Монологи о рыбалке. На Оби

   Оглушающий туман был везде. Он окружал и отгораживал нас от всего мира, словно держал в огромной бочке с мягкими серыми стенами, через которые даже звук проникал с трудом.  Мало того, что невозможно было рассмотреть даже кончик спиннинга, выставленный за борт, так еще было ощущение  тяжелой глухоты. Как будто уши оказались заложенными огромными кусками рыхлой ваты, через которые звук мотора, обычно грохочущего как станковый пулемет из-за того, что Костя из каких-то только ему ведомых соображений, никогда не закрывал крышкой, сейчас доносился глухо и нерешительно. Да и доносился с опозданием, как будто очень хотел догнать нас, но все не успевал.
   Туман был еще и осязаем. Я буквально физически ощущал это мягкое и в то же время противное, мокрое и холодное нечто на своих щеках. Мне казалось, если бы не очки, с которыми я не расставался уже несколько лет, мои глаза просто растворились бы в этой серой всепоглощающей мгле.

   Картина казалась до того нереальной, что я просто никак не мог понять – как это я, как мне казалось разумный человек, ввязался в эту явную авантюру – отправиться очень ранним утром в дикий совершенно туман по реке, где мало того, что притопленные деревья могли встретиться на каждом шагу, так еще и мели попадались прямо посреди реки. Не видя мелкой ряби над ними очень легко можно было наскочить на камни, пропороть днище у лодки и загубить двигатель. А рассмотреть рябь на поверхности воды, когда даже собственной вытянутой руки не видишь…

   Костя, который своим упрямством и подбил меня на это приключение, понимал всю незавидность нашего положения, но и отступать, конечно, не собирался. Сейчас он держал обороты двигателя на минимуме, просто чтобы мотор не заглох.  А ведь еще вчера десятисильная «Ямаха» заставляла наш бело-синий «Ямаран» буквально летать над водой. Правда, было это при солнечном свете, и тогда Костик движка не жалел… Не боялся ни каменистых мелей, ни деревьев, торчащих из-под воды своими острыми сучьями в самых неожиданных местах.
   На очередное предложение вернуться, он только отмахнулся и постучал рукой мне по левому плечу. Понятно, надо сместиться вправо, чтобы не закрывать ему обзор, он должен видеть, куда править. Смешно… С таким же успехом он может просто смотреть мне в спину. Я, сидевший на передней скамье, действительно не видел даже кончика удилища, выставленного над бортом, а уж что может рассмотреть он, сидя сзади? Разве что мою синюю куртку или окружающую нас серую пелену. Разница, впрочем, будет не очень большой.
   Костя молчал. У меня такая мрачная действительность тоже не вызывала особого желания поболтать. Мысли лезли в голову все большей частью невеселые: сколько еще плыть до места, когда будем поворачивать к противоположному берегу, где у нас выставлены жерлицы? А ну как проскочим мимо острова или, наоборот, свернем раньше, да и уйдем по протоке в основное русло? Когда туман спадет мы так черт знает, где оказаться можем…

   - Ну, что?.. Может свернем, - приглушенный туманом голос Кости оторвал меня от тягостных мыслей. – Вроде нормально уже прошли…
   Прошли – то нормально, не меньше получаса плывем. А вот куда поворачивать?.. Понятно, что надо вправо к противоположному берегу. Только где он, этот берег?  А-у!..
   Если сначала мы все же ориентировались на едва различимую светлую кромку над левым берегом, то последние двадцать минут туман окутывал нас сплошной серой мглой без всяких просветов, и где мы сейчас блукали, одному богу было известно. Точно, «… нас опустили в бидон с молоком», - так, кажется, говорил один из героев Джерома о своих приключениях на Темзе во время тумана. Ну это понятно - Англия страна туманов, а здесь то чего?..
   - Давай еще минут через пять, чтобы уж наверняка, - ответил я, хотя можно было сворачивать хоть сейчас, хоть через час - все равно ничего не видно.

   Через несколько минут Костя стал забирать вправо, еще больше сбросив обороты. Я, утроив усилия, напряженно всматривался в окружающую пелену, надеясь увидеть ожидаемый берег хоть чуточку раньше, чем берег увидит нас. Неожиданная встреча в наши планы совсем не входила.
   Сколько времени надо, чтобы переплыть на моторной лодке хоть и на черепашьей скорости семидесяти метровую реку? Три минуты?..  Пять?.. Семь?.. Мои глаза от напряжения, казалось, готовы выпрыгнуть из орбит. Да где же он этот берег?.. Минут десять уже идем…
   Туман вокруг вместо того, чтобы редеть постепенно стал сгущаться, серая пелена начала приобретать темные оттенки, и стало как-то чуточку теплее. Ага, вода зашумела… Словно пробила окружающую нас ватную тишину. Это уж точно рядом с берегом - деревья притоплены, и вода о ветки бьется, шумит. Здесь он, берег… Здесь… Теперь уж не проскочим.

   - Костян, притормози, - с каким-то облегчением посоветовал я Косте.
   Как будто он сам не знал что делать, да и катер наш будто летел на всех парусах.
   - Да я и так уж, - проворчал недовольный рулевой, хотя и в его голосе можно было отчетливо уловить нотки облегчения и удовлетворения.
   Берег, к которому мы теперь без сомненья приближались, был высоким и впереди над нашими головами неожиданно появились светлые полосы, чередуемые с темными расплывчатыми кляксами деревьев, которые то появлялись на мгновенье, то снова исчезали, но постепенно становились все четче и четче. Вот можно рассмотреть уже и отдельные стволы, ветки, а вот и сам уступ, от которого при нашем приближении, словно приветствуя наши героические усилия, отвалился вполне приличный комок мокрой глины и с грохотом пушечного залпа упал в воду. Чуть ниже по течению, с трудом, но различима, небольшая заводь с лежащим поперек упавшим тополем. Это о его ветки вода бьется. К нему и пришвартуемся, передохнем. Что ни говори, а напряжение все же было нешуточным.

   Костя заглушил и поднял мотор, чуть подрабатывая веслами, направил лодку к затопленному дереву, куда быстрое течение и без того уже несло нас.
   Швартовка – дело не простое, особенно здесь на быстром течении. Это я понял только после того, как раза два чуть не вылетел за борт. Беспечно зацепившись за ветку при самой первой швартовке, я не учел мощности течения и если бы не высокие борта, в которые я уперся коленями в последний момент, меня бы просто вырвало из лодки. Через пару часов, когда я чуть расслабился, история повторилась. С тех пор я уже упираться коленями в борта не забывал, зацепившись за ветки и подтянувшись, давал лодке развернуться кормой по ходу и только потом накидывал носовой конец на самые надежные, нависающие над водой ветки. 

   Третьего сентября в десять часов вечера мы отправились на рыбалку на Обь, за щуками. Ехать надо было далеко, куда-то за Томск, чуть ли не в Колпашево, куда меня неоднократно звал Серега Водяной, но порыбачить там мне пока так и не довелось. Об этом чудесном месте, где огромные десятикилограммовые щуки чуть ли не сами прыгают в лодку, мы неоднократно слышали от нашего общего знакомого Виктора, заядлого рыбака и охотника, который частенько бывал с нами на охоте на Кунгуре и на Чанах.
   Несколько раз за лето он с друзьями приезжал в Коломино (именно так называется деревушка на берегу Оби) и получал огромное удовольствие от рыбалки, если верить его рассказам. Виктор обещал и меня обязательно свозить туда, но все как-то не приходилось. Зачарованные его рассказами, мы верили, и как-то в конце лета наши друзья – Ромка, Костя и Саня, расспросив про дорогу, погоду и местные особенности, отправились в Коломино на Ромкиной «Ниве».
   Не сказать, чтобы рыбалка у них удалась – поймали меньше десятка щук от двух до пяти килограммов, но рассказов и впечатлений было хоть отбавляй. И все в восторженных тонах. Да еще коротенький фильм, снятый Ромкой об этом удивительном месте, заставил нас, послушавших и посмотревших, загореться идеей попасть туда непременно осенью и непременно в этом году.
   Костя так вообще спал и видел Коломино во сне. У меня бесцельно (читай – без рыбалки) проходил конец отпуска и, сговорившись, мы все же решили воплотить идею в жизнь, не дожидаясь холодов, когда щука, как известно, клюет лучше.

