Платоновка

Большой праздник Иждивенчества жители Платоновки придумали сами. В период перехода от социализма  к капитализму власти Московского Кагала совсем забыли об окраинах, те хирели, и запустевали. Поселенцы окраины, а такой была Платоновка, становились скитальцами -  кто уехал на морозные вахты, за большим рублем, а кто-то ушел работать на железную дорогу, она проходила от поселка в полукилометре.
 
Поскольку за тысячу километров эта дорога пересекала Москву,  то у обслуживающих ее людей были деньги. Впрочем по всей дороге платили их не равномерно – ближе к столице жалование было выше, а возле Платоновки намного меньше. Отчасти поэтому, первая партия парней и молодых мужиков Платоновки,  облачившиеся в оранжевые жилеты железнодорожников, вдруг оказалась группой мелких преступников. Получая мало, они сами себе организовали доплату. Умело используя слесарный инструмент вскрывали товарняки и брали малую часть груза на радость своей семье, на подарки женам, сидевшим без работы, и малым детям, ждущим от отца гостинцев. Те, кто потом их с острасткой допрашивал никак не могли взять в толк, почему вскрыватели вагонов были так уверены в своей правоте. А все объяснялось прошлым. Ранее обитателям Платоновки принадлежали: длинные фермы, построенные из красного кирпича, наполненные коровами и быками; плоские прилегающие к земле птичники с маленькими оконцами, в которых ежедневно производилось большое количество курятины и яйца; спрятанные под землей хранилища, с устроенными въездами для машин внутрь, в теплую темноту, а также белые корпуса машинно-тракторной станции, с высокими окнами, равными по освещенности царскому дворцу – все это бога
тство было их общей собственностью и носило название совхоз «Коммунарка».
 
Молоко они получали бесплатно, делили ежедневно по три литра. К дощатому сараю, на серых досках которого белой краской было написано крупно «Молоко», а ниже мелко «Часы работы», еще с утренних сумерек, гремя бидонами, собирались старики и старушки, родители работающих. Под умиротворенные разговоры разносили от общего источника по своим многочисленным жилищам еще теплое молоко. Сочные, крупные кочаны капусты и оранжевые длинные корнеплоды моркови, выращенные на черных гумусовых полях хозяйства, трактористам и дояркам отпускал в счет оплаты прямо с поля бригадир растениеводства. Тот кто выращивал урожай для себя сам, мог бесплатно пользоваться хранилищем, оснащенным  системой искусственного климата. Почти дармовое  пользование грузовыми машинами и совсем бесплатное ремонтными мастерскими для починки своих машин тоже было частью их общих привилегий.

Проживали обитатели Платоновки в благоустроенных квартирах панельных домов, построенных для них предприятием.   Создателем общего блага – благодеятелем, для них был Седой Старик – директор предприятия. Жил он долго, кому то казалось уже вечно, и сделать успел многое. Такие редко рождаются на земле русской, а вообще то его родиной был Кавказ, и сюда на  север он попал не совсем добровольно.
 Пройдя свои круги испытаний социальностью жизнью в границах ГУЛАГа, он всемерно старался создать ее усовершенствованный вариант в пределах «Коммунарки».

Камнем, заложенным в основании отстроенной им системы миропорядка был труд, созидательный труд. Утренний подъем с зарей – это точка отсчета начала работы по спланированному дневному распорядку. Жесткий отбор: администраторов, требовательных к себе и подчиненным; специалистов, умеющих достигать результатов. При таком подходе в совхозе картошка сама из земли по графику вылезала, капуста поле полнила, кочан к кочану, а коровы, выведенные путем выверенного прилития крови спешили к юбилейным датам отчитаться новыми рекордными удоями. Коммунизм в миниатюре существовал столько, сколько управлял «Коммунаркой» его основатель.
У его последователей дела пошли хуже. В начале закрылись подсобные производства – пилорама и мельничный комплекс, а реформы 90-х торпедировали основное.

