Детство

         Я родился 2 июля 1951 года в городе Бирске Башкирской автономной советской социалистической республике. Именно так тогда официально в анкетах это называлось.
 
         Бирск находится на высоком правом берегу реки Белой. Внизу на берегу располагались пристани и старинные купеческие лабазы с толстыми побеленными стенами из плитняка с откосами, толщиной  около метра. Выше в город уходили мощёные брусчаткой улицы, застроенные в основном кирпичными двухэтажными особняками с небольшими внутренними двориками, принадлежавшими до революции купечеству и местной аристократии. Помещения этих особняков, начиная с революции, использовались как коммунальные квартиры.
 
         Главная площадь, располагавшаяся наверху горы, была также замощена брусчаткой и окружена присутственными зданиями, претендующими на роскошь по местным понятиям. Входные двери в эти здания были резные, массивные, и обязательно с тугими пружинами. Окна были застеклены какими-то специальными очень широкими и высокими стёклами. Фасады зданий были украшены резной кирпичной кладкой. Прямо на площади, если подниматься от реки, располагалась большая главная церковь города. В 30-х годах купол был взорван, и церковь использовалась как кинотеатр под названием «Аврора». Причём крыши какое-то время не было. Вместо неё были уложены доски, накрытые половиками. Где-то в конце 40-х годов, во время вечернего сеанса, доски естественно рухнули на зрителей.
         
         К кинотеатру примыкал сквер имени Ленина. Видимо бывший церковный двор. В сквере, заросшем липами и акациями, по центральной аллее находился фонтан, а перед фонтаном памятник вождю. Правее сквера, через несколько кварталов, располагался городской район Соколок. Недалеко от него комплекс двухэтажных кирпичных зданий педагогического института. Также на главной площади располагались 2-х этажная гостиница и одноэтажные торговые ряды. За ними, наискосок через улицу, комплекс зданий из красного кирпича – большой ликёроводочный завод. По другую сторону улицы – центральный городской парк. Далее – городской рынок. За ним больница. В левую сторону от главной площади шли улицы с одноэтажными деревянными домами частного сектора. Раньше там находился так называемый сад «чугунной барыни». Что это была за барыня, наверное, уже никто не знает, однако в остатки этого сада мы с мальчишками бегали за яблоками. Далее ближе к берегу реки располагался нижний рынок, действующая церковь, тюрьма и кладбище.

         Остальное городское пространство было застроено деревянными, в основном одноэтажными особняками с внутренними дворами, садами и огородами. Между парком и рынком в 50-е годы сформировался новый городской центр. Здесь находились горкомы КПСС, ВЛКСМ, здание треста «Башвостокнефтеразведка». Перед их фасадом располагался большой пустырь, в конце 50-х засаженный тополями и берёзками, приобретший впоследствии название парк Победы. Далее на восток шла улица Трактовая, впоследствии Мира, застроенная также одноэтажными деревянными домиками с садами и огородами. В конце этой улицы, на окраине, с 50-х годов, сформировался посёлок нефтяников, в основном состоящий из финских одноэтажных коттеджей, также имеющих сады и огороды. Улица дальше переходила в Уфимский тракт.

         Родители мои, во время моего рождения и какое-то время после него, жили на втором этаже одного из двухэтажных деревянных особняков, занимая комнату в коммунальной квартире. Дом отапливался дровами, которые поленницами складывались на «гусиной» траве во дворе. Для приготовления пищи использовались керосиновые примусы – в просторечии «керогазы». Фасад дома и окно комнаты, где мы жили, выходил на улицу параллельно расположенную к реке. А сам дом находился на углу улицы  круто спускающейся к реке, кажется, улица называлась Революционная, и  была кое-где мощёной булыжником. В памяти сохранился вкус катышков «гусиной» травы, которую я совал в рот, сидя во дворе.

         По рассказам родителей впервые я самостоятельно начал ходить в самолёте ЛИ-2, когда мы летели из Уфы в Свердловск в 1952 году. Отец работал в геологоразведке, бурение на нефть, мать государственным нотариусом. Поэтому иногда меня оставляли на попечение соседей. Однажды, по рассказам матери, я в одной длинной рубашке, босиком побежал вниз по улице к реке, и только соседка, которая варила кашу и должна была за мной присматривать, с ложкой в руке кое-как меня догнала.

         Опять-таки, по рассказам мамы, меня тайно от родителей крестила баба Катя, которая со мной сидела. Город Бирск маленький все всех знают. У отца, как у члена КПСС, из-за этого были неприятности по работе.

         Через какое-то время семье предоставили финский коттедж с земельным участком в посёлке нефтяников, по адресу улица Трактовая (сейчас Мира) 76, где и прошло моё детство. Коттедж был расположен под углом к границам участка. Земельный участок был небольшой – около 4-х соток, огорожен забором из штакетника. От калитки к дому шла тропинка, выложенная красным кирпичом ёлочкой. Слева от неё был цветник. Справа огород с грядками. Перед ступеньками веранды такая же тропинка шла направо к дровянику и сараю, которые тоже были огорожены штакетником от остального участка. Внутри этой маленькой ограды находились кроме сарая и дровяника, туалет, помойка, клетки для птицы и собачья конура. Всё остальное пространство участка засаживалось картошкой, а позднее были посажены яблони, вишни, торн и сливы.