   Проблема была как обычно в транспорте. Ехать далеко, на простой легковушке не поедешь – невозможно увезти мощную Костину лодку с двигателем, которые тот приобрел года три назад. На простой резинке без мотора, если судить по рассказам ребят да снятому фильму, делать там было нечего – течение на Оби о-го-го… Нужна была вахта или автобус.
   Водяной к этому времени перебрался на жительство в Абхазию и, судя по его эсэмэскам, успешно осваивал рыбалку на морских просторах. «Я в Пицунде, ловлю с лодки кефаль», - примерно так они звучали. Так что на его автобус рассчитывать не приходилось. Костин автобус, который тот тоже приобрел специально для рыбалки, был сломан и серьезно – стоял на приколе уже полгода. Вахту, после смены руководства на разрезе не давали вообще. Так что пришлось побегать, пока вопрос решился.
   Но, кто ищет – тот всегда найдет. Я вовремя вспомнил о моем старом приятеле, который, собственно, и пристрастил меня и к рыбалке, и к охоте. И автобус у него был, как раз такой, какой нужно.

   Лет двадцать пять назад, Серега, с которым я познакомился в больнице (наверное, все мои друзья оттуда), пригласил меня на утиную охоту. Рыбачить я уже рыбачил, а вот охота как-то проскользнула мимо меня, так что приглашение я принял с удовольствием.
   За сутки до открытия, мы на его старенькой резиновой лодке рыскали по камышам на пульпе (так назывался гидроотвал недалеко от поселка, которого сейчас уже нет), искали место, где поставить скрадок. Пульпа представляла собой вытянутую вдоль отвала большую мелководную лужу, обильно поросшую самой разной водной растительностью, где водился карась и карп, и мы даже как-то рыбачили здесь.
   Воспоминания были приятными. Хотелось посмотреть, что покажет здесь охота.
Серега проплывал одну заводь за другой, огибал высоченные кусты камыша и рогоза, с трудом протискивался через куртины тесно стоящего тростника, но все оставался недоволен, что-то его не устраивало. То обзор маловат, то против солнца стоять придется, то плыть от берега далеко, то соседи, которых я, как ни старался, не видел, будут близко. Все же после часовых поисков мы остановился рядом с небольшой плантацией камыша, перед которой расстилалась довольно обширная водная гладь. Здесь и решено было обосноваться.

   Огромной кувалдой, заплыв прямо в середину зеленого островка, чередуясь, мы вбивали в илистое дно заостренные столбы, к которым уже прибивали сколоченный на берегу поддон. А уж потом дополнительно огораживали эту деревянную площадку ветками, чтобы скрыть нас от налетающих уток. Ветки приходилось возить с берега, где в изобилии росли разлапистые ивы. Когда я впервые осторожно забрался на эту хлипкую конструкцию и, встав в полный рост, огляделся, то увидел не меньше десятка таких же избушек на столбушках, которые отчетливо бросались в глаза густотой своих веток. Вот о каких соседях Сергей говорил. А с воды из-за стены камыша их и видно не было, я думал, что мы вообще будем здесь одни.

   Как я ошибался. На этот «праздник души» вечером перед открытием на берегу собралось не меньше полусотни охотников. Весь берег был заставлен машинами и мотоциклами, завален накачанными и еще не распакованными лодками, чехлами с ружьями, рюкзаками, застелен маленькими и большими клеенками со снедью, вокруг которых сидели и лежали десятки умиротворенных охотников. Еще бы, этого дня они ждали целый год.
   Были компании по три – четыре человека,  были по шесть и больше, и только мы с Серегой скромненько пристроились вдвоем. Соседи подходили один за другим, садились рядом, болтали с Сергеем о делах, приглашали к себе за «стол». Как я понял, среди охотников он был личностью известной. Попадались охотнички уже изрядно набравшиеся, готовые прямо сейчас открыть охотничий сезон стрельбой по бутылкам. И только протест основной массы собравшихся на берегу заставил их поумерить свой пыл.
   Когда стемнело, загорелось несколько небольших костерков, вокруг которых народ начал кучковаться теснее. Мы тоже пристроились у одного из них и слушали самые разные охотничьи байки, которыми щедро делились старики. Я, конечно, слушал раскрыв рот. Сейчас-то я понимаю, что половина из них была придумана или где-то услышана, а тогда для меня они были в диковинку. Но были и полезные начинания.
   Далеко заполночь все же определили ряд правил, которым должны были следовать все стрелки. Только через год, вступая в охотничье общество, я узнал, что это обычные требования охотминимума: не стрелять ниже человеческого роста, не стрелять на звук, не мешать соседям, и, самое главное, не стрелять по темноте, а дождаться хотя бы самого скромного рассвета.

   Дождались! Поплыли в скрадок с самыми первыми проблесками зари, когда во мраке едва стало различаться мерцание темной воды. Отправление охотников напоминало великое переселение народов. Выход к воде сквозь камыши был один, и целая вереница лодок выстроилась в длиннющую очередь. Кто-то самый нетерпеливый попытался продраться сквозь камыши, протоптать новую тропу, но в темноте сделать это было непросто, и тихое чертыханье слышалось со всех сторон – уговорились еще и не шуметь утром, чтобы не поднять уток раньше времени.
   Мы были в середине очереди. Ориентируясь на заранее привязанные кусочки бинта на смутно чернеющих куртинах тростника, подрагивая от промозглой предрассветной сырости, скоренько подались к своему скрадку. Не успели забраться на поддон – началось. Сначала громыхнуло где-то на противоположном конце озера, потом все ближе, ближе, где-то совсем рядом, после чего я отчетливо услышал, как падающая на излете дробь застучала по окружающим нас веткам и с бульканьем уходила под воду. Ни фига себе…

   Мой напарник молчал, но даже в темноте я чувствовал, что он улыбается, видя мое смятение. Это придало мне уверенности, да еще накинутый Серегой на ветки изнутри нашей засады плащ совершенно успокоил меня – я стал сначала озираться по сторонам, а потом и пытаться рассмотреть – где же здесь утки летают!? Увидеть что-то в этой почти кромешной тьме было не возможно, но через несколько минут я заметил промелькнувшие силуэты нескольких уток, и даже расслышал свист крыльев, который сейчас не спутаю ни с чем.
   Сергей моментально вскинул ружье и выстрелил сначала из одного ствола, потом из другого. Грохот выстрелов буквально оглушил меня - так близко слышать их мне еще не приходилось. Вырвавшиеся из стволов языки пламени на мгновенье красочным фейерверком осветили все вокруг, и тут же темнота стала еще гуще, даже показалось, что я ослеп. Но, несмотря на свою временную глухоту и слепоту, я все же различил, что одна из уток падает недалеко от нашего скрадка, а затем и услышал глухой тяжелый шлепок о воду. Ура! Есть добыча.

