1. Подарки детям

- Поезжайте на Кочевников, - мужчина в пальто на сидении впереди предпочёл разговаривать, не повернув головы.
- Но Кочевники…
- Да, кочуют. Однако всегда можно определить, где они сегодня примерно будут находиться.
Кочевники – у чёрта на куличиках. Новостройки, откуда там может быть хороший калейдоскоп? Наверняка какой-нибудь китайский ширпотреб. Настоящий калейдоскоп можно купить только в центре города. Но их там нет, не продают…
…И проснулся с мыслью: «ну и хрень же мне опять приснилась». Разве могут называть район «Кочевники»? И откуда там игрушечный магазин? Проклятая идея подарить детям на день рождения трубу с картинками не давала покоя мозгу ни днём, ни ночью. Наверное, их просто перестали производить, никаких следов в интернете. Правильно. В наше время электронных игрушек разве можно заинтересовать детей таким примитивным старьём? Да и дети у меня уже не маленькие, через неделю им исполниться тринадцать лет. Хочется сделать хороший подарок, купить что-нибудь дорогое и в приложении – калейдоскоп, или два калейдоскопа, для каждого. Только хороший, настоящий, такой, какой был у меня в детстве. Мама покупала его мне в самом центре, прямо на Невском, в Пассаже. Он показывал изумительные картинки из драгоценных камней, симметричные, разноцветные, меняющиеся после каждого крохотного поворота трубки в руке. Можно было часами, плотно прижавшись к нему глазом, рассматривать эти сокровища, это не могло надоесть. А потом, перевернув его, смотреть на матовую бумажку тыльной стороны, на фарфоровые силуэты уже не ярких камушков. У кого в детстве был хороший калейдоскоп, тот меня понимает.
Вот у меня он был, а у моих детей – нет. И мне очень обидно из-за этого, как будто бы это совковая глупость – единственное, что я недодал им в жизни. И бывшая моя, когда я ей по телефону зачем-то рассказал о своей идее, так саркастически молчала, так дала мне понять всю ненужность моего замысла! А потом ещё и выяснилось, что калейдоскопов в продаже нет.
У меня в детстве, как у любимого ребёнка, было много прекрасных игрушек. Особое место занимали, конечно, ёлочные. Числа 25-26 декабря папа приносил в дом огромную живую ёлку, такую большую, что ей потом приходилось спиливать макушку – не влезала под потолок, хотя жили мы в старом фонде и потолки были высокие. Синтетических тогда не было, поэтому ёлки божественно пахли Новым годом. Её прятали от меня либо на балконе, либо в простенке между входными дверями, но я всегда знал, где она спрятана. Считалось, что ставить её нужно не раньше 30 числа. Сам обряд её наряжания был для меня процедурой абсолютно сакральной, и я не уверен, что к этому делу относился бы так, если бы у нас были обыкновенные ёлочные игрушки. Но они были необыкновенные, немецкие, трофейные, дедушка привёз из Берлина моему папе целый чемодан. Они отличались от наших, потому что у нас тогда производили в основном шарики, просто круглые или «фонарики», с углублениями, отражавшими свет, или со шпилями-подвесками, но, в общем, шарики. А мои были фигурами и потому имели каждый свою тайную историю, которую даже я не очень хорошо знал, но точно понимал, что она есть – и у оранжевой сосновой шишки, припорошенной снегом, и у двух зелёных медведей, качающихся на золотых качелях, и у сине-красной Красной Шапочки, и у гриба на белой ножке с коричневой шляпкой и зелёным листочком, прилипшим к ней.
А вот немецкого мальчика, которому когда-то принадлежали эти игрушки (я почему-то точно знал, что это был мальчик, а не девочка) я никогда не жалел, хотя и понимал, что он лишился всего этого богатства при не очень хороших для него обстоятельствах.