Захирела «Коммунарка» быстро. Период чахлого существования занял лет десять-пятнадцать. А потом остатки имущества по рецептам банкротства весело ушли с молотка. На месте ферм оборотистые иноплеменники открыли автосервисы и другие схожие производства,  хранилище было превращено в оптовую базу. Интерес к заброшенным лугам и пашням образовался чуть позже, когда у определенной категории людей накопились нужные суммы денег и связи. Так Платоновка разделилась на два мира.  В центре оставались ветшающие кварталы панельного жилья бывших работников «Коммунарки», в котором они размножились и им было уже тесно в своих маленьких квартирках. А на окраине вырос грибной поляной коттеджный поселок, в котором баловни жизни – адвокаты, прокуроры, чиновники и преступники мирно уживались друг с другом, соблюдая по отношению друг к другу нейтралитет. Инициативу проявляй внутри усадьбы, благо территория отгорожена забором. В ее границах экспериментируй, свободно пользуйся собственностью, отвоеванной локтями при дележе общественного пирога. Как считали жители коттеджной поляны, напрягаться надо до того, а не после обладания богатством.

Изменения происходили и на старой обжитой части Платоновки территории. Огорченные переменами пенсионеры в начале дружно ходили на выборы, пытаясь через них вернуть часть утраченного коммунистического прошлого, но вскоре утомленные безрезультативностью, болезнями, и безденежьем смирились с неизбежным торжеством капитала. Молодежь, к переживаниям отцов осталась равнодушной. С завистью глядя на обитателей коттеджей они относились к своему местожительству с презрительным равнодушием, превратили в мусорную свалку березово-лиственичный сквер, заложенный еще Седым Стариком и названным в честь него, его же именем. Затолкали по окраинам сквера самодельные гаражи. Досчатые хибары, обшитые ржавыми кусками железа им были милее пустых ровных аллей.

Современный прогматизм побеждал старую романтику.
Многие из уволенных с железной дороги парней, не имея возможности найти работу с хорошей оплатой принялись приторговывать наркотиками, а девушки собой. Через как какое то время часть молодежи умерла от передозировок и плохих болезней, а оставшаяся часть сформировала странный конгломерат людей, мечтающей о лучшей жизни, но не имеющих для этого ни профессиональный навыков, ни морального опыта. Отсидевшие срок мужчины на перебой стремились работать охранниками, а молодые женщины, превратившиеся в матерей-одиночек, стремились путем замужества как можно скорее сменить место жительства. Для этого они днями и ночами ловили женихов сетью Интернета.
 
И, вдруг, в один день у них появилась общая цель. В какой то голове зародилась идея открыть в Платоновке дом досуга, в котором был бы косметический салон со спа-процедурами по низким ценам,  начальная школа-сад с продленкой, где они могли бы располагать своих чад часов на 12 в день и даже цех пошива модной одежды, в котором многие из матерей одиночек могли бы найти работу. Найти спонсоров очень трудно, а организаторов поиска возможностей – легко. Их принесло ветром перемен, дующим с московской метрополии. Маятник политики качнулся назад. Власти захотелось часть своих обязанностей передать народу. Появились многопартийные выборы, общественные приемные и инициативные группы граждан, которым власть стала уделять чуточку внимания. Старая часть Платоновки ощутила в смене курса призыв к возврату утерянного коммунизма, они сорганизовались в  самооборонительную общину, с названием из двух половинок: первая - «Движение пустых желудков», вторая - «И смятенных голов», впрочем, название могло быть несколько иным, но, по сути было таковым, так как, хотя торговые сети и заполнили полки разнообразными продуктами, но требовали за них цены выше доходов обитателей старой Платоновки. Вторая часть названия  - «И смятенных голов» объяснялась возникшим хаосом, возникшим из-за предвыборной риторики Правительства. Вчера ударно разрушали социализм, а теперь призывают прищемить хвост капитализму. Возглавили протест двое – один пожилой Особист и его помощница, занимающая промежуточное положение между девушкой и старой девой.

Особист,  когда то еще при социализме, с помощью Седого Старика, защитил диссертацию. Он по его настоянию изобрел новую транспортную ленту для навозоудаления. Она была сделана из гусеничных траков. Тракторов тогда было много, ферм и навоза тоже. С тех пор его техническая идея так и не реализовавшись устарела, новых мыслей у него не рождалось. А он когда то связывал с ней свои большие перспективы, надежду стать партийным начальником, курирующим технический прогресс в отрасли. Опасаясь умереть безвестным, он решил стать общественником. Особенность его была отличной от особенности певца английского лорда, который звонил Президенту России потому что думал, что тот ему звонил, но он ему не звонил. В общем от Элтона Джона. Он просто не носил штанов. Они ему были не нужны, так как ноги его были покрыты густой шерстью настолько, что при надевании штанов ему было жарко. Летом шерсть на его ногах была ярко-рыжей, а к зиме темнела. Жители старой Платоновки считали его своим юродивым. Он всегда был на острие их инициатив, особенно в борьбе с жителями коттеджной поляны. В начале те не имели у себя мусорных контейнеров, и принялись под покровом ночи подъезжать на своих дорогих иномарках к местам сбора отходов у домов старой Платоновки, выгружали из багажников свой мусор.

