Что-то такое непонятное. Глава первая

=1=

 

- Ну и что мы тут делаем? - донёсся до меня откуда-то с другой планеты ласковый голос, настолько елейный, что без ножа за спиной он просто не мог существовать. Его острый клинок сверкнул на солнце, отразившись ярким змеиным светом между словами. Я открыл глаза, с трудом, как сто лет не открывавшуюся чугунную дверь. Или из чего там делали тяжёлые двери в поземных бункерах, со штурвалами колёс вместо ручек?

 

Солнце закрывала фуражка с усами на мясистом лице. Ниже слоилась багрянцем жирная шея, лежавшая на воротничке явно форменного прикида. Это была во всех отношениях примечательная физиономия. Маленькие, злые, колючие глазки и поросший шерстью кулак, колоритно дополняли картину - так выглядели городовые на картинках и в кинолентах про начало прошлого, двадцатого века.

 

Скосив взгляд в сторону, я увидел оленя, стоявшего на круглом постаменте, гордо воздевшего свои ветвистые рога к небу, и понял, что лежу на дне фонтана. Воды в нём не было. Вместо воды в нём был я, лежал крестом и смотрел вверх с тупым бездумьем в голове. Там была одна боль, и ничего больше. Нет, ещё был сушняк, и поэтому ужасно хотелось пить.

 

Я попытался собраться с мыслями и понять, что происходит: где я, кто я? Но эти крысы уже давно сбежали с моего корабля. Оставалось надеяться, что зависшая надо мной морда, оскалившаяся в предвкушении, хоть что-то прояснит до того, как сожрёт меня. То, что она именно это и собирается сделать, не было никаких сомнений, как и возможности этого избежать. Мне даже пытаться было лень. Никакого чувства самосохранения.

 

Вот этот хищник протянул ко мне свою лапу, схватил за  и дёрнул к себе. Буммммммм - грохнуло в моей голове. Звон колокола, по сравнению с которым царь-колокол был пешкой с шахматной доски против небоскрёба с Манхеттена, разметал дикой болью рваную серую массу, которая когда-то были моими мозгами, по самым дальним уголкам вселенной. Теперь внутри черепной коробки не осталось ничего, кроме верёвочки, от уха до уха, спасающей её от полного развала.

 

Тело приняло вертикальное положение, но если бы не удерживалось мощной верхней конечностью моего нового встречного, то зафиксироваться в этом положении ему навряд ли бы удалось. Скорее всего, опало бы как озимый обратно, на дно. А так, ничего, моталось на подгибающихся коленках, но держалось почти что ровно. И как бы я не хотел избавиться от этого приставучего ко мне внимания, но прямо сейчас, это было бы не очень желательно. Я был похож на пупса, который первый раз встал на ножки, и без посторонней помощи не только идти, стоять не может. Дядя, не бросай меня!   

 

Он услышал мой телепатический призыв и бросать не стал, а обернувшись, крикнул:

 

- Парамонов!

 

- Я! - ответил Парамонов и не преминул тут же появиться. Мужичок лет сорока, в рубахе с ремешком, картузе и подобострастной позе.

 

- Где Воропаев?

 

- Тута, крикнуть? Воропаев!

 

Появился Воропаев. Меня передали им на руки одним взглядом. Вот это выучка! Я всё ещё не мог идти сам. Парамонов с Воропаевым стали моими костылями. Кое как выбравшись из купели, мы тронулись в путь. Я шё,л не глядя по сторонам, смотрел, чтобы кроссовки не запнулись друг о друга, тогда мои костыли могли меня не удержать, а падать в дорожную пыль мне не улыбалось. Наконец мы остановились. Теперь можно было и оглянуться.

 

Фонтан, как оказалось, располагался на площади, судя по зданию у входа в которое мы остановились, вокзальной. А олень оказался товарищем семейным, у его ног лежала олениха.  Мир да любовь, как говориться, деток побольше да здоровья хорошего, долгой жизни и лёгкой смерти!