         Одно время, в клетках около дровяника мы держали красивого и очень драчливого петуха, который нападал на всех. Однажды, он налетел на маму и начал её клевать в голову. Пришлось из него сварить суп. Потом держали уток в клетках. Рядом с ними, в конуре, жила чёрная собака Дамка. Она была охотничьих пород. Отец иногда выезжал на охоту, беря её, и пару селезней для подсадки, на охоту, пострелять уток. Потом Дамка ощенилась, и отец, частично раздарив, частично утопив щенят, зачем-то застрелил её. Я, узнав про это, сильно плакал. Потом, одно время был пёс породы сеттер, а затем рыжий пёс по кличке Моряк. Веснами, в скворечник, установленный отцом над сараем, прилетала пара скворцов. Отец, услышав их пение, очень радовался. В доме какое-то время жил толстый рыжий кот Васька. Он не ловил мышей. Отец ставил в чулан мышеловку. Пойманную мышь отец привязывал к палке и водил её перед носом спящего кота. Вот это была забава.

         С веранды вход в дом шёл через две двери, между которыми располагались, слева тёмный чулан, справа светлая кладовка. Позднее веранду сделали закрытой и застеклили. Внутри дома, при входе было довольно большое помещение, которое сейчас бы назвали холлом, а тогда звали просто коридором. В коридор открывались, кроме входной двери четыре двери. Направо – умывальная комната и зимний туалет, прямо - кухня с громадной русской печью, и погребом, по-диагонали налево просторный зал, и строго налево спальня, которая собственно и была моей комнатой.       Стены коттеджа были холодными: двойной слой досок снаружи, внутри покрытый дранкой и штукатуркой, между которыми небольшой слой стекловаты. Под коньковой крышей, покрытой шифером, на потолке был насыпан слой шлака. Впоследствии помещения немного перестроили. В левом углу коридора, между спальней и залом поставили круглую голландскую печь, топка которой находилась в коридоре, а круглые бока были и в зале и в спальне. После того как в посёлке провели газ, на кухне демонтировали печь, и за счёт этого расширили умывальную комнату, переоборудовав её в ванную комнату. Электропроводка была выполнена из витого, в матерчатой оплётке провода, на керамических круглых маленьких изоляторах, крепившихся на стены и потолок. В зале была 3-х рожковая люстра, в спальне абажур, а на кухне висела просто лампочка в патроне. Ещё в левом углу кухни висела чёрная тарелка громкоговорителя. Справа у окна стоял стол с раздвигавшимися створками и выдвигавшимися ящиками, на котором готовили еду и кушали.

         Коттедж и земельный участок находились несколько в глубине переулка. Впереди и несколько левее, если смотреть с веранды, располагался коттедж, где жили, как я тогда считал старик со старухой по фамилии Фладун. Со стороны кухни, наш участок граничил со школьным двором начальной школы, и большим в виде холма пожарным колодцем с колонкой. Начальная школа располагась в здании барачного типа, покрытого плоскими шиферными плитками. Между школой и домом Фладунов, в углу, находились дровяники и сараи четырёх участков: нашего, Фладунов, школы и большого коттеджа семьи Кравцовых. Дальше за школой, находился участок и дом Фетисовых. Напротив Фладунов, на другой стороне переулка жили Петровы, затем по часовой стрелке, в одном большом коттедже, с левой стороны - Каданцевы, с правой - Цибульские. Напротив нашего дома, наискосок, также большой коттедж занимали слева Коробко, справа Луговые, затем Тараш. За домом Тараша, напротив школы находился барак конторы связи.
 
         Вдоль всей левой стороны улицы Трактовой шли территории промышленных предприятий. Здесь располагались контора бурения, геолого-поисковая контора,  механические мастерские, автотракторные гаражи, учебно-курсовой комбинат, различные базы и склады. В половине восьмого утра и в 5 часов вечера раздавался длинный гудок, означавший начало и конец трудового дня. Отец и мать уходили на работу, а я оставался с няней тётей Дашей, или родной бабушкой Лукерьей, или с Евдокией Дмитриевной Барановой, которая впоследствии научила меня читать и считать. В раннем детстве у меня была любимая игрушка лошадка, затем трёхколёсный велосипед. Но самым моим любимым занятием была игра в машину, которая составлялась из двух венских стульев, лежащих на боку. Я залазил внутрь между ними и, изображая вслух работу двигателя, рулил красной пластмассовой тарелкой из-под хлеба.

         Бабушка Лукерья – мать отца,  видимо обладала какими-то, как сейчас принято говорить, паранормальными способностями. Она не раз заговаривала мне зубную боль и кровь из ран. Помню, что очень любил рассматривать карикатуры Кукрыниксов в газетах. Но меня постоянно смущало, что худой, высокий дядька, с козлиной бородкой, в звёздно-полосатых цилиндре и жилете, почему-то носит имя Сша. Я у всех спрашивал: «Он плохой»? А также говорил, что художники неправильно написали его имя, надо Саша. Евдокия Дмитриевна происходила из  купеческой семьи, имевшей свой дом с садом. Она была очень грамотной, приносила много старинных XIX века журналов и книг, которые мне читала. Видимо она впоследствии привила мне вкус к чтению литературы.

         Какое-то время у нас жил младший сын тёти Фени – Юзик. Он ходил учиться в старшие классы средней школы. Учился он неважно, и я дразнил его, говоря: «двойки да колы все приятели мои». Затем у нас жила Маша – дочь тёти Аграфены. Мама устроила её на курсы бухгалтеров, которые она успешно закончила.

         Запомнилась встреча нового 1957 года. Дома установили ёлку. Я её наряжал гирляндами из бумаги, в виде флажков с новогодними мотивами, а также конфет, привязанных к веткам ёлки. Зимой ходили с мамой на рынок в центр города. Я тащил санки. На рынке было много приезжих из окрестных деревень. Запомнилось изобилие разнообразных продуктов, сравнимых разве что с ассортиментом сегодняшних супермаркетов. Но тогда все эти продукты были натуральные. Удивляло молоко, замороженное в форме тарелок, и стоящее гирляндами, и какими-то китайскими пагодами, на прилавках. Мама купила по моей просьбе, тогда незнакомую для меня ягоду – бруснику. Погрузили бруснику в мешочке на санки, и я их потащил. Тащил успешно почти до самого дома, но, не доходя квартал, перевернул санки и просыпал бруснику. Очень сильно расстроился и заплакал. В 1957 году, за год до школы, я стал ходить в детский сад «Нефтяник». Заведующая детским садом была знакомая родителей – Анастасия Архиповна Позолотина. На дверце моего детсадовского шкафчика красовалась морковка. На праздники, проходившие в детском саду, меня одевали в костюм моряка. И я, как пай мальчик, на этих праздниках читал стихи. Из детсадовцев запомнился только мальчик по фамилии Сафаров.