Были разные увлекательные настольные игры, среди которых на первом плане находился хоккей с командами красно-жёлтых и жёлто-красных игроков, и я всегда играл жёлто-красными, ходилки, особенно смешная про цирк, где можно было за две клеточки до победы слететь в самый низ по гимнастической трапеции. Много было хорошего, но калейдоскоп всё же занимал особое место.
Позже появились марки. Это был отдельный мир красок и силуэтов, сюжетов и скрытых смыслов. Тогда марки коллекционировали почти все школьники. Сегодня их не коллекционирует никто – они абсолютно не конкурентоспособны по отношению ко всем этим многочисленным гаджетам («гад же ты!»). И вот что запомнилось: самые многоцветные и весёлые были из Монголии и Бурунди. Я уже тогда как-то понимал, что чем беднее стана, чем катастрофичнее в ней экономическое, политическое и прочее положение, тем ярче и глянцевее её марки, как будто эта страна что то себе пытается ими компенсировать. А вот самые блёклые, но тоже прекрасные, были датские. То есть из Дании была всего одна серия – короли и королевы, шекспировского короля там не было, там были настоящие монархи.

Кристофер (Кит) Марло родился в небогатой и незнатной семье, но благодаря выдающимся способностям сумел закончить престижную школу и поступить в Кембридж, где учился за государственный счёт. Был завербован в качестве агента королевской разведки, на несколько месяцев выезжал за границу, где выполнял одно весьма деликатное поручение, пропустил занятия и даже экзамены, и неминуемо должен был быть отчисленным из Университета, но когда его декан получил заверения в том, что он выполнял поручение самой королевы – от Марло отстали.
Ещё в Кембридже увлёкся театром и после его окончания начал писать пьесы. Всего написал семь больших произведений, принадлежность которых к его перу не оспаривается никем из литературоведов. Самой известной стал «Доктор Фауст», им Марло положил начало английской эпической трагедии. Исследователи неоднократно обращали внимание на поразительное сходство литературных стилей Марло и Шекспира, о котором тогда в Лондоне ещё никто и не слышал. Пьесы Марло шли в столичном театре «Глобус» и имели большой успех. Он также явился основателем жанра поэтического сонета в том виде, в котором сонет дошёл до наших дней.
Он увлекался курением, колдовством и атеистической философией. Один из его товарищей, будучи арестованным по обвинению в педофилии, показал на него. Марло был допрошен архиепископом Кентерберийским и даже в Звёздной палате – страшном месте, смеси инквизиции и КГБ. Но все неприятности быстро закончились, так как он легко смог доказать, что является сотрудником секретной службы.   
Согласно официальным данным, Кристофер Марло погиб в возрасте двадцати девяти лет в драке в пабе таверны. Поводом для потасовки послужило якобы то, что трое приятелей, поужинав, не смогли договориться, кто будет платить за ужин, каждый хотел заплатить сам. Один из них в целях самообороны выхватил нож, и тут Марло сделал резкое и неловкое движение по направлению к нему, напоролся на нож глазом и тут же умер. Современные медики считают, что погибнуть от такого ранения невозможно, можно лишь лишиться глаза. Оба приятеля предстали перед судом и не понесли никакого наказания. Характерно, что оба они были сотрудниками спецслужб, а один – даже племянником шефа королевской разведки.
На самом деле гибель Марло была инсценирована. Это была так называемая операция прикрытия, необходимая для того, чтобы дать возможность способному агенту выехать за границу под чужим именем и продолжать выполнять разные деликатные поручения. С той поры Марло так и не вернётся в Англию. Он будет жить в разных европейских странах, но дольше всего в Италии, в городах Вероне, Венеции и Пизе.

У меня было счастливое детство, потому что папа и мама любили меня. Но, конечно, иногда случались разные детские драмы, они со всеми случаются. Мне было скорее всего тринадцать и был праздник 23 февраля, когда поздравляют мужчин, юношей и мальчиков, прошлых и будущих защитников и прочее, и прочее. Неприятности в этот день начались уже в школе. Согласно традиции, девочки попросили нас выйти из класса и положили свои подарки нам на парты. Мне подарка не досталось. Классная руководительница объяснила это очень просто и понятно: в нашем классе на одного мальчика больше, чем девочек, значит, кто-то неминуемо должен остаться без подарка. Но почему этим неминуемым должен быть именно я – этого она не объяснила. Но это были мелочи по сравнению с теми сюрпризами, которые ждали меня дома.