   С рассветом дело пошло веселей. На посветлевшем небе то и дело начали мелькать табунки поднявшихся с ночевки уток. Видеть налетающих птиц можно было издалека, да уже и не было необходимости соблюдать строгую тишину. Соседи даже подсказывали: «Серега, на тебя идет, не спи».
   Тут уж надо было не зевать, и вскоре перед нами на воде лежала еще пара сбитых Сергеем уток. Стрелял он хорошо.
   Ружье было у нас одно, и Сергей с самого утра чуть ли не насильно совал его мне в руки. И вот, наконец, я решился. Добыча у нас уже была, так что можно и попробовать – не подстрелю никого, так все равно без уток не выплывем, перед соседями стыдно не будет. Ну а добуду…
   Что я почувствовал после своего первого выстрела – большей частью не помню. Помню только, что очень удивился, когда налетавшая на нас утка после моего выстрела упала чуть ли не в скрадок. Серега обрадовался даже больше меня. Широко улыбаясь, он хлопал меня по спине, говорил что-то ободряющее, а я стоял с поднятым вверх ружьем и молча хлопал глазами. Ни фига себе…

   Второй раз я промазал. Выстрелил и провожал глазами улетающую дичь, напрочь забыв, что в другом стволе есть еще один патрон и можно бы попытаться достать ее. Когда же расслышал подсказку Сергея, было поздно. Метрах в пятидесяти от нас ее снял кто-то из соседей. В лучах восходящего солнца она красиво упала посреди озера, где уже было немало черных пятен подстреленных птиц.
   Утки большей частью налетали со стороны отвала, далеко напротив нас над противоположным краем озера и шли вдоль камыша, надеясь присмотреть местечко, где бы можно было присесть. Но желаниям их сегодня не суждено было сбыться.
   Затаившиеся в выставленных как раз по краю открытой воды скрадках охотники, не давали им даже снизиться. Похоже, все уговоры не мешать соседям, если утка идет на них, были забыты. Предпочтительное право на выстрел осталось только в книгах по охотничьей этике. Пальба начиналась уже на самых дальних подступах.
   Нетерпеливые стрелки пытались достать летящих уток на высоте метров, наверное, ста, а то и больше, хотя все знали, что убойная сила гладкоствольного ружья хороша метров до пятидесяти. Может быть, кто-то и пользовался контейнерами, но в то время это было редкостью. Зато, если все же удавалось зацепить утку, летящую очень высоко, то ее падение или планирование подранка выглядели очень впечатляюще, вызывали гул одобрения в скрадках и даже приветственные крики.

   На нас утки налетали реже. Ныряли прямо из-за отвала и сразу оказывались над нашими головами. Наше убежище было чуть в стороне от основной массы и это давало нам выигрыш во времени и возможность прицелиться, а не стрелять навскидку, кто быстрее, как это было практически на всем озере. Наверное, поэтому, когда солнце поднялось над отвалом и начало припекать, перед нами тихонько болтались на воде уже шесть подстреленных уток. Трех сбил Серега и трех я.
   Решено было сплавать собрать дичь и пообедать на берегу. Тем более что утки летали все реже и реже, а выстрелы, которые на зорьке напоминали канонаду наступающей армии, сейчас раздавались от случая к случаю.  Временами даже стояла удивительная тишина, и освещаемое не по-осеннему жарким солнцем озеро было до того красиво, что так бы, кажется, и сидел здесь без конца.
   Но скучающие любители пальбы, утомленные долгим бесцельным ожиданием, начали развлекаться – кто-то из них подстрелил пролетающую над озером ворону, и та упала недалеко от нас. Подранок, хлопая  по воде здоровым крылом, держался на поверхности и отчаянно каркал, высоко задирая голову. Сначала это вызывало смех в скрадках, потом стало надоедать, и Серега добил несчастную птицу. Зачем надо было стрелять?

   На берегу нас уже ждали. Костерок, у которого мы коротали ночь, едва дымил, но соседи уже сидели возле заново накрытого стола и хвастались своими успехами.
   Когда мы подходили, ребята как раз доставали из рюкзаков подстреленных уток и раскладывали их в рядок на примятую траву. Здесь были и очень крупные буровато-рыжие в темную крапинку утки с лилово-синими зеркальцами на крыльях и оранжевыми лапами, как я позже узнал – крякаши. У пары из них была темно-зеленая голова и верхняя часть шеи, перехваченной белым ошейником. Это – селезни. Утки поменьше, но с удивительно широкими к концу, напоминающими лопату, носами, рыжевато-пестрые, с серыми крыльями – это широконоски. Утки с острыми как шило хвостами длиной сантиметров около десяти полностью оправдывающие свое название - шилохвость. Чуть в стороне лежала пара небольших, ничем не примечательных, разве что изумрудно-зелеными зеркалами на крыльях да большими сине-зелеными пятнами вокруг глаз, отороченными белой полоской, серо-черных уточек – это чирки - свистунки. Тогда мне все было в диковинку, и я с интересом присматривался и прислушивался ко всему, что творилось вокруг.

   Кто-то добыл трех уток, кто-то пяток, ну а кто и не одной. Недалеко от костра на пригорке спал наш тезка, тоже Сергей, который и не думал заплывать в скрадок, а сладко посапывал, забыв и про первую охотничью зорьку, и про ружье, которое лежало рядом с ним. Из едва укрепленного на поясе открытого патронташа выпало несколько патронов. Один из них, похоже, закатился под спящего несостоявшегося охотника, мешал, и тот беспокойно ворочался, шарил рукой под поясницей, пытаясь его убрать, не прерывая сна. Свалявшиеся в неряшливые пряди волосы с запутавшимися в них обрывками травы, закрывали мокрое от наступившей жары лицо, а за ухо ему кто-то из  шутников воткнул шикарное утиное перо с черно-зелеными разводами. Я не мог понять, как он умудрялся спать при такой канонаде. Но валяющиеся рядом с пригорком несколько пустых водочных бутылок объяснили все.
   Тезка проснулся, когда мы, напившись согретого на остатках костра чая, собрались снова попытать охотничьего счастья и поплавать по зарослям, поискать подранков и выплывающих на чистые плесы с рассветом и тишиной лысух. Добытые нами на двоих шесть уток, из которых три были чирками, нас никак не устраивали.
   Проснувшийся Сергей, недовольно морщась, вытащил из-за уха мешающее перо, что вызвало веселый смех у костра, огляделся, протер опухшие глаза, и только потом поинтересовался:
   - А вы чего не стреляете? Солнце-то уже высоко…, - чем вызвал новую бурю смеха.
   - Проснись, нас обокрали, - ответил ему кто-то из ребят. – Скоро уже завтра наступит, а ты все спишь.
   Обескураженный, очевидно понявший спросонок только слово «обокрали», Сергей лихорадочно зашарил рукой возле себя, пытаясь нащупать лежащее рядом ружье, и только потом, когда ему это удалось, заулыбался и чуть смущаясь, спросил:
   - А выпить больше нету?..

   Отсмеявшись, ему доходчиво объяснили, перекидывая пустые бутылки с одного места на другое, что именно благодаря его усилиям стало совершенно невозможно отметить состоявшееся открытие, просто нечем. Пропал праздник… Сразу поскучневший охотник снова улегся на бок, подпер рукой отяжелевшую голову и заявил, что в таком случае на воду он сегодня не пойдет.
   Мой напарник, видя такой расклад, не растерялся и попросил у Сергея, остающегося на берегу, ружье. Нас, мол, двое, а ружье одно… А с ним не кто-нибудь, а… д-о-к-т-о-р… Последнее слово он просто вытягивал по буквам, и так значительно у него это прозвучало, что ни секунды не думая остающийся на берегу Сергей пододвинул ногой свой «Иж – 27» к нам и стал расстегивать патронташ, в который он все же собрал рассыпанные патроны. Мы от патронов великодушно отказались и, обрадованные, подхватив вертикалку, тут же подались к воде.

   Проплывая по затянутым ряской окнам и протокам мимо сплошных чащ тростников и рогоза, рассматривая укрытия в зарослях осоки, белокрыльника и водяных хвощей, мы пытались рассмотреть притаившихся там подранков или прибитых к камышу сбитых, но не поднятых охотниками птиц. Увы… Ни подранков, ни сбитых уток на воде не было. Было несколько лодок с охотниками, которые методично осматривали заросли, пока мы отдыхали на берегу, и вполне возможно им повезло больше.
   Тем не менее, нам все же удалось взять еще трех уток. Вернее двух уток и лысуху. Лысуху, неосторожно выплывшую из тростниковых крепей на чистое место, подстрелил я, опробовав одолженное мне ружье. Било оно кучно, но резко, так что у меня неимоверно заболел отбитый третий палец, неосторожно положенный на скобу курка. Уток, делавших круг как раз над нашим скрадком, где нас уже не было, мы взяли из-за стены камыша, выстрелив практически одновременно и кто кого сбил, было неясно, но решили честно – каждый по одной.