         В первых числах июня, как обычно проводился праздник первого плуга – сабантуй. Помню, как я с отцом и матерью забрался в кузов грузовика, мы сели на скамьи и поехали вместе с другими семьями в живописное место в окрестностях города, называемое Орешником. С высокого обрыва, мы наблюдали за ходом конных состязаний, а затем перекусывали бутербродами с чаем из китайского термоса с драконом, около родника под названием «Семь братьев». Во время чаепития мама как-то неудачно положила термос, и колба в нём разбилась. Все мы очень расстроились.
 
         Несколько раз всей семьёй мы переправлялись через Белую на речном трамвае под названием «Горлинка» и шли на берег большого озера Шамсутдин. Там мы купались и загорали. Помню как отец нырял, и в прозрачной воде было видно его сильное тело, плывущее вдаль от берега. Потом он всплывал, фыркал и долго плыл саженками. При каждом гребке его тело до пояса выныривало из воды. Настолько мощными были его гребки руками.

         На следующий 1958 год я пошёл учиться в 1-ый А класс 1-ой средней школы Бирска. Школа находилась в центре города в старинном, кирпичном, с резным фасадом двухэтажном здании. Директором школы был седой, такой дяденька по фамилии Кислицын.  Классной учительницей, преподающей все предметы, с 1-го по 4-ый класс была Галина Николаевна Силантьева. У неё были очень добрые глаза, за круглыми очками. Она вкладывала в нас всю свою душу. Таких учителей сейчас нет. Да и предметов тоже. Например – чистописание. Нам целый год ставили письмо. Каждый ученик обязан был приносить кроме портфеля и сменной обуви, сатиновый мешочек, затянутый  резинкой, в котором была чернильница с чернилами. На чистописании писали только перьевыми ручками в специально разлинованных тетрадях, под определённым наклоном, сначала чёрточки - элементы букв, а потом и сами буквы, заглавные и рядом прописные. Тем самым прививалась культура письма, а через неё и вообще культура человеческого общения.

         До школы от дома было около трёх километров. Зимой, затемно я выходил на дорогу, на улицу Трактовую. Из пекарни везли хлеб в столовые и магазины города. Хлеб возили на лошадях, впряжённых в розвальни. В самих розвальнях была фанерная будка, и на ней надпись «ХЛЕБ». Я цеплялся сзади за сани и, прячась за будкой, доезжал почти до самой школы. Но однажды, извозчик огрел меня кнутом, и после этого я не рисковал, а ходил в школу пешком.

         В школу надо было приходить только в форме. Ребята в гимнастёрках и брюках  серо-голубого цвета. На голове фуражка с чёрным лакированным козырьком и кокардой. На ногах ботинки определённого фасона со шнурками. Гимнастёрки заправлялись под ремень с бляхой. В холодное время года, поверх формы ученики обязаны были носить форменные ученические шинельки с хлястиками. Девчонки носили форму тёмных тонов с белыми фартуками и кружевными наплечными лямками, а также белые кружевные подворотнички.

         Мода для взрослых тоже была интересная. Мужчины, даже зимой,  предпочитали носить пальто из ватина. Овчинные полушубки, дублёнки, носили только рабочие, да и то только на работу. На ноги обували белые валяные бурки с калошами. На голову – каракулевую шапку. Под пальто носили костюмы с двубортными пиджаками и подкладными плечами. Женщины предпочитали длинные каракулевые шубы, меховые муфты для рук, и платья из панбархата и крепдешина.
 
         Все предметы, кроме физкультуры, давались мне легко. Физкультурник, из бывших военных, как-то сразу противопоставил себя классу. Было несколько случаев, когда он строил нас, и за незначительные провинности, заставлял стоять весь урок в холодном спортзале в одних трусах и майке. В основном по всем предметам я получал четвёрки и пятёрки. Видимо поэтому, в третьем классе я расслабился и получил двойку по русскому языку. Сильно переживал этот момент и скрывал это событие от родителей. Несмотря на это, по итогам учёбы за третий класс, получил почётную грамоту за хорошую успеваемость, и ценный подарок в виде книги Б.Житкова «Храбрость» с дарственной надписью директора школы. Из класса запомнились несколько учеников: отличник Костя Костнер, Валера Бражник, Серёжа Космодемьянов. Кроме них ещё помню одну девчонку из-за её фамилии – Подопригора.

         19 марта 1959 года, во время родов умер мой брат, которому родители заранее дали имя Олег. В этом же году, здоровье отца становилось всё хуже и хуже. Ему стало трудно ходить. Сначала он ходил с палочкой, а затем на костылях. В том же году его прооперировали в Уфе, в республиканской больнице, на предмет устранения опухоли в позвоночнике. Мы с мамой часто приезжали в Уфу к нему в больницу. Автобус в Уфу ехал 4 часа с двумя перерывами. Во время перерывов происходило чаепитие в деревнях Осинники и Николаевке (Семёновке). В Уфе останавливались у Мироновых – дедушки и бабушки Толи Фетисова. Они жили на улице Краснодонской, за стадионом «Труд». И оттуда пешком мы ходили в больницу. Запомнился тяжёлый запах больничного корпуса. После операции, спустя какое-то время отца выписали, и он вернулся домой. Сначала ему вроде-бы стало лучше, но потом опять наступило ухудшение. С апреля 1960 года, ему пришлось уйти на пенсию по инвалидности.

