Русские Штыки в Париже 6

                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                ВТОРЖЕНИЕ ВО ФРАНЦИЮ

     Я лучше умру, чем уступлю хоть дюйм своей территории. Ваших государей, рожденных на престоле, можно разбить двадцать пять раз, а они всё равно возвращаются в свои столицы. Я же, выскочка-солдат, не способен на это. Моя власть закончится в тот день, когда меня перестанут бояться.

                Наполеон Бонапарт, 1813 год

                ГЛАВА ПЕРВАЯ
                Я БУДУ ДИПЛОМАТОМ И ВОИНОМ

   В начале декабря 1813 года российский император Александр I в городе Франкфурт-на-Майне призвал в свой особняк несколько военных советников и генералов. Близился час вторжения союзных войск во Францию, и царю, как политическому вождю коалиции, требовалась уверенность в силах русских корпусов, бывших с ним в заграничном походе.

   На малый военный совет незамедлительно прибыли Толь, Дибич [1] и Барклай-де-Толли. В просторный кабинет императора их любезно пригласил его адъютант – князь Петр Волконский. Черноволосый красивый вельможа, являясь другом Александра I, вел себя весьма раскованно, устраивая гостей с улыбкой на устах. Все только разместились за большим столом, со своими  папками и картами, как явился император. Он величественно вошел в генеральском мундире и ласково кивал присутствующим, которых знал давно и привечал с охотой. Царь рукой указал на висевшую, на стене большую карту Европы и обратился к присутствующим:

- Господа, я собрал вас в давно желанный мне и вам момент. Мы готовимся перейти границы, так досаждавшей нам Франции. Переправа через реку Рейн - дело решенное. Политики, к коим я отношу себя, выполнили свою часть работы. Как у вас, военных? Каковы общие силы вторжения и наличные силы российских корпусов? Прошу доложить вам, Михаил Богданович.

    Перед собравшимися встал и поклонился сухопарый пожилой генерал Барклай-де-Толли, командовавший в главной Богемской армии российско-прусскими резервами. Он твердым шагом подошел к карте и, изредка посматривая в исписанный листок бумаги, стал говорить:

- Сейчас перед Рейном готовится к наступлению первый эшелон союзных войск в количестве двести пятьдесят тысяч воинов. Всего в двух ударных армиях, нацеленных непосредственно на Париж, сосредоточено свыше четырехсот тысяч человек. В них более пятисот пехотных батальонов и столько же кавалерийских эскадронов. Кроме того, шестьдесят пять казачьих полков и свыше тысячи четыреста орудий. Если присовокупить к ним Северную армию союзников и подходящие резервы, то будет до восьмисот тысяч воинов.

- Это гипотетически! – замотал головой Александр I. – Если посчитать союзные войска в Испании и Италии, тогда, думаю, будет миллион солдат! Всё очень хорошо на бумаге, но меня больше интересуют те войска, которые сосредоточены против Парижа, а значит, против Наполеона. С ним и его гвардией совладают только русские, да еще может, пруссаки. Сколько, Михаил Богданович, российских войск у Рейна?

- Всего у реки сто сорок тысяч россиян, – без запинки сказал Барклай-де-Толли и стал пояснять: - Шестьдесят тысяч наших в Главной Богемской армии фельдмаршала Шварценберга. Это Шестой корпус генерала Витгенштейна, резервы армии под командованием великого князя Константина Павловича и мои российско-прусские резервы. Кроме того, в Главной армии находится иррегулярный [2] корпус генерала Платова…

- Без казачков никуда! – довольно хмыкнул император. – Где еще?
     Барклай, не заглядывая в бумагу, тыкал указкой в среднем течении Рейна:

- Есть и у Франкфурта. В Силезскую армию генерал-фельдмаршала Блюхера входят два российских корпуса генералов Остен-Сакена и Ланжерона. В них пятьдесят тысяч россиян. Наконец, в Северной армии принца Карла Юхана [3], один российский корпус генерала Винцингероде.

    Барклай-де-Толли закончив доклад, опустил указку. Александр I улыбкой поблагодарил старого генерала. Император обратился к другим:
- Кто мне может ответить на непростой вопрос: что может противопоставить союзным армиям Наполеон на Рейне и далее ближе к Парижу? Теперь, в декабре месяце?