Днём папа начал отмечать праздник с сослуживцами. Он делал это довольно часто и празднования приобретали затяжной и нездоровый характер. В назначенное время он не пришёл домой, не пришёл через час, и через два.
- Ах, так! – сказала мама. – Тогда я ухожу в гости.
И ушла.
Приехала бабушка, которую родители пригласили на праздник и, видимо, оба забыли об этом. Когда она узнала, где папа, где мама, она сказала:
- Ах, так! Тогда я уезжаю домой!
И уехала, оставив сладкий пирог, который она испекла для нашего праздничного стола.
Я сидел дома один, ел сладкий пирог, запивал сладким лимонадом, смотрел по телевизору праздничный концерт, и было мне так горько-горько, так одиноко-одиноко. Нет, я не проклинал взрослых, я понимал, что у них свои проблемы и свои огорчения, и что я может быть даже и не очень понимаю, в чём эти огорчения заключаются. Но вот обидно же, я всё-таки мальчик, и сегодня и мой праздник, а я тут сижу один…
С тех пор я давно живу и обид у меня накопилось немало. Вот был один хороший роман, был, да весь вышел. И потом уже через год мне пришлось ехать к ней за одной вещью, не моей, за своей бы я не поехал. Накануне нервничал. Напился, конечно. Приезжаю.
- Может быть, пройдёшь?
И смотрит на меня глазами умной рыси.
- Нет. Давай вещь и я поеду.
И тут у меня в кармане так весело звякнул о ключи мерзавчик старки.
- Стакан принесёшь?
И – рррраз – грамм сто восемьдесят одним глотком.
- И? – спрашивает.
А я смотрю на неё глазами умной рыси и говорю:
- Нет. Разве настоящий кот может предложить даме старку? А спирта у меня нет.
И уехал, только шпротинкой закусил.
Вот так бывает…

Люди жаждут славы только из-за страха перед смертью. Вот, наивно думают они, мы умрём, а слава наша будет жить, значит и мы тоже как-то будем жить. И чем сильнее в человеке этот мерзенький, гаденький страх смерти (а чего бояться-то неизбежного?), тем более величественной славы он жаждет.
Вильям Шекспир никогда не жаждал славы. Деньги, новый дом, новая любовница – это были пределы его мечтаний. Дом, в котором он родился, - самый посещаемый туристический объект в Южной Англии – не просто некрасив, а по-настоящему уродлив. Серый и ассиметричный, он выглядит захолустным даже на фоне провинциального Стафорда-апон-Айвона. Сын ремесленника-перчаточника, он провёл детство и юность в мещанской среде, никак не соприкасавшейся с интеллектуальной и художественной сферами – он не читал книг, не был знаком с живописью, не интересовался политикой, и мы даже не уверены, что в двадцать лет он был грамотным. Вокруг него сплошь были люди, знавшие одну единственную ценность – ценность денег и простых вещей, которые на них можно купить. Шекспир должен был прожить жизнь рядового обывателя, лишённую всякого смысла, жизнь человека, уверенного о том, что и не худо было бы прожить вот такую жизнь.
Он женился довольно рано, вернее, его заставили жениться, потому что его подруга, бывшая на несколько лет его старше, тривиально залетела, и тут налетели родители с обеих сторон в своём благородном стремлении избежать скандала. Жена родила через пять месяцев после свадьбы, сына назвали Гамлетом, но он умер во младенчестве. Такое часто случалось в те стародавние времена, люди так и говорили: Бог дал, Бог взял. Дочь родилась через несколько лет и её назвали Корделией.
В возрасте двадцати шести лет, когда Корделия была ещё совсем маленькой, Шекспир вынужден был отправиться в Лондон по коммерческой надобности. Оказавшись в окрестностях столицы, он совершил роковой поступок – забрался в заповедный лес графа Рэйли и подстрелил оленя – видимо захотелось чего-то тёплого и мясного. Конечно, попался, лох провинциальный. По тогдашним английским законом его передали в руки владельца леса и тот мог наказать его, как ему вздумается. Но – удивительное дело – за преступление, которое могло потянуть на смертную казнь, последовало очень мягкое наказание – всё лишь десять ударов батогами.
Граф Рэйли был основателем артистического салона, участники которого тусовались вокруг театра «Глобус». Все они были людьми исключительно прогрессивными для своего времени. Все - атеисты, коммунисты и гомосексуалисты, то есть атеистами и коммунистами они действительно были все, а вот гомосексуалистами лишь некоторые, так как одного желания для этого, как известно, недостаточно, но все изображали из себя гомосексуалистов. Они не писали пьес и стихов, и если были заняты в спектаклях, то только на самых ничтожных ролях, но всегда раньше всех и громче всех высказывали своё суждение о новой постановке, формируя тренд в развитии театра. Это была богема, то есть среда, расположенная между публикой и людьми искусства, и полагающая, что искусству без неё никак, а на самом деле больше всех мешающая развитию и искусства, и публики. Марло был их хорошим приятелем, они даже поучаствовали в инсценировке его гибели.
- Джентльмены! – Рэйли тыкнул тростью в плечо Шекспира, взятого в колодки. Это чмо станет автором пьес нашего дорогого Кита, вынужденного покинуть нас на неопределённый срок!
- Но как это возможно?
- Очень просто, джентльмены! Наш друг Марло будет присылать нам свои великолепные произведения, а этого мы будем выдавать за их автора. Постановки пьес Кита будут приносить немалую прибыль, часть её мы конечно же будем высылать нашему другу, но другая часть будет по праву принадлежать тем, благодаря которым они дошли до подмостков, то есть нам с вами, джентльмены! Чмо! Ведь ты же не откажешься оказать нам небольшую услугу, после некоторой подготовки, естественно?
И больно нажал тростью на ключицу.
Конечно, Шекспир не смог отказаться от предложения, сделанного столь любезно.

Сегодня у моих детей день рождения и через полчаса я буду в доме, где они живут. Я иду по улице и привычно занимаюсь вредным самоанализом.
Когда мне было семь лет, папа научил меня кататься на велосипеде. Это оказалось нелёгкой задачей, ему приходилось бежать за моим велосипедом, поддерживая седло левой рукой, а рогалик руля – правой, и я на всю жизнь запомнил его рубашку, мокрую на спине от пота. Я научил своего сына кататься на велосипеде и лыжах, плавать и грести на лодке. Но мне почему-то кажется, что мой отец сделал для меня гораздо больше, чем я для своего сына.
Когда мне было восемь лет, родители вывезли меня в Прибалтику и это было самое европейское турне из всех тогда возможных – о загранице ещё никто и не помышлял. Я слушал орган в Домском соборе, ел марципановые фигурки и смотрел в кино «Фантомаса» без возрастных ограничений – то есть несколько дней жил жизнью, о которой мои ленинградские сверстники могли только мечтать. Мои дети, несмотря на скудность моих заработков, к восьми годам побывали уже в нескольких западных странах, и всё равно мне кажется, что я сделал для них гораздо меньше, чем мои родители делали для меня.
Почему? Может быть потому, что у меня были большие живые ёлки, а у моих детей маленькая и синтетическая. Но главным образом потому, что у них нет такого прекрасного калейдоскопа, который был у меня в детстве.
И вдруг я останавливаюсь как вкопанный, потому что вижу в витрине книжного (почему книжного?) магазина чёрную трубочку с буквами КАЛЕЙ – остальные пять закрыты рядом весящей рекламой прописей. И у меня возникает желание купить сразу десять калейдоскопов, но я вспоминаю, что детей у меня всё-таки двое и останавливаюсь на этом количестве покупок.
