Мосфильм

роман-тень отрывок из черновика

...Если бы в нашу сценарную группу взяли Турара, никто бы не прогадал. Киргизский богатырь, в нем чувствовалась основательность. На втором этапе отбора мы с ним были единственные, кто просидел все четыре часа, отведенные на сочинение по “Восхождению” Ларисы Шепитько. Я за это время исписал с двух сторон 15 листов формата А4, но делал это начерно, лишь бы выплеснуть весь поток, что лился из меня. Турар проявил себя как приверженец аполлонического подхода - он исписал всего пять листов, дважды тщательно каллиграфическим почерком переписав текст, выверяя каждую букву и абзац. Мы вышли из аудитории, меня изрядно пошатывало. Все-таки весь день не ел, с автобуса сразу покатил на “Мосфильм”, пока дождался показа, пока написал — вот и день миновал.

Такое ощущение, что во втором производственном корпусе “Мосфильма” где мы писали сочинение, больше никого, кроме нас, не было. Лишь сурово глядящие на нас Филатов, Шукшин, Хуциев, Янковский и другие столпы советского кинематографа. Фотографиями на белой стене.

Мы познакомились и разговорились

— Ты что написал? — пробасил Турар, — Я видел, ты целый трактат накатал.

Говорил он неспешно, относясь с уважением к каждому слову.

Все пятнадцать листов бесконечного текста скукожились в одно-два предложения.

— Я сделал из драмы северный вестерн, у меня герой Сотникова из жертвенного героя превращается в героя действия. А Рыбаку я даю шанс не пропасть.

— А я не стал сильно менять сюжет, но герой у меня в конце тоже более активен, он спасает и женщину, и девочку, и сам не идет на виселицу.

— Мне кажется — это то, что надо. У русских жертвенность в крови. “Варяг”, грудью на амбразуру, Зоя Космодемьянская… Триумф жизни через смерть. Хотелось бы больше жизни, хотя бы в кино.

Мы вышли за пределы корпуса, прошли через проходную. На улице было темно, сыпал легкий снежок, не долетавший до тротуара. Через дорогу возвышалась башня из каррарского мрамора, так называемый дом на Мосфильмовской.

За пятнадцать минут нашего общения я узнал, что Турар - актер, снявшийся во втором “Бумере”. Сам по себе бусловский сиквел не бог весть какая штука, но что-то там было.

Турар сыграл бандита по кличке “Китай”, именно он бьет героя Вдовиченкова битой по голове, когда тот пересекается с бандой на трассе. Я учился в 10-м классе, когда этот фильм вышел, а Турар уже сыграл в нем бандита.

Стоим на остановке, курим. Турар смеется.

— Там случай был. Буслов долго вводил Светлану Устинову, ну которая главную роль сыграла, в нужное состояние. А я ее возьми и рассмеши в перерыве. Видел бы ты лицо Буслова! Думал - щас по морде вмажет. Но нет — отделался легко…

— Как?

— Отжался триста раз...

Говорю же — богатырь.

— И не при всех, чтобы унизительно не было. Отвел подальше, и говорит — отжимайся.

И вот стою я в центре Москвы, в самом кинематографическом центре, бок о бок с великим киргизским актером… Кстати, вот прямо сейчас google.doc, в который я записываю эту историю, настойчиво пытается исправить “киргизского” на “украинского”... Что бы это значило?

Стою, питая надежды на поступление на сценарный. Глядишь — и сам стану актером, сценаристом и культуристом, как Сталлоне, как Турар. Обожаю помечтать, чтобы сердце замерло и застучало с новой силой, гоня по жилам порцию разгоряченной крови, чтобы возбуждение меня обуяло под стать сексуальному. Чтобы сжалось сладостно в паху. Как легко все это промечтать, промотать на холодном ветру. Как выпить банку энергетика, резко взять старт и сдохнуть к финишу.

Для работы в кино нужная дыхалка и высокий порог толерантности к мечтательному состоянию. И… как это еще называют? Стрессоустойчивость. Некоторые советские кинематографисты заканчивали жизнь самоубийством. Тут я не только Шпаликова имею в виду. Было много режиссеров и актеров, о которых никто никогда не узнает. Один из них прямо в здании Мосфильма, обидевшись на начальство, ударил себя ножом в сердце. О таких историях не принято рассказывать, конечно. И в стенах уважаемого заведения протокол, свидетельствующий о таком историческом событии не найдешь. Все прячут свою тень, и от этого сплошные проблемы. Тень – наша преступная, говёная сторона, не признаваемая обществом. Самый мой длительный союз – с Тенью. Ни одна девушка столько не пробыла со мной. Когда я умру, Тень последняя из подруг, кто меня покинет.

<...>

Я старался писать по вечерам, по выходным. Кроме этого, еще нужно было писать для заработка – про кино, про книги, брать интервью для изданий, для которых я подвизался кропать.
<...>
Из художественного. Выходили зачатки триллеров, комедий, драм, слезливых любовных историй, пост-советский хоррор а-ля Stephen King один получился. Этюды, зарисовки, короткие метры. Все казалось бездарным, особенно после занятий с Бородянским. Первые пары он критиковал все, что мы предлагали.

