Магнитка

                Вы знаете, как работает милиция? …Так куда же вы лезете со свиным рылом в «калашный» ряд!
                Билет до Магнитогорска был куплен заранее, оставалось сообщить о своем приезде и ехать на вокзал. Трубку долго не брали, затем жена нашего знакомого Алексея ответила, что его нет дома, что нас ждут, и положила трубку. Я оставил ключи от машины в Светиной шкатулке, проверил содержимое спортивной сумки и пошел ловить такси до ж\д вокзала, времени было достаточно.
                …В доме Алексея, который находился в 20 минутах езды на такси от вокзала, меня встретили двое незнакомых мужчин и представились по имени. На мой вопрос ответили, что Алексей скоро подойдет, и пригласили в комнату за стол. Спросили, как и с кем, я добрался, почему без Юрия, задали еще пару вопросов, из которых можно было понять, что они «в теме». Затем тот, что моложе достал из портфеля пачку долларов, перетянутую резинкой, и протянул мне, предлагая пересчитать, до прихода Алексея. Я машинально ее взял, но считать не стал и положил на стол. Ситуация складывалась не вполне понятная и я начал волноваться.
                В этот момент в дом вошли еще двое: мужчина и женщина, а тот, что постарше достал удостоверение и объявил, что это понятые и о моем задержании. Меня обыскали, пересадили на диван и все занялись оформлением бумаг, подсчетом валюты и рублей из моей сумки. Ничего подписывать я не стал. Подошла милицейская машина и меня отвезли в УВД, а затем в КПЗ. Вот так в ноябре 1976 года начиналась новая, но знакомая мне жизнь.
                Следователь готовил в суд нужные протоколы, оформлял показания понятых, оперативников меня задержавших и мой отказ от дачи показаний. На вопрос с кем приезжал к Алексею в первый раз, я заявил, что это был водитель такси, который меня возил по Магнитогорску и которого я не знаю. Все происходило по ментовским правилам и в нужные сроки. Как я понял из всего происходящего, Алексея арестовали незадолго до моего приезда, а жена проходила свидетелем по его делу и оставалась на свободе. Но проходил он по другому делу, по первой ходке. С Алексеем и его женой я встретился только один раз, на очной ставке, где они дали письменные показания и больше нам встречаться не довелось.
                Все шло без проволочек, на суд поддержать меня морально и материально приехал отец. Суд был скорый, на нем мне дали 6 лет строгого, а после суда 2х-часовое свидание с отцом.
                Разговор нам давался тяжело, у обоих ходуном ходили кадыки и желваки, мы не знали о чем говорить. Когда же дежурный объявил, что осталось 15 минут до конца свидания, я, успокоившись, прошу отца помочь и добиться перевода в Куйбышев. Прощаясь, мы обнялись, отец до боли сжимал мои плечи и захлебываясь просил меня держаться и поклялся, что будет мне помогать и добьется моего перевода в Куйбышев. Он уехал, оставив мне надежду, какой раньше я от него не получал.   
                …Весну я встречал в зоне строгого режима, которая находилась прямо через забор с тюрьмой. Зона, ну это же почти как свобода! Здесь можно писать и отправлять письма, разными каналами, а после ужина прогуливаться до отбоя между бараками. Как только определилась дата на использование права первого длительного свидания, я отправил письма, домой и Свете.
                Приехала мама со Светой, которую пропустили по паспорту сестры Иры, ничего, не заподозрив. Это было так романтично, моя Света как когда-то жены декабристов приехала ко мне под чужим паспортом... И мои чувства к ней вспыхнули с еще большей силой. От мамы я узнал, что отец договорился через знакомого из УВД о моем переводе в Куйбышев, на «шестерку». Это колония строгого режима в поселке Управленческий, что в 10км от Мехзавода, где жила Света.
                Трое суток пролетели как мгновение, и после свидания я с нетерпением ждал перевода в Куйбышев. И когда меня по этапам и тюрьмам переправляли в Куйбышев, я был почти счастлив. Жаль, конечно, что мечте о новой счастливой жизни так и не дано было исполниться...