   Когда солнце перевалило на западную половину неба и утки перестали летать окончательно, мы решили вернуться. Я был на седьмом небе. Мне, впервые взявшему в руки ружье, удалось добыть сразу пять штук, причем четыре из них влет. Обалдеть!
   Так я заболел охотой. Через год вступил в общество, купил пятизарядку МЦ 21-12, потом такую же вертикалку, с которой охотился в первый раз, уж очень она мне понравилась. Я частенько составлял компанию Сергею – и на болоте, и в тайге, и в поле, учился у него, постигая азы охотничьей науки.
   В последние годы пути наши немного разошлись – виделись мы реже. Но периодически встречались и знали, что всегда можем рассчитывать друг на друга. И в этот раз, когда мы собрались с Костиком на рыбалку, я не ошибся.
   Сергей согласился сразу, только попросил отсрочку в несколько дней – ему было просто необходимо проводить свою маленькую дочь в первый класс. Поэтому мы поехали третьего сентября.

   Дорога до своротка от Кемерово на Томск была знакома, и проскочили мы ее быстро. Дальше стало сложнее. Луна, так красиво освещавшая все вокруг в начале пути, спряталась за непонятно откуда набежавшими облаками, и сгустившаяся темнота немного сбавила скорость нашего автобуса. Широкая дорога постепенно сузилась и, хотя асфальт оставался вполне приличным, ехать приходилось осторожно из-за попадающихся навстречу длинномеров, которых как нарочно появилось на удивление много. Я сидел слева от водителя в его праворуком автобусе и мне постоянно казалось, что Серега едет уж очень близко к осевой, с чем тот категорически не соглашался. Только когда Костя, сидевший сзади в салоне, запустил в окошко пустую полторашку из-под пива, которое мы с ним незаметно для себя выпили, я немного успокоился и даже стал травить какие-то анекдоты.
   Часа через четыре я неимоверно захотел спать, виня в этом злосчастное выпитое пиво. Клевал носом, зевал, безуспешно тер самопроизвольно закрывающиеся глаза, но все же пытался поддерживать немудрящий разговор с водителем, прекрасно понимая, что ему-то еще тяжелее, чем нам с Писяриком. Костян же казался совершенно свеженьким, бодреньким – анекдоты так и сыпались из него, но на все мои просьбы поменяться местами, где я рассчитывал хоть чуток вздремнуть, отвечал неизменным отказом. Пришлось пойти на хитрость. Во время очередной остановки, когда Серега вышел размять уставшие ноги, а Костя неосмотрительно выбрался избавиться от излишков пива в организме, я перебрался через спинку сиденья в салон и уснул, наверное, быстрее, чем Костя понял, что произошло. Разместиться же в салоне вдвоем было невозможно – автобус был завален вещами основательно, да и с водителем кто-то должен был дневалить, вернее – ночевалить, иначе он тоже мог заснуть за рулем. Чтобы этого не случилось, через пару часов Сергей все же свернул на обочину и тоже задремал.

   Проснулся я от хлопанья дверей и холодного воздуха, хлынувшего в салон. Автобус стоял в каком-то селении – через запотевшие окошки в блеклом свете нарождающегося утра виднелись дома. Сергея и Кости в кабине не было.
   Приподнявшись и протерев окно, я увидел сначала аккуратный одноэтажный магазинчик, обшитый светлым сайдингом с красивым названием, которое никак не соответствовало его размеру. Два горящих красных слова на белом фоне заняли весь фасад – «Супермаркет «Русич». Затем рассмотрел Сергея, вращающего головой не хуже цирковой лошади, а потом и Костика, который пытался присесть, но, похоже, у него это плохо получилось. Во всяком случае, чуть согнув ноги, он громко охнул, схватился за поясницу, но выпрямиться сразу не смог. Так и стоял, упираясь одной рукой в поясницу, другой в колено, почти как бегун перед стартом. Вот только куда бежать он пока еще не решил. Надо ему помочь – я ведь все же доктор…
   На мое обычное утреннее: «Привет…», - несмотря на нелепость ситуации, Костя мгновенно отпарировал традиционным ответом, существующим в нашей компании уже не один год: «Выпить нет?..».
   - Почему нет? - я даже обиделся. - Есть, конечно. Налить? – Подумал и добавил знаменитую фразу Велюрова из «Покровских ворот», - Заметь, не я это предложил.
   Костик сразу разогнулся, как будто и не охал секунду назад. Вот она – сила слова!  Ай да доктор, ай да молодец! Как легко я его вылечил.
   Серега, вышедший из-за автобуса, и не знавший рыбацких приколов, непонимающе уставился на нас, переводя взгляд с одного на другого:
   - Вы, что… Обалдели?! С утра пить… Время-то еще шести нет… С утра пьют только аристократы…
   Костя не дал ему закончить, а, весело оскалившись, продолжил:
   - Или дегенераты… Считай, что мы – они.
   Кого он имел в виду? Первых или вторых?
   Нас понесло. И не потому, что уж очень хотелось нам выпить. Просто захотелось приколоться, чтобы потом с удовольствием и радостью вспоминать об этом веселом приключении.

   Я достал из рюкзака одну из двух прихваченных бутылок коньяка, хлеб, кусок колбасы и разложил все это прямо на полу салона автобуса возле открытой двери, постелив какую-то тряпку, активно пахнущую соляркой. Костя, который не расставался с ножом даже во сне, моментально порезал колбасу на неровные куски, а хлеб просто поломал. Пили мы из одной кружки по очереди.
   Серега тоже не отказался от куска колбасы и свежего хлеба, но когда бутылка «Алагири» наполовину опустела, прервал наш праздник души.
   - Хорош пить, - резко сказал он, а когда мы непонимающе уставились на него, закончил, - а то мне не достанется.
   На что Костян только рассмеялся и гордо заявил:
   - Не боись, достанется…, - потом похлопал себя рукой по груди, мол, вот он я какой молодец, - я пятилитровку самогонки взял.
   Я чуть не поперхнулся от такого заявления. Едем-то всего на два дня, с дорогой – три, ну по две бутылки, как обычно, а тут… Серега отреагировал совершенно неожиданно. Его нисколько не удивило количество прихваченной выпивки:
   - Да нет, я просто самогонку не пью.

   Тут я вспомнил, как Костян действительно перед отъездом пристраивал в салоне пластмассовую пятилитровую бутыль из-под растительного масла с какой-то желтой прозрачной жидкостью. Аккуратно закладывал ее мягкими тряпками, проверял - туго ли закручена пробка, смотрел – не перевернется ли в дороге…  Тогда я подумал, что это бензин для лодочного мотора, поэтому такие предосторожности, а тут вон оно что…
   Пришлось сворачиваться. Деревня, где мы устроили кратковременный привал с завтраком, и была тем самым Коломино, откуда до берега было всего ничего. Через полчаса мы были уже на берегу Оби.

   Над рекой стелился туман. Монотонно шумящая вода была укрыта молочной пеной, а верхушки деревьев на противоположном берегу метрах в семидесяти, казалось, росли прямо из этого молока. Перед нами был пологий глинистый спуск лишенный какой-либо растительности, но обильно покрытый серо-черными пятнами прогоревших костров, разбросанными палками и досками.  Тут и там валялись пустые банки, бутылки, торчали воткнутые рогульки, а у самой воды одиноко стояла широкая деревянная лавка с аккуратно обрезанными пеньками вместо ножек.
   Влево, из небольшого залива, уходила протока метров десяти шириной на три четверти перегороженная дамбой из поваленных течением деревьев, застрявших в этом узком месте, и разного речного мусора. Ниже дамбы она разливалась и, изгибаясь, пряталась среди деревьев уже настоящей широкой речушкой с быстрым течением. Таким образом, место, где мы стояли, представляло собой небольшой мыс, с трех сторон окруженный водой. С четвертой стороны подступали кусты и зеленела трава.

