очередь желающих предложить помощь, которая нам нужна. Поэтому я второй раз спрашиваю: кто-то против предоставления помощи, о которой нас просят?
Дани никогда так не волновалась. Взгляд на разъяренных, брызжущих слюной, клыкастых, гнилых тварей с пустыми глазницами не заставлял ее колени дрожать так, как пристальное наблюдение за тем, не поднимет ли кто руку. Уши девушки краснели, краснело лицо, тут же бледнело, к горлу подступал неприятный ком, в глазах мутнело.
-Ты хочешь, чтобы твоя статуя оказалась здесь, Хи-Кон? – все-таки поднял руку Гай. Глядя на него, некоторые легаты занервничали, начали переминаться с ноги на ногу, переглядываться. – Отважный и рискованный шаг. Но стоит ли оно того?
-Нам уже нужно все это расхлебывать, - пожал плечами Хи-Кон. – Только эта девушка предлагает вариант, в котором прольется меньше крови. Нашей крови, Гай.
Два легата, два боевых товарища, которых когда-то связывали очень крепкие узы, смотрели друг на друга с укоризной. Смотрели долго, и ни один не хотел отступать. Даниэль, как и все собравшиеся следила за этим затаив дыхание. Даже неугомонный Виктус притих.
-Черт с тобой, Тонг, - Гай опустил руку и, качая головой, в полголоса добавил: - мы за это еще поплатимся.
-Значит, несогласных нет, - громко и почти радостно начал оглашать вердикт легат Тонг Хи-Кон. – Вам дано разрешение на организацию действующей армии, а так же вы получите несколько отрядов легионеров в помощь. Разумеется, - Хи-Кон посмотрел на других легатов, - тех, кто захочет пойти добровольно.
-Мои люди готовы, - тут же ответствовал Руперт. – Мы выйдем прямо сейчас. Но куда? - парень посмотрел на Даниэль.
-К Цитадели. Попутно собирая всех мирных граждан. Там заберем несколько отрядов гвардейцев, командиров, разделим силы и двинемся в ключевые места. Без них, мы не сможем продвинуться дальше.
-Командор Даниэль, - обратился к девушке Хи-Кон. – Мы будем держать связь и координировать наши действия. Наметки плана есть. Лучше, пока что, вряд ли придумаем. Мы обеспечим защиту стен и барбакана. Пока ситуация на воротах не будет взята под полный контроль, решетка будет опущена. В скором времени, я выделю вам еще людей. Господа легаты, - Тонг посмотрел на своих боевых товарищей. – Необходимо оптимизировать силы. Не к чему тысяча там, где и сотни много. Чем больше людей, отправим на укрепление наших позиций.
-Наших, или гвардии? – Гай неодобрительно смотрел на карту.
-У тебя талант, Гай, - раздраженно, не глядя на легата, выцедил Тонг, - открывать рот, когда не нужно, но не говорить о вещах, действительно важных. Так что к разговору о рапортах мы еще вернемся.
-Самый быстрый путь к Цитадели здесь? – Бомани ткнул пальцем в карту, в почти прямую линию из мостов от самого Барбакана до квадратной башни оплота гвардии. – Нужно его обезопасить для прохода легионеров.
-Или хотя бы найти. Проход был, - качнула головой Дани, не отрывая глаз от карты. – Здесь обвалилось здание. Так что быстрее будет, - девушка искала глаза наилучший маршрут, - будет…
-Низом, - подсказал Виктус. – Вот здесь. Там темно и пахнет плохо, но пройти возможно. А поскольку вся дрянь повылазила наверх, то там, скорее всего безопасно.
-Бомани, - бросил Хи-Кон.
-Соберу людей, - легат выпрямился, поклонился собравшимся и вышел.
-Виктус, - Даниэль посмотрела на паренька. – Идешь с ним. Покажешь путь. Встретимся в Цитадели.
-А вы не с нами? Я думал, нам всем в Цитадель.
-Мы пойдем тем путем, которым пришли. – Дани подмигнула ему. – Есть несколько постов, которые не помешало бы взять под контроль. Дуй за Бомани.
Мальчишка выпрямился на манер вышедшего легата, поклонился и побежал следом.