Вообще то модный тренд дарить обществу бесплатно отходы своей жизнедеятельности был свойственен всей элите нуворишей России. Черные пятна разливов нефти на голубой глади рек, горы гниющих остатков от деловой древесины, вместо зеленых боров, примеров отсутствия уважения к кормящему ландшафту, много. Повсеместно люди, живущие на искалеченных территориях  лишь тихо роптали. Изредка власть разрешала им писать в ее адрес обращения. Вот тогда в Особисте и открылся дар писать убедительные петиции. Первым результатом использования его таланта стала победа - установка мусорных контейнеров возле коттеджей.

Особиста звали Пахом Чудов. Был он среднего роста. Лицо имел продолговато-лошадиное, а маленькие глазки его всегда были прикрыты мохнатыми белесыми бровями. Когда он принимался зачитывать свою очередную петицию об общественной нужде, то не один депутат не смог вынести этого чтения до конца, так как, либо  смущался вида мохнатых ног, то ли ощущал гипнотический холодок его маленьких глаз. Успех был в том, что смотреть при Пахоме вниз было не прилично, а в глаза опасно. Из-за неудобств в общении спорили с ним мало.  Петиции он составлял складно, доводы подкреплял расхожими аргументами. Дети – славное будущее государства, старики – славное прошлое государства.  Но не по всем инстанциям его в таком виде пускали. Вот он и выбрал себе помощницу, которую девушкой  назвать было уже трудно, но а старой девой вроде как еще рано.

Была она росла, носата и голенаста, как большая птица. Образование она получить не смогла, так как с раннего детства слушать была не приспособлена, по причине того, что говорила она везде много и при любых обстоятельствах, т.е. была очень говорливой. Ношение петиций по инстанциям и их разъяснение стало счастливой случайностью, позволившей ей  реализовывать свой талант.

Не любовь к строителям капитализма у сторонников идеи светлого прошлого была всегда с момента появления коттеджной поляны. Проявлялась она в противостоянии вяло-текущей формы, в основном в виде написания обличений и обращений. Но для Пахома этого было мало. Тоскуя о потерянном времени, о своем громыхающем изобретении, способном работать почти вечно и, сожалея более всего о потере своей потенциальной известности, он мечтал об обострении борьбы с состоятельными соседями. И вскоре такая возможность появилась. Некто Костяев, работал барменом. Приторговывая наркотиками, он скопил нужную сумму на строительство своего дома. В Платоновке, на коттеджной поляне, мест уже не было, и он, поближе к ней купил какой-то деревянный старый склад, оставшийся еще от «Коммунарки». Снес его, и на освободившемся месте построил коттедж, самый большой в округе, пять этажей с мансардой, который волчьим клыком торчал уже на части территории старой Платоновки. При отводе участка Костяеву были снесены самозахватно построенные картофельные ямы. Их строили по стандартному, предельно простому проекту - сверху сарайчик из досок, внизу яма глубиной метра два, в которую обедневшие жители старой «Коммунарки» прятали урожай. Используя возмущение народа, Пахом дважды организовал поджог строительных лесов, но вопреки всему, нахальный Костяев, свою хоромину воздвиг. Причиной провала операции по освобождению захваченной земли было наличие денег. У Пахома их было мало, для того, чтобы лишний раз нанять поджигателей бомжей, а у бармена – много, для того, чтобы возместить ущерб путем ремонта.

Пришла пора весеннего обострения чувств. И вновь Чудов с помощницей облюбовали место перед домом Костяева для организации пикетов. Репортажи о них публиковались в одной местной газете, журналистка которой, уставшая от отсутствия сенсаций, ждала их с огромным воодушевлением. Но сенсации пока не было, так как на фотосессии  активистка всегда прикрывала своим, зрело и немного уже перезрелым телом безштанного Пахома. Со временем и это противостояние могло перейти в вялотекущую фазу. Но случилось так, что был убит куратор Костяева, местный чекист, ответственный за контроль над оборотом наркотиков. Чувствуя приближение скорого наката от новой крыши и, не желая с ней делиться накопленным, бармен сбежал. Говорят в сторону Новосибирска, оставив не проданным дом. Может надеялся вернуться. При обыске сыщики нашли остатки пьяного застолья и стихи, косвенно указывающие на связь Костяева с убитым.

