Виражи на перепутье. Глава 8 - Расследование событ

         

                Расследование событий

   В понедельник 11 октября в столице на месяц раньше, чем обычно, выпал первый снег, заметая следы расстрелов. Снег лежал плотным белым покрывалом. Как будто ничего и не было. Только Белый дом выделялся копотью от пожарища после обстрела из танков. В выходные дни Лукин отдыхал с семьей дома и вышел на работу, готовый к любым решениям руководства. Он, как обычно, зашел в дежурную часть ознакомиться с обстановкой, а потом – на пятиминутку к начальнику отдела. На совещании было всего три сотрудника, а остальные отправились в отпуск.
– Виктор, тебя хочет видеть начальник Главного управления Владимир Ильич, – сообщил Алексей.
– Может рапорт написать и в кадры отдать? – спросил Лукин.
– Какое решение принято, не знаю. Но, думаю, с Ильичом надо переговорить.
– Тогда я пошел.
Дежурный по ГУУРу Василий Гвоздев сказал, что начальник его ждет.
– Тебя с нами не было во время штурма 4 октября. Ты был в Белом доме с той стороны? – спросил напрямую генерал Колесников.
Лукин был готов написать рапорт об увольнении, поэтому не стал «юлить».
– Я не получал официального отзыва из отпуска, а в Белом доме я был накануне ночью с 3 на 4 октября. Выпил водки с коллегами и хотел увести их с собой, потому что утром предвидел беду. Так сложились обстоятельства, что коллеги не смогли покинуть Белый дом, и я ушел. Мне нравились требования защитников Белого дома, но их руководство я не мог поддержать.
Колесников посмотрел на него с прищуром и вдруг неожиданно улыбнулся.
– Ну и правильно сделал, что ушел. Генеральной прокуратурой возбуждено уголовное дело по событиям у Белого дома и нашим сотрудникам поручено оперативное сопровождение этого дела. Я решил включить тебя в состав следственной бригады, как нейтральную сторону конфликта. Там командует мой заместитель Втюрин. Поступаешь в его распоряжение. Вопросы есть?
– Когда приступать?
– Прямо сейчас. Других дел нет после отпуска?
– Только текущие, со спецаппаратом.
– Возьми его с собой, будешь несостоявшегося президента разрабатывать. Шучу. Они все в Лефортово. Чекистов опять вывели за штат по указанию Ельцина, и контору будут создавать сначала. Они должны сопровождать дело по государственному перевороту, но когда их создадут – неизвестно. Поэтому оперативное сопровождение уголовного дела поручили нам. Можете идти.
– Спасибо, Владимир Ильич.
Лукин был доволен такому исходу из той ситуации. Честно говоря, не хотелось уходить на пенсию. Предстояло не просто расследовать происшедшее, а вести оперативное сопровождение, что означало знакомиться со всеми обстоятельствами и получать оперативную информацию. Следствие будет вести Генеральная прокуратура. Он и так многое знал о тех событиях, но по опыту оперативника также знал, что у каждого преступления есть много различных эпизодов, которые следствие отсекает, как лишние или недоказанные. Было совершено громкое преступление, но дело было возбуждено с целью наказания мятежников. Однако следователи Генеральной прокуратуры были настроены провести объективное расследование.
Утром следующего дня он приехал в следственное управление Генеральной прокуратуры на Благовещенский переулок. Это старинное здание было ему давно знакомо. Он здесь бывал, когда передавал материалы расследования крупных авиационных катастроф следователям Прокуратуры СССР. После 1991 года здесь поменялось руководство, но следователи по особо важным делам сохранили свои должности. Кому-то надо было и дела расследовать. Лукин доложил своему руководителю Втюрину о  прибытии.
– Вот и хорошо, что тебя прислали, а то меня уже замучил вопросами следователь по особо важным делам Николаев. В нашей бригаде около двухсот следователей, у него самая большая следственная группа, поэтому и вопросов больше, чем у других. Ему поручили вести следствие по раненым и погибшим лицам, а это основная часть уголовного дела. Верхние руководители дали указание всем мятежникам предъявить обвинение в массовых убийствах. Мы с моим заместителем Торопиным из ГУВД Московской области дадим тебе в помощь семь оперативников. Правда, сотрудники молодые, но ты справишься, – сказал Втюрин.
– Так оно даже лучше, молодые бегают быстрей.
– Если нет вопросов, то Николаев тебя ждет. Задачи поставит на месте. По утрам у нас пятиминутка в девять часов, будь готов к отчету.
– Я все понял, – сказал Лукин и вышел.
Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Николаев был среднего роста, лет пятидесяти. Встретил он Лукина в своем кабинете не очень приветливо. Обычно милиционеров так и встречали в прокуратуре. Хотя они оба были полковниками.
