Петрович

    Петрович теперь философ.
    А что, работа не бей лежачего. Организация есть, а трудов, увы. Кот наплакал.
    Уходит к одиннадцати, приходит к двум. Времени навалом.
    И книг завались. Из прежней жизни. Греки, французы, немцы.

    Ведь он кандидат наук. Подлинный. Доперестроечный. Физико-математический.   
    Сработал тогда на совесть. Экспериментировал, анализировал, осмыслял.
    Жил месяцами в лаборатории. Куча изобретений, статей.
    Конференции, симпозиумы, награды. Хорошие отзывы, весомая репутация.

    Все было. Нервы, пьянки, отчаянье. Победа.
    До девяносто второго. Тогда и закончилось. Как у всех.
    Титаник пошел ко дну, и Петрович на второй палубе.   
    Потихоньку-помаленьку, ближе к нулевым, выскреблись. Из совсем горькой.
    Научились клепать оборудование для лабораторок. Чуток привстали.

    И тут-же снесло. Напрочь. Насовсем.
    Сын, единственный. Сгубила болезнь, царствие ему небесное.
    Петрович из отчаянья рухнул в инсульт. Выжил, хоть и не стремился.
    Долгая реабилитация. Слава богу, отпустило.
    Теперь только пиво. По графику. Вечерком, под телевизор.Респектабельно.

    После кончины старших пришло наследство.
    Поменяли квартиру, купили машину, шубу жене. Затем шестьдесят.
    И пустота. Полнейшая, безвылазная.
    Летом хоть сад как-то спасает, а зимой...
    Телевизор-пиво, пиво-телевизор.

    Друзья, и где они.
    Где те, кто в любую минуту, по первому свистку, не взирая на холод и стужу, снег и пургу.
    Тож пристукнуло. Ровно тем же. Пивом и пустотой. Телевизором и ненужностью. 
    Забвение, замыкание, запустение. Нора. Хоть в омут.

    Случайно попалась заметка. О голографическом обустройстве вселенной.
    Глупая, научпопная, ничтожная. Спасительная.
    Пожалел господь бедолагу.  Зацепился, ухватил краешек.
    Говорит, стоя за лазерным столом, еще тогда, в восьмидесятых, уже знал за вселенную. Знал, но не понял, что знает. Проскочил, отмахнулся.

    Встрепенулся конь, стукнул копытом.
    Теперь, если кто попадает на поговорить, остаются в изумлении. А некоторые принимают крещение.
    Тонкие свойства мира, пространственную анизотропию и сверхсветовые парадоксы, фотоновое братство и запутанность, тринадцатимерность микромира и временную нелинейность Петрович объясняет голографичностью.
    Доступно, доходчиво, горячо.

    Ожил красавчик.
    Блеск в глазах, стремительность в походке, резвость в речах.
    Помолодел. Даже уравнения начал пописывать. От руки. Компьютером так и не научился.

    Туземный философ.
    Так называют подобных.
    Тех, кто не захотел всерьез уснуть и видеть сны. Смириться с небытием.
    Умом, сердцем, душой.
    Заблудших, несовременных, смешных.