   Судя по остаткам цивилизации рыбаков здесь бывает много. И словно в подтверждение чуть дальше по берегу, несмотря на столь ранний час, у воды стояла старенькая красная «четверка» с томскими номерами. Двое парней на небольшом «Фрегате» маячили уже метрах в трехстах от берега и на нас внимания совершенно не обратили. Из рассказов Кости я уже знал, что рыбаки, уходящие на моторах вниз по Оби, спокойно оставляют здесь без присмотра на день - два и более крутые машины, поэтому особо и не удивился.
   Оставлять машину у воды, да еще на склоне, наш водитель не рискнул, а, свернув влево, поднялся к самым кустам, где было более-менее ровное место. Здесь мы и решили разбить лагерь. Понятно, что лагерь начинается с костра. Под него мы облюбовали старое кострище, обложенное с двух сторон обыкновенными красными кирпичами. Чуть ниже стоял высокий фанерный столик на тонких ножках из каких-то лозин, весьма непрочный, а на кустах рядом с автобусом мы нашли шикарную женскую блузку яркого фиолетово-розового цвета, абсолютно целую и даже не помятую. Как она здесь оказалась, оставалось только гадать.

   Для костра мы решили собрать на берегу, все, что может гореть – и берег станет чище, и топливом разживемся. Искать в мокрых от утренней росы кустах сухие дрова дело неблагодарное, да и бесперспективное. Поэтому Сергей и Костя принесли к машине сначала широкую лавку, которую мы решили использовать вместо стола, а затем подались собирать по берегу доски и палки, которых около каждого из десятка кострищ было достаточно. Я в этом мероприятии не участвовал, поскольку активно занялся видеосъемкой – надо же было писать историю. Я снял расстилающийся туман над рекой, уплывающих вдаль рыбаков, берег и справа, и слева, и впереди, и маленькую проточку, и уже тащивших к машине дрова друзей. Снял наш автобус, выброшенные на берег спиннинги, лодку, излучину прячущейся за деревьями речушки и все – все – все... Даже ту самую не измятую женскую блузку…
   Каждое новое начинание надо было запечатлеть, поэтому моя роль в разбивке лагеря и подготовки снастей свелась в основном к беготне. Схватив что-нибудь, я чуть оттаскивал это в нужном направлении, потом хватался за камеру, снимал продолжавших работать парней, снова бежал к ребятам, помогал, снова менял работу на съемку, и так до тех пор, пока я сам не понял, что снял все, что можно и нужно. Ребята поняли это давным-давно, но мужественно терпели и недовольства не проявляли. Мне так казалось, что мой труд гораздо тяжелее – побегай-ка так по берегу…

   На первую рыбалку Серега решил не ездить.
   - Вы сгоняйте, места посмотрите, а я здесь половлю, - заявил он, настраивая удочку и кивая на бурлящую протоку, ниже которой убегающая речушка широко разливалась и плавно устремлялась дальше. Мы возражать не стали.
   В лодку погрузили все, что могло понадобиться на воде. В этом деле я полностью доверился Косте и даже не стал возражать, когда он вместе с подсаком, спиннингами, рыбацкими ящиками и прочими причиндалами прихватил и пакет с продуктами – рыбачить, так рыбачить, хоть целый день. Но вместо двигателя Костян взялся за весла и стал подгребать к одиноко торчащему посреди заливчика над водой толстенному стволу некогда стоявшего здесь дерева, спиленного неизвестно кем и неизвестно зачем. Ствол возвышался метра на полтора и в полуметре над поверхностью реки был перепоясан белой капроновой веревкой, какую мы обычно используем во время рыбалки, привязывая груза.

   Оказывается рыбалка была от нас еще далеко. Необходимо поставить сеть, чтобы наловить живцов, которым отдавал предпочтение перед искусственными приманками мой напарник. Именно на чебаков и сорожек, нацепленных на джиг-головки, ребята и поймали основную массу щук в предшествующую рыбалку. И именно к этому самому торчащему пеньку и к той самой веревочке – ошейнику вокруг него ребята и цепляли сеть.
   Ну, это дело нам знакомо. Привязав конец сети к веревке, прочность которой я не преминул проверить, стал травить сеть из мешка, в то время как Костя с усилием выгребал против уже появившегося нешуточного течения. Процесс тормозился необходимостью навешивать на низ сети груза, чтобы сеть не скрутило. В эти моменты Костян с усилием удерживал лодку на одном месте, ругался и просил шевелиться. Постепенно дело все же продвигалось. Конец последней третьей сети в перетяге привязали  к ветке полузатопленного дерева недалеко от противоположного берега и решили передохнуть, подождать хотя бы полчаса, чтобы проверить перетягу и собрать живцов. Костя утверждал, что этого времени будет вполне достаточно, чтобы не уйти без добычи.

   Не успел он закурить свою любимую «Золотую Яву», как из-за мыса, на котором одиноко торчала старенькая «четверка», вылетел катер с укрепленной поверху металлической дугой с небольшими прожекторами и прямиком направился к нам.
   - О, гости, - ничуть не удивившись пробурчал Костя, и молча полез во внутренний карман бушлата, прикрытого камуфляжной курткой.
   В катере были двое парней в одинаковых синих фуфайках с черными цигейковыми воротниками, с бляхами на груди, довольно приветливые и разговорчивые. «Инспекция по маломерным судам» прочитал я на борту их катера яркую надпись, которая сразу бросалась в глаза. Один из них внимательно просмотрел документы на лодку, мотор и даже попросил хозяина продиктовать номер двигателя. Удовлетворившись ответом – все цифры совпали – они пожелали нам удачи и подались вниз по течению. Кого инспектора такую рань рассчитывали здесь найти сказать трудно. Ну, да им виднее…
Когда Костя докурил «Яву» до самого фильтра, решили проверить сети. Проверять было проще, потому что спускались мы по течению, а вот выбирать изредка попадавшуюся рыбешку было сложно. Здесь уж напарнику приходилось помогать мне веслами, иначе бы нас просто утащило вместе с сетью. В ближайших двух сетях рыбы было мало, единичные экземпляры, все больше подлещик да окунь, которые нам были не особо и нужны, о чем постоянно ворчал недовольный Костян. А вот первая сетешка на двадцать два была хорошо забита чебаком и сорожкой. Сразу повеселевший Костя заверил, что этого улова, который мы сгрузили в мешок из-под сетей, нам хватит на целый день.

   После третьей или четвертой попытки запустить двигатель, тот, прочихавшись, радостно взвыл, вспенил бурун за кормой и наш «Ямаран», прыгнув вперед, как застоявшийся конь, устремился вслед за исчезнувшими за поворотом «маломерными» инспекторами. Серая вода с попадающимися шапками белой пены, казалось, полетела нам навстречу.
   Сразу резко похолодало. Через пару минут «полета» пришлось срочно натягивать капюшон «Аляски» и застегивать пуговицы под самое горло. Но это помогало плохо – капюшон моментально срывало и потоки ледяного воздуха забирались не только под шапку, но и под рубаху, что было очень и очень неприятно. Попросить «речного Шумахера» сбросить скорость я как-то не решался – уж очень хотелось скорее добраться до места. Периодически приходилось натягивать капюшон, чтобы через минуту снова ловить его за спиной. Так продолжалось ближайшие четверть часа, пока я не сообразил снять куртку и надеть ее задом наперед. Руки просунул в рукава, а капюшоном  укутал горло, даже нос в меховую оторочку спрятал. Встречным потоком воздуха воротник надежно удерживался; правда, пришлось полы куртки спрятать под задницу, чтобы не задирались. Сразу стало теплее. После этого я широко расставил ноги и, упираясь в лавку руками, попытался рассмотреть все вокруг и все сразу.
Река здесь неширокая – метров пятьдесят – семьдесят. Из рассказов Кости я уже знал, что это один из рукавов Оби, огибающий большой остров с оригинальным названием - Каторжный. Основное русло чуть дальше и вправо, там ходят баржи, танкеры и прочая речная техника, ориентируясь на установленные бакены. Там ширина и глубина намного больше.
   Здесь можно было рассмотреть одновременно оба берега. Левый был относительно пологим, поросший кустами и редкими деревьями, чередовался с песчаными пляжами, на которых пока никого не было. Правый был круче, деревья здесь были повыше и росли погуще. Вдоль него часто попадались поваленные полузатопленные стволы, местами образующие целые буреломные заросли на воде. Бегущая вода разбивалась об эти завалы, делилась на мощные струи, шумела, кипела разлетающимися брызгами, чтобы ближе к берегу стать тихой и спокойной.

