Что-то такое непонятное. Глава третья

И тут я вспомнил Алису. Вот кого бы я предпочёл и не вспоминать. Эта девушка-призрак появилась в моей жизни исключительно для того, чтобы её испортить.

С последней и единственной нашей встречи я не мог её забыть. Она сидела гвоздём в моём мозгу, моей душе, вбитым в меня непонятно кем и за что. Сидела прочно, как бы не навсегда.

Если бы она была рядом, пусть и не со мной, это бы было не так мучительно. Но она была где-то там, где не было меня. А я был где-то здесь, где не было её. А был ли мальчик? — хотелось бы задать горький вопрос. Горьковский. Но — кому?

А к чему я её вспомнил? А ни к чему. Просто  память дособирала мозаику прошлого, так бездарно растерянного мной накануне. Но казалось, что вспомнилась она мне не случайно. Словно хотела что-то напомнить. Интересно, сколько ещё осталось за пределами моей памяти того, что должно быть в ней, чего мне забывать совсем не стоило?

С новым воспоминанием пришли и новые вопросы. Один из них я решил выяснить тут же, тем более, что ситуация позволяла, прямо-таки напрашиваясь на выяснения отношений, как пьяный леший в кабаке. И я бросил в своего собеседника каменюку проверки:

— Простите меня, что-то я задумался. Так на чём мы остановились?

— На третьей стопке, — улыбнулся он. — Я решил не прерывать расспросами столь важный для вас сейчас приём лекарств. Теперь, вижу, можно и поговорить. Вы, наверное, уже догадываетесь, что мне крайне интересно будет услышать ваше объяснение случившегося.

— Ох, Сергей Андреич, — вздохнул я, — кто бы мне что объяснил. Я был бы этому кому-то крайне признателен.

— Давайте начнём с имени. Представьтесь и будем, так сказать, знакомы.

— Фрейзе, — с лёгким поклоном я чуть оторвал седалище от стула.

— А имя-отчество?

— Вот чего не помню, того не помню. Но раз вспомнил фамилию, думаю, вспомнится со временем и всё остальное.

- Будем надеяться.

А ещё я вспомнил, что знаю английский, как минимум, на девяносто шесть процентов. Вот почему я нашёл, что сказать там, на площади. Но почему не смог понять ответ? Что ж, спишем на ту же амнезию, что поразила меня. Шаткое, но пусть хоть какое-то объяснение.

Да, Алиса, да, ты была права, сколько сказано слов, а всё впустую, как и не говорилось. Значит, всё, что меня связывает с прошлым моим будущем для настоящего моего прошлого — табу.

Нет, я бы и не стал выговариваться, если бы помнил твои предупреждения, сразу бы проверил и успокоился. А так,что вышло, то и ладно. Всё равно ничего не исправить. Прошлого не вернуть. Хотя — как сказать. Если его не вернуть, то где я?

— Вы позволите, — я кинул вопросительный взгляд на колбу с водкой.

— Не трудитесь спрашивать. Пейте. Но смотрите, как бы лекарство не стало ядом. Не выпасть бы вам опять из реальности. И чем вы занимаетесь, господин Фрейзе?

Наливая водку, отправляя её в рот, ставя стопку на стол, закусывая, делая всё это как в замедленной съёмке, я раздумывал над ответом. Когда водка пробежала по пищеводу и, упав в желудок, отзвонилась мне о прибытии на место, я ответил:

— Мне поставили смертельный диагноз. Сказали, что осталось жить меньше полугода. Тогда я продал дом, я сам из Перми, — сказал я, надеясь, что мой собеседник там не был, и друзей знакомых в том городе не имеет, — и поехал в путешествовать. И не помер.

Представляете, врачи ошиблись. А я уже пропутешествовал почти все свои сбережения. А вчерашний конфуз и совсем выбил у меня почву из под ног. Теперь у меня ни денег, ни документов. Ума не приложу, что делать.

— Что ж, если я взял на себя труд участия в вашей судьбе, то пока так оно и будет. А там посмотрим.

— Премного вам благодарен. Надеюсь, что смогу достойно оплатить вам ваши расходы и доброе ко мне отношение. Может, немного расскажете о себе? Для общей, так сказать, картины.

— Что же, извольте. Зовут меня Григорьевым Сергеем Андреевичем. Я сын местного купца, Текутьева Андрея Ивановича. Очень известного человека в этом городе, и очень богатого. Благодаря ему, кстати, железная дорога прошла через нас.

— А должно быть иначе?

— Да, могло быть иначе. Но случилось так, как случилось. И папенька сыграл в этом деле не последнюю роль. Как и во многих других местных начинаниях.

— А почему же у вас фамилии разные?

— Потому что я ему  сын, но неофициальный, непризнанный. Поэтому, от батюшки у меня только отчество, да деньги. Деньги хорошие, так что жаловаться не приходится. Но для людей, я ему никто. А сейчас батюшка при смерти. Вот я и приехал. Сам живу в Омске. Маслом спекулирую. Но тянет. Чувствую, что не своим делом занимаюсь. А что своё — не знаю. Завтра встречаюсь с отцом. Если что даст, там и думать буду. По завещанию-то мне ничего не отпишется. Доброе им превыше всего! — саркастично взметнулся ввысь указательный палец.

