Ночной кошмар

Ночной кошмар
Фэнтези

Падре проснулся по будильнику в 4.00. Обычно он вставал в 4.30. Но сегодня был праздник. Не очень большой, из разряда таких, когда по Уставу положена полиелейная служба. Значит, и его утренние молитвы должны усилиться дополнительными чтениями. Утрение молитвы состояли из Полунощницы, Утрени, соединенной с Обедницей. Вычитывать полагалось все по монастырскому чину. И, ведь, не смухлюешь – в квартирах у всех стояли камеры видеонаблюдения, которые установили с санкции Конституционного Суда, для церковного контроля за благочестием граждан. Все видео поступали на пульт локальных отделов Инквизиции. А за священнослужителями наблюдали лично сотрудники Особых Отделов, которые в Инквизиции составляли Службу Собственной Безопасности. Поэтому вычитывать приходилось все до последней запятой. Обычно это занимало где-то более полутора часов... Далее, быстрый душ, и в 6.30 на углу улицы его забирал и отвозил к месту работы автобус.

Ехать до работы всегод 5 минут, но прибывать надо было либо на машине, для которой было зарезервировано специальное место на парковке, откуда лифт поднимал прямо в рабочую раздевалку, либо на специальном автобусе, который прибывал в предназначенный именно для него бокс с выходом также в рабочую раздевалку. Особенность была в том, что пассажирские команды автобусов подбирались по профессиональному принципу – работники одного отдела – и сесть не в свой автобус означало – фактически прогулять рабочий деть, ибо при попадании в чужой бокс не было никакой возмжности добраться до своего отдела, ибо каждый бокс, каждая раздевалка имели выход только в свой отдел, и попасть из него в другие отдлелы без специального пропуска не было никакой возможности. Таким образом, работник, не проходя изначально регистрацию на своем рабочем месте, фактически числился прогулявшим весь рабочий день.

За прогулы были штрафы – могли отправить в дальний монастырь  на исправительные работы на срок от одного месяца до пожизненного. Решение принималось Епархиальным Судом. Каких-то правил, устанавливавших срок пребывания в монастыре, в таких, да и вообще, во всех случаях, не было – все зависело от потребности монастырей в трудовых ресурсах и настроения и благорасположенности Председателя Суда, которым всегда был Епархиальный Архиерей.

Обычно Падре ездил на работу на машине. У них с матушкой была недорогая и проставя машина – Лада. Простому духовенству не дозволялись машины иностранных производителей. Настоятель собора или Благочинный могли ездить на «иномарках», но только отечественного производства... Сегодня у матушки был выходной день. Поэтому Падре оставил машину ей, ибо по случаю праздника ей надлежало явиться к ранней Литургии, которая предварялась Утреней, а после службы их всех собирали на очередной тематический семинар о том, как правильно организовывать домашнее хозяйство и воспитывать внуков в условиях противостояния бездуховному Западу. Отсутствие на семинаре или на слубже без уважительных причин, которыми могла быть только продолжительная болезнь, автоматически приравнивалось к производственному прогулу. Даже если человек заболел, то справка отврача, полученная в этот день, не считалась действительной. Так делалось для того, чтобы не было увиливаний с богослужений и семинаров, которые по сути, ни иерархии, ни духовенству, их проводившему, были не нужны, но по отчетам за их проведение шло государственное финансирование. Поэтому архиереи давили на духовенство как могли и принуждали его к давлению на народ любыми средствами, при полной поддержке государства, разумеется.

Духовенства было много. Даже очень много. Много так, что на воскресных богослужениях, когда даже работавшие на производстве священники обязаны были или совершать Литургию, или, как минимум, сослужить настоятелям соборов или приходских церквей, места для всех в алтарях, естественно, не хватало, и попы занимали фактически бОльшую часть церквей, затягивая Причастие настолько, что люди с воскресных богослужений возвращались домой лишь под вечер. Непосещение церкви в воскресный день или в дни больших церковных праздников также приравнивалось к производственным прогулам с соответствующими штрафами на монастырских работах.

Рядовое духовенство работало на производстве, где и получало зарплату – церковное служение в таких случаях не оплачивалось и совершалось так сказать «на общественных началах». Но и на производстве духовенство выполняло функцию не производственного персонала, а следило за благочестием работников во время производственного процесса и, что очень важно – во время перерывов на трапезу. Так сказать, трудились духовными надзирателями, карая любые нарушения благочестия выписыванием повесток в Епархиальный Суд... Кроме того, духовные надзиратели строго следили за перерывами на молитву или трапезу. Здоровье народа было важной составляющей духовного развития Третьеримской Империи, поэтому самостоятельная молитва или трапеза в неустановленное время категорически воспрещались.

Выходя из дома, Падре вспомнил, что после работы он должен провести собрание с сотрудниками своего отдела на предмет увеличения суммы добровольных пожертвований церкви. Обычно сумма пожертвований по древнему принципу равнялась десяти процентам от зарплаты. Она исчислялась не с конечной суммы, получаемой на руки, то есть, не с чистого дохода, а с т.н. «грязных», то есть, с общей суммы, начисленной для исчисления налога. Из Патриархии требовали увеличить пожертвования минимум на один процент на содержание центра церковного управления, официально называемого Нью-Ватикан. Требовали с епархий, которым хотелось подстать, и которые у себя создавали подобные центры епархиального уровня. Одним словом, размер пожертвований требовалось увеличить до двух процентов.

Особых противоречий не предполагалось, ибо все понимали важность создания и поддержания центра всецерковного управления для противостояния вражеским нападкам бездуховного Запада, из которого исходили постоянные угрозы существованию и благочестивой жизни единственного оставшегося оплоту православия – Третьеримской Империи. Однако, возможны были определенные недовольства, так как народ и так едва сводил концы с концами, и на первый взгляд незначительное увеличение поборов на самом деле били по скромным бюджетами каждого, включая и само духовенство, которое также обязано было платить эти добровольные пожертвования.

Благочинные и настоятели соборов от уплаты пожертвований освобождались – взносы за них платили епархии. И для того, чтобы бюджеты епархий не трещали по швам, епархиальные архиереи увеличивали размеры рекомендуемых пожертвований, исходя из своих потребностей. Тем же батюшкам, кто мог убедить народ отчислять более установленных, рекомендуемых пожертвований, - а доверчивых среди сердобольных людей находилось порой немало и пожертвований в отдельных случаях могли доходить до пятнадцать процентов от ежемесячного заработка, - получали от своего духовного начальства бонусы в виде бесплатных поездок по монастырям на богомолье в очередной отпуск. Нет, не на Афон или на Святую Землю, - туда ездили исключительно, начиная с уровня Благочинного или Настоятеля собора, и то очень редко. Даже Валаам был простому духовенству недоступен. Но что-то в пределах Золотого Кольца можно и должно было посетить всей семьей.

Еще в качестве поощрения можно было записаться на бесплатный курс китайского языка и по окончании поехать в миссию. Нет, не за границу. Туда простых не посылали. Для работы во вражеском лагере готовили священнослужителей в имперской кузнице духовных кадров в Нью-Ватикане. Правда, если ехать в миссию батюшке одному, то время его отсутствия его матушка должна жить в монастыре, а детей, если несовершеннолетние, следовало сдавать в монастырский приют. Когда батюшка вернется из миссии, зависит даже не от воли Бога, а от желания архиерея, который его туда посылает. Миссия может продлиться год-два, а может десять-пятнадцать лет. Тут уж, как повезет. Все священники пребывают в полном послушании у архиерея, как и их матушки. Повелит архиерей священнику остатьсся в миссии, а его матушке принять постриг в монастыре, так тому и быть. Смилуется и вернет священника через пару лет на прежнее место – повезло им с матушкой. Послушание есть послушание.

Однако есть еще вариант – взять матушку с собой в миссию. Но для этого она тоже должна пройти курс китайского языка, но уже за свой счет. А это штука очень дорогая, и очень большая нагрузка для семейного бюджета, которая далеко не каждому под силу...

«Впрочем, - подумал Падре, - до этого еще далеко, да и дойдет ли до этого, пока неизвестно. А пока... Пока, - он посмотрел на часы, - пора, однако, включать телевизор». По телевизору в это время передавали проповедь одного из известных старцев, которую ему предстояло тщательно законспектировать. По этой проповеди ему необходимо провести духовную политинформацию для сотрудников его отдела перед началом рабочего дня. Основной мыслью всех таких проповедей телевизионных старцев было то, весь мир погряз во зле, беззаконии и грехе, и только Третьеримская Империя осталась последней хранительницей истинного благочестия. Их-за этого весь мир на нее ополчился, и сегодня Империя представляет собой единый военный лагерь, в котором люди консолидируются под духовным руководством церкви и ее священноначалия.

Каждую пятницу все священникидолжны были, по окончании трудовой недели, отчитываться перед начальников отдела пропаганды своего Благочиния по итогам проведенных политинформаций. В отчетах должно быть отражено все – вплоть до реакции и выражения глаз каждого слушателя – сотрудников отделов, где трудились священники, осуществляли надзор за состоянием благочестия сотрудников. Падре с ужасом представил несколько десятков пар глаз, устремленных на него – одни с тупой преданностью, другие с апатией ко всему сказанному и происходящему. Но среди этих глах были несколько пар, смотрящих на него с плохо скрываемым презрением, а некоторые и с откровенной ненавистью. И с каждым днем таких, именно таких глаз становилось все больше и больше...

От этих мыслей Падре стало не по себе – вдруг он почувствовал леденящий ужас, сопровождаемый онемением рук и ног. Холодок леденящего душу страха пробежал по спине. Он вздрогнул, как от удара, и ... проснулся.

На ночном столике звонил мобильный телефон – звонок был от старшей дочери. «Пап, - зазвенел ее всегда молодой и радостный, как у ребенка, голос, - ты сможешь сегодня заехать до работы к нам? Твоя внучка изъявила желание сегодня с дедом кофею за завтраком испить». Падре улыбнулся. Его привели в состояние радости и просьба, и сам стиль сказанного. Он души не чаял во внучке, которую считал мелкой бандиткой и хулиганкой, с тысячами бесенят в глазах, и никогда ни в чем ей не мог отказать.

Пообещав, конечно же, приехать, он принял душ и прочитал Отче наш. Он больше всего любил эту молитву, считая ее настолько совершенной, что не желал после нее повторять ничьих мыслей в молитве. Приняв от жены коробку швейцарских печений в шоколаде к предстоящему завтраку, любимых печений этой маленькой хулиганки, Падре выехал на работу. Он работал медицинским сотрудником в одной частной социальной службе – делал инъекции, перевязки, накладывал компрессионные бинты и осуществлял туалет (помывку) людям преклонного возраста.

Выезжая со двора, он заметил, что ему уступила дорогу незнакомая молодая девушка на новеньком спортивном Порше, приветливо взмахом руки пожелав хорошего дня. На выезде на автобан он сам уступил дорогу молодому человеку офисного вида на Форде. Тот улыбнулся ему в ответ и поднял в знак благодарности руку.

Утро в Европе вступало в свои права. Народ спешил на работу и по делам, не переставая, впрочем, радоваться жизни. Падре ждали его пациенты. А вечером они с супругой собрались к младшей дочери в ее испанский ресторан, где им была уже заказана черная паэлья и вкуснейшим испанским домашним белым вином. А с наступление темноты в ресторане всегда живая музыка, сопровождаемая исполнением испанских народных танцев. После трудового дня европейцы любят отдыхать, проводить время со своими близкими, наслаждаясь каждым мгновеньем жизни. Не борясь ни с кем, никому не угрожая. Они просто любят любить жизнь. И в этой своей любви они открыты всему миру.