                И вот, спустя менее года, к осени 1977г я вернулся в Куйбышев в ИТК-6, где меня вновь ждали приятные известия. Начальником колонии, куда я был доставлен, работал теперь уже подполковник Гаврилов – начальник отряда, в котором я «служил» на 5ке, в п. Кряж. Уж не знаю, что сработало на этот раз,  заслуги и хлопоты моего папы, торговый техникум который я окончил, или личное знакомство, но Гаврилов направил меня трудиться заведующим столовой. Что такое столовая в советское время, вам объяснять надеюсь не нужно. Столовая, она и в Африке, извиняюсь и в тюрьме столовая. Связи налаживать даже не нужно, они сами идут к заведующему столовой прямо в кабинет.  И первой такой связью с Миром стал связист Володя Томашевский.
                Он тут же организовал телефонную и постоянную связь со Светой и вообще со свободой. Лучшим «другом» и первым человеком в столовой стал старший дневальный по комнате свиданий Эдик. Но Куйбышев это не Магнитогорск и здесь прийти на длительное свидание по чужому паспорту не прокатит. Пока Эдик организовывал общие свидания, я занялся организацией регистрации наших со Светой отношений.
                Для нашей регистрации Красноглинский ЗАГС приехал к нам прямо в зону. Мы тут же получили длительное свидание. Мама организовала нам торжественный ужин и уехала домой, оставив пировать нас со Светой. Постоянная телефонная связь и регулярные свидания со Светой, несмотря на колючую проволоку, сделали нашу жизнь со Светой, можно сказать счастливой.
                Но вскоре заболела мама. Когда Света об этом рассказывала, то плакала и не могла успокоиться. Я понял, что с мамой что-то серьезное и уговорил Володю Томашевского связать меня с отцом. Домашнего телефона у нас не было, и звонить нужно было на завод. Сделать такой звонок из колонии, да еще на режимный завод, решиться на это для Володи было не просто. Но не смотря на то, что это было опасно, Володя эту связь организовал, и я поговорил с отцом. Он рассказал, что вначале маме сделали, в общем-то, не сложную операцию, но затем начались осложнения и она уже несколько дней лежит, не приходя в сознание.
                А еще через день Володя сообщил, что мамы не стало. Я хорошо помню день 03 ноября 1977 года. Это был солнечный, теплый день, я с утра устроил для себя пробежку по плацу и тренировку. И в делах все происходило великолепно, экспедиторша завезла в столовую большую партию неучтенного чая, и нас ждал хороший доход. Вечером подошел Володя с опущенной головой, и мне все стало ясно без слов.
                И тогда я по-настоящему прочувствовал, что произошло ужасное, что вернуть уже невозможно, и в жизни у меня никого ближе нет, и не будет.
                Заснуть я не мог и вспомнил все, о чем раньше возможно никогда и не вспоминал. И тот случай, когда отец, с приятелями выпивая у нас дома, напоили меня маленького, а мама вся в слезах таскала на руках из комнаты в туалет и обратно пытаясь откачать. И как она своей истерикой спасла меня от зверского избиения отцом, когда меня исключили из школы. Вспоминал ее улыбку и ласковые руки, от которых я отворачивался, когда она меня обнимала. В памяти выплывали картины всей прошедшей жизни, и мне казалась, что она такая бестолковая и никому не нужная. Постоянно я кому-то и что-то доказывал, пытаясь забраться выше других, и проходил мимо чего-то главного в жизни, что было совсем рядом.
.                На следующий день в столовую на работу я не пошел, сказал старшему повару, что болен, отдал ключи от кабинета и кладовой, чего раньше никогда бы не сделал, и слонялся за бараком вдоль запретки, думая о маме и своей жизни.
                Дни проталкивали время, сглаживая в памяти болезненные воспоминания и рисуя новые перспективы. Со Светой мы были постоянно на связи и думали о том, какой прекрасной будет жизнь, когда я вернусь. Мы мечтали о сыне, собственной квартире, море и многом еще... Но это были почти детские мечты, у которых не было шансов сбыться. Их не было потому, что их не было ни у кого из нашего круга в нашей стране, которая жила по принципу: «От каждого — по способностям, каждому — по потребностям».
                Ведь жили по этому принципу лишь коммунисты и то, находящиеся у власти. - Никто у них не проверял наличие ума, способностей или других качеств руководителя! И сами  себя они не спрашивали, не слишком ли велики их потребности, судя по тому, что они захапали? Тогда даже анекдоты ходили:
- Плакат на здании обкома: "Кто у нас не работает, тот не ест!".
Или вот:
Есть ли в СССР бедняки?
— Есть. Это те, у кого нет ничего своего. Квартира — государственная, дача — государственная, машина — государственная.