— А вы не стесняетесь мне так открыто об этом рассказывать?

— Не знаю почему, но, представьте себе, нет. На чём основана такая моя уверенность, я, признаться, и сам не могу себе ответить. Но мне кажется, что судьба нас свела не зря. Есть у неё что-то для нас на двоих.

— Вы-то мне точно в нужный час встретились. Не будь вас, куда меня этот таракан бы утащил — одному Богу известно.

— Алексей Петрович? — рассмеялся Сергей Андреич, — да, колоритный персонаж. И упёк бы. Но страдает чеховской падучей. Читали про городового?

— А как же! Сам про то же самое подумал, когда меня с ним обстоятельства свели. Кожей чувствовал — хочет съесть, да боится чего-то. А потом из разговора его с вами и понял всё. А он в курсе ваших дел?

- Нет. Но мы с ним давно знакомы. Вернее, не с ним, его я знаю недолго, а с его сестрой. Она в Омске живёт. Замуж туда выдали. А её сын — мой однокашник. В прошлый мой приезд я с ним был тут. Вот с дядюшкой его и имел честь познакомиться.
 
За столом всё было съедено, но не все допито. Однако, организм на дальнейшее возлияние выразил решительный протест: на горизонте появились вертолёты. И когда Сергей Андреич взялся налить мне, я отказался.

— Я вообще-то водки не пью. Потому что получается всегда нехорошо. Вот и вчерашнее — в подтверждение. Вино, другое дело. Ин вино виритас, как говорится. Как лекарство, если говорить вашими словами, она была в строчку, но я уже чувствую себя вполне исцелённым.

— Тогда, может, ко мне? Вы бывали до этого в Тюмени?

Бывал ли я до этого в Тюмени? Да я тут родился. Выйди из вокзала, перейди площадь и там, за тополями, пройди немного и будет стоять мой дом. На сейчас, в прошлом, где я находился, это был жилой дом для работников винных складов, а в будущем, это дом при пластмасс заводе, куда меня привезли с роддома. Он был один из первых кирпичных домов в городе. Поэтому я бодро ответил:

— Никогда.

— Если честно, то ничего и не потеряли. Городишко ещё тот: пыль да вонь летом, непролазная грязь весно-осенью, и только зимой как-то смотрится. Да смотреть не очень хочется. Холодно. Такие морозы, бывает, завернут...

— Мама не горюй!

— Что?

— Ничего. Так, к слову пришлось. Выражение такое есть. Прилепилось ко мне, я и вставляю теперь где попадя, а где и нет.

— Интересный пассаж.

Он поднялся:

— Тогда, едем. Я живу в меблированных комнатах Крутикова, на Голицинской. Это вам ничего не говорит, но место приличное. Там я вас оставлю, а сам к батюшке наведаюсь. Договорились как бы по делам. Мы же с ним за компаньонов числимся. Боюсь, что в последний раз свидимся. Сильно плох.

Экипажем мы добрались до знакомого мне, по прежней будущей Тюмени, двухэтажного здания на Первомайской. Тьфу, Голицинской. Улица была при фонарях и мощёная. Однако, остальные улицы по которым цокали копыта нашей коляски, были до ужаса пыльными, с канав несло несъедобным. Всё окрест было деревянное и кособокое. Если уж в конце двадцатого века Тюмень всё ещё носила гордое звание столицы деревень, то откуда брала начало эта «столичность», я видел сейчас собственными глазами.

Пока ехали, Сергей Андреич досказал свою историю. Вырос он без от отца, в Омске. Не далеко, не близко. Жил с матерью. С родителем виделся всего несколько раз за жизнь. В деньгах не нуждались. По окончании классической гимназии поступил в Московский университет, а вернувшись пошёл в помощники к компаньону Андрея Ивановича, где со временем стал управляющим, а потом и выкупил долю компаньона.

Мать была с ним в Москве, и он хотел там остаться, но отец был против. Сказал, что денег на там не даст. И они вернулись в Омск. По возвращении мама умерла.

— Вот как-то так, — закончил Сергей Андреевич, ударив перчатками по свободной ладошке.

В одно копыто с окончанием рассказа, мы добрались до места. Добирались не известным мне маршрутом, а вкруг.

Моста, привычного для современного жителя, как оказалось, тогда ещё не было. На первом этаже дома  располагалась лавка, на втором комнаты. Никакого шик-модерна я там не обнаружил, но всё было, действительно, вполне прилично.

Просто всё познаётся в сравнении. Видел в Москве, в музее, коляску Павла Первого. "Запарожец" и тот комфортней будет. И на порядок. А когда-то этот сундук в позолоте, возил первого человека в государстве, помазанника божьего. Так что вот.
21:53
18.07.19