-А если все же удастся победить? – не унимался Гай. Бородка вокруг рта неприятно скривилась вместе с губами, придавая его лицу выражение недовольства. – Что будет потом?
-Потом и обсудим, - отрезал Хи-Кон. – Сейчас главное разобраться с этим Королем. Что ж, думаю, вам пора. Мы останемся, подумаем, как еще вам помочь.
Когда Даниэль и ее небольшой эскорт выходили из зала в коридор, девушка спросила Руперта:
-Почему ты не говорил, что ты легат?
-А что это меняет? – по-юношески задорно отвечал парень.
-Кое-что меняет, - сурово отпарировала девушка, но Руперт не унимался:
-Что, я теперь окутан волнующей аурой властности?
-Идиот, - она легонько хлопнула его ладонью по затылку, благо не пришлось далеко тянуться. На что паренек только хохотнул. – Весь Легион Провожатых – сборище идиотов, больших и малых.
Снаружи барбакана их ждали отряды Руперта. Ровные ряды закованных в сталь солдат, смотрящих черными прорезями шлемов. Пыльные ветры оставляли на темных мантиях серы следы, что добавляло им суровости. Таким Даниэль видела Легион, пока не познакомилась с ним: решительным, непоколебимым, могущим постоять за себя. Она и Руперт прошли сквозь ровные колонны легионеров и встали за строем.
-Ты не врал, - Даниэль осмотрела идеальный строй легионеров. – Твои люди готовы. Были готовы к тому моменту, когда мы выйдем. – Девушка гневно посмотрела на легата. Руперт улыбался. – Ты собирался напасть на совет, если что-то пойдет не так?
-У нас сейчас куда больше забот. – Улыбка легионера Дани не нравилась, от нее веяло холодной решимостью. – Это ведь только цветочки? А что с ягодками? Ты видела их внизу?
-Внизу я не видела ничего. Совсем ничего. Это и настораживает. – Рукой в перчатке Даниэль стянула на горле волчью накидку. – Пошли уже.
-Стой, - Руперт мягко придержал девушку за плечо. – Кажется, это твое, - он полуобернулся, и один из легионеров подал ему на вытянутых руках меч. Меч Даниэль. Дани посмотрела поверх стальных куполов топхельмов на своих людей, с недовольными физиономиями принимающих оружие из рук легионеров. Даниэль взяла из рук Руперта свое оружие и посмотрела пареньку в глаза. С ее губ не успело сорваться ругательство, упрек в безрассудстве или глупости, так как он заговорил первым: - Что бы нас не ждало дальше, я с тобой.
Дани сомкнула губы и кивнула, не зная, что сказать. Вложив меч в ножны, девушка повернулась к устланной трупами площади.
-Кругом! – скомандовал легат, и его люди одновременно развернулись.
Даниэль и Руперт возглавляли марш через разваливающийся город. В полупрозрачном мутном от остатков пыли воздухе пахло гарью и носились резкие крики. Такие же отчаянные и полные боли, но редкие. Путешествие с отрядом легионеров имело свои преимущества: Дани не боялась ввязываться в стычки с безумными мертвецами, вырывая из их когтей несчастных горожан, и с мертвецами по своему разумению напавшими на них. Так, перебираясь через поваленные башни, куски стен, насыпи из кирпичей с торчащими балками, до намеченных постов отряд заметно прибавил в численности. Испуганные, раненые гражданские здорово тормозили передвижение, но Даниэль просто не могла оставить их в том кошмаре.
-Складывай все, что горит, - приказала Дани легионеру, поднявшемуся с ней на квадратную башню, не имеющую иного предназначения, кроме как наблюдательного поста.
-Думаешь, кто-то увидит огонь? – спросил бодро поднявшийся на небольшую площадку Руперт.
-Надеюсь.
-Зачем нам эта башенка? Здесь же ничего нет!
-С нее отлично видно восьмиуровневый перекресток вон там, - Даниэль кивнула на пучок мостов впереди. – Нам нужно знать о передвижениях противника.
-Сейчас же не видно ничего, - усмехнулся юноша.
-Вы с Виктусом не родственники? А когда уляжется пыль?
-Посты уже будут наши, - согласился легат.