Через полчаса я захожу в дом, где живут мои дети. Мне здесь не рады. Мне здесь редко бывают рады.
- Привет! А где Лёша?
- Играет в футбол во дворе, скоро вернётся.
- Ну, с днём рождения, доченька.
- Спа-си-бо.
Образуется неловкая пауза.
- На!
- Что это?
- Калейдоскоп. Прижми к правому глазу, а левый закрой. Вращай руками. Нет-нет. Медленней, гораздо медленней.
- А почему нету кино?
- Какого кино? Ты что видишь?
- Узоры разные.
И отрывает трубку от глаза.
- Ну, что? Не впечатляет?
- Лёше понравиться.
Образуется ещё более неловкая пауза.
- А ещё подарок есть?
- Да.
И протягиваю ей новенький айфон.
- Папа! А это пятёрка или шестёрка?
- Шестёрка.
- Ты же говорил, что у тебя нет денег на шестёрку и ты можешь купить только пятёрку?
- Забирай, пока я добрый, а то передумаю.
- Папа! Спасибо тебе! Теперь у меня есть шестёрка! Ура!
Сильно срывает крышку с коробки, громко стучит пальцами о дисплей, набирая ник и пароль с моего листочка, который я держу перед ней. Всё! Процесс освоения новой техники пошёл! Теперь он не прекратиться до позднего вечера. Я уйду гораздо раньше.
Я сам во всём виноват. Я – плохой отец. Я должен был терпеть. Как стойкий оловянный солдатик. Но я ведь и так терпел. Сначала полгода, потом год, потом ещё полгода. И всё же виноват только я.

«Адама звали Ад-дам и это он привнёс ад в жизнь будущего человечества. Ева конечно тоже виновата, она сорвала яблоко и протянула его мужу. Но если бы Ад-дам не откусил тогда, всё сложилось бы иначе…»
Боже, ну и чертовщина мне опять сниться. Может быть надо в церковь сходить? Совсем я стал как старуха такая суеверная…   
       
   
Они призирали его абсолютно открыто, но всё же вынуждены были повозиться с ним. Его учили правильному английскому, хорошим манерами и, конечно же, литературе. Пьесы Марло его заставляли учить буквально наизусть.
Он не присутствовал на премьере первого «своего» спектакля – Рэйли сказал, что он ещё не готов. Но потом дела пошли гораздо лучше, он выходил на сцену вместе с актёрами, элегантно кланялся, часами отвечал на вопросы публики и даже рассуждал об искусстве.
«Какие же у нас глупые зрители, - думал он. Вот ведь все знают, что я никогда не был за границей. А Марло даёт такие точные описания улиц и домов иностранных городов, ландшафтов и нравов местных жителей. Неужели никто не догадывается?» Но никто ни о чём не догадывался.
Он смирился со своим положением, тем более, что ему платили. Жена и дочь были абсолютно вытеснены из его сознания. И лишь однажды он позволил себе потребовать от них одного изменения в пьесе. Марло написал трагедию о принце датском, у которого убили любимого им отца, и вдруг ему безумно захотелось, чтобы принца звали Гамлетом, в честь его сына, умершего во младенчестве. Он набрался храбрости и попросил об этом Рэйли. Тот, естественно, начал высмеивать «рафинированную сентиментальность, которая не должна быть присуща такому провинциальному чурбану, как ты», но потом неожиданно согласился.
Как же он ненавидел этих людей, но Марло он ненавидел ещё больше! Да, оба они происходили из бедных семей, но этот выскочка, этот щелкопёр, он, в отличии от Шекспира, был безумно талантлив, и всё в этом мире было для него! Закончил хорошую школу с отличием, потом Кембридж, стал разведчиком, каждый день рискует жизнью ради Её Величества и при этом пишет пьесы, имеющие ошеломительный успех. Всё в этом мире для таких, как он, а таким как Шекспир, обычным людям, без всяких там дарований, ничего не достаётся кроме унижений и жалких подачек.