   Где-то через полчаса, оставив за спиной широкую протоку, ведущую к основному руслу, Костя приблизился к правому берегу, сбавил скорость и все пытался что-то рассмотреть среди поваленных деревьев. Наверное, выискивал место, где бы пришвартоваться. Я не стал терять драгоценного времени, взял приготовленный спиннинг, на поводке которого была укреплена джиг-головка граммов в двадцать, нацепил на крючок еще трепыхающуюся сорожку, спокойненько опустил ее за борт и гордо посмотрел на Костика. Ну сейчас я вытащу-у…
   Костян не обращал на меня абсолютно никакого внимания, все так же пристально вглядываясь в проплывающие мимо нас деревья. Несколько обиженный я занялся своей снастью. Как ни странно леска уходила в воду под острым углом. Ни фига себе! Я-то думал, что джига в двадцать граммов здесь хватит вполне, и ждал, что леска будет располагаться вертикально. Ничего подобного. Течение действительно сильное и тащит нас хорошо, двадцати граммов явно маловато. Придется немного распустить леску.
   Не успел я взять спиннинг и откинуть скобу катушки, как почувствовал резкий рывок, который чуть не вырвал спиннинг из руки. Есть! Сердце прыгнул куда-то вверх вслед за кончиком удилища, которое я пытался поднять, прежде чем начать подмотку. Ничего подобного… Какая-то неведомая сила клонила кончик удилища к воде, потом раздалось легкое тренькание лопнувшей лески и сразу полегчавший спиннинг действительно взлетел вверх. Ах ты… Зацеп… Нет, ну как легко оторвало, а ведь леска 0,4. В Казахстане, помню, мы на такой леске блесны из-под камней буквально выдирали, а тут даже скорость лодки не уменьшилась. Как шли, так и шли…
Увидевший мою неудачу Костя даже не посочувствовал, только улыбнулся и спокойно заметил:
   - Не торопись, сейчас пришвартуемся, поблесним в отвес. А сплавом здесь бесполезно - кустов затопленных вдоль берега много. Сплавом на середине надо. Там кустов нет.
   Потом, рассмотрев мою недовольную физиономию, решил сгладить горечь моей неудачи:
   - Мы здесь в первый день штук двадцать головок оторвали, пока не разобрались что к чему…
   Через минуту Костя стал тормозить веслами и направил «Ямаран» ближе к берегу, где за несколькими упавшими и сцепившимися деревьями образовалась тихая заводь. Действительно хорошее местечко для щучьей засады. С некоторым усилием Костя подвел лодку к затопленному дереву, куда я должен был привязаться. Отложив пострадавший спиннинг в сторону, левой рукой я зацепился за ветку, расположенную над самой водой, а второй рукой стал вытягивать веревку из-под себя, нимало не думая о силе течения. Но как только Костя престал подгребать веслами, а потянулся за своим спиннингом, чтобы тоже попытать рыбацкого счастья, течение дернуло лодку так, что я чуть не выпустил ветку из руки и только в последний момент, бросив злополучную запутавшуюся где-то подо мной веревку, успел схватиться второй рукой за ветку, перенеся всю тяжесть на нее. Тут же я оказался наполовину вытянутым из лодки, как Никулин в «Кавказской пленнице» из машины во время погони. Коленки в последний момент рефлекторно уперлись в высокие борта, а носки сапог сами собой оказались подсунутыми под выпуклые баллоны - только так я затормозил пытавшуюся удрать по течению лодку. Ветка, не рассчитанная на такие нагрузки, стала погружаться в воду и голова моя катастрофически стала приближаться к воде. Рванув в последний момент ветку на себя что было сил, я все же поборол злосчастное течение: и подтянулся, и в лодку опустился, даже встал коленками на жесткое дно. Дерево после таких не хилых упражнений затряслось как припадочное, разгоняя вокруг шумные волны, что вызвало резкое недовольство Костяна:
   - Да тише ты… Всю рыбу распугаешь, - зашипел он.
   Похоже, даже не заметил, что я чуть из лодки не вывалился. Обалдеть!
Костя между тем нацепил сорожку на джиг, который, как я успел заметить, был раза в два больше, чем у меня, и осторожно опустил ее под кусты. Я сидел, держался за ветку и не знал – то ли держаться так, то ли снова попытаться привязаться. Все же попробую…

   Подтянувшись еще ближе, я сначала нашел и вытащил веревку, ставшую причиной моих несчастий, набросил ее на ветку, которую обернул сложенным вдвое концом, потом, сделав петлю, затянул и только потом осторожно ветку отпустил. Лодку тут же потянуло вниз, но немного. Ветка приподнялась, веревка натянулась и лодка встала. Уф-ф-ф… Теперь можно и рыбалкой заняться.
   Костя осторожно покачивал кончиком удилища, то задирая его высоко вверх, так что нацепленную сорожку легко можно было рассмотреть в верхних слоях воды, то опуская на самое дно, когда леска свободно провисала, а удилище расправлялось. Интересно, что сорожка выглядела абсолютно как живая – стояла, отбрасывая течением совершенно горизонтально, а покачивания спиннингом заставляли ее двигаться и даже шевелить не только хвостом, но и плавниками. Молодец Костя! На такую приманку грех не соблазниться.
   Но щуки почему-то не торопились, и Костя бросал приманку то в одно место, то в другое; то опускал под самым бортом, то, чуть не ложась на борт, пытался дотянуться до самых дальних веток в этой заводи.

   Тут я вспомнил, что у меня-то джиг-головка оторвана вместе с поводком, которых я приобрел специально для этой рыбалки аж пятнадцать штук. Набрал самых разных: коротких и длинных, рассчитанных и на пять килограммов и на пятнадцать.
   Из-под лавки я достал рыбацкий ящик, нашел поводок и высыпал на ладонь все джиги, которые у меня только были. Да-а… Максимум двадцать граммов. На такое течение они точно не рассчитаны. Здесь в тихой заводи в отвес еще можно попробовать порыбачить, а на сплаве, на течении вряд ли. Да и крючок на двадцати граммовой головке, если судить по рассказам, явно маловат для здешних щук. Не зря же Костян таких монстров набрал. На них крючок выглядел почти как гарпун у китобоя.
   Я сидел к Косте спиной, не зная, что предпринять. Может, проще блесну, которых у меня было немеряно, покидать под кустики… Или все же легкими головками в отвес поблеснить?.. Не все же щуки здесь огромные, они же вырастают из маленьких, как раз для моей снасти…
   Костя словно почувствовал мои сомненья:
   - Ты мои головки бери, они побольше… Надежнее… Здесь такие крокодилы водятся, - и подвинул мне свою сумку с рыбацкими запчастями.
   Сумка весила никак не меньше двух – трех килограммов. Огромные головки с не менее огромными крючками занимали там основное место, и было их штук двадцать. Я выбрал одну граммов на сорок, где свинец поблескивал поярче, с трудом перекинул сумку назад через лавку и занялся снастью.
   Поводок выбрал коротенький, привязал его к леске, закрепил в карабине джиг и уже приготовился забросить нацепленную на крючок сорожку, как Костя заявил:
   - Не фига здесь делать, поплыли дальше. Видишь, клева нет. Наверное, ты всех щук здесь своей гимнастикой распугал.
   Видел все-таки мои упражнения на бревне…

   Пришлось отвязываться. Отталкиваться надобности не было – лодка, сразу подхваченная течением, легко заскользила вниз. Костя только успевал подрабатывать веслами, чтобы нас не снесло к берегу или не забросило на торчащие притопленные деревья. Пока я раздумывал надо ли попробовать половить на сплаве или все же поберечь головку с насаженной сорогой до остановки, как поступила команда вязаться к ближайшим кустам.

   Выбранное для очередной остановки местечко было ничуть не хуже предыдущего - такой же тихий закуток за переплетенными полузатопленными деревьями, корни которых были еще на берегу. Огромный, лишенный коры ствол, поблескивающий серыми гладкими боками, навис над водой на середине высоты берега и был бы идеальным местом для ловли. Я прямо-таки видел себя сидящим на этом бревне с опущенными качающимися ногами, но Костя совсем не собирался выходить из лодки. С трудом он все же заплыл в эту импровизированную бухточку, и мне снова пришлось привязываться к торчащим веткам. Помня свои недавние злоключения, действовал я осторожно, но быстро и забросил свой спиннинг, лишь на пару минут отстав от Кости.
   Легкий гибкий спиннинг хорошо чувствовал тяжелую головку, колебания ее выходили плавными, размашистыми, и, поднимая свою приманку к поверхности, я видел, что играет она ничуть не хуже, чем у Кости. Но все же ему первому посчастливилось испытать поклевку мощной щуки.
   Костя бросал джиг-головку то в одно место, то в другое, то часто играл кончиком удилища едва шевеля его, то делал широкие размашистые взмахи, когда приманка то уходила глубоко вниз, то поднималась к самой поверхности. По-моему он даже ни разу не закурил с начала рыбалки. В один из моментов он вдруг резко дернул удилище вверх, а затем попытался покрутить ручку катушки, но не тут-то было - поддалась она не сразу. Однозначно поклевка…
   Я сразу же забыл о своей снасти и уставился на Костю, ожидая, чем же кончится его борьба с невидимым противником. Борьба, к нашему сожалению, закончилась буквально через полминуты. Кончик удилища, словно освободившись от тяжелого груза, взлетел вверх так, что джиг-головка с пустым крючком, подпрыгнула над водой и снова с глухим бульканьем вернулась туда.
   Раздосадованный, если не сказать больше, Костя хлопнул спиннингом по борту лодки и достал сигареты:
   - Нет, ну ты видел…
   Видел, видел…

   Немного успокоившись, он снова нацепил живца и забросил его под ближайшие ветки. Я тоже добросовестно закивал кончиком удилища, перебрасывая его с одного места на другое, но безуспешно. Побросав наживку еще минут пять мы перебрались на новое место.
   Новое, уже третье место, за ним четвертое, потом пятое не принесли нам никакой радости. Везде один и тот же результат – полное отсутствие поклевок. Нет, на четвертом месте мы с Костяном оторвали по одному джигу, зацепив крючками за скрытые под водой коряги, а на пятом я снова чуть не вывалился за борт, совсем забыв о быстром течении и сложностях швартовки. А так примерно похоже.
   Поднявшееся уже над деревьями солнце стало припекать, туман бесследно исчез, словно растворился, мой напарник выкурил уже не меньше половины пачки сигарет, а клева все не было.
   - Надо было раньше заплывать, - бурчал расстроенный Костя. – Щука с восьми до десяти здесь берет… Не зря местные такую рань подались…
   Потом, немного успокоившись, вытащил из-под лавки сумку с продуктами и предложил подкрепиться, на что я с радостью согласился. Есть, честно говоря, уже хотелось. Не считать же за завтрак кусок колбасы с корочкой хлеба да полкружки конька, выпитого самым ранним утром, когда солнца еще и в помине не было.
   Из пакета Костя достал несколько сваренных яиц, ту же колбасу, хлеб, пару огурцов, мелкие желтые яблоки и темную пластиковую бутылку, в которой плескалось непонятно что – никакой наклейки на бутылке не было. Разложив припасы на лавке возле меня, так чтобы нам обоим было удобно дотянуться, вторым заходом достал кружку и бутылку со своим любимым «Буратино». Так, понятно… На воде-то мы еще не пили – потому и не клюет.

   Самогонкой Костю снабжал наш общий знакомый Саныч, который сам брал ее у кого-то из своих соседей по деревне, и была она весьма специфической. Во-первых, от нее совершенно не пахло самогонкой, во-вторых, имела приятный золотистый оттенок, чуть-чуть бледнее, чем у коньяка, в-третьих, от нее совершенно не болела голова, сколько бы ты не выпил, ну а в-четвертых, стоила она почти ничего, что-то рублей тридцать за поллитру. Наверное, из-за всех ее достоинств Костян и прихватил, сколько мог унести. Напиток сей был неоднократно ранее опробован, оценен по достоинству и признан совершенно необходимым в наших рыбацких поездках и посиделках.
   В первый раз я попробовал его на Кунгуре, куда мы как обычно приехали поохотиться на уток.
   В дороге и с вечера мы упражнялись с напитками более благородными, которые на удивленье (помните закон – сколько не бери…) кончаются очень быстро. Хотя до окончания охоты было еще далеко, прихваченные из дома несколько бутылок водки и бутылка коньяка «Темрюк» благополучно закончились как раз к тому моменту, когда мы твердо приняли решение отправиться спать перед утренней зорькой. Утром, с трудом поняв, что открытие может состояться без нас, поскольку рассвет уже беззастенчиво заглядывал в окошки вахты, когда мы с трудом продрали заспанные глаза, в спешке заплыли, даже не выпив по кружке чая, что было совсем уж непростительно. Через пару часов, когда первые страсти вместе с активным летом уток улеглись, почувствовали неимоверный голод. Чтобы всем не выплывать, поскольку рассчитывали все же еще поохотиться, за сухим пайком отрядили меня, поскольку я был ближе всех к лагерю, а Ромка, Костя и Жека рядком расположились в дальнем углу озера. Саныч, стоявший недалеко от них, тоже попросил прихватить его синюю сумку с продуктами и бутылку пива:
   - Там в рюкзаке под сиденьем «Арсенальное», ну ты знаешь…, - кричал он мне вдогонку, когда я уже выходил на берег.

   Конечно, знаю. У Саныча, Кости и Ромки «Арсенальное крепкое» было чем-то вроде национального напитка, как кумыс у казахов, что ли.
Набив полиэтиленовый пакет хлебом, салом и помидорами, я прихватил и сумку Саныча, даже не заглянув в нее – раз сказал продукты, что туда заглядывать. Темно-коричневую полтарашку с пивом и пару кружек сунул уже в третий пакет и, нагруженный сверх меры, снова подался на воду.
   К моему прибытию ребята собрались вместе – три лодки расположились как лепестки у ромашки в кружок, а наш Ромашка, затянутый в гидру, стоял по пояс в воде как раз в центре этого разномастного «цветочка». У Саныча лодка была синяя, у Кости серая, а в зеленой Ромкиной в одиночестве восседал Жека. Роман что-то горячо рассказывал ребятам, в азарте хлопал ладошкой по воде так, что разлетающиеся брызги вызывали недовольные гримасы на лицах ребят, и тут же сам смеялся. Его уже охрипший голос раздавался далеко по воде, но он и не думал садиться в лодку – стрелять из нее было очень неудобно, а он, как я понял, рассчитывал и в этот, очередной раз перестрелять всех.
   Нарезанные помидоры, сало, хлеб и колбасу, которая нашлась в сумке Саныча, разложили на седушках в лодке Костяна и потеснее прижались к ней, чтобы было легче тянуться. Сергей долго копался в сумке, потом заглянул в мой пакет, куда я сложил пиво и кружки, как-то подозрительно долго разглядывал «Арсенальное», затем махнул рукой и неопределенно заявил:
   - Так даже лучше.
   Я сначала не понял, что он имел в виду, но когда из открытой полторашки не показалось ни капли пены, а наливаемый в кружки напиток цветом больше напомнил коньячок, выпитый накануне, я сообразил, что по ошибке прихватил что-то более существенное, чем пиво. Это и оказалась прославившаяся в последующем самогонка.
Пилась она легко, настроенье поднимала быстро. После второго писярика никто из нас уже и не думал расплываться по точкам для продолжения охоты. Ромка, так и стоя по пояс в воде, заявил:
   - Налетят - так налетят…
   И как в воду глядел – буквально вслед за его словами из-за камыша, расположенного за спиной, вынырнула небольшая стайка крякашей и, очевидно не ожидавшая такого нахальства от охотников - надо же, стоят, не прячутся - шарахнулась в сторону лагеря. Ромка сообразил первым, и пока остальные боясь перевернуться на своих утлых лодчонках осторожно тянулись за ружьями, схватил свое, лежащее рядом с сидящим Жекой, и шарахнул из обоих стволов. Правда, не попал.
   Огорчение пришлось сглаживать очередным писяриком. Потом еще одним… Словом, на берег мы выплыли только когда самогонка закончилась и Ромка попытки, наверное, с пятой все же забрался в лодку к своему напарнику.   