     На его призыв откликнулся генерал Дибич. Он неспешно встал и сделал небольшой доклад:

- К нам стекаются данные из разных источников во Франции. Они обнадеживают и вдохновляют нас немедленно начать подготовку к переправе через пограничный Рейн. Сейчас в Нидерландах, Бельгии и вдоль Рейна рассредоточено всего девяносто тысяч французских солдат и офицеров. Разбитый в Германии Наполеон нас еще не ждет и надеется, что союзные войска выступят не ранее весны. Например, на севере Франции, в Бельгии и Люксембурге расположены части Императорской гвардии и Первый армейский корпус – это где-то тридцать тысяч воинов. На другом конце  фронта, в верховьям Рейна, от Страсбурга до Базеля, стоят войска маршала Виктора. У него всего пять тысяч пехотинцев и четыре тысячи кавалеристов.

- Славно получается! – радовался Александр. – На Рейне у нас тройной перевес в силах! Но это пока, а как обстоят военные дела нашей коалиции в Италии и в Испании? Как они могут повлиять на решающую схватку с Наполеоном на парижском направлении?

- Да никак! – иронизировал с места Барклай-де-Толли. – В Италии крепко засел маршал Богарне с французской армией в пятьдесят тысяч воинов, и их превосходящие силы австрийцев не скоро оттуда выбьют. В Испании два французских маршала Сульт и Сюше имеют сто тысяч солдат и медленно отходят, прикрываясь горными хребтами Пиренеев. Там союзному войску английского герцога Веллингтона уготована малозаметная роль. Всё будет решаться на Рейне.

- Это очень верно! – живо согласился царь. – Англичане правят на морях и на суше должны играть незначительную роль. Они пролили слишком мало крови, чтобы претендовать на роль победителей Наполеона. Я хочу в союзе с Пруссией и Австрией установить долгосрочный мир в Европе.

    Слово взял советник Карл Толь. Он высказал желанную мысль для всех сидящих:
- Мир в Европе наступит скорее, если мы не будем сидеть у Рейна и ждать, пока Наполеон соберет новую мощную армию у Парижа.

- Мы выступаем в новогоднюю европейскую ночь! – твердо заявил император. – Я уговорил союзное командование выступить против французов в этот неожиданный момент.

- Браво, государь! – воскликнул князь Волконский.
- Это так символично! – заволновался Дибич. – Мы ведь в прошлый Новый год тоже переправлялись через пограничную реку Неман и начали там свой зарубежный поход в Европу.

- Только сейчас мы в сердце Европы, - заметил Барклай-де-Толли и вздохнул, - и климат тут мягкий. Придется преодолевать водное пространство Рейна, а не толстый лед Немана. Не миновать и боя на вражеской стороне реки.

    Александр I встал и неожиданно объявил своим подданным:
- Я воюю для Родины на дипломатическом фронте, а вы на полях сражений. Очень надеюсь, господа, что наступает последняя военная кампания в череде кровавых войн с Наполеоном Бонапартом. Я решил принять участие в конной атаке своей гвардии в одном из боев у Парижа…

    Лица участников совещания вначале исказила гримаса изумления, потом недоумения и под конец возмущения. Военачальники убежденно заговорили:
- Ваше Императорское Величество! Не гневите Бога!

- Государь! Россия не простит нам, если с вами что-нибудь случится!
   Александр топнул сапогом и, покраснев, возвысил голос:

- Я себе никогда не прощу, что, возглавляя такую мощную европейскую коалицию и будучи с российской армией в таком славном походе, не приму участие ни в одном сражении! Я буду в конной атаке своих гвардейцев! Я докажу всем, что я не только искусный дипломат, но и воин земли русской...

                ГЛАВА ВТОРАЯ
                « ПОГОДИТЕ, КОРОЛИ И ИМПЕРАТОРЫ!»

