Сестра националиста

  Живя в Нью-Йорке, она упорно говорила с родными и близкими только по-русски.
  Казалось бы, что тут удивительного, в США множество таких эмигрантских семей.
  Всё начинает выглядеть совсем по-другому, если посмотреть, в какое время и в каком окружении жила эта женщина.
  А жила она в окружении украинско-белорусских националистов, бежавших в сорок четвертом году вместе с немцами, с которыми они сотрудничали.
  Факт этот только недавно обнародовал в своих воспоминаниях ее правнук Данчик, заместитель директора белорусской службы радио "Свобода", которому уже самому за шестьдесят лет.
  Отец его был украинцем, мать белорусской, и долгое время в семье говорили только по-украински.
  Но в один из дней мать автора воспоминаний решительно воспротивилась этому и заявила, что отныне в семье будут говорить исключительно по-белорусски.
  И все заговорили, кроме прабабки Мили, которая приказу внучки не подчинилась.
  И ничего с пожилой женщиной нельзя было поделать, но факт ее непослушания тщательно скрывался не столько от окружающих, сколько от...истории.
  До нынешних воспоминаний правнука никто и не догадывался, что такое было возможно, более того, этот факт старательно замалчивался, его стыдились, ведь Мила была сестрой известных белорусских националистов братьев Луцкевичей.
  Старший, историк по профессии, не столько занимался политикой, сколько историей Беларуси, и довольно рано умер от туберкулеза, а младший быль "весь в политике":создал партию, был министром иностранных дел Белорусской народной республики, провозглашенной в марте 1918 года.
  После присоединения Прибалтики к СССР был арестован в Вильнюсе и умер в 1944 году в одной из пересыльных тюрем.
  По словам Данчика, прабабка считала, что во всех несчастьях, обрушившихся на семью при советской власти, виноваты были братья. "Революции им захотелось",- ворчала она, пытаясь научить правнука...русскому языку.
  Под "революцией" она, скорее всего, понимала идею создания независимого белорусского государства, которую пытался претворить в жизнь ее старший брат.
  Но именно поэтому фигура этого брата - Антона Луцкевича - всегда была и остается для белорусских националистов культовой.
  Дочь Мили, которая была подростком во время немецкой оккупации, выросшая в эмиграции в окружении беглых националистов, гордилась своими дядьями, а ее дочь, уже родившаяся в Нью-Йорке, вообще стала ярой белорусской националисткой.
  Неудивительно, что поведение Мили никак не вписывалось в атмосферу этой семьи, и поэтому всячески замалчивалось десятилетиями.
  О ней нет практически никаких сведений, кроме тех, о которых сейчас вспомнил Данчик из своего детства. Прабабушка была хорошим, ласковым человеком, знала французский язык, хорошо играла на рояле.
  И говорила по-русски.
  Вот и все сведения.
  Кем она была в молодости? Где училась? Почему влияние ее братьев, увлекших свои идеями немало белорусов, не сказалось на ней?
  Вернее, сказалось, но противоположным образом?
  Ответов на эти вопросы нет. Разве что когда-нибудь кто-то займется ее биографией и разыщет сведения в архивах.
  Но сомнительно, что кто-то этим займется. А вот интерес к ее братьям в среде националистов будет постоянным, и даже некоторого числа "просто" историков, потому что в ходу нынче теория, что истоком независимости Беларуси был именно 1918, а не 1991 год.
  Не очень афишируется факт, а в сущности скрывается, что те, кто вошел в состав правительства БНР,  не могли говорить по-белорусски, а говорили по-русски, и что документация велась в лучшем случае на"трасянцы" - смеси русского языка с белорусским.
  Хотя от русского языка националисты пытались избавиться, считая его языком империи, которая душила белорусов, их национальную и культурную жизнь.
  На этом тезисе было взращено не одно поколение националистов, и в годы фашистской оккупации Беларуси немцы использовали его в своих целях:они велели жителям республики говорить по-белорусски, чтобы тем самым показать, что они "не русские" и порывают с большевистской Россией.
  Белорусские коллаборационисты охотно ухватились за приказ фашистов и стали помогать претворению его в жизнь.
  На всей оккупированной территории открывались белорусские школы, в одной из которых училась и будущая бабушка Данчика.
  Как реагировала на политику немцев, живя в Минске, его прабабушка, неизвестно, вряд ли она могла тогда как-то протестовать, и тем более говорить по-русски.