-Именно. Поджигай. – Даниэль начала спуск по ступеням, обвивающим башню по внешней стороне. Сзади, бряцая кольчугой, шагал Руперт. – Оставь несколько человек для охраны. А мы пойдем дальше.
На мосту, ведущем прямиком в Цитадель, их уже поджидал Виктус. Дани остановилась возле прислонившегося спиной зданию, на которое мост опирался, скрестившего руки на груди и выставившего одно колено вперед, мальчишки. Он хмуро смотрел на ровные колонны легионеров, неуклонно марширующие по мосту.
-Ты ж поглянь, вас стало больше.
-Да, - кивнула Даниэль. – Подбирали по пути, кого могли.
-А огни? – Виктус ткнул большим пальцем за спину. – Ваша работа?
-Да. Как у вас дела?
-Внизу безопасно. Относительно.
Даниэль раздраженно нахмурилась и хлопнула паренька по выставленной коленке, чем вывела его из равновесия.
-Хватит строить из себя серьезного. Тебе не идет.
-Ты тиран и деспат.
-Знаю. В Цитадели как?
-Пойдем, сама увидишь.
-Тогда чего ты меня тут задерживаешь?
-Волновался. Скучал. Решил встретить. – Виктус пожал плечами. – Пошли.
Мост к квадратному оплоту гвардии обильно подсвечивали факелы и костры. Узкие бойницы окон заслоняли темные фигуры людей, те же фигуры перемещались по ровной крыше. Но больше всего Цитадель преобразилась изнутри. На полу не лежали раненые, по коридорам и залам не метались ничего не понимающие люди. О присутствии на полах людей, напоминали теперь лишь пятна крови, старательно оттираемые гвардейцами. Все перемещения происходили строем, из одного пункта в другой. По большей части отдельные отряды вливались в войско, что ждало девушка за поднятой решеткой ворот. Весь зал, лестницы и ближайшие коридоры заполняли гвардейцы в полном вооружении. Всюду оружие, кожа доспехов, всюду решительные лица. Увидев это, Руперт присвистнул:
-Впечатляет. И так, нас стало в два раза больше.
С терпеливостью профессионалов ждали, пока Даниэль и собравшиеся вокруг нее офицеры, решат, что именно делать дальше.
-У нас были посты в этих местах, - говорила крепкая женщина, низкого роста, с широкими плечами, сильными бедрами, но абсолютно без зада и почти не имевшая талии. Типичная фигура для женщины, занимающейся рукопашным боем. Серые глаза на лишенных изящных линий, но тем не менее привлекательном лице, не отворачивались от Даниэль. – Отличный обзор, удобно подходить, легко оборонять. Они нам нужны, другие такие трудно сделать.
-Согласна. – Даниэль обвела взглядом собравшихся офицеров, с которыми уже почти год ходила в патрули. – Нужно расширить подконтрольную нам территорию. Посты, высокие башни, промышленные центры.
-Промышленные центры? – удивился один из офицеров. – Например?
-Например Чаша. Чашу нужно взять. Мост Мастеров. Так же важны любые ремесленники: всякий скорняк, кузнец, сукновал, мясник, медик, да тот же самый дворник. Все нужны нам.
-А как же мирные жители? – встрял сжимавший двумя пальцами подбородок Руперт. – С ними что?
-По мере сил, - Дани не отвела глаз под недовольным взглядом легата. – Отвлечемся на это сейчас – потеряем город. Потеряем город – не поможем уже никому. – Руперт кивнул, но по его лицу девушка видела, что легионер таким ответом не доволен. – Руперт, это не значит, что мы бросим тех, кому сможем помочь, пройдем мимо или не откликнемся на призыв о помощи. Это лишь значит, что мы не распылим силы, чтобы пойти в каждый дом и стучать в каждую дверь спрашивая, а не нужна ли там помощь. – Юноша кивнул более уверенно. – Командиры, разделите отряды поровну. Гвардейцы, берите с собой легионеров, пусть смотрят на город, запоминают, где что. Руперт, предупреди своих, чтобы не возникали и слушались: они не своей территории. Виктус, путь до Барбакана безопасен?
-Безопасен, но кроме как по одному там не пройти.