А если взять и написать пьесу, комедию, а лучше трагедию? Трагедию, круче всех марловских! Ведь он так многому научился у этого негодяя, хотя сам этого и не замечал! Ведь он знал почти наизусть все его произведения! И всю свою неизрасходованную отцовскую любовь, и к Гамлету, умершему во младенчестве, и к Корделии, которую он оставил много лет тому назад, он изольёт в этой самой трагической трагедии, которую когда-либо увидят на английских подмостках.   
Так! Главный герой будет король, король Лир. Он будет жить в удалённой исторической эпохе, но в Британии, ведь никакой другой страны Шекспир не знал. Он будет такой король уже в летах и ему расхочется править. Он задумает передать королевство своим дочерям и их мужьям. Чтобы разделить его по справедливости, он призовёт к себе дочерей и спросит их, как они его любят. Старшая и средняя рассыпятся в валентинках, а младшая, её будут звать Корделией, как и дочь Шекспира, скажет, что любит его, как велит долг любить дочери своего отца. Всего лишь, как велит долг! Как это ничтожно мало – думает Лир и отрекается от Корделии. О, как это на самом деле много – уже понимает Шекспир.
Лир поедет к старшей дочери, та примется издеваться над ним и его людьми. В ужасе он бросится к средней, а она ему сразу от ворот поворот, мол, уезжай обратно к старшей, извинись перед ней и живи там, нам всем так будет лучше. Со своим любимым шутом и одним графом, которому выкололи глаза по приказу сестёр он уйдёт в степь, попадёт в бурю, будет ночевать в пещере с бомжами и урками. Тем временем сёстры и некоторые другие аристократы совершат ещё целый ряд злодеяний, королевство начнёт погружаться в пучину беспредела и, глядишь ты, вот-вот развалится. Дочери поймают Лира и посадят в темницу.
Но Корделия, которая на самом деле любит отца, не боясь быть объявленной врагом родины, двинет на сестёр французские войска, однако, потерпит поражение, и сама окажется в той же тюрьме, где и её отец. В неволе отец и дочь обретут счастье, но оно будет очень-очень недолгим. Подосланный убийца задушит Корделию, Лир выйдет на свободу, держа на руках мёртвое её тело, осознает себя виновником всех несчастий и умрёт от горя.
Он писал быстро и легко, почти ничего не переделывая, а когда закончил – умер стафордский мещанин и родился великий английский писатель Вильям Шекспир – автор одного единственного произведения, однако это обстоятельство не делает его менее гениальным и значимым для нас.
Он принёс рукопись Рэйли.
- Вот, Марло прислал.
- А почему тебе, а не мне?
- Не знаю, сами у него спросите.
Но Рэйли так увлёкся чтением, что моментально забыл об этом странном обстоятельстве. Какая экспрессия! Какие неожиданные сюжетные повороты! Какой трагизм! Публика будет исторгать вопли, а потом зальёт «Глобус» слезами. А какие будут сборы и барыши!
Через несколько дней после триумфальной премьеры «Короля Лира» в театре «Глобус» пришло тайное известие о том, что Кристофер Марло погиб в Италии, выполняя одно очень деликатное поручение. Поскольку друзья Рэйли, эти великие знатоки искусства, даже и не заподозрили, что последнюю пьесу мог написать кто-то другой, компания единодушно решила, что Шекспиру больше нечего делать в Лондоне.
И он вернулся в Стафорд-апон-Айвон. Жена умерла за несколько дней до его возвращения. Дочери дома тоже не было – она ушла к возлюбленному. Вскоре, правда, вернулась – возлюбленный прогнал её. Она была на сносях. Шекспир обещал ей всяческую помощь в воспитании своего внука или внучки. Он всё-таки стал в Лондоне известным автором и вернулся домой с некоторым капиталом. Но она сделала всё по-своему – собственноручно удушила новорожденного младенца. Они закопали мёртвое тельце в саду у дома. Недавние археологические исследования полностью подтвердили этот факт.