  Только в эмиграции, куда она вынуждена была отправиться со своими родственниками, сотрудничавшими с немцами, понимая, что возвращение советской власти ничего хорошего ей не сулит, Миля смогла показать свое отношение ко всем этим событиям.
  Самое поразительное, однако, в другом:сегодня многие белорусские оппозиционеры, родившиеся в послевоенное время, превозносят тот период, называя его заботой немцев о белорусах, о их национальном возрождении. И если бы, дескать, немцы остались, то Беларусь национальная давно бы стала фактом.
  А так она осталась под российским влиянием, и подавляющее большинство жителей говорит по-русски.
  Насильственно заставить белорусов говорить по-белорусски - давняя мечта националистов. И в истории Беларуси были периоды, когда и само государство пыталось провести насильственную белоруссизацию, но все попытки проваливались.
  Наверно, это неизбежно, когда язык выступает исключительно как инструмент политики. Причем, националисты используют его в такой ипостаси даже чаще и агрессивнее, чем само государство.
  Чем была Беларусь до революции? Северо-Западным краем Российской империи.
  Советской власти пришлось ее строить с нуля. И в культурном, творческом отношении прежде всего. Например, белорусская кинофабрика была создана сначала в Ленинграде, где выпускались первые белорусские фильмы:в самой республике не было для этого ни технических возможностей, ни кадров.
  Прошел не один год, прежде, чем было запущено собственное производство фильмов уже на Минской киностудии.
  По "российскому" образцу создавались театры, кинотеатры, библиотеки, книгоиздательства и даже творческие союзы.
  А у кого еще можно было учиться и приобретать опыт?
  Опыт этот, особенно в годы сталинских репрессий, оказался во многом трагическим, потому что белорусскую культуру, и литературу, как и в других союзных республиках, загоняли в одни и те же, заранее обозначенные рамки.
  У националистов сталинский режим ассоциировался исключительно с Москвой, которая насаждает все русское, а белорусское убивает.
  Один известный в тридцатые годы белорусский поэт написал стихотворение "Пасекли наш край"(перевести идентично на русский язык  слово "пасекли" трудно:оно содержит в себе больше оттенков, чем просто "высекли" или уничтожили), за что был репрессирован.
  У националистов в сущности была другая крайность:призыв к культурной изоляции, уверенность, что язык сам по себе вывезет белорусов к расцвету и независимости.
  Это заблуждение с новой силой возродилось в 90-е годы прошлого столетия и продолжается и поныне.
  Атаки на русский мир не утихают, как и бредовые утверждения, что Москва "оккупировала" Беларусь, уничтожает белорусскую культуру, мешает ей развиваться.
  И тем не менее, националисты по-прежнему остаются лишь небольшой, маргинальной группой населения. Потому что русский мир - это богатейшая история России, ее культуры, литературы, традиций.
  Это тот незыблемый фундамент, на котором он построен, и еще никому не удавалось его разрушить.
  И не удастся.
  Белорусский мир тоже есть и будет, но чтобы он был прочным, захватывающим, нужен кропотливый труд по созданию под ним своего крепкого фундамента в течении многих поколений.
  На крикливых лозунгах и культивировании своей исключительности далеко не уедешь.
  Это показал опыт и Украины, где тотальное выкорчевывание русского языка и в целом русского мира привел лишь к обеднению украинской культуры и литературы, но носители языка все равно продолжают говорить на нем, несмотря на угрозы и преследования на протяжении предыдущих пяти лет.
  Эмигрантская украинско-белорусская среда породила не одно поколение националистов, но не породила значимых деятелей литературы и искусства.
  Как в сущности, и националисты современных Беларуси и Украины. На неприятии других, а тем более ненависти, ничего значимого не создашь.
  Не создашь, находясь в узком мире себе подобных.
  Прабабушка Данчика, судя по всему, была мудрым и сильным духом человеком, объявив бойкот ближайшему ее окружению, и в качестве оружия избрав русский язык.
  Сильнее уязвить его она не могла.
  В ответ полное замалчивание ее, пока вдруг не проговорился ее правнук.
  Зато об отце Мили, как и о ее братьях, сведения есть. Оказывается, он был участником Крымской войны, но акцент делается не столько на этом этапе его биографии, сколько на том, что он дружил с белорусским литератором Дуниным-Марцинкевичем, и от него перенял идеи белорусской независимости, которыми потом увлеклись его сыновья.
  И все-таки Миля воскресла, хотя бы в коротком эпизоде воспоминаний ее правнука.
  Выходит, действительно ничто не исчезает в этой жизни и способно однажды проявляться?