Оглашенный

Со стороны судебного присутствия к площадному помосту приближалась цепочка людей. Впереди, деловито распихивая собравшуюся толпу локтями, шла кликуша. В середине, закутавшись в плащ, юноша. Замыкала ход пристав. Толпа ждала развлечения. Действительно платежеспособных женщин в ней было мало. В основном около помоста собрались солдаты, расквартированные в городке, местные мужчины-домочадцы после закупок на рынке и крестьянские семьи.

Всё, что интересовало Цефу – если при огласке его привяжут к столбу, то как именно? Спиной к зрительницам – и кликуша сможет шлепать его по ягодицам, указывая на его молодость, или спиной к столбу – и ему нечем будет прикрыться? А если его не привяжут к столбу, а будут командовать поворачиваться по кругу – то свяжут ему руки позади или всё же позволят прикрыть гениталии руками? Или вовсе свяжут руки позади ладонями к противоположным локтям, что заставит его немного выгнуть живот вперед и немного отклячить зад? Какую степень беспомощности выберут ему?

«Быстрей начнём – быстрей закончим» - донеслись слова пристава. Человеческое тепло в её фразе лишь удручало Цефу. Еще в присутствии эта молодая женщина посоветовала ему представить себя в неком месте, где ему было хорошо. И юноша так и не смог найти его в своей памяти. Разве что когда он маленьким потерялся при сборе хвороста в лесу. Пригрелся на опушке и уснул, а проснулся от того, что  лисица рядом затявкала...
Вдруг кликуша громко хлопнула в ладони, а пристав одним рывком сорвала с него плащ – и Цефа оцепенел: от глаз, впившихся в него со всех сторон, от женских улюлюканий и причмокивания, от поставленного голоса матроны, сообщавшего его пустоцветность, от унижения и бессилия, от онемения души и жестокости мира, в который он рожден.

Всё из –за халата. Мать не может вернуть халат, потому что она перешила его для себя. На зиму. Не могла она вернуть и три мешка чечевицы предыдущей женщине. Первая его любовница простила Цефе бесполезность, поскольку думала, что его семя, как часто бывает, просто еще незрело. Но хранительницы списков выявили его и матери необходимо либо вернуть подарок, либо возместить стоимость подарка женщине, которая по вине Цефы не смогла зачать в этом году. У  матери не было возможности содержать его то время, как найдется желающая выкупить Цефу в утеху, а продажа в тягло не покрывала стоимость набивного халата. До обменной ярмарки еще несколько месяцев, но и там его цена грошовая – кому в низинах нужен ничего, кроме домашней работы, не умеющий делать мальчишка? Нанять сводню слишком дорого. Остаётся только оглашение. Оно бесплатно.

Кликуша объявила вывод хранительниц: Цефа семьи Авы – пустоцвет. За три года три женщины не понесли детей. Но Цефа вошел в зенит своей красоты: у него прямая спина, плоский живот, наливной зад и всё это еще с нежным пушком, а его пот еще не вонюч и он почти не храпит. При этом кликуша начала поглаживать его по ягодицам. Пенис отреагировал почти мгновенно. Кликуша похвалила юношу и за быструю разрядку. Пожурила и тут же начала заигрывать с толпой шутейками о том, что в руках опытной женщины этот мальчик зажжет множество ночей. Тело предало Цефу, но плакать он не мог. У него схватило камнем живот и он начал сипеть. Пристав быстро закутала его в плащ и увела с помоста. Люди пропустили их, как кусок масла пропускает в себя нагретый нож. С помоста кликуша завершила своё выступление сообщением о том, что все желающие могут обратиться к Аве, сейчас находящейся на постоялом дворе.

Рубашка и обувные опорки  остались в присутствии, но Цефа потянул пристава к постоялому двору и она подчинилась его животному отчаянию – убежать, продавить в стенах реальности пузырь безопасности и спрятаться в нём.
На постоялом дворе, где Ава позволила себе занять самую дешевую комнату – подвальную, с опорными балками и маленькими оконцами почти под потолком, пристав передала его матери, рассказала, что оглашение закончилось и, попрощавшись, ушла.

Мать сказала: «Надо было тебя сменять. Всем бы лучше было».