                За всеми остальными присматривали соседи или оперативники в зонах. Но меня эта ситуация не устраивала и я намеренно «показывал», что имею какую-то «связь» с хозяином. И тогда они даже попытки не делали меня вербовать или обдирать. Но это была лишь хитрость, они постоянно пасли и собирали обо мне информацию, делая вид, что  меня не замечают. На самом же деле ждали лишь подходящего момента, когда я споткнусь на чем-нибудь серьезном.
                Так и не дождавшись, «кумовья» воспользовались удобным случаем, когда Гаврилов ушел в отпуск. Буквально через несколько дней, без объяснения причин, меня переводят на 4 зону – киркомбинат.
                К этому времени Света была уже беременна, и мы по этому поводу очень переживали. Первое наше свидание на 4ке происходило совсем не «торжественно». Они с подругой Ириной Аллилуевой приехали к зоне и ходили вдоль забора промзоны, пока я не влез на крышу цеха...

                В начале 1979 года у нас родился сын, которого Света назвала Львом. Через некоторое время я прохожу суд на «химию» и попадаю в Куйбышев. Комендатура и общежитие располагалась на ост.Стахановской, рядом с домом родителей, а на работу возили на завод ЖБИ в Зубчаниновке. Я тут же договариваюсь с начальником комендатуры, что ночевать буду у жены Светы, и появлялся только на спецпроверки раз в месяц. Примерно то же самое я организовал на заводе. Мой начальник цеха приезжал на работу в автобусе, я на личных Жигулях. Это было такое явное несоответствие в наших «социальных статусах», что нужно было срочно меняться рабочими местами. Но мы решили этот вопрос «полюбовно»: начальник оценивал мой соцстатус премиальными, а я его находчивость рублями.
                Света находилась в отпуске по уходу за сыном и с удовольствием занималась устройством нашего быта, а я был счастливым отцом и не выпускал из рук Львушку. У нас даже появилась общая любимая игра: «носиком-носиком». Первые дни своего «освобождения», я сам себя наградил недельной поездкой в Крым к Черному морю, где когда-то мы побывали с отцом. Но на заводе я появлялся регулярно - в дни выдачи зарплаты. Там ценили, что, не смотря на слабую память, я  не забывал отблагодарить не только начальника, но и рабочих, в бригаде которых числился.

                Мое торговое образование требовало реализации полученных навыков. И вместо того, чтобы как все бетоно-мешальщики ЖБИ осваивать эту новую профессию, я помогал начальству цеха сбывать излишки производимых плит. А в свободное время помогал и руководству ВАЗа сбывать «излишки» запчастей.
                Когда Светина тетка Маша занялась продажей участка земли в Зубчаниновке в переулочке Хаперский, я впервые узнал, что в моих Мечтах есть строительство собственного дома. Участок был огромный, и на нем уже стояло  маленькое кирпичное полуразрушенное строение-сарай, но с окнами.
                Мечта мне очень понравилась, и я решил участок приобрести. Это было очень удобно, т.к. не нужно было ничего оформлять (то, что я и не мог) - все по-свойски, по-родственному.
                Расплатившись, я начал с того, что превратил эту развалюшку в небольшой гостевой домик, а участок привел в порядок и заложил мощный фундамент под большой дом на 2 этажа. Теперь я каждый день ездил на участок со Львушкой. Для него в машине было креслеце на заднем сидении. А это место в Зубчаниновке мы называли «Хаперские Львы».
 
                Тогда же на почве тренировок по боксу, для чего я периодически навещал стадион «Металлург», у меня появился новый приятель. Сергей был молодой, но шустрый и толковый парень во втором среднем весе. Обычно мы работали с ним в спарринге, а после тренировок я подбрасывал его домой на проспект Металлургов. Он рассказывал, что окончил школу, но временно ничем не занимается. И вот Сергей стал бывать у меня на строительстве «Хаперских Львов» и помогать по разным мелочам. Мы много общались, и он знал о том, что я отбываю срок на «химии», и за что отбываю. Он постоянно интересовался моими делами, но я его ни к чему не привлекал, да мне и не нужны были помощники. Единственно о чем я его попросил, это сохранить небольшой закрытый на ключ чемоданчик с вещами, которые я не мог держать дома. Мы постоянно общались и ничего не предвещало беды. Когда же он рассказал о том, что начал заниматься сбытом вещей, которые ему давали цыгане, я предупредил, чем все это может закончиться и решил забрать то, что у него хранил. Но он вдруг пропал на пару дней, и я поехал к нему домой.
                Дверь открыла заплаканная мать Сергея и рассказала, что у них вчера в квартире был обыск, изъяли какие-то вещи, а Сергея забрали. Тогда же узнал, что Сергей втайне от нее бросил школу, и что ему еще нет 18 лет.
 
                В этот момент я понял, что на этом моя счастливая жизнь возможно заканчивается и ждать нужно только чуда. Чудом могло быть лишь то, что Сергей "забудет", откуда у него оказался мой чемоданчик.
                Вот так, зная, как работает милиция, я все же залез в «калашный» ряд!