От Констанции до Константы

Моя  подруга странный потусторонний человек.  Помню, как перекрестились наши пути в закоулках этих бесконечных новых микрорайонов, ну вы знаете, где дома похожи друг на друга, как близнецы-братья, и небо выдается квадратными порциями, дозированно.  Выходя из супермаркета, наткнулась на коляску с ребенком. Дитя растерянно улыбалось, собирая силы для рулады рева.  Я оглянулась и увидела девушку, которая шла, опустив хрупкие плечи, как сомнамбула, и подбежала к ней:
- Случайно, не Ваш ребенок в коляске?
Девушка вздрогнула, непонимающе посмотрела на меня. Вдруг в ней переключился какой-то тумблер:
- Ах, ну конечно! Спасибо! Что-то я совсем закрутилась.
- Да, уж вид у Вас, простите, не очень.
- Костенька совсем не спит ночью, просыпается каждый час. Уже крыша едет. Похудела на десять килограмм.

Ты была худая, руки-плети, осунувшиеся скулы и горящие глаза загнанного зверя. Не слабо тебя шандарахнули обстоятельства. И сквозь них все равно светилось твое настоящее, твое забытое людьми в потерянных веках чувство. Так умели любить наши предки на заре цивилизации, не растеряв свежесть чувств, так любили Елену, развязав из-за нее войну, и любая жертва была бы мала для алтаря. Так Пенелопа любила своего Одиссея, отшивая женихов в течение двадцати тяжелых лет. Так ты любила своего мужа. Его фото в тельняшке красовалось на твоем рабочем столе. Помню, как спросила про него:
- Он, что, моряк?
- Он не моряк, он ходок. Он так говорит, что моряки не плавают на судах, а «ходят», значит «ходок».
Плыла ты. Ты несла его на волнах своих чувств. Алексей изменял тебе направо и налево, об этом знали все. А ты плыла над действительностью. Отпустить его, значило для тебя смерть, навсегда потеряться в этом мире, где любовь была твоим якорем. Помню, как внезапно пришло ко мне это понимание, что проживешь ты с ним долгую корявую, полную неправильных недомолвок жизнь, и в конце он угомонится, станет ручным теленком, пуская слюни в твоих руках. Он в конце жизни наконец-то прирастет, укоренится в тебе, точно так, как ты сейчас приросла к нему. Ради этого стоит пройти все испытания. Ведь его дух слабее, его надо уловить и взрастить. Тебе повезло, ты сильная, моя подруга. А ему несказанно повезло с тобой.

Костенька подрос, и его биоритмы пришли в норму.  Саша и Костя теперь приходили ко мне веселые, выспавшиеся, опустошали холодильник. Саша смеялась, и ее скулы орошал здоровый румянец счастливой женщины.  Мне было уже не страшно за нее. Когда все было съедено, Костя с обидой просмотрел пустые полки:
- Мама?! –то ли спросил, то ли предъявил обиду мальчик.
Внезапно я вспомнила о мороженом, которое уцелело в морозилке. Как просияло лицо мальчика!

Саша пристраивала свой рабочий график домохозяйки к новому графику мужа. Он больше не уходил в море на полгода, а работал в институте, изучал горбатого кита. Горбатый кит, как горбатая гора, не потому ли он голубой, рассуждала я. Алексей возвращался домой каждый день, теперь Саше надо было все успеть приготовить, отутюжить, взлохматить. Ненадолго задержавшись у меня, Саша побежала домой. Костю к бабушке, а сама в супермаркет.

Легче стало, когда взяли ребенка в детский сад. Наконец-то можно было выспаться и привести себя в порядок. Саша сходила в парикмахерскую за новой стрижкой и новым лицом. Она неустанно верила, что мужу нужно видеть изменения, чтобы подогревать чувства. Алексей снисходительно улыбался и гладил короткостриженную Сашину головку. «Старается» - думал он, хлопочет мой птенчик. Невдомек ей было, что у него уже все наклевывается с прыткой торчком грудками коллегой с кафедры. Сладкое обуревание похоти завлекало его.  Приходя на работу, он становился участником странной игры по перехватыванию взгляда, случайных прикосновений и двусмысленных фраз. Наконец-то настал момент, когда ловушки сработали, сейчас кроха получит, что хотела. Он взгромоздил  девицу на стол, уверенным движением выдернул блузку из юбки, оттуда уже пылал жар, Алексей его буквально чувствовал. Лицо девицы раскраснелось, он укусил ее за губу. Уже готова вся. Старательно Алескей выполнил свой долг, удовлетворяя подругу по полной программе, внимательно глядя как расширяются ее зрачки, опытный мужчина, он знал, когда нужно подождать, а когда подсекать. Девушки редко выходили из-под него недовольные, во главу угла он ставил их наслаждение. Похоть партнерши изливалась ему в руку, она постанывала, дрожала. Внезапно резким движением дернула его ладонь и направила куда надо, Алексей услужливо выполнил ее волю, поглаживая сочащееся нечто. В тот вечер он несколько раз крутил-вертел девушку туда-сюда, распробывая, где ей слаще. Алексею льстило, что помимо жены перед ним открыты другие источники наслаждения. Вон какие талантливые кадры понаставлены, грех мимо пройти. Вечером, убаюкивая Сашу на плече, он с удовольствием вспоминал маленькое рабочее приключение.