Садился поудобнее, прихлебывал чаю с печенькой, и как довольный кот комментировал:

— Ну, это не характер, это просто герой у вас дебил. Я не говорю, что дебил — это плохо, но поступает он как дебил.

С ним спорили:

— А что, дебил не может быть героем?

— Почему же, может, но тогда зачем учиться мастерству, если вы хотите авторское кино снимать, идите и снимайте, как бог на душу положит.

По большей части, на занятиях мы смеялись. Александр Эммануилович умел и поддеть, и утешить.

Но я совсем потерял связь с собой. Мои девочки так и остались в замороженном виде, они выглядывали из-подо льда, как героиня Николь Кидман в To Die for Гаса Ван Сента. Они тоже были амбициозными, но совсем не как эта стерва. Эти два молодых пассионарных сердца, жаждущих заявить о себе, спеть свое Satisfaction и Anarchy in UK, и я должен им дать жизнь, но Мосфильму они, видите ли, не интересны.

Я часто думал о Тураре, ведь вполне возможно, что мне был нужен он в качестве соавтора и товарища по цеху. Возле ВГИКА стоят три товарища - Тарковский, Шукшин и Шпаликов. Три мертвеца, дерзнувшие на бессмертие, такие разные и непохожие друг на друга, однако оставшиеся в кино навсегда, насколько эта категория вообще применима к нашей жизни. Они нужны были друг другу, пока каждый из них не стал величиной.

Мы возьмем себе в артель кого-нибудь третьего, может даже девушку. И образуем могучий интернационально-гетеросексуальный союз.

Москва не сразу строилась, путь в кино долог и трагичен, нужна только мощная дыхалка. Нужно практиковать бег, даосские практики, Цигун, бросать вредные привычки и каждое утро выливать себе на голову ведро холодной воды. Костя Шевцик с присущим ему безумным блеском в глазах тараторил про технику Цигуна «Железная рубашка»:

– Это очень мощная техника, которая работает как невидимый доспех, но цена – эмпатия. Пробовал на себе. Думаю возобновить, становишься просто бульдозером: стрессоустойчивость, физическая нечувствительность к боли, здоровье и тому подобное сразу подскакивают. Но, повторяю, притупляется эмпатия, взаимопонимание, сострадание и прочая подобная лабудень. Но просто столбом стоять – отличный способ работать как Терминатор, но надо каждый день стоять по сорок пять минут.

Интересно, как Цигун влияет на сексуальную активность. Подозреваю, что прекрасно. Железный стояк. Стабильно по 45 минут минимум.

Однажды я запоздал, задержался на Мосфильме, внизу вовсю разворачивалась церемония награждения “Золотой Орел”. Продираясь через толпу паблисити, актрис в хрупких для суровой московской зимы платьицах, продюсеров с большими бородами, да охранников с рациями, я только думал, как бы побыстрее пройти, не желая ни с кем селфиться.

Смирнова, Хлебников, Мегердичев, Горбачева, которую я полюбил после “Аритмии” и даже думал в Инстаграме поклеиться, потом передумал, спала моя Инстаграммная активность.

Мы познакомимся, только я для начала стану хорошим сценаристом.

Будут и фуршеты - это не главное. Были фрушеты журналистские и кинофестивальные – еда как еда, шампанское, как шампанское.

Я шел домой пешком, у меня горели уши. Москва такая огромная, и для вновь прибывшего и никого здесь не знающего, представляет “Вещь в себе”. Потом ты обрастаешь знакомствами, и зачастую связи образуются намного интенсивнее, чем в той же родной провинции, но вот насколько они окажутся крепки - вопрос времени. И вот, спустя полгода, ты здесь вроде и не такой чужой, а раскрыта лишь малая доля возможностей.

Где-то крутятся большие деньги, сценарии продаются за три миллиона рублей. А ты пока где-то в стороне от этого.

Я обнаруживаю себя на станции метро университет, где трамвайное кольцо и неплохая шаурма.

Вижу темную фигуру человека, обращенного в себя и бредущего по трамвайным рельсам, сзади него катит трамвай и отчаянно дзинькает. Я выхожу из своего внутреннего потока и чувствую, как растягивается время. Бегу к мужику, но тут он сходит с рельс, и идет как ни в чем не бывало, дальше.

Сердце колотит, дыхание захватывает, я спотыкаюсь о сугроб, чуть не падаю, кричу:

— Бл*ть!!!

Никто из пешеходов не обратил на меня внимания, а в Воронеже, мне кажется, на меня бы все же обернулись.

Хорошо бы крикнуть свое “Бл*ть” в сценарии, чтобы все обернулись. Только это “Бл*ть” должно быть не истеричным, не импульсивным, а произнесенным с вдумчивой восточной интонацией, как у Турара.

BLYAAAT

...