         Начиная с третьего класса, по настоянию родителей, я начал ходить в музыкальную школу. Она располагалась недалеко от кинотеатра «Аврора» и нотариальной конторы. После занятий в общеобразовательной школе шёл на мамину работу, где пытался, а может быть, делал вид, что делаю уроки, а потом шёл на занятия в музыкальную школу. Занятия со мной по классу баяна проводил преподаватель Морозов. Если по специальности (баяну) у меня были какие-то успехи, то по сольфеджио наблюдался баланс между тройкой и двойкой.

         В 1960 году, по просьбе отца, нам привезли саженцы фруктовых деревьев и кустарников. Мы высадили около десятка яблонь, несколько кустов торна, чёрной смородины и крыжовника. На зиму мы их укрывали, а летом боролись с вредителями, опрыскивали, окапывали, обмазывали, прививали. Командовал всеми этими действиями отец. Примерно через три года, когда они пошли в рост, отец заставил меня обваловать их на уровне крайних ветвей. Затем, в эти обваловки, насыпали конский перегнивший навоз, и начали заливать эти обваловки до края водой. Так делали каждый вечер, если не было дождя. Два, три раза в течение лета почву в обваловках разрыхляли. Все эти работы делал я под чутким руководством отца. Результата наших трудов мы так и не увидели. Наши старания окупились только после нашего переезда в Уфу. Уже в 70-х годах бывшие соседи мне рассказывали, что ни у кого не было такого обильного урожая яблок, как на бывшем нашем участке.

         Осенью 1960 года, в центре, на пустыре перед горкомами КПСС, ВЛКСМ, нашей школой, и городским рынком, все ученики школы принимали участие в заложении парка. В основном были посажены тополя и берёзы. В то время горком КПСС возглавлял первый секретарь по фамилии Быков. Видимо прошла команда сверху, и Быков рьяно её начал исполнять. Каждое промышленное предприятие или организация, в том числе и школа, должны были в поставленные сроки сдать государству установленную норму и номенклатуру сельхозпродукции. Каждый ученик получил задание сдать по десять куриных яиц. Вопрос, где их взять? Ведь мы не держали кур. Отец, тогда уже больной, написал записку какому-то своему знакомому, и я, по этой записке получил десяток яиц и принёс их домой. Отец химическим карандашом на каждом яйце написал нашу фамилию, и я отнёс их в школу. Поставили крестик. Однако, через какое-то время, потребовали принести ещё десять яиц, так как химический карандаш испортил сельхозпродукцию. Операцию пришлось повторить, только надписи отец сделал уже простым карандашом.

         У отца был каллиграфический почерк, он мог очень скрупулёзно и тщательно работать руками. Чтобы отвлечься от болезни, он начал лепить фигурки из пластилина. Лепил очень точные копии машин, самолётов и т.д. Однажды он слепил копию танка, по фотографии памятника, установленного в Праге, отдал мне, чтобы я отнёс в школу. Эта работа заняла первое место на выставке самодельного творчества. В апреле 1961 года по радио шли репортажи о славной работе советской китобойной флотилии «Слава» в антарктических морях. Я по причине болезни не посещал школу, и мы с отцом лепили из пластилина корабли этой флотилии и китов. В разгар этого творчества, по радио, из чёрной тарелки, мы услышали про полёт Юрия Гагарина в космос. Я тогда не знал что такое космос, и начал расспрашивать отца. Меня поразила его реакция на это сообщение. Смесь удивления, восхищения и гордости за страну. Эта гордость передавалась мне, да и всем остальным пацанам и девчонкам. Мы были счастливы, что родились и живём в такой стране.

         Кажется в это же время, на моё десятилетие, родители подарили мне диапроектор, и несколько коробочек с фильмами к нему. Все пацаны приходили ко мне смотреть диафильмы. Я помню только фильмы «Сын артиллериста» и «Белеет парус одинокий».

         На окраине посёлка, в сторону деревни Пономарёвка, находился пустырь, с маленьким домиком, мачтой, на которой развевалась, указывавшая направление ветра, полосатая «колбаса», и голое поле, покрытое травой. Весь этот комплекс гордо назывался аэродромом. Изредка там приземлялся трёхместный самолёт санитарной авиации ЯК-12, или «кукурузник» АН-2. В настоящее время на этом месте находится городской рынок. Летом 1963 года, отца погрузили в ЯК-12 и отправили в Уфу. Там, опять в республиканской больнице ему была сделана повторная операция по тому же поводу, хирургом Александровым. Вернувшись после операции домой, он с постели уже не вставал до самой смерти в августе 1973 года. К нам домой часто приходил Женька Кравцов и просил, чтобы отец рассказал про войну. Многое из этих рассказов я запомнил.

         Детство проходило в играх с соседскими ребятишками. Старик Кравцов приехал в Башкирию из Баку. Старшая дочь Маша была замужем за Анатолием. У них были две дочери: старшая Оля и младшая Нина. Семья тёти Маши заняла соседний дом Фладунов после смерти старика и отъезда его вдовы куда-то к родне. В большом коттедже остались жить родители и их дети: средний сын Виктор, и года на два старше меня Женька. В основном с ним я и играл. Часто к нам присоединялись его сестра Ольга, Неля Цибульская, Надя Луговая. Несколько особняком стоял, но с ним тоже было интересно, Толя Фетисов. Почему-то никто не играл с Любой Коробко. Все дети считали её дурой. Несколько позже к нашей компании присоединились Вовка Петров и Серёжка Каданцев. Иногда вместе с нами играл и Серёжка Андрусенко. У него был младший брат, которого родители почему-то звали Козочка-Моргозочка. Позже они уехали в Белоруссию. Изредка, в нашу компанию входили братья Женя и Юра Артемьевы.