   Прошел месяц, как император Наполеон метался вокруг Парижа, чувствуя себя как загнанный зверь. Он не мог усидеть в каком-то одном дворце, занимаясь неотложными делами своей куцей империи. Великий корсиканец готовил уставшую от войн Францию к последним решающим сражениям с поднявшейся против него Европой. Озабоченного императора особенно волновало возможное вторжение союзных войск через Рейн к сердцу Франции – Парижу. Наполеон всё больше уделял внимание этому направлению, подолгу засиживаясь в рабочем кабинете в Фонтенбло со своим сорокапятилетним адъютантом маркизом Лористоном. В большой высокой комнате, залитой ярким светом свечей из канделябров, без устали трудился погрузневший император. 

  В один декабрьский вечер Наполеон, встревоженный свежими данными разведки, нервно ходил по кабинету. Он диктовал адъютанту новый приказ по войскам, стоящим у Рейна. С тонких уст императора слетали четкие формулировки для его маршалов:

- При возможном вторжении союзников во Францию взаимодействовать друг с другом и оказывать врагу активное сопротивление. При этом воевать, опираясь на помощь частей национальной гвардии, резервных частей и партизан. Маршал Макдональд действует у Намюра и Льежа. Маршал Мармон – у Меца и на реке Маасе. Маршалы Виктор и Ней с Молодой гвардией действуют у предгорий Вогезов, маршал Мортье - у Лангра.

   Покладистый адъютант вдруг с горечью вспомнил:
- Прошло двадцать лет, и Франция вновь вернулась к своим исконным рубежам – Пиренеям, Альпам и Рейну…

- Да, виноват я! – раздражённо отвечал Наполеон. - Я вел бесконечные войны и в конце концов обескровил и истощил ресурсы страны. Общество недовольно постоянными наборами в армию, оттого появились уклонисты и дезертиры. В Париже роялисты [4] готовы поднять восстание. Они только ждут моих поражений на войне. У них есть шанс, ибо Франция обложена десятком враждебных стран, войска которых вот-вот вторгнутся на нашу Родину.

- Им дорого обойдется это! – воодушевленно воскликнул Лористон.
   Император, скрежеща зубами, подошел к окну, обращенному на восток, и стал угрожать невидимым врагам:

- Погодите, короли и императоры! Вы скоро узнаете, что я и мои солдаты не забыли наше ремесло! Нас в России победила погода, а в этом году между Эльбой и Рейном победили изменой немцы! Но между Рейном и Парижем изменников не будет…

   Наполеон Бонапарт до последнего надеялся, что ополчившиеся против него европейские державы отложат вторжение во Францию до весны и тогда он соберет у Парижа трехсоттысячную армию. А пока французский император не пренебрегал мирными переговорами, к которым благоволили австрийцы и англичане. Наполеон, где мог, публично говорил о мире, чтобы хоть как-то скрыть свои воинственные намерения.

   19 декабря 1813 года он приехал в сенат, где в своей тронной речи хотел официально ответить на мирные предложения союзных стран, воюющих с наполеоновской Францией. Император быстро вошел в зал и поднялся на трибуну. Наполеон зорко оглядел заполненный притихший зал. Его тонкий рот искривила язвительная улыбка: как он презирал всё это сборище  великосветских мужей преклонного возраста.

Император смотрел в их настороженные надменные лица и чувствовал в них завтрашних изменников, которые сейчас вынужденно преклоняются перед ним. Наполеон, сам того не желая, вещал о мире:

- Ничто с моей стороны не препятствует восстановлению мира. Я знаю и разделяю чувства французов, я говорю - французов, потому что нет из них ни одного, который желал бы получить мир ценой чести. С сожалением я требую от этого благородного народа новых жертв, но эти жертвы диктуются самыми благородными и дорогими интересами народа. Я принужден был усилить свои армии многочисленными наборами: нации ведут переговоры с безопасностью для себя только тогда, когда они развертывают все свои силы…

   Наполеон говорил долго и красноречиво. В зале, судя по лицам сенаторов, его благородные намерения всерьез мало кто воспринимал. Всем окончательно стало ясно – Наполеон готовит Францию к череде новых кровопролитных сражений, что и подтвердили последние слова императора. Он сказал проникновенно, с наигранной искренностью:

- Пусть же наши потомки не скажут о нас: они пожертвовали первейшими интересами страны: они признали законы, которые Англия тщетно старалась навязать Франции…