– Лукин из ГУУРа, направлен к вам для сопровождения уголовного дела по Белому дому.
– Старший следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам Николаев. Уголовное дело возбуждено Генеральной прокуратурой  под номером 18/123669-93. Мы привыкли расследовать дела, начиная с осмотра места происшествия. Нашей группе поручено расследование обстоятельств, при которых погибли и получили ранения люди.
– Вы хотите сказать, что осмотра места происшествия не было. Тогда как же расследовать? – удивленно спросил Лукин.
– Хорошо, что ты понимаешь важность начала расследования, а тем более, когда от тебя требуют обвинительных заключений по убийствам.
Николаев вдруг перешел на «ты», что могло означать нормальный профессиональный контакт между ними, и Лукин тут же убедился в своих догадках.
– Нас допустили в Белый дом для осмотра спустя три дня, 7 октября, – продолжил Николаев, – а до того там занимались «осмотром» внутренние войска и ленинградский ОМОН. Они зачистили все, что было можно. Нам пришлось осматривать место происшествия, когда были вывезены трупы в морг и замыты многие следы крови. Нашу группу лишили возможности установить в полном объеме обстоятельства смерти каждого погибшего, и теперь предстоит кропотливая работа по установлению свидетелей, которые видели, в каком месте и в какое время получили огнестрельные ранения погибшие и раненые.
– С ранеными проще, они лежат на койках, а другие уже ничего не скажут. Да и со свидетелями будут определенные сложности. После расстрела Белого дома из пушек и возбужденного уголовного дела вряд ли кто-то сознается, что был в Белом доме, – сказал Лукин.
– Вот и хорошо, что ты понимаешь обстановку. Я скажу вашему генералу, чтобы он выделил тебе в помощь группу оперативников. Одному тебе не справиться. И с кабинетом надо подумать, у нас с помещениями туговато, хотя «волка ноги кормят», так говорят про оперов, – улыбнулся Николаев.
– Мне уже выделили семь молодых оперативников. Без кабинета мы перебьемся, но стол и телефон нужен, – сказал Лукин.
– В моем кабинете устроит? Вот тебе мандат, если удостоверения МВД будет недостаточно для бюрократов, которые любят спрашивать письменные запросы.
Мандат был карточкой размером с удостоверение, и действителен вместе с ним. В нем было прописано, что Лукин выполняет особые поручения Генеральной прокуратуры России и всем предписывается оказывать ему помощь. Серьезная карточка, но Лукин и сам был в состоянии объяснить любому, что ему нужно и что последует в случае отказа.
Обстановка в следственном управлении Генпрокуратуры России была серьезной, но следователи здесь привыкли трудиться в тишине, а их бригаду увеличили до двухсот сотрудников, да и оперативников не сосчитать. Кабинетов явно не хватало для нормальной работы. В штабе заместитель начальника управления уголовного розыска ГУВД Московской области Торопин представил Лукину его группу оперативников из угрозыска и ОБЭПа. Некоторые из них были выпускниками высших школ МВД. Капитан Мазов ранее служил командиром на пограничной заставе, а рыжий лейтенант Корнилов до работы в угрозыске был командиром танковой роты.
– Твоему коллеге из ГУУРа Александру Кашинскому вручили Звезду Героя России, а министру внутренних дел Ерину ее втихаря выдали авансом перед штурмом. В газетах об этом не сообщалось, – сказал Николаев.
– До получения Звезды Героя Ерин еще здоровался с сотрудниками МВД в коридоре и лифте, а иногда даже за руку, но теперь его, как подменили. Взгляд у него стал жестким, даже каким-то стеклянным, как у мальчика Кая из сказки «Снежная королева», – произнес Лукин.
– Это ты верно подметил: стеклянные у них взгляды и ледяные сердца, если такое сотворили.
Лукин не поддержал тему разговора, а Николаев лишь внимательно посмотрел на него.
– Ну, теперь работа пойдет. Я не сторонник писать отдельные поручения. Только когда потребуется для уголовного дела, а так будет много устных поручений. Настраивайся со своей группой на большой объем работы. Я еще точно не знаю, сколько было ранено и сколько погибло, но цифры, которым можно верить, очень страшные. По предварительным официальным сведениям погибло около ста пятидесяти человек и ранено полторы тысячи. Хотя есть показания, что убитых и раненых было в десять раз больше. Нам предстоит установить всех и для нашей группы пока неважно, с чьей стороны они участвовали в событиях или случайно оказались жертвами. Наша задача объективно выяснить все обстоятельства получения ими телесных повреждений и по возможности, кто нанес их, а потом будем рассматривать остальные обстоятельства, – сказал Николаев.