И отправилась за вещами в присутствие. Он остался в подвальчике. Если сесть у противоположной стены, то можно смотреть в голубой кусочек неба. В него не вторгаются ничьи головы или ноги. Порою этого достаточно. Порой это совсем ничто.

У Цефы была старшая сестра Нирет. Легкая на поступки. Добрые и злые. Но с ней Цефе было легче, потому что у матери была надежда. Нирет была будущим. Цефа же был добавкой к настоящему. Их семья сопровождала караваны с низин. Цефа просиживал у костров с иноземцами, слушал их истории, в которых они были царями собственных жизней и повелителями жизней других. Но для этого нужно знать счет и письмо, карты и ветры, уметь обращаться с тягловыми животными и обладать деньгами. Если Цефа к вечеру был сыт и в тепле – у него вопросы к мирозданию заканчивались. Грамотность и самость Цефе не были доступны никогда. Он о таком и не помышлял. Однажды Нирет понравилась хозяйке торгового павильона в Одай-кот, несколько лет их семья прожила упорядоченно. Они встали на учет жительства и мать взяла в пользование сковородочный мангал, пекла лепешки прямо на улице, на продажу. По всей вероятности у Нирет от спокойной жизни припекло пятки. Она украла у своей нанимательницы весьма крупную сумму денег и удрала в неизвестном направлении. Порой Цефа задавался вопросом: матери легче от  того, что Нирет не найдена и судьба её неизвестна или наоборот?

После пропажи Нирет, а точнее после пропажи денег, семья Авы потеряла своё единственное сокровище – доверие окружающих. Они вмиг оказались пришлыми, хотя как можно оказаться чужими в городе, в котором все чужды друг другу? В сопровождение караванов их не брали. Мангал пришлось вернуть. В прислугу ход был заказан. Они ушли в горные деревни. Жили, скитаясь. Соглашались на любые сезонные работы.

Юношеский цвет был для Цефы продыхом в тисках. Он начал обращать на себя внимание женщин. И мать стала им торговать. Цефа начал просыпаться в теплых кроватях, в объятиях женщин, купивших его время, внимание и тело. В одном из домов он увидел огромный бак с печью в основании, а когда прислужник открыл кранец и из бака потекла горячая вода, Цефа брякнул что-то о том, как бы ему здесь остаться.
- Не советую. Намедни старая подстилка зарезал новичка. Чиновников-то было! Во все углы заглянули. Хозяйка потому тебя и взяла на ночь, чтоб не думать. Давай мойся и смывайся. Тебя еще не хватало –

Про утех действительно рассказывали много страхов.
Оказаться закрытым, с незнакомыми людьми, чьи помыслы это красиво выглядеть или же выглядеть привлекательней соседа, постоянно переживать из-за уходящей молодости и зависти к более молоденьким или смазливым соперникам, а после оказаться буквально выставленным на улицу или радоваться, что тебя оставили черновой служкой в доме? «Ничего у тебя нет – дали только подержать» - вот что поют о мужчинах-утехах.
Вот почему в Ваку-ота мужчина, выставленный из павильона, вернулся к своей семье и, оказавшись ненужным своей сестре, повесился. Если умереть – не будет рта, который надо кормить.
Вот почему в Адетарай-коту сбежавший из утешного павильона богатой купчихи мальчик предпочел сброситься с крыши, чем вернуться к хозяйке. Про тот случай ходили слухи, что купчиха любила себя развлекать сношениями юношей.
Вот почему другой юноша на оглашении упал на землю и начал пускать пену в корчах. Лучше оказаться сумасшедшим – чем проданным в подстилки.

Цефа бы ушел, но дверь на запоре с другой стороны, а выбьет он дверь – далеко ли уйдет? Почему мать не возвращается так долго? Неужели уже сейчас на него заключается соглашение и мать выбивает цену побольше?

Пустоцветность – топор над каждым мужчиной в Лисьих горах.
Хуже бесплодности разве что срамные болезни.

Цефу начала бить дрожь. Он подошел к походному тюку, собранному матерью в дорогу, и начал развязывать веревку – да так и остался держать её в руках. Вновь посмотрел в сторону окошка рядом с балкой. И замер.

До свободы ему остались окошко с кусочком неба, балка и веревка.*

* не знаю какой выбор сделал Цефа: задушил ли он мать и попытался уйти, просто сбежал в чем мог и с чем было или повесился, это его выбор, тот немногий который у него был.