-Что так?
-Он проходит через брошенное жилище. Узкие двери, узкие коридоры.
-Ребекка, - Даниэль посмотрела на хмурую женщину. – Отряди туда кого-нибудь с кувалдами, пусть ломают стены. А с ними того, кто проследит, чтобы не сломали лишнего: еще одно обвалившееся здание нам не нужно. Как расширят проход, пусть там и остаются в полном распоряжении Бомани. А еще в Барбакан нужно отправить свежую карту города.
-У нас она одна, - смущенно сказал кто-то из офицеров.
-Что? – Даниэль закатила глаза и зарычала, свернула карту, что лежала на крепком деревянном столе в рулон и протянула офицеру. – Значит отправьте им эту. Пусть сразу же делают копию. В роли посыльного предлагаю Сэта.
-Сэта? Он же не следит за языком! – скривила физиономию Ребекка. – А если его убьют?
-Какая жалость, - безразлично пожала плечами командор. – Ладно. С этим все. Выдвигаемся, дальше выбранного периметра не заходить. Руперт, ты со мной.
Даниэль и юный Легат стояли на приступке возле стены и смотрели, как под огромной стальной люстрой, искрящейся светом сотен свечей проходит колонна смешанных войск. Сверкающие шлемы легионеров резко выделялись на фоне темной кожаной брони гвардейцев. Они шли уже довольно долго, но молчаливый поток хмурых солдат все не кончался.
-Дух захватывает, - сказал Руперт. – Гвардия и Легион вместе. И все благодаря тебе. Что с тобой? – Даниэль обвила руками плечи и постаралась вжаться в стену.
-Я боюсь, что не справлюсь. Сам смотри, кто я? Девчонка с тощими руками, как заметил Гай. Я в городе-то и года не прожила, все эти люди старше меня, опытнее. Я боюсь, что не справлюсь.
Руперт беззаботно улыбнулся и прислонился лопатками к стене.
-Брось. Вон ты их как ловко. Ты туда, ты сюда, Сэта в расход. А Гая даже я не слушаю. Я не говорю, что будет легко. И не говорю, что не будет сложных решений. Да бесовы шнурки, даже я не всегда справляюсь с трудными выборами. Будь я на твоем месте, я бы всех отправил прочесывать дома, помогать всем подряд, снимать кошек с деревьев. Но так неправильно. Нужен плацдарм, нужен безопасный периметр, нужен обзор, пути сообщения, пути перемещения войск, дополнительные базы. Я забыл обо всем этом, а ты помнишь. Ты справишься.
-Спасибо, - благодарно улыбнулась Девушка и заметила радостную искорку в глазах Руперта. – Что ж, идем. Ты выбрал себе людей?
-Да. Идем.
Из Цитадели Гвардии Даниэль выходила последней. Пока ее люди шли по мосту, замыкая двухтысячную колонную, девушка полуобернувшись смотрела, как медленно, скрежеща и позвякивая опускается металлическая решетка, а за ней с скрипом сдвигаются створки дверей. С уже начавшегося подниматься моста, командор спрыгнула на каменную улицу-мост и поспешила догнать своих.
С моста армия расходилась в разные стороны, делилась, заполняя собой все проходы и улицы. С моста под ехидной улыбкой выползшей из-за облака луны началось наведение в городе мертвых порядка.
Среди хаоса, беготни мирных горожан и криков в пыли, по мостам-улицам сновали отряды Короля. Вооруженные мужчины и женщины вламывались в дома, вышвыривали оттуда хозяев, на носилках выносили людей, поеденных и еще ни разу не опробованных. Руперта подобная картина задевала больше всех. Легат очень трепетно относился к обещанию избавления, данного людям, а потому первым бросался в бой, когда видел, как их похищают, вырывают из забытья, чтобы они осознали и ужаснулись тому, чем стали – обрубком мяса. Или же и вовсе хотели жрать живыми, откусывая кровоточащие куски под симфонию воплей, как поступали плотипоклонники. Их Руперт не любил больше всего. Он первый врывался в дом, откуда вереницей выносили еще спящих людей, некоторые из которых явно побывали в употреблении, и сносил всем головы, гвардейцам и легионерам не оставалось ничего, кроме как следовать его примеру.