Однажды, однажды
У дома, на улице Водяной,
Убили бандиты чекиста
Окончили путь трудовой.

Осталось пятно на асфальте,
Прикрытое бледным цветком,
Шпана от наркотиков в трансе,
Валюту таскает мешком.

Доклады, записки, отчеты,
Не пишутся твердой рукой,
Бумажный порядок, как волны
Уплывал за весенней водой.

Бесцветные души нарколог
Спасает от смерти цветной,
Теперь их никто не считает,
На улице Водяной.

Листочек был помят, писавший явно нервничал, облит дорогим коньяком и слезами сбежавшего бармена. Вот тогда то, чуя успех,  махноногий Пахом и его носатая помощница развернули пиаракцию - «Наш дом досуга находится рядом». Чудов написал петицию в комитет защиты женщин и в министерство легкой промышленности о тяжелой судьбе матерей-одиночек из Платоновки. В петиции он привел аргументы о том, что в случае материальной поддержки они могут еще народить детей во благо отечества, а пока им нужен Дом досуга, в котором они могли бы трудоустроиться, работая в швейном цехе. Его голенастая помощница, по случаю надвигающегося успеха, надела короткую юбку, и сразу стала привлекательной. Три дня по шесть часов она ходила по домам, возбуждая народ Платоновки, на свершение его тайной надежды, на получение бесплатного благоденствия, похожего на то, что когда то существовало при «Коммунарке».

Обитатели коттеджной поляны, глядя на суетливые приготовления народа из старой части Платоновки по поводу назначенного Пахомом праздника, прониклись опаской - неужели этот праздник Иждивенчества найдет себе продолжение в захвате заброшенной усадьбы.

Поначалу в старой Платоновке радость охватила всех. Беззаботное счастье вернулось.  Однако позднее оказалось, что  одновременно перейти в категорию обитателей Дома Досуга все не могли. У кого не было нужной профессии, у кого то  возникли болезни, и сильно радоваться врачами было запрещено. Тем не менее, к заявленному сроку, из четырехсот человек, поддерживающих петицию об экспроприации «костяевского» дома, на митинг собралось человек двести. С собой они принесли плакатаы-растяжки, разноцветные шары, и принялись украшать ими фасад дома по образцу новогодней елки. На самом верху, на фоне синего неба краснели буквы-надписи – «Олигархи, успешно приватизируйте воздушное и безвоздушное пространство России!», ниже, по среднему ярусу висело обращение – «Политики, разводите семейственность!». Первый этаж украсило обращение – «Банкиры, скупайте мертвые души, обеспечьте финансирование Запада». На черных камнях цоколя  в начале вывесили плакат – «Полименты, забейте в камерах СИЗо как можно больше сидящих». Но потом, после споров и аргументов о том, что возможно их митинг снимают на видео тайные агенты полиции, нижний плакат убрали.

На ступеньки высокого крыльца затащили пустую бочку. Поставили ее на попа, сверху положили заранее сколоченную из досок кафедру. На импровизированную трибуну поднимались по очереди. Речи говорили громко, и, удивительно складно, видимо от того, что вынашивал идеи долго. Их содержание в основном перекликалось с тематикой плакатов.

Ближе к вечеру за трибуну встал Пахом. Спрятав за бочкой мохнатые ноги  и, от того чувствуя комфорт, он, нависая над толпой, с комсомольским задором, в молодости он был активистом комсоргом, объявил собравшимся:
- Здесь все вокруг когда-то принадлежало нам. Развитие общества идет по спирали. Сегодня мы вернем себе это убежище вертепа, а завтра все остальное. Нас никто не остановит. Мы движущая сила прогресса. Это мы, а не они, он указал рукой на коттеджную поляну, будем вершить новую историю.
Активистка и тр

-Ура!

Им очень хотелось стать вершителями истории. Бегающие среди митингующих в поисках брошенных остатков пищи беспризорные собаки тот час же откликнулись на тонкие девичьи возгласы длинным протяжным воем.