Выходные пролетели быстро. А Ларочка уже соскучилась, звонит. Алексей сбросил. Перезвонил сам, выйдя на улицу:
- Что случилось, кысонька?
- Твоя девочка соскучилась. А ты скучал?
- Конечно, - соврал Алексей и пощекотал себе нервы: - что на тебе надето?

Рабочий роман был в самом разгаре, когда Саше внезапно пришла в голову идея навестить мужа.  Совсем случайно она оказалась рядом с институтом изучения проблем океанической фауны, который располагался посередине между химчисткой и детским садом. Поинтересовалась у мальчика-аспиранта, где тут кафедра изучения горбатых голубых китов. Оказалось, что на четвертом этаже в самом углу. Поднялась пешком, невелико расстояние.
Странные звуки привлекли Сашино внимание. Какая-то возня мышиная, словно здесь изучали не крупнейших млекопитающих, а серых тварей. Саша добралась до источника шума, вот он маленький кабинет в закоулках кафедры. Дернула дверь…  А кит-то голый! Бесформенное голое нечто с холмиками грудей, ужасными измазанными губами. Страшнее этих размазанных губ Саша в жизни ничего не видела. Долго еще потом в холодных кошмарных снах приходила к ней эта женщина, доказывая своей наготой, а я-то есть, существую и я такая, потому что Он этого захотел! Саша плохо помнит, что было потом. В голове у ней перемешались вместе голые киты, суетно застегивающийся Леша, бесконечно длинная лестница. 

Отлеживаться она пришла ко мне. Еле стояла на ногах, с бутылкой коньяка. Всю ночь блевала в туалете, полюбив мой фаянсовый  леруанский унитаз. А потом целый день смотрела в одну точку. – Саша, ну выпей чая, а?
- Не хочу.
- А Костенька, подумай о ребенке.
- Его бабушка заберет.
Я никогда вблизи не видела горя. Саша продолжала молчать и лежать бездвиженно. Она, казалось, охладела ко всему окружающему миру. Ничего ее больше в нем не интересовало. Хоть я и относилась к Лехе неплохо, но тут во мне поднялось к нему раздражение, что он сделал с Сашкой, да как у него рука только поднялась, или не рука, что там еще?
- Да очнись ты, не стоит он этого.
Саша вдруг поднялась на локте и посмотрела на меня своими горящими глазами:
- А знаешь, я хочу плавать. Уплыть в море далеко-далеко и никогда не возвращаться на берег.
- Саша, мир больше, чем муж.
- А мне без моего мужа весь этот мир не нужен.  Алексей он родной, он частичка меня. Только он сам этого не видит, рвет по-живому. Он рвет по живому, - спасительные слезы, наконец, хлынули из нее. А мой кот удивленно смотрел, сколько же в человеке спрятано всяких жидкостей, и все эмоциональные всплески сопровождаются изверганием этих жидкостей, будь то оргазм, отчаяние, страх. Словно вместе с субстанцией организм избавляется от этой эмоции. Или эмоция это токсин, который надо растворить и вывести вовне.
- А главное, я вчера видела голого горбатого кита, - Саша упорно продолжала нести ересь.
- Где, в море?
- Не. Там в институте. Он голый с идиотской улыбкой и двумя горбами, здесь, - Саша изобразила полукружья у своей груди.
- А правильно ты сказала, Алексей у тебя «ходок». Ходок он такой и есть. Это уж горбатого могила исправит. Что-то мы совсем на «горбатую» тему съехали.
Саша робко улыбнулась. Оживает?

Когда я назавтра открыла дверь и увидела на пороге Лешу, то первые секунды реально боролась с желанием налететь на него с кулаками. Видимо мою ненависть он прочел в глазах и слегка отодвинулся:
- Я только спросить хотел, Саша не у тебя?
- У меня, куда же ей еще податься, если у мужа времени только на девиц хватает, а на родную жену и минуточки нет.
- Зачем ты вмешиваешься, наши дела, сами как-нибудь разберемся, Саша!

Ты вышла, бедная моя, качаясь от голода, стояла на пороге и глядела на мужа.
- Прости? – спросил он.
Ты ушла с ним. Мне показалось, ты простила его, скрепя сердце, и больше не было в тебе той безоглядной беспечной любви. И Саши прежней больше не было, он съел тебя. Съел и не заметил, как превратил прекрасное первозданное чувство в какую-то нелепую константу, удобную для него, более понятную, что-ли. Он получил от тебя то, что ему и нужно было от жены, а ты отпустила на небо свою крылатую птицу, не нужна она в этом мире, не востребована.