   Сейчас, с удовольствием вспомнив Кунгурскую эпопею, мы выпили по паре глотков, достаточно плотно закусили и стали решать, что же делать дальше, как бороться с неудачей – отсутствием клева. Я предложил вернуться в лагерь, отдохнуть, сварить чего-нибудь горяченького, а к вечеру или чуть раньше снова попытать рыбацкого счастья, на что Костя отреагировал резко негативно, если не сказать больше.
   - Да ты что!? – чуть ли не в голос стал доказывать он мне необходимость продолжения нашей водной эпопеи. – Мы еще не все места посмотрели… Сплавом не пробовали… Да и как без рыбы возвращаться – Серега нас просто засмеет.
   Я обреченно махнул рукой, мол, ладно, успокойся, поехали дальше.

   В следующей заводи после нашей кратковременной остановки с ранним обедом или поздним завтраком, удача улыбнулась и мне. Правда, улыбка у нее получилась какая-то однобокая, кривая. После пары кивков кончиком спиннинга над ветками подводной коряги я вдруг почувствовал резкий удар, по которому сразу понял – поклевка и, не раздумывая, рванул удилище вверх, почувствовал живое сопротивление моим усилиям. Но в следующую секунду сопротивление словно испарилось, а на боках сорожки, оставшейся на крючке, мы отчетливо рассмотрели несколько продольных ран, оставленных щучьими зубами. Рановато я дернул что ли…
   Эта небольшая удача словно придала нам силы – есть щука здесь, есть… И мы должны ее поймать.

   Поймали! Еще часа полтора мы безуспешно макали насаженных на джиги сорожек под все мало-мальски приличные кустики, где по нашему мнению щука могла устроить засаду и ушли от лагеря уже километров на пять – шесть. Затем вернулись к месту первой остановки, где меня чуть не вышвырнуло из лодки и, встав посередине реки, заглушили двигатель – решили половить на сплаве. Лодка, легко увлекаемая течением, спокойно поплыла мимо тех мест, где мы уже бывали. Костя огорченный такими плачевными результатами, махнул рукой на сорожек и стал цеплять разного рода поролонки на крючок. Я пошел другим путем – решил поблеснить и стал кидать под бережок все, что мог нацепить на крючок: и твистеры, и воблеры, и блесны вращалки и колебалки, даже экзотического поппера, который завалялся в моей рыбацкой сумке. Результат был везде одним и тем же – полный ноль. Хотя каким полным может быть ноль – ничего оно и есть ничего.

   В конце концов я махнул рукой на все попытки, снова нацепил на крючок одну из немногих оставшихся в мешке сорожек, опустил ее за борт, чуть приподняв над дном и стал смотреть по сторонам. Костян же все еще пытался исправить ситуацию – добросовестно кивал кончиком удилища, пытаясь привлечь внимание хищников, которых, по моему мнению, здесь уже и не осталось. Не зря же местные уплыли куда-то за семь верст киселя хлебать. Стоило ли, если бы рыба была здесь?

   Оказывается – стоило. Всего через каких-то полчаса, когда мы уже сплавились километра на три – четыре и решили снова закусить, Костян, который даже здесь не выпускал удилище из рук, вдруг подпрыгнул, да так, что лежавшая у него на коленях нарезанная колбаса, прилетела мне, не скажу что прямо в рот, но куда-то рядом, дернул удилище, и отчаянно заорал:
   - Подса-а-а-к…, - с остервенением вращая рукоятку катушки спиннинга.
   Я подскочил не хуже Кости - колбаса отправилась в обратном направлении - шаря глазами по лодке, где же так нужный сейчас подсак… Щука ведь ждать не будет, дважды уже уходила сегодня.

   Как обычно по тому самому закону – Мерфи, кажется - нужная вещь в необходимый момент находится в самом неподходящем месте. Так и подсак лежал на самом дне лодки под ногами у Кости, да еще оказался приваленным и рыбацким ящиком, и сумкой с продуктами, и кружками. Даже куски упавшей колбасы, которой, похоже, сегодня не суждено было быть съеденной, уютно пристроились среди ячеек.
   Я задергался, занервничал, выбрасывая из сетки весь хлам, как сейчас казалось, и, пытался извлечь зацепившийся за Костину ногу сачок.
   Костян с трудом удерживал согнувшееся дугой удилище, все же не забывая подматывать катушку и водя его вдоль борта то в одну сторону, то в другую. Кто-то крупный и сильный отчаянно сопротивлялся ему, пытаясь уйти то под лодку, то в сторону берега, то просто удрать назад против течения, вытягивая кончик удилища в струнку над водой. Наконец, когда подсак уже оказался у меня в руках и даже был опущен над самой водой, показалась остроносая щучья морда с распахнутым во всю ширь огромным ртом, в который свободно смогла пролезть сжатая в кулак рука.
   Усеянные в несколько рядов острыми кинжалообразными зубами челюсти, производили жутковатое впечатление. Особенно когда извивающаяся хищница выпрыгивала из воды и пыталась щелкнуть своими «боекомплектом». В самом уголке рта легко можно было рассмотреть зацепившуюся за нижнюю челюсть силиконовую рыбку коричневого цвета, которую Костя нацепил больше от отчаянья, чем сознательно.

   Когда страсти немного улеглись, и серо-зеленая пятнистая красавица перестала выгибаться и биться о дощатое дно лодки, Костя на мое очередное предложение все же согласился отправиться в лагерь. Но Костя не был бы Костей, если бы не предложил отметить первый успех. Нервное возбуждение спало, руки его перестали трястись, и он довольно лихо разлил самогонку по кружкам, немного побольше, чем его же стандартный писярик.

   Надо сказать, что основоположником, родоначальником, отцом большинства традиций нашей компании, связанных с приемом писяриков, был именно Костя. Первый поворот…, выезд на трассу…, первые сто километров пути..., первая добыча…, и так далее. От большинства не значимых предложений, которые Костя пытался укоренить, как традиционные, мы все же отказывались, но многие и прижились.  Ему совершенно не требовалось быть пьяным, ему нужно было общение, разговоры, благодарные слушатели. Иногда он действительно блистал, его слушали, смеялись, поддерживали. Но сегодня, по моему, он превзошел самого себя. Тихонько стукнув краем кружки о мою, Костя совершенно серьезно произнес:
   - Спасибо тебе, мать – моржиха, что дала нам возможность добыть первую щуку, испытать радость борьбы и победы.
   После этого сделал приличный глоток, а остатки самогонки выплеснул за борт. Я вытаращил глаза.
   - Костян! Ты что, язычником заделался? При чем здесь мать – моржиха? Мы же не на Севере…
   - А вот…, - только и ответил Костя и с какой-то грустью посмотрел на дно своей пустой кружки.
   Может, пожалел, что мало налил или много за борт выплеснул? Потом спокойно подобрал со дна лодки завалявшийся, прыгавший туда – сюда,  кусок колбасы, по которому разве что не ходил ногами, ополоснул его в забортной водичке и, нимало не смущаясь, отправил в рот.
   Пришлось Костяна поддержать, и тоже немного плеснуть за борт. Правда, закусывал я хлебом.