 

Мимо нас, туда-сюда шли люди. Люди шли парочками, стайками и поодиночке. И в этом не было бы ничего такого, если бы окружающая меня реальность была хоть немного похожа на ту, которую я ожидал увидеть. Но у меня было стойкое ощущение, что я попал внутрь какого-то исторического фильма, действие которого происходит в начале двадцатого века, не хватало только сабли на боку у обладателя этих свинячьих глазок, смотрящих на меня в упор.

 

Нет, была сабля. А камеры и съёмочной группы видно нигде не было. Если бы я мог думать, то, наверное, смог бы чего надумать, но пепел моих мозгов, после недавнего взрыва, только-только начал оседать. Потом его надо будет ещё собрать, замесить, дать отстояться... А что происходит, хотелось бы понять сейчас.

 

На нас стали огладываться, и с интересом разглядывать. Меня. Олень на время делегировал мне своё право называться центром площади. Всё внимание было сконцентрировано на мне. Кто прямо, кто украдкой, но только ленивый не глянул на меня. Нет, ленивый, в этот раз, был как все. Не отбился от случайного коллектива собравшихся тут, в зоне взгляда от нас, именно в этот момент. 

 

У красивых женщин подобное в порядке вещей. Если на них, вдруг, перестанут обращать внимание, перестанут провожать взглядами, раздевая по пути, пуская слюни и вздыхая о несбыточном, они будут чувствовать себя неуютно, как не в своей тарелке. Точно так, как я сейчас, но по поводу совершенно обратному. 

 

Мне захотелось снова упасть, чтобы спрятаться от этих глаз. Но мужики держали меня крепко, да и толку сейчас падать, фонтан меня спрятать на своём дне уже не мог. А вот во взгляде городового - буду пока называть его так, пока не пойму как надо - наметились перемены. В них прыгали вопросы. И пока эти попрыгунчики бегали и примеряли на себя разные ответы, его злость отошла перекурить. А я, перетаптываясь с ноги на ногу, выяснил, что эта неуклюжая пара вспомнила-таки свои прямые обязанности и вполне сносно держала на себе оставшуюся часть моего тела.

 

- Алексей Петрович, рад вас видеть, - услышал я и обернул голову обратно, лицом вперёд: - Вы не расскажете, что тут у вас происходит.

 

- Сам пока не разобрался, если честно, Сергей Андреич. Я Парамонова, вон, - мой городовой ткнул сосиской своего пальца в того, чью фамилию назвал, - отправил фонтан чинить, а он обернулся через пять минут и говорит, что в фонтане труп. Лежит, мол не дышит, и не по-нашему одет. Вот и пришлось мне самому идти разбираться. Сначала и я подумал, что труп: лицо белое и не видать дышит ли, нет. А как наклонился, он глазья-то свои мутные и открыл. И рот открыл. А изо рта-то как пахнуло сивухой. Живой оказался, только пьян вусмерть. Я бы ушёл, оставил это дело кому надо, но видите, как он одет и пенсне какие-то чудные, и башмаки, и рубаха, и брюки - всё не наше. Вот и подумал, может иностранец?

 

Так вот чего за вопросы по извилинам его мозга круги наворачивали, усмехнулся я про себя. Кто бы он не был, но для меня, отсюда и навсегда, он останется городовым. Вот оно, передо мной, живое воплощение чеховского персонажа. Я, конечно, не собака, но сути дела это не меняло. Быть мне или не быть — это он и решал. Это было ясно, как и то, что от этого товарисча надо было избавляться. Ясно было, как божий день: такие товарищи нам не товарищи.

 

- Вы кто? - обратился ко мне Сергей Андреич. Молча, для начала. Лишь взглядом. Одет он был респектабельно. На мой неискушённый взгляд. Серый костюм-троечка, котелок, трость, на жилетке нехилая цепочка от часов. На лице у него были глаза холодного стального цвета, но смотрящие на меня с улыбкой и интересом, усики, во рту папироса, между двух пальцев. На среднем был перстень, золотой, конечно. Такой, ничо себе перстень.

