Discovery. Развитие жизни

Вселенная началась с большого взрыва.

Сначала возникло пространство заполненное каким-то видом энергии, и одновременно сразу во всех точках начался большой взрыв. Большой взрыв это уничтожение того, что было прежде, разрушение его, так что и следов никаких потом не найдешь, даже если тебе будет очень надо. Это постулирование невозможности договориться вообще, и отражение этого в основных положениях. Если возникнут вопросы, тебе всегда ткнут в рожу подписанный договор, и с этим уже ничего не поделать. После такого акта вернуться к рассмотрению уже нельзя. Получается, что бумаги закрепили создание мира где возможность пересмотреть что-то отсутствует вообще. Если что-то случилось, теперь ничего не изменишь, и искать способ бесполезно. Если что-то есть, ты будешь сидеть с ним, не имея возможности что-то поделать. Косвенно, путем сложных логических выводов, из этого следует указание на то, что прежний порядок должен быть разрушен, что и нависает над всем как заранее вынесенное решение. Если ты видишь тихий ручей долина которого закрыта горой, так что сама атмосфера места кажется вечной, это не так. Старый мир никому не нужен, раз поделать с ним ничего нельзя. Никто к нему не придет, а если пожелает, то есть уставные документы. Можно сказать, его существование больше не имеет смысла. В таком случае, кстати, и тебе, как представителю прошлого, тоже вынесен приговор, как, например, и той долине, что ты еще ребенком присмотрел для вечного пребывания.

От сингулярности пространство расширилось и в нем начался большой взрыв.

Теперь же известно, что в самом начале присутствует сингулярность. Узнать, что это такое по определению нельзя, и за ней тоже ничего нет. Нет смысла расследовать. Здесь загадка, но тебе придется уйти восвояси без ответа. Всегда есть предел, в который упрется любой исследователь, и про который хорошо известно, что преодолеть его нельзя. Заранее объявлено, что с этим ничего не поделать. Любое исследование, например исследование тишины утра субботы, рано или поздно будет остановлено. Сингулярность означает запрет заглянуть за границу, словно перед тобой захлопнутая дверь. Невозможность ее открыть, это закон, который дезавуирует попытки найти решение. Если ты шел к решению, заранее узнав как открыть дверь, ключ, который был в руках, испарился. Его просто вырвали из рук. Ты заранее лишен козырей и непонятно на что можешь надеяться.

Ты поставлен перед стеной, которая не имеет конца, а вершина скрывается в тумане. Если она вообще есть, эта вершина. Здесь ты можешь лишь гадать, утешая себя мифом. У тебя просто нет выхода, кроме весьма условного побега в мечту, где будет лишь воображаемое решение. То есть предлагается фантазировать, создавать не существующие в реальности миры, выстраивая любые воздушные конструкции устроенные уже так, как тебе надо. Об этом ясно говорят свойства сингулярности, которые хорошо описаны и косвенно могут быть проверены. Можно сидеть на стуле мотать ножкой, не планируя никаких путешествий, так как точно известно, что в этом нет смысла, и это доказано.

Также, в самом начале не было никакого пространства. Нет того, что никому не нужно. Тогда, видимо, все было иначе, но вернуться к тому состоянию нельзя. Тогда можно было оставаться на месте. Теперь всегда есть повод для движения, который так или иначе тебя найдет. Всегда есть что-то там. Пока ты находишься здесь и полагаешь, что рамки твоего существования четко описывают стул, висящие на нем брюки, старые туфли, сумерки, это не так, и этому нельзя верить. Это обман, что следует вообще из наличия вокруг тебя пространства, которое не отменить. Верить в покой это похоже на создание вокруг тебя того самого несуществующего мира.

Во время стадии инфляции пространство возникло в невообразимых масштабах, в таком виде, что есть области, которые недоступны исследованию. Более того, они никогда не будут доступны. Оказывается, существуют укромные уголки, которые никто не потревожит. Это оправдывает обоснованность покоя хотя бы где-то там. Где-то есть что-то. А вдруг ты должен находиться в таком месте? Никто не доказал обратного. То есть, у тебя есть мандат, по которому можно что-то потребовать. Хотя кому и как его предъявить не ясно. Это манифест, заявление, при этом неизвестно, удастся ли это осуществить или нет. Покой ждет тебя, но может и не дождаться, так как этого никто не обещал.

Известно, что динозавры захватили континенты когда научились бегать. Они освоили умение убегать, и стали процветать просто потому, что смогли оказаться там, где никого нет. Способность оказаться там, где все соответствует картине из воображения. Там, где метровые стрекозы и прозрачные воды лагуны заваленной стволами деревьев. Там, где тебя никто не видел, никто тебя не знает и ты никому ничего не должен. Это было основой успеха и закат динозавров начался, когда млекопитающие смогли их догнать. Ты приходишь куда-то, а там уже кто-то сидит. В результате динозавры сразу отказались от жизни, так как решили, что им некуда больше бежать. Им не нужно место, где чьи-то следы, то есть здесь нельзя получить место для достижения полного покоя, что по какой-то причине, видишь ли, важно.

В ходе развития материя, только и делает, что усложняет структуры. Как будто ей заняться больше нечем. Для этого должна быть какая-то причина, о которой ты не знаешь. Есть только одна цель, словно яма, которую обязательно надо выкопать, и тогда окажется, что внизу клад. Вот эту яму и роют, и ничего ты с этим не поделаешь. Кто-то идет к своей цели и останавливаться не будет. Уже созданы атомы, молекулы, планеты, звезды, галактики. Сложность умножается, как будто идет поиск решения, и каждый раз оказывается недостаточным, и надо идти дальше и дальше, не спрашивая тебя.

Конструирование миров похоже на создание собеседника, с кого можно спросить, кого никак не удается поймать. Это похоже на посылку ему повестку и ожидание прихода того, кто может дать ответ. Должно быть огорчение от того, что никто не выходит. Должен выйти. Осознание правды ожидания кого-то и попытка держаться за эту свою правду. Такой поиск по сути это уже разговор, вернее, попытка там, где надеяться не на что. Правила, по которым создается структура, такая как частица, атом, молекула, звезда, планета, галактика, это и есть набор семантических правил в попытке составить слова, на которые должен быть ответ, если вообще сформулирован вопрос. Так это выглядит со стороны для того, кто в этом разговоре не принимает участия.

В ходе продолжающегося усложнения возникла жизнь. Это как появление на ровном месте, когда ты осознаешь себя там, с чувством удивления. Это удивление с тех пор преследует тебя, и остается без ответа. И начало его находится где-то здесь. Здесь оно проявило себя сильнее всего. Появление живой материи революционный шаг. Такой шаг обычно вызван отчаянием, когда требуется принимают неожиданные меры. В таком случае уже ясно, что требуется пойти на что угодно. Это может происходить в случае осознания невозможности договориться.

С другой стороны, это может быть описано как метод дождаться звука шагов гостя. То есть, здесь царствует ожидание. Вечно надо ждать, вот здесь, на этом месте, например, на стуле. Тишина скажет неизвестно что непонятно когда. Поэтому и два миллиарда лет вообще ничего не происходило. Не было никакого развития, кроме тишины и неподвижности ожидания. Некуда идти и незачем, и искать там нечего, надо ждать. Может быть, лучшая стратегия это молчание бактерий, когда ты точно знаешь, что в мире никого нет. Однако и это не могло продолжаться вечно, рано или поздно раздастся стук в дверь, это следует из параграфов выше.

Первые многоклеточные создания зачем-то оставили свои следы. Это необходимая подпись на договоре, попытка застолбить за собой пространство, зная, что кто-то придет. Они не могли этого не сделать, видимо пытаясь защититься от каких бы то ни было претензий в будущем. Это рисунок по девственно чистой поверхности, на которой до этого не было никакого текста, то есть сделанный по необходимости, с целью объявить себя существующим, чтобы далее это было не так просто оспорить. Надо было что-то нарисовать, раз тут ничего нет. А теперь будет, и это даст какую-то уверенность хотя бы на какое-то время. Это обустройство окружения по необходимости, как дело того, кто выброшен сюда без всякой жалости и без всякого соображения, в результате чего он вынужден хотя бы переспрашивать.

Следы остались в палеонтологической летописи, и даже такой, исчезающий, неверный образ все равно появился перед глазами исследователя. Он нашел тебя. Кто-то дотянулся до тебя и передал сообщение, которое ты хотел не получить, уходил от него зигзагами. Не удалось. Кто-то как будто хотел найти тебя любой ценой, и смог это сделать. Надежда избежать встречи не оправдалась. Не оправдается она, скорее всего и далее. Надежда добраться до безопасного места может манить издалека, но верить ей не стоит. Эти следы фактически тянуться за тобой, как будто они преследовали тебя, и все-таки нашли. Это заставляет постоянно ожидать визита гостя, который таки вошел.

Первый устойчивый биотоп многоклеточных организмов это эдиакарская биота. Эдиакарская биота не похожа на остальные виды жизни. Она должна быть похожа, но здесь никто тебе ничем не обязан. По идее эти формы жизни должны быть предками всех остальных животных, но тщательное исследование показывает, что это не так. По идее тогда должны были сформироваться и наследоваться дальше такие признаки как тип симметрии тела, наличие внутренних и внешних органов, наличие переднего и заднего конца тела, наличие системы пищеварения. Ничего этого нет, и никакие поиски не привели к обнаружения чего либо похожего у различных типов эдиакарских оргазизмов. Они не собираются подчиняться, хотя для тебя подобное положение означает разрушение того, что могло быть основанием какого-то спокойствия и возможностью построения более-менее ясной и четкой классификации. Какая им разница, что это означает для тебя? Ничего тебе не подчиняется, в том числе и те законы, в которых ты, казалось бы, разбираешься. Тебе только кажется.

После кембрийского взрыва вся планета оказалась заселена. Не осталось ни одного пустого уголка. Ты не найдешь укромное место, даже если положишь все возможные ресурсы на поиски. Теперь тишина возможна лишь условно, как будто ты не реально получаешь покой а лишь воссоздаешь обстановку создавая проекцию того состояния, которое в реальности недоступно. Всегда кто-то ел из твоей миски. Даже в пещере ученые найдут множество обитателей, как правило представляющих разные таксоны классификации животных. То состояние, которое можно считать чистотой заполненной лишь покоем, теперь, видимо, недоступно.

Первыми многоклеточными, которые приобрели глаза, были трилобиты. Мир приобрел очертания, как будто долгожданная встреча состоялась. Открыв глаза, трилобиты увидели пустой мир. Они были последними, кому это удалось, теми, кто его запомнил таким. Далее это будет доступно только первым космонавтам, которые достигнуть необитаемых планет. А другим нет. Только они смогут увидеть мир в том виде, в котором он создавался изначально, а от тебя изначальный образ мира, ожидавшего появления тебя, скрыт за напластованиями, которые тщательно прячут то, что ты должен был увидеть.

Трилобиты исчезли, когда мир стал населен. Им здесь больше ничего не нужно.

В ходе эволюции несколько раз был освоен полет. Способность к полету как реализация мечты перейти границу, стать тем, кто преодолел барьер, для кого вообще не существует преграды, чтобы оказаться где-то не здесь, а в другом месте, или хотя бы создать для себя видимость такого положения, повторив ряд действий которые могут привести к такому результату, даже если сам результат окажется недостижим, как в результате хлопанья обрезанных крыльев.

Первые рыбы тоже были покрыты панцирем, хотя в этом не было никакой необходимости. Никакого смысла защищаться не было, но рыбы возводили вокруг себя крепость. Они прозревали будущих врагов иллюстрируя саму идеи обреченность как укор кому-то, в качестве знака, выдающего манифест того, кто вынужден подчиняться, но не согласен с теми условиями, которые ему навязали. Это образ мифа о будущем, в котором будет необходима защита.

В девоне происходит освоение суши. Девонские леса представляли собой болота. Деревья не были укоренены в почву. Не было твердого основания и необходимости цепляться за свое положение чтобы вырвать его у другого и никого сюда не пустить. Тогда царствовала особого рода свобода, когда никто никого не утеснял и не было страха потерять место. Такие времена кажутся мифическими настолько, что представления о подобном искажены и вряд ли могут быть правильно описаны и поняты. Например, те времена настолько отличаются, что кажется, в девоне и деревьев не было, а были грибы похожие на деревья или какие-то неизвестные сейчас, непонятно как выглядевшие хвощи. Подобное выглядит как набор чудес, который никто и не пытается перевести, что и подтверждает мифическое содержание этого описания.

Леса того периода населяли огромные насекомые. Стрекозы и многоножки превосходили размером допустимые природой. Тогда не было такого запрета, что сейчас является признаком наличия в те далекие времена особого рода свободы, наличия сейчас которой не наблюдается и не может быть обнаружено при самом внимательном поиске. Конечно, не все насекомые были гигантского размера, часть оставалась в пределах, не пересекая их, не стремясь выйти за предложенные рамки, оставаясь на месте, что тоже было проявлением свободы в виде отказа от выбора. Ты остаешься на прежнем месте, отказываясь от любых возможных вариантов новой жизни, отвергая любое предложение развития, и даже не выслушивая того, кто принес тебе это предложение, после разговора с ним возвращаясь назад, к тем, кто тебя помнит и знает.

Основой фауны в те времена были разного рода земноводные. Сейчас ученые порой не понимают даже, к кому относить то или иное животное, к земноводным или в большей степени к рыбам. Тогда еще не произошло разрыва с водной средой такого, который случился позднее. Тот разрыв закрепленный в строении пресмыкающихся  уже означал своего рода вражду, отказ от взаимодействия, вплоть до появления ящериц или грызунов, которые не пьют воду никогда в жизни, довольствуясь влагой из пищи или получая ее из утреннего тумана в пустыне. В ту пору это события разрыва доверия не произошло. До это был далеко, и никто возможностью уничтожения доверия не тревожился. Это было беззаботное существование, как существование в родительском доме, даже несмотря на то, что произошло освоение суши, но это было похоже на расширение пределов родного дома, когда тебя по прежнему окружает та же забота и тоже самое тепло.

Динозавры убежали далее всех, поднявшись даже в воздух. Они приобрели быстрые ноги, как устройство которое переносит неизвестно куда, туда, где все непохоже на то, что тебя окружает, туда, где все доказывает, что прошлое завершено, с ним закрыты все счеты, оно не может подняться, и протянуть сюда руку, с которой тоже придется что-то делать. Для такого беглеца в наступающем вечере нет никаких признаков того, что формировало его раньше, сколько не прислушивайся, таким образом допрашивая пространство, требуя у него ответа.

В какой-то момент динозавры исчезли. Это абсолютный и безусловный уход, без сохранения для себя надежды на то, что когда-то можно будет вернуться, без того, чтобы делать специальные приготовления для этого, например в виде оборудования убежища на первое после возвращения время. Причем это уход из мест, которые были твоими, были обжиты и освоены, те самые, где все было как надо, те, где ты получал все, что тебе нужно. Никто не собирался расставаться. Сама беззаботность уходящего об оставленном месте не дает ему шансов, и сразу показывает то, что хотя уходящий еще здесь, договориться ни о чем уже нельзя. В этом случае ты понимаешь, что тебя оставляют безусловно и навсегда.