– Получается, что мы будем проводить основную часть расследования. Руководители из Белого дома все известны и арестованы. С ними работают наши с вами коллеги в следственном изоляторе. Как я понял, следователям прокуратуры поручено доказать их вину в соучастии в убийстве? А если мы с вами изучаем обстоятельства гибели, то мы должны сказать, по чьей вине погиб народ. От выстрелов со стороны штурмующих или оборонявшихся? Из каких стволов были произведены выстрелы, и кому  принадлежал каждый ствол, а уж потом выяснить, кто же командовал теми бойцами? Но, боюсь, все доказательства уже похерены. Ведь стреляли в основном из танков, БТРов и автоматов военные, а их командиры отдали команды почистить стволы и поставить в пирамиды. Нам придется искать черную кошку в темной комнате...
– Ничего, Лукин, разберемся. Поэтому я и попросил в помощь своей группе опытного оперативника, и дополнительно следователей. Хочу провести расследование объективно, но ты прав и уже многое мне не нравится. Я направил запросы в МВД и Минобороны о дислокации войск 4 октября в районе Белого дома, но мне отказали, сославшись на секретность. По таким же соображениям не выдают для отстрела оружие, с которым они штурмовали Белый дом. Я хотел провести экспертизы по пулям, извлеченным из тел погибших и раненых, но какой-то руководитель дал команду ссыпать все пули в одно ведро, а гильзы – в другое. Нас допустили  к осмотру места происшествия через три дня после окончания штурма, когда там все почистили. Вопросов море, но на многие ответов уже не будет, и я надеюсь на вашу помощь. Нам будут очень сильно мешать. Конечно, дело по государственному перевороту должны были расследовать сотрудники госбезопасности, но их отстранили.
– Министерство госбезопасности опять ликвидировали, как после августа 1991 году. Когда будет создана новая структура? Их спецназ «Альфу» и «Вымпел» передали в МВД по указанию Президента. Многие сотрудники подали рапорта на увольнение. В общем, разборки продолжаются.
– Что поделаешь? Нам приказали – будем расследовать, если позволят, – сказал Николаев.
– Хорошо. Мне придется выделить одного сотрудника на регистрацию
ваших отдельных поручений у себя в группе, чтобы не запутаться и не потерять их. Нужен толстый журнал и пишущая машинка для ответов.
– Не проблема. Нашей следственной бригадой руководит Сергей Аристов, начальник отдела по надзору за расследованием особо важных дел Генпрокуратуры России. Напишу ему заявку. Принято решение перевести нашу бригаду в правительственное здание на Воздвиженку, дом 4. Там у всех будут отдельные кабинеты.
– В этом здании на углу Моховой и Воздвиженки когда-то находилась приемная «всесоюзного старосты» Михаила Ивановича Калинина. Сталин шутил, что «всесоюзный похотливый козел» любил принимать напротив Кремля доярок, ткачих, жен народных комиссаров и балерин. Здесь он вручал им ордена и медали, а также рассматривал жалобы жен репрессированных.
– Тебе об этом рассказывали на партийных собраниях? – усмехнулся Николаев.
– Нет, мой родной дедушка.
– А кем был твой дедушка?
– Участвовал в революции с винтовкой в руках, а затем его репрессировали и отправили на Соловки. Он чудом выжил. Потом его реабилитировали, – ответил Лукин.
– Мы с тобой обязательно как-нибудь поговорим о нашей истории под рюмку чая. Я думаю, ты много знаешь интересного, а у меня личная просьба по расследованию. Пока мы будем заниматься переездом на Воздвиженку и обустройством своих кабинетов, проведи работу по установлению обстоятельств гибели иностранных студентов из Ливана Салиба Ассафа 1969 года рождения и Хануша Фади 1963 года рождения. Только не поручай своей молодежи, а займись сам лично. Новый кабинет я тебе подберу рядом со своим. Телефоны, факс и пишущую машинку закажу.
Работа в бригаде Лукину нравилась с каждым днем все больше. Из огромной массы свидетелей октябрьских событий информация стекалась к нему нескончаемым потоком, которую необходимо было фильтровать, отделять слухи с догадками. Непосредственных свидетелей надо было передать следователю. Рассказы участников событий были похожи на сюжет фильма ужасов, но следователей интересовали только факты о конкретных убитых и раненых. Вся другая информация проверялась оперативной группой Лукина и подшивалась в отдельную папку. Один из фотокорреспондентов, пожелавший остаться неизвестным, принес ему в штаб несколько фотографий грузовиков ЗИЛ-131, крытых брезентом. На фото из-под брезента свисали руки и ноги безжизненных тел. Государственные регистрационные номера на автомобилях отсутствовали, но все уверяли, что они принадлежали войскам МВД. 3 октября накануне штурма машины были захвачены защитниками Белого дома, а потом их вернули. Лукин зашел в кабинет к Николаеву и положил фото перед ним на стол. Тот внимательно рассмотