Глава 9. Эх, Женька-Женька

         
Мой сон обрывает тревожный стук в двери. Ещё полу затуманенное сознание вопрошает:
-«Что это?... Где я?»
Стук нарастает, как камнепад в горах.
-«Не пожар ли?» - пугаюсь я, вскакивая с постели, и накинув лёгкий халатик, спешу к двери.
-Кто там? - интересуюсь испуганно.
-Сто грамм! - отвечает бодрый голос Капралова.
-Я не заказывала, - невольно улыбаюсь в ответ.
-А билет до Намангана? - предлагает голос за дверью.

Приходится открывать. На пороге Женька. Его внешний вид безупречен: чисто выбрит, подтянут, отглаженный костюм, который идёт ему ничуть не меньше, чем военная форма. Словно и не было вчерашнего вечера, словно мне привиделось и  злоупотребление спиртным, и инцидент возле двери в мой номер.
В одной руке он держит три белые розы, а в другой бутылку шампанского и два фужера.
-Доброе утро, сударыня, - говорит он, улыбаясь одними глазами.
-А оно доброе? - интересуюсь я.
-Доброе-доброе, - уверяет Женька, передавая мне розы и перебрасывая бутылку из одной руки в другую.

Невольно подношу розы к лицу,  не то вдыхая их аромат, не то прикасаясь к ним губами.
-Как бы я хотел быть на их месте! - выдаёт ранний гость.
-Не нужно пошлости, герой! — усмехаюсь ему в ответ. - Тебе это не к лицу.
-Пошлость не к лицу военному, - протестует Капралов, - а гражданскому сойдёт.
-Думаешь?
-Уверен.
-Ну, проходи, герой.
-Да хватит тебе, Тома, - просит Женька. - Ну, прости, если что не так! Не со зла ведь...
-Не со зла! - передразниваю его. - Токмо по глупости.
И, сделав небольшую паузу:
-Эх, ты, вояка, справился со слабой женщиной?
-Как же, - бурчит «вояка», - с тобой справишься.

Осуждающе смотрю на него, а он вдруг бухается на одно колено и говорит, склонив голову:
-Повинную голову и меч не сечёт. Ну, прости, прости, Том! Я больше не буду...
-Встань! Сейчас же встань, - прошу его. - Пол грязный, а ты в таком шикарном костюме.
-Не встану, пока не простишь, - настаивает Женька.
-Да простила уже, простила! Вставай. - ничего не могу поделать с собой: такого, как он, не простить — невозможно.
Капралов вскакивает с колена, как бравый солдатик Швейк.
-Голова не болит? - интересуется он.
-Побаливает, - отвечаю я, прислушавшись к себе.
-Сейчас поправим.
-С утра пораньше? - интересуюсь я, поглядывая на Женьку с деланным удивлением.

И Капралов, подражая Папанову, говорит дурашливо, слегка растягивая слова:
-Шампанское с утра пьют или аристократы, или дегенераты.
И добавляет уже серьёзно:
-Но мы-то, думаю, не дегенераты?
-Но и не аристократы, - смеюсь ему в ответ.
-Хорошо, пусть будет что-то среднее: аристораты?
-Ладно уж, аристорат, —  продолжаю улыбаться я, - накрывай на стол. Пойду умоюсь и приведу себя в порядок, а то ты сегодня такой франт!
-Давно пора! - несётся мне во след. Через час с небольшим объявят регистрацию на твой рейс, а у нас ещё ни в одном глазу.
-«Этот мужчина неисправим, - думаю я с улыбкой, без всякого осуждения. - Хотя способности «юморить» над собой  за прошедшие годы не растерял».

Выхожу к нему уже одетой, даже успев набросать на лицо лёгкий макияж. Капралов встречает меня бокалом шампанского и шоколадкой. Я морщусь при одном воспоминании о вчерашних возлияниях. Морщась и кривясь пригубляю шампанское, а Женька смеётся, глядя на меня:
-Ну и видик у тебя, Том, словно  «дегустируешь» отраву.
-А, что — это не так?
-Так, так, - соглашается он лишь для того, чтобы я не завелась опять. Это становится понятно после его слов:
-Моя мама любила говорить: если женщина сердита — ей лучше не перечить. Вот я и не перечу.
-Ну, дипломат, - реагирую на его слова. - Жаль дипломатия иногда тебе изменяет...
-Это я ей изменяю, - криво усмехается Женька. - Иногда.

Капралов предлагает  перед полётом слегка подкрепиться. Есть совсем не хочется, но под нажимом одноклассника соглашаюсь на бутерброд и чашечку кофе.  Минут пять мы сидим в  кафе на втором этаже здания Аэропорта, затем переходим в зал ожидания. До начала регистрации остаётся ещё 15 минут, и мне начинает казаться, что это самое тягостное время, когда всё уже сказано, или  почти всё, а время словно остановилось. И не знаешь, что делать, о чём говорить, как вести себя.

Чтобы прекратить неприятное испытание, порываюсь занять место у стойки регистрации, но Женька останавливает меня. Вид у него очень решительный, словно он намеревается без подготовки прыгать с утёса головой вниз.
-Ради Бога, присядь, - просит он. - У нас ещё есть время... Хочу рассказать маленькую поучительную историю.
Женька замолкает на несколько секунд, и я вновь начинаю волноваться. А он ведёт свой рассказ  издалека:

-В школе мне нравилась одна девочка...  Не стану называть её имени — она тебе известна, как никому... Но я боялся даже подойти к ней, не то, что признаться, потому что она была очень гордой, отчаянной. Недотрогой...  Только на выпускном вечере попытался сказать о своих чувствах, но она  оттолкнула протянутую навстречу руку, словно это была ядовитая змея... И я не посмел сказать тогда  даже слово.
И снова  тягостное молчание.

Сделав над собой усилие, Женька снова  начинает  говорить:
-Потом была учёба в военном училище, и неожиданное известие, что эта девочка уехала из совхоза  в Среднюю Азию... Несмотря на это у меня ещё теплилась надежда: а вдруг она вернётся и у нас всё получится.
Когда я окончил училище, надежда почти угасла. После распределения у меня оставалось  время, и я приехал навестить родителей. Вот тогда я встретил Галину, и был порожён сходством с той девочкой... Словно они были родные сёстры.
И  тут я постарался сделать всё, чтобы не потерять  Галю. Из совхоза к месту службы мы уезжали уже вдвоём.

И снова молчание, которое кажется выворачивает всю душу наизнанку, ведь я прекрасно понимаю, о ком в этой поучительной истории идёт речь. Но перебивать одноклассника не могу, боясь причинить ему ещё большее страдание. Только время  от времени поглядываю на выстраивающуюся очередь, явно намекая, что мне пора.  Но Женька словно не видит этого. Или не хочет видеть.

-Вспоминать смешно, как я был горд своей победой, как счастлив... Однако моё счастье  длилось недолго: не прошло и месяца, как я понял, что допустил грубейшую ошибку.... Галина оказалась  капризной, взбалмошной, самовлюблённой...  Она была похожа на мою первую любовь так же, как хищный беркут на белого лебедя.
Женька замолчал, нервно теребя пальцами, неизвестно откуда взявшуюся сигарету. А я делала вид, что меня всё это не касается.

-Что ты наделала, Тамара? Зачем уехала из совхоза? Ты же мне нравилась — очень  нравилась. Я  и на Галке женился только потому, что она внешне напоминала тебя.
Его глаза взволнованно  и с  глубоким сожалением, смотрели на меня, а я не знала, что ему ответить.
-Спустя несколько лет твоя подружка Алёнка, по большому секрету, призналась, что и ты была ко мне неравнодушна... Слишком поздно призналась: и у тебя уже была семья, и я был не свободен. А ведь могло быть иначе. Ты понимаешь, Тома? Иначе!

-Женя, - наконец, нашлась я. - не казнись, пожалуйста. Всё произошло так, как произошло, и ничего уже не изменить. Отпусти прошлое... Нужно жить настоящим, в надежде на лучшее будущее.
-Лучшее будущее? - переспрашивает Капралов, криво усмехаясь. - Всё лучшее в моей жизни уже позади: именно в том прошлом, от которого ты призываешь отказаться.
И я взрываюсь:
-Как ты можешь так говорить?!  Ты же мужчина, военный человек! Стыдно раскисать, как... женщина... Возьми себя в руки!  Я уверена, что у тебя всё наладится. - вот увидишь... Верь в свою счастливую звезду — и она тебя не подведёт. Ведь до сегодняшнего дня она вела тебя, сберегала. Судьба покоряется только тому, кто верит и творит её по мере сил и возможностей, а не кричит, опустив руки: всё пропало!

Говорила и сама маялась: - «Господи, какие праведные слова! Как на проповеди. Для чего они ему сейчас? Ведь он хочет слышать совсем иные слова... Те слова, которые я сказать не могу... Поздно. Всё поздно... Хотя бы год назад. Эх, Женька-Женька, ну почему мы с тобой такие невезучие?»
Думала так, но продолжала гнуть своё:
-Я сама совсем недавно была в таком же положении, но смогла переломить судьбу... Смогла понять, что загоняю себя на край пропасти. Поверь, дорогой, не всё кончено — не всё. Ты в сущности ещё  молодой мужчина, и и впереди полжизни... Даже больше. Подумай об этом на трезвую голову

Женькины глаза вновь заискрились смехом:
-Ты, видимо,  имеешь в виду моё вчерашнее поведение? Так я специально употребил больше нормы, чтобы хватило смелости, наконец, признаться тебе во всём... На трезвую голову никогда бы не смог. А ты подумала, что я самая обычная пьянь? Хорошего же ты мнения обо мне!
Видимо, у меня был такой ошарашенный вид, что Женька совсем не весело улыбнулся и поинтересовался:
-Что, загрузил тебя?
-Ещё как, - честно призналась я.

И тут, как говорят: приятный женский голос объявляет регистрацию на мой рейс. Поспешно вскакиваю с места, а  у Женьки вырывается громкий вздох, и мне уже недосуг решать, что он означает: облегчение, сожаление или разочарование. Чувствую только неловкость: события последних суток выбили меня из колеи. Кажется, что я окончательно потеряла способность отличить истину от шутки, правду от игры в неё. Хотя, не похоже, что это был розыгрыш: уж очень волновался наш выдержанный Женька Капралов — это на него не похоже.

-«Если бы я узнала об этом  двенадцать лет назад! - с сожалением думаю я. - Всё было бы совсем иначе... Совсем иначе сложилась бы и  его, и моя жизнь».
Женька провожает меня до самого накопителя  и просит на прощание:
-Поцелуй меня!
-Что, что? - переспрашиваю я.
-Поцелуй на прощание.  Пожалуйста... Кто знает встретимся ли мы ещё?
-К чему так мрачно, Константинович? - стараюсь подбодрить его и прикасаюсь губами к гладко выбритой щеке.

В ответ он бережно прижимает меня к себе и целует в губы.
-Прощай, Тамара, - говорит он тихо. - Вспоминай хоть иногда добрым словом.
-До встречи, - не соглашаюсь я. - Пусть даже ещё через двенадцать лет, но до встречи.
Капралов целует мне руку и произносит:
-А ведь всё в нашей жизни могло быть иначе, будь ты не такой гордой, или будь хоть чуточку настойчивей я.

Прощание проходит торопливо, скомкано. Создаётся впечатление, что оба недовольны итогами этой встречи: Капралов так и не услышал от меня того, что ожидал, на что надеялся, а я - что его признание запоздало ровно на двенадцать лет.
Обмениваемся адресами — так, на всякий случай, хотя, ни он, ни я не уверены в том, что воспользуемся ими. Потому что, сейчас, как никогда, становится ясно, что наше время ушло, и ничего уже не исправить, ничего не вернуть.

Что испытывала я? В какой-то степени собственную вину, и да — сожаление. Что испытывал он? Наверное, тоже сожаление и, возможно разочарование. По его глазам я видела: Женька ожидал от этой встречи большего, особенно после того, как узнал, что я в разводе. А, впрочем, я не могу отвечать за мужчину: зачастую женские и мужские ощущения, мысли и выводы — не совпадают. Потому нам так трудно понимать друг друга.

Глядя на поникшую голову моей первой любви казню себя, что вела себя, как строгая учительница, как классная дама, а не как одноклассница Томка Голубева. Так хочется прижать эту голову к груди, пригладить непокорные вихры, но, как говорит часто моя строгая мама: -«Возраст обязывает - ты уже не девчонка, у тебя почти взрослый сын».

Машу на прощание рукой, последний раз очень внимательно вглядываясь в лицо Евгения Капралова, словно хочу его запомнить вот таким: добрым, тёплым, близким человеком, а Женька посылает мне воздушный поцелуй и смотрит во след, пока я не скрываюсь из вида. Невольно смахиваю навернувшиеся слёзы. Слава Богу, что не разревелась при нём. Что-то я стала такой сентиментальной, как деревенская барышня, роняющая горькую слезу над очередным любовным романом.

Уже сидя в самолёте, откинувшись в кресло, и, закрыв глаза я думаю:
-«Как же  всё-таки похожи наши судьбы. Я ведь тоже за Алексея «выскочила», потому, что он напоминал мне Капралова: та же мягкость, доброта, щедрая улыбка, душевность. На поверку всё оказалось не так. Между двумя этими мужчинами пропасть огромного размера. Понимание этого пришло слишком быстро. Женька прав, как никогда: каждый человек индивидуален, неповторим: что присуще одному - у другого атрофирован с самого рождения.
И я, по своей доверчивости и романтическому складу характера, попала в эту самую пропасть»

Неожиданно всё так стало ясно: я же утащила в эту пропасть обоих мужчин! Несознательно, конечно, совсем не желая того, но утащила. И от этого осознания зашлось сердце, и подступил ком к горлу.
-«Господи! Как же мы порой слепы! Всё потому, что видим только себя, ощущаем только себя,  и не чувствуем людей, что живут рядом с нами...»
У меня самой хватило сил выбраться из этой пропасти, я ведь женщина. А у них? Алексей спился, как наш умница Славка - с той лишь разницей, что пока не бомжует, не собирает бутылки. У Женьки до сих пор болит и мается душа, и он живёт только памятью о прошлом... Сколько же дров я наломала за свои неполные тридцать лет?

И вдруг, как вспышка:
-«Александр?! Имею ли я право ломать и ему жизнь?!»
Но тут же, «отрезвление»:
-«Может поэтому так некстати, скоропостижно я заболела, выпав из поля его зрения? А может, как раз не случайно? И это, что говорится, королева-судьба оберегает от меня Королёва Александра?»

Но чем дальше самолёт отдалялся от Ташкента, тем слабее становилась мысль о моей причастности ко всем бедам, произошедшим с нами. На её место, всё настойчивей и настойчивей,  приходят иные мысли, радующие моё сердце: скорая встреча с сыном и мамой.
Моё появление для них станет, надеюсь, приятным сюрпризом — особенно для сына. Только два человека в этом мире всегда будут рады мне: мама и моя кровиночка, мой сынок.

За этими мыслями я не замечаю, что самолёт уже идёт на посадку в городе Наманган.  Погода хорошая, на небе — ни облачка, и моё настроение, в предвкушении встречи с родными людьми, заметно улучшается. Только вот сердце - моё глупое сердце начинает биться так сильно, и я прикладываю руку к груди. Стюардесса, проходя мимо, невольно обращает на меня  внимание:
-Девушка, вам плохо?
-Нет-нет, - отвечаю ей с улыбкой, - не беспокойтесь, пожалуйста. У меня всё хорошо. .. Просто замечательно!
-Я рада за вас, - реагирует та, поглядывая на меня с подозрением.

-«Я дома! - радуюсь мысленно, забывая и о сердце, и о стюардессе, внимательно вглядываясь в иллюминатор. - Наконец, я дома!»

   Продолжение:http://proza.ru/2019/07/27/616