На мостах армия Короля бесчинствовала. На одном из них молодую женщину, брыкающуюся так сильно, что вывалившиеся из рваного платья груди тряслись в разные стороны, под хохот товарищей за волосы тащили по мостовой совсем еще юный солдатик. Другой солдат, постарше, наступал на колени зрелого мужчины, пытавшегося ползти к несчастной, тянущего к ней руки и рыдающего, но ничего не могущего сделать. Все стихло, когда на мосту встали люди Даниэль. Увидев ровную стену решительных и явно озлобленных увиденным воинов, солдаты короля отошли от своих жертв и замерли, не зная, что делать дальше, бежать или пытаться сражаться. А легионеры только и ждали команды, чтобы сорваться с места.
В пылающих районах завязывались нешуточные схватки между армией короля и теми, кто решил дать им бой. Такой бой уже кипел, когда отряд Дани и Руперта ворвался на улицу, плотно заставленную разноярусными пристройками к башням. В жаркой во всех смыслах слова схватке, проходившей в горящих домах с горящими людьми, у людей короля не было шансов.
Не заставляла себя ждать и многочисленная толпа безумных мертвецов. Они нахлынули откуда-то из-под моста, как тараканы повылезали из окон нижних ярусов башни и набросились всем скопом. Дани успела только выхватить обо оружия, а дальше начался кошмар. Тощие фигуры носились между ее людьми, набрасывались на спины, тут же сбрасывались на землю и там обезглавливались. Девушка размахивала мечом, сшибая противника с ног, и резким, сопровождаемым чавкающим треском ударом в голову добивала. В схватке легионеры чувствовали себя уверенней, нежели гвардейцы: все атаки они принимали на стену щитов, а пока враг, будь то безумный мертвец, сразу же вцепляющийся в кромку зубами, или мертвец еще разумный, тщетно толкавший утяжеленного стальным доспехом солдата, довольствовались щитами, быстренько их обезглавливали.
Даниэль хлестнула пробегавшего мимо мертвеца мечом. Сталь лязгнула о кости ребер, отскочила. Но в ударе имелось достаточно силы, чтобы сбить тварь на мостовую. Огни пожарищ осветили уродливое, сгнившее лицо, со свисающими со скул шмотками почерневшей плоти, когда монстр поднял голову на девушку. Бесцветные глаза смотрели с ненавистью, а пасть резко распахнулась в чем-то среднем между кошачьим шипением и рычанием. Дани захлопнула рот так и не поднявшегося с четверенек трупа ударом ножа в подбородок. Резко сомкнувшиеся зубы клацнули друг о друга, где-то в черепе, проходя через кость, звякнул нож, а возле рукояти он треснул и сломался. Запыхавшаяся Даниэль, упершись руками в колени, предплечьем руки, в которой все еще сжимала осиротевшую без лезвия рукоять ножа, вытерла, точнее размазала по лицу кровь. Командор осмотрелась. Пожары вокруг отлично освещали гвардейцев, наконец-то нашедших применение стоявшим в тренировочном зале с незапамятных времен копьям, держа на них дрыгающихся тварей, пока кто-то не обезглавит их. И пожары отлично освещали легионеров, бликами на шлемах и рябью света на кольчугах выделяя их из темноты облачной ночи. Даниэль со страхом отметила, как методично, движение за движением, удар за ударом легионеры делали свою работу. Так свое дело делает любой профессионал, без лишних движений, молчаливо и точно.
-Эй, чего встала? – задиристо бросил Виктус, отшвыривая за раззявленную вытянутую пасть только что отрубленную голову безумного мертвеца. Азартно и озлобленно зарычав, девушка бросилась на следующего монстра.
Опыт и сноровка легионеров в купе со знанием города и мобильностью гвардии, позволили достаточно быстро положить конец беспорядкам на близлежащих от цитадели улицах.