 

Он затянулся, выпустил вверх струйку дыма, оторвав от меня на это время взгляд, но потом его глаза снова вернулись ко мне. Я посмотрел на него, на городового, снова на него, высвободился из рук костылей, в помощи которых я больше не нуждался и... и тут я подумал, что я с удовольствием побеседовал с эти господином, но в другом месте и без этой троицы, так бесцеремонно навязавшей мне своё общество. 

 

Слава кокушкам, свершилось: я - подумал! — это был прогресс, это было кстати.

 

Я подумал, проанализировал ситуацию и сделал выводы. Значит, мозги заработали. Гип-гип ура, гип-гип ура, ура, ура, ура! И мозги, как бы в доказательство своей работоспособности, отправили языку очень интересные слова, которых ни Алексей Петрович, ни его подручные не поняли, и обратили свои взоры на господина в котелке. 

 

- What's going on here? Where am I? What happened to me? Сергей, who are these people? - медленно проговорил я, собирая мой вэрибэд английский по всем сусекам памяти. 

 

И он меня понял. В обоих смыслах. И то, что я сказал, а главное то, что осталось за кадром.

 

- Вы его знаете? - спросил у него городовой.

 

- Да. Это компаньон моего знакомого. Но знакомый, Путиков Вениамин Яковлевич, знаете?

- Нет. Местный?

- С Тобольска.

- Что-то не припомню.

- Ну да не беда. Не в этом дело. Они должны были встретиться, да у Вениамина Яковлевича образовались крайне неотложные дела, и он попросил меня оказать ему содействие: встретить, устроить и занять гостя чем-нибудь до его приезда. Яи встретил. Он приехал вчера. Из Голландии, кстати. Я встретил его честь по чести, накормил, напоил, как полагается, да не сделал поправку на то, что он не наш. Жидок оказался. Вот и перебрал, болезный. А вечером вышел во двор и поминай, как звали. Но я переживать не стал. Так и знал, что найдётся. Куда бы он делся в таком-то виде. Смотрите, это он уже проспался, и то на ногах еле стоит, качается. Я, честно говоря, удивлён, что он смог так далеко уйти.

 

- Так вы и голландский знаете?

 

- Нет, что вы?

 

- А... А как вы тогда?

 

- Он говорил на английском.

 

- Тогда понятно. Так что он спросил?

 

- Он спросил, что здесь происходит, что с ним случилось, и кто вы? - ответил мой спаситель и обратился ко мне: - It's okay, you just fell asleep where you can't sleep. You've been disturbed. Just a minute, Peter.

 

Вот вы много поняли из того, что он сказал? Я - практически ничего. Итс о'кей, да то, что надо подождать - и то не сразу. Городовой, Парамонов и третий, я уже забыл, как его зовут, не поняли ничего. Это было видно и невооружённым взглядом, а я был в очках. Я улыбнулся и кивнул. Решил, что так надо. Почему так? - а фиг его знает. Потому что, наверное.

 

- Я ему сказал, что всё в порядке, что вы - друзья, которые постарались ему помочь в трудной ситуации. А теперь, Алексей Петрович, позвольте нам откланяться. Надо привести моего гостя в порядок. Да, а вы вечером будете в театре? Пьесу новую дают. Гастроль столичной труппы.

- Непременно.

- Вот и отлично. Там и увидимся. Новости расскажете. А то я не успел приехать, а со дня на день уже и уезжать. А кто кроме вас может знать всё и обо всём, и рассказать о главном, не размазывая по тарелке, и не отвлекаясь на шелуху, как это у нас любят? -  Он улыбнулся, городовой понимающе улыбнулся в ответ.

- Ну, не будем вам мешать. 

 

Он взялся одной рукой за котелок, другой - под мой локоть, и мы вошли в здание вокзала, который изнутри был намного приятнее своей наружности, особенно обществом. Хотя вопросов, на которые я не мог найти ответов, было до хрена по обе стороны. Они так и таращились на меня со всех углов. И главный из них - что вообще происходит?