В ожидании общей радости народ отдельными кучками толпился перед домом на припорошенной снегом площадке. Многие едва знали друг друга. Сверху, с трибуны казалось, что внизу расцвели цветы – красные, синие, желтые, по цвету одежды присутствующих. Кто-то из митингующих уже пришел на веселе. Слышны были громкие возгласы, предназначенные трибуне.

- Заканчивайте разводить канитель. Пора переходить к действию. Замерзли уже. Часть собравшихся, поглазев и послушав речи разошлась по своим домам. Видимо они ожидали услышать другое.  Мечтой текущего момента у меньшинства было попасть в дом. Всего две недели назад они тайно желали разрушить, спалить коттедж – символ превосходства, богатства нувориша над их бедным существованием. Теперь они смотрели на особняк с восхищением, радуясь появлению у них общего добротного имущества.

Не ощутив отпора, толпа из оставшихся митингующих сломав замки, проникла в здание. Общее не значит ничье. В начале, создав ревизионную комиссию, оприходовали еще чужое имущество по описи. Повесили на дверях комнат самодельные плакатики из листов бумаги формата А4 с надписями ручкой: «Учебная аудитория», «Буфет», «Учительская», «Спа-центр», «Швейный цех».

В классическом варианте революцию начинают энтузиасты, а заканчивают бухгалтера. Но часто бывают и осложнения в виде подвалов с вином. Обнаружив у хозяина запасы спиртного, решили по случаю дня радости устроить общий праздник. Пьянка длилась всю ночь. У кого-то в винном угаре всплыла ненависть к сбежавшему владельцу. Припомнили его кичливую заносчивость, и принялись в отместку дружно бить посуду и ломать мебель. Кому-то не понравилось, что крушат только что оприходованное имущество. Разборки закончились дракой. Сердобольные молодые активистки, разнимая рукасто-буйных, согласились на свальный грех. Их жертва была не напрасной. К утру восстановилась тишина, но она, как всегда, была обманчива. Спали не все. Вверху, под самой крышей дома, в холодной веранде, уставший от резкого выплеска энергии, Пахом Чудов,  вина он не пил, а подзарядиться по другому было нечем, сидя на обтянутом замшей, топчане, объяснял усталым голосом старика полупьяной помощнице:

- С позиции физико-математического обоснования, счастье лишь форма, проявление отношения к жизни, точно такая же, как и огорчение. Разница между ними заключается лишь в знаке «+» или «-» перед эмоциями, сопровождающими совершение действий, в их очередности и периодичности - он посмотрел на свою помощницу взором, наполненным благодарностью и утешительной лаской. Без их совместных усилий праздник, день его славы, мог не состояться. У нее от загадочных слов и теплоты, идущих от его глаз, закружилась голова. Желая поддержать его стремление к глубокой философии, которая нравилась ей тем, что вела к реальным действиям, Активистка произнесла полушепотом:

- Вы бесконечно правы. Жизнь надо ценить сейчас. Она села на его теплые колени и попыталась поцеловать задумчивое выражение его лица толстыми мокрыми губами. В ответ Чудов сник.

- Я не о том, я о другом.

Он постарался выскользнуть из под приятной тяжести мягкого тела.

- Они украли радость наших дней - он посмотрел в окно, за которым были видны разноцветные крыши домов коттеджной поляны. 

- Пока они наслаждаются краденными благами жизни, счастье старую Платоновку будет обходить стороной. Вся борьба только начинается. Наша полная победа впереди.
Утренний луч света, робко заглянувший в окно, высветил одобрительно пьяную улыбку на лице его голенастой собеседницы. Она случайно вспомнила как несколько лет назад, сидя на этом же топчане с Костяевым, ощутила упоительное головокружение от затяжки марихуаны.

Последующие день, неделя, месяц, полугодие и год были схожи своей безрезультатностью, которая погасила революционный пыл. Никто из ответственных чиновников в реестр объектов, требующих бюджетного финансирования захваченное здание не включил. Распределение собранных в бюджет средств было расписано согласно программе на несколько лет вперед. Чуть грело души обитателей старой Платоновки лишь осознание акта свершившейся справедливости. Но и его испохабили бомжи, устроившие на верхних этажах ночлежку, а в цокольном – отхожее место. Через год объявился хозяин. Выгнал бомжей, сделал ремонт здания. Вернувшийся Костяев заручился поддержкой нового властного покровителя. Теперь он вложил свой капитал в самый выгодный бизнес – в политику, стал депутатом. Самыми расторопными помощниками у него, на платной основе, работали Пахом с Активисткой.