Бои за район вокруг цитадели длились всю ночь; никто не спал, никто не ел. Только расчищал город, шаг за шагом, удар за ударом, освобождая улицы от толп гнилых трупов и отрядов трупов еще вполне сохранившихся. Разгоряченные боями легионеры через отверстия в шлемах с шумом выдыхали в холодную темноту опустившейся ночи струи пара. Гвардейцы делали так же, но из-за отсутствия решетки перед ними, у людей Дани получалось не так эффектно. Зато от нагретых близкими пожарами доспехов, что у легионеров, что у гвардейцев, поднимались одинаковые бледные нити пара. Каждый новый бой нагревал людей все больше, каждый недалекий пожар раскалял металл и заставлял кожу доспехов твердеть и трескаться.
Гвардия и Легион медленно, но не опуская орудия, тащили свои уставшие тела по мосту, перекинутому через клубящуюся зловонными испарениями пропасть. Душный тяжелый пар пронизывали еле заметные нижние переходы, несколько разрушенных крыш старых, невысоких башен поднимали обломанные вершины над движущейся поверхностью, словно пытаясь сделать глоток свежего воздуха. Мост под ногами плетущихся воинов шириной напоминал одну из главных улиц большого города. А если бы улицы в городах опирались на тонкие арочные опоры, уходящие в бездну, то сходство получилось бы абсолютным, да и прилепившиеся к мосту дома, усиливали этот эффект. Даниэль не знала, каким образом эти двух- и трехэтажные паразиты не сваливались с крепкого тела моста, но тем не менее, они стояли, в них жили люди, а между некоторыми в стороны разбегались мостики поменьше. Целая часть города, с широким прямым проспектом с домами и снующими между ними улочками, только на опорах и арках, будто паутина натянутых между несколькими башнями-колоссами чуть в отдалении.
В городе-государстве, названия у него не было, хотя большинство называло его просто и понятно – Городом Мертвых, все состояло из башен и мостов между ними. Чем дальше от стен, окружавших огромную территорию, в которую входила гора, тем выше становились башни, тем выше поднимались мосты. Настоящие улицы пролегали только внизу. И вот уже многие тысячелетия по ним путешествуют только потоки нечистот, производимых тысячами неумирающих людей день за днем. От этих нечистот, от удушливого зловонного пара город сбегал вверх, заменяя улицы мостами. Люди научились жить на высоте, отделяя себя от вонючей бездны тонкими каменными пролетами между гигантскими башнями. Иногда башни выполняли роль опоры для дворца, или дома, или даже сразу нескольких, стоящих на общей лужайке. В других случаях достаточно большая башня, круглая ли, квадратная, неважно, использовалась как многоэтажное здание. К таким каменным исполинам подходило много мостов, не с одной стороны, по всей окружности, на разных ярусах. С верхушек самых высоких домов, почти под облаками, подобные башни казались центром паутины. Да что там говорить, весь город окутывала паутина мостов. Из-за того, что город рос и жил не только в длину и ширину, но и вверх, некоторые перекрестки в нем имели двенадцать возможных направлений.
-Снять шлемы, - скомандовал Руперт своим. Легионеры быстро расстегнули ремешки под подбородками и с глубоким вдохом облегчения сняли стальные ведра с раскрасневшихся лиц. – Смотреть в оба.
-И все это держится, - присвистнул ближайший к Даниэль легионер с красным, покрытыми потом лицом, обрамленным звеньями койфа лицом, - на чем? На этих каменных ножках? Как так? Почему все это не падает?
-Чудеса архитектурной мысли, - подмигнула ему Дани.
-Я сказал: смотреть в оба! – недовольно гаркнул Руперт.
-Храбрится, - заговорщицки, но достаточно громко, чтобы легат услышал, сказал мужчина и подмигнул девушке, - перед вам… - голос в миг перешел в треск и бульканье, мужчина встал на месте, в центре в миг образовавшегося вокруг него пятачка пустой мостовой. Все в ужасе смотрели на него. А легионер, все еще продолжая шевелить губами, будто что-то гворит, заторможено махнул перед собой рукой, пошатнулся, еще раз что-то сжал перед собой и уронил руку вдоль тела. До стрелы, вошедшей в его череп над лбом и оттопырившей кольчужный койф у основания затылка, он так и не дотянулся, рухнул на камни и затих
Пасть безголового змея
© Copyright: Рогал Дорн, 2019
Свидетельство о публикации №219072601399
Свидетельство о публикации №219072601399
Рецензии