         Игры проходили на крыше объединённых сараев, в школьном дворе, на крыше пожарного колодца, и на пустырях за конторой связи. Играли в войну, в лапту (но не в русскую), в прятки и догонялки. Также ходили за пару километров на два озера, образовавшиеся на дне больших карстовых воронок, так называемые Короткие Ложки. Середина озёр в них заросла кустарником, а в воде была уйма головастиков. Толя Фетисов построил по чертежам действующую модель подводной лодки на резиновой тяге, смонтировал на носу этой лодки толстую иглу и, запуская её в эти озерца, производил подводное торпедирование иглой этих головастиков.
 
         Трижды, начиная с лета, после окончания третьего класса, меня на две недели отправляли в пионерский лагерь «Разведчик». Не военный разведчик, а геологоразведчик, так как шефами пионерлагеря были буровики-геологоразведчики. Но мы гордились названием нашего лагеря. Он располагался на крутом правом берегу реки Белой, примерно в 20 километрах от Бирска, между деревнями Питяково и Старопетрово, за санаторием «Сосновый бор». Жили мы в летних домиках поотрядно, мальчишки отдельно от девчонок. Вниз к реке шла крутая, извилистая тропинка через густые заросли, пересекаемая корнями деревьев. По берегу обильно росла ежевика, а чуть повыше черёмуха. Смастерив удочки, мы заходили в реку и ловили пескарей, а пескари ловили пальцы наших ног. Это было смешно и щёкотно.

         В посёлке работал клуб «Нефтяник», в котором демонстрировали фильмы. Детское кино стоило 10 копеек. После того как проходили в зал и рассаживались, начинали играть на щелбаны. Каждый смотрел на номер своего билета и называл по порядку цифры. У кого была меньшая цифра, тот и проигрывал, тому, у кого была большая. Количество щелбанов равнялось разнице. После начала сеанса, потихоньку чтобы не видела контролёрша, пробирались на сцену за висящий экран, и лёжа на полу смотрели кино с другой стороны экрана. Помногу раз ходили на фильмы: Чарли Чаплина, «Ленин в октябре», «Ленин в восемнадцатом году», «Чапаев», «Карнавальная ночь». Вокруг здания клуба был разбит сквер. В сквере были асфальтовые дорожки, клумбы, волейбольная и танцевальная площадки. Территория сквера была обсажена клёнами, кустами сирени и акации. Перед входом на территорию клуба стояла афиша, в которую вставлялась фанерка с названием кино и временем сеансов. Когда не было этой фанерки, то пацаны сообщали что сегодня кино «Ветер в рамках». Рядом стоял металлический столб, на котором висел репродуктор. Из него постоянно шла трансляция радиопрограммы из Москвы: музыка, футбол, и новости. Клуб находился на нашей стороне улицы. Напротив, через улицу располагались магазины, столовая, база ОРСа (отдел рабочего снабжения) нефтяников. За магазинами находилась библиотека и большой пустырь, который зимой заливали под каток. Катались на снегурочках, привязанных к валенкам. Однажды, я с одним пацаном, на коньках уехал на улицу Ленина, круто спускавшуюся к реке. Был гололёд, и мы спускались на коньках вниз по улице, экстремально лавируя между едущими машинами. Как мы не разбились или не попали под машину – непонятно.

         Зимы были очень снежные. Заборы были закрыты снегом полностью, и можно было ходить не по улице, а напрямую. Калитку на зиму оставляли открытой, потому что высота снега была в этом месте, как две калитки. Сосед Цибульский работал машинистом бульдозера С-100, и регулярно прочищал наш переулок. При этом из-за снежных валов, после расчистки, невозможно было увидеть людей идущих по улице. Прочищать дорожки внутри двора, и до выхода на улицу, было моей обязанностью. Каждый «настоящий» пацан у себя во дворе прокапывал в снегу тайные туннели. Некоторые даже вели эти тайные ходы на территорию соседних дворов, проламывая штакетину в заборе. Долгими зимними вечерами я смотрел удивительные фотографии русско-японской войны 1904-1905 годов, опубликованные в журналах «Нива», принесённых Евдокией Дмитриевной. На фотографиях были сняты батальные сцены, групповые портреты, экипажей кораблей, воинских частей, подразделений и одиночные портреты. Кроме фотографий печатались списки награждённых, а также убитых и раненых в боях. В эти вечера я открыл для себя Джека Лондона. Отцу подарили его 2-х томник аляскинских произведений. «Белый клык», «Зов предков», цикл рассказов про Смока Белью, оставили настолько сильное впечатление, что я, прочитав их запоем, тут же перечитал ещё раз, потом ещё, и ещё.
 
         С 4-го по 6-ой класс, прочитав много книг о войне, увлёкся ведением боевых действий, на картах местности, которые сам и рисовал. При этом наши войска всегда готовились к длительной, выматывающей противника обороне, а затем переходили в контрнаступление, и неизменно побеждали. Сейчас бы это назвали тактической компьютерной игрой.
 
         Часто зимой ходили на лыжах или в овраги, за учебно-курсовой комбинат, или в Короткие Ложки, где катались с гор. Потом, в заснеженной одежде, всей компанией смотрели телевизор, единственный в нашем переулке, у Надьки Луговой. Весной копали огород под грядки и помидоры. Остальную часть огорода, под картошку, копали марийки за небольшую плату. Они ходили специально для этой цели по городу. На них была красивая, расшитая бисером, украшенная монистами, национальная одежда. На ногах были обмотки белого цвета, и чёрные резиновые галоши. Копали землю они очень быстро.
 
         Летом 1962 году, маму как активистку общества «Знание» премировали путёвкой в Киев, а я с отцом и со своим баяном «Ростов-Дон», поехали погостить в Тавду к родственникам. Из Уфы летели самолётом ЛИ-2 до Свердловска. Аэропорт в Уфе находился там, где сейчас располагается южный автовокзал. От аэропорта сохранилось деревянное красивое, резное, здание, с башенкой, на крыше которой, в качестве флюгера, находится петух. До недавнего времени там располагалось туристическое агентство, а здание так и называлось «Петушок». Недавно я узнал, что это был загородный дом купца-хлебопромышленника Костерина. В Свердловске сели в поезд и приехали утром в Тавду.
 
         Город Тавда, находящийся в трёхстах километрах на восток от Свердловска, никак не походил на Бирск. В нём были деревянные скрипучие тротуары, и почти все дома, тоже деревянные, в большинстве своём из шпал. Родня жила в посёлке Моторный, расположенном на противоположном от города берегу реки, с одноимённым городу названием. Моста через реку не было, а была деревянная запань для ловли плывущих брёвен. Через неё и ходили в город жители Моторного, или по-другому, посёлка Моторфлота.  Дядя Гора, муж тёти Фени, каждый вечер просил меня поиграть на баяне, сидя на крыльце их дома. Он работал на конюшне, и днём брал меня с собой на работу. Запрягал в рессорный тарантас жеребца по кличке Комик, возил меня с баяном по разным родственникам, и везде просил, чтобы я поиграл. Я так понял, что родни в Тавде неимоверное количество. Пару раз меня брал с собой на рыбалку старший сын тёти Фени - Володя. Мы проходили через деревню Индра, расположенную примерно в двух километрах от посёлка Моторный, где жила тётя Феня, и попадали в густой хвойный лес. Там мы срубали несколько молодых сосёнок, обтёсывали их, вязали плот, спускали его на озеро, и ловили на поплавковые удочки карасей. Меня очень увлекли журналы «Уральский следопыт», подписку которых нашёл у тёти Фени. В них печатались материалы об Уральской природе, о таинственных явлениях и событиях, происходивших в регионе. Тётя Феня по моей просьбе организовала перевод этого издания на наш адрес в Бирске. Обратно в Уфу ехали с отцом и Володей поездом до станции Янаул. В общем, лето не пропало зря.

         1 сентября 1962 года пошёл в 5-ый А класс новой трёхэтажной средней школы под № 4, построенной в посёлке нефтяников. Школа находилась за конторой связи и занимала большую территорию. Здесь были школьный сад, стадион, стрелковый тир, столярные и слесарные мастерские. Классным руководителем сначала была Ефремова, учительница русского языка и литературы, а с седьмого класса Кушьялова Юлия Григорьевна, учительница ботаники и зоологии. Ефремова вела свои уроки по морфологии и синтаксису очень как-то скучно, к тому же она делила учеников на любимчиков и остальных. Я относился к последним, видимо, поэтому у меня на всю жизнь остались проблемы со знаками препинания.

         Очень яркие воспоминания остались об учителе по географии Русакове. Невысокий, коренастый,  бывший лётчик-фронтовик, летал на штурмовиках ИЛ-2. Тогда я мечтал стать лётчиком. География и так была любимым моим предметом, а тут ещё учитель такая яркая личность. Ну и естественно, на каждом уроке я тянул руку, и всегда отвечал на 5. Учась в 6-ом классе, принял участие в школьной олимпиаде по географии, и стал её победителем, выиграв фотоаппарат. Другим любимым моим, да и большинства ребят учителем, был учитель по рисованию и черчению Бессмертнов. Всегда очень аккуратно одетый, он давал нам задание, и пока мы рисовали и чертили, он нам читал, всегда что-то интересное. Так что мы к концу урока пополняли знания не только по его предмету. Также очень интересно проводил свои уроки учитель по химии. К сожалению, память не сохранила его фамилию.

         Поздней осенью мы сжигали в огороде пожухлую траву и картофельную ботву. Делали это обычно по вечерам. Я надевал отцовскую плащ-палатку, нацеплял его ордена и медали, ходил по огороду и до поздней ночи контролировал процесс сжигания. Эту же плащ-палатку брал с собой в походы, которые наш класс совершал в конце мая, каждый год после окончания учёбы. В походах мы, под руководством Русакова проводили соревнования по ориентированию на местности, и кто быстрее вскипятит воду на костре. В походах исходили все окрестности города в радиусе до 30 километров.

         Учась в 5-ом классе, я продолжал учёбу в 3-ем классе музыкальной школе. На этом поприще достиг определённых успехов. Несколько раз выезжал, вместе с другими учениками музыкальной школы, в деревни Бирского района, где выступал на сценах сельских клубов, как в составе музыкальных ансамблей, так и с сольными номерами. Особенно хорошо у меня получались произведения, которые требовали виртуозности исполнения, типа «Карусели», «Полёта шмеля» или «Турецкого марша». Этому способствовали, передавшиеся мне по наследству от отца длинные, «музыкальные» пальцы. Дважды сольно выступал по Бирскому радио. Играл «На сопках Маньчжурии» и «Карусель». Моё выступление видимо произвело определённое впечатление. Старый преподаватель музыкальной школы Шляхтин, бывший фронтовик, осенним дождливым вечером, завёл своего «козлика» ГАЗ-47, покрытого брезентом, забрал меня с баяном после выступления и довёз через весь город от радиостудии до дома.

         Второй раз я попал в пионерлагерь «Разведчик» уже после окончания пятого класса. К этому времени тут уже действовал бассейн, построенный из бетона, и мы всё время стремились в него попасть. Поздними вечерами, после команды отбой, ребята пересказывали содержание прочитанных книг. После нескольких таких пересказов, все стали просить, чтобы это делал только я. Из пионерлагеря мы ходили с концертами в близлежащие деревни, и в турпоходы. Помню один раз мы пришли с экскурсией в Питяково домой к бывшему матросу с крейсера «Варяг». Он был уже стариком, однако помнил очень многое, и рассказывал нам и про «Варяг» и про японский плен.

         В нашем классе училась соседка Ольга Кравцова. У неё были пышные чёрные волосы, уложенные в косу, доходившую до талии, и многие мальчишки считали её первой красавицей. Однако я испытывал  симпатии к Люсе Новосад. Из учеников нашего класса помню Васю Лихачёва, Рашита Сабирзянова, Витьку Иванова, Мишку Галанова, Купцову, Третьякову, Куклину, Пономарёву, Бочкарёву, двоечника Первышевского и Валерку Бикбулатова, который стал моим другом, начиная с 8-го класса.
 
         Однажды, я совершил обдуманное преступление. Заранее наметив пути отхода, залёг с кирпичом в канаве у дороги и, запустив его в ветровое стекло ЗИЛа, бросился наутёк. Почему я так сделал не пойму до сих пор. Примерно в это же время я повадился тайком брать у отца папиросы и курить с пацанами в помещении школьного тира. Отец вообще-то не курил, но видимо пытался как-то отвлечься от мучившей его боли. Заметив, что покуриваю, отец единственный раз в жизни выпорол меня ремнём. С тех пор я не курю.

         В 1963 году, рядом со школьным садом, был отгорожен забором узкий клин пустующей земли, построен бревёнчатый дом, и в него поселилась семья автобусного контролёра Алексеева. У него была почти уже взрослая дочь и два сына. Средний сын Илья – инвалид, в детстве переболевший полиемилитом, и передвигавшийся на коляске с ручным приводом, и младший сын Юрка, которого Илюха, почему-то называл Шульц. Вскоре я с ними подружился. Разгоняя сзади Илюхину коляску, становился сзади, и мы мчались вместе с Юркой-Шульцем к Коротким Ложкам, где купались, и играли. Таким же образом ехали через весь город за Соколок, на дамбы. Там производились археологические раскопки, и мы находили множество различных черепков. Илюха и Юрка тоже играли на баяне.
 
         Чуть позднее, в половину барака, расположенного рядом с их домом, поселилась семья Сергеевых, Пётр Михайлович и Вера Семёновна. У них было двое детей: старший сын Володя, старше меня на пару лет, и Тамара, младше меня примерно на столько же.  Отец был каким-то большим начальником. Впоследствии он стал первым секретарём горкома КПСС. У них был телевизор и автомобиль, «Волга» - ГАЗ -21. Иногда, их отец, забирал меня с отцом, тогда передвигавшегося на костылях, и вывозил на природу.

         Зимой 1963-1964 годов, с продуктами стало твориться что-то непонятное. Сначала их не стало хватать. С прилавков магазинов исчезли продукты, в том числе и те, которые раньше никто не покупал: копчёные колбасы, дорогие консервы с лососем и пр.  Пришлось запасаться впрок всякими крупами, солью, спичками и др. Затем стали давать только определённое их количество. Появились часовые очереди за одной буханкой хлеба в одни руки. Потом, сам хлеб стал какой-то несъедобный. Однажды, я принёс из магазина буханку хлеба. Мать разрезала её, а внутри оказался большой моток шпагата. Вскоре объявили о снятии с постов первого секретаря ЦК КПСС, председателя Совета Министров СССР, и председателя бюро ЦК КПСС по РСФСР, горячо любимого Никиты Сергеевича Хрущёва. Буквально через день после этого, все пропавшие было продукты, опять появились. И жизнь опять наладилась.

         В августе 1964 года, мама взяла меня с собой в поездку, по путёвке общества «Знание», в Ленинград. Летели самолётом ИЛ-18, из нового Уфимского аэропорта. Здание аэропорта ещё достраивалось. И пассажиры ожидали посадки, сидя на скамьях на улице, рядом со стройкой. С промежуточной, для дозаправки, посадкой в Горьком, мы прилетели в Ленинград уже вечером. В той гостинице, в которой мы должны были поселиться, мест не оказалось, и мы, несколько активистов общества «Знание», с детьми, из разных городов, ранее никогда не бывавшие в Ленинграде, поехали по городу искать приюта. Приют нашли в самом центре, на улице Степана Халтурина, уже после полночи, в гостинице для приезжающих спортсменов, расположенной, на одном из этажей обычного жилого дома. Меня положили спать в общей комнате, где спали около десятка мужиков, судя по разговорам, спортсменов-велосипедистов. Утром, выйдя на улицу и пройдя немного, мы обнаружили, что находимся прямо напротив крыльца Эрмитажа, свод которого поддерживали мраморные атланты а, пройдя ещё чуть-чуть, мы вышли на дворцовую площадь к Зимнему дворцу. На следующую ночь мама договорилась, и нас вместе подселили в комнату к какой-то поэтессе, молодой женщине по имени Света из Тулы. Она, несколько раз водила нас по ночам наблюдать развод мостов на Неве, и при этом читала нам свои стихи. В общем, возвышенная натура.

         Жили мы в Ленинграде, около двух недель, и за это время посетили почти все, известные достопримечальности. На мою детскую голову невероятное впечатление произвели: экскурсия в Пушкинский лицей, морская прогулка, фонтаны и дворцы Петергофа, экспонаты Эрмитажа и Казанского собора, шалаш Ленина в Разливе, ялик Петра I-го, Исакий, медный всадник, военно-морской музей, Пискарёвский мемориал, храм Спаса на крови, английский язык рядом двигавшихся в толпе иностранцев, их машины с какими-то невероятными прицепами-домами, завтраки, и перекусы покупающимися на улицах длинными хрустящими, сейчас бы их назвали французскими булками, разрезанными вдоль, и начинёнными паюсной чёрной икрой со сливочным маслом, и т.д., и т.п., и этсетера. Полные впечатлений мы на поезде через Москву вернулись домой.

         Одновременно с окончанием 7-го класса, весной 1965 года закончил учёбу и в музыкальной школе. Отучившись в ней 5 лет, я сдал выпускные экзамены, почти все на хорошо, принёс диплом об окончании домой, отдал его родителям, поставил баян в шкаф, и больше его не трогал. После учёбы, в третий раз поехал отдыхать в пионерский лагерь «Разведчик». Старшие ребята, ночами уже начали гулять с девочками. Я был стеснительным, и этими делами не занимался.

         Осенью этого же года меня приняли в ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи). В него могли, а зачастую, просто обязаны были вступить все желающие и не желающие. Комсомольский статус был необходим, в частности, для получения хорошей характеристики для дальнейшей жизни. Правда всё это я начал осознавать значительно позже, а тогда, при вступлении был горд и даже немного счастлив.
 
         Отец, к этому времени не вставал с постели. Его приходили проведывать бывшие коллеги по работе. Агашков Владимир Поликарпович, Письмеров Николай Иванович, Кунягин Александр Иванович, Шерстобитов Дмитрий Иванович.
 
         Александр Иванович Кунягин, до выхода на пенсию работал буровым мастером в геологоразведке. Был неоднократно награждён за свой труд. В том числе и автомобилем «Победа». Руководители нефтяной отрасли страны нередко называли его «дедушкой башкирской нефти». Он был плотного телосложения. На лице выделялся массивный, картошкой, красный нос. Они с отцом часами вспоминали интересные случаи по работе, и нередко при этом хохотали до слёз.

         Чаще других приходил Письмеров, работавший до пенсии главным бухгалтером треста «Башвостокнефтеразведка». В нём чувствовались аристократические корни. Манеры курить, ходить, говорить, оглаживать рукой абсолютно лысую голову запомнились мне очень ярко. У него была дочь – инвалид. Учась в Казанском университете, она попала под трамвай и, потеряла ноги выше колен и, часть пальцев на руках. Её жених Володя, узнав об этом, приехал и официально зарегистрировал с ней брак. Жена Николая Ивановича – Валентина Михайловна работала директором школы. Я иногда бывал у них дома и брал книги для чтения. С этой семьёй мы до сих пор поддерживаем отношения.
 
         Владимир Поликарпович Агашков работал в тресте «Башвостокнефтеразведка» начальником отдела экономики и заработной платы. Всегда умеющий пошутить, с вьющимися от природы белыми волосами, голубоглазый, он был душой общества.
 
         Дмитрий Иванович Шерстобитов – председатель профкома треста. Болел известной русской болезнью. Скорее всего, это профессиональное. Впоследствии развёлся с женой и спился.

         В 1966 году сдал выпускные экзамены на 4 и 5, и закончил 8-ой класс. Летом этого года я открыл для себя КВН и футбол. У нас к тому времени появился телевизор «Рекорд»-64. Поразили остроумием студенческие команды КВН Московских медицинского и нефтяного института, Горьковского политехнического института, и Александр Масляков.  Это было как глоток свежего воздуха. Шли трансляции с чемпионата мира по футболу в Англии. Сборная СССР единственный раз за всю историю заняла 4-е место и завоевала бронзовые медали мирового первенства. На родине такой успех был расценен как большой провал. Главного тренера Морозова сняли с должности. Игроков подвергли жёсткой критике. В этом же году «Динамо» Киев начала свою чемпионскую серию.

         Тем же летом мне купили гоночный велосипед с тремя скоростями, такой же, как у Володи Сергеева и Рустема Ишаева (Камалова). Мы втроём совершали заезды по новой дороге на Уфу вплоть до Калинниковского леса. Также пытались проехать по трассе для мотокросса, проводимого в июне в честь 325-летия Бирска*. Сейчас на этом месте, недалеко от КПМ находится учебный автодром.

         В августе мы получили двухкомнатную квартиру в Уфе по адресу улица Диагональная (50-лет Октября) 26, сдали свой коттедж тресту, и переехали жить в столицу Башкирской орденов Ленина, Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции, и Дружбы Народов, Автономной Советской Социалистической республики. Детство кончилось.

----------------------------------
 
* 18 сентября 1824 года Бирск посетил император Александр I.
Вот как это событие описано в Телеграм-канале t.me/ResBashUfa:
"Бриллиантовый перстень для коллежского секретаря

Бирск, несмотря на то, что всегда оставался довольно скромным уездным городом, не раз удостаивался чести принимать у себя крупнейших государственных деятелей страны.

Император прибыл в город 18;сентября. П. Л. Юдин в Историческом вестнике за 1892 год так писал об этом событии: «Государь, посреди восторженных кликов народа, посетил собор, а оттуда проехал на приготовленную квартиру в дом коллежского секретаря Брудинского. Народные овации не знали границ. Город был вычищен точно на смотр. Вечером улицы блистали разноцветными огнями. На другой день, приняв уездного предводителя подполковника Панкова с выборными дворянами, чиновников и купечество, его величество, по отслушании литургии, прямо из собора в 8 часов утра отбыл по тракту на Златоустовский завод.

Маленький чистенький городок Бирск очень понравился Александру Павловичу. Он изъявил монаршее благоволение властям и горожанам, а хозяину квартиры Брудинскому на прощанье подарил бриллиантовый перстень.

Дворяне и чиновники были в восторге от подобного отношения государя и в знак глубочайшей признательности тотчас же решили открыть подписку для сооружения обелиска вблизи собора на горе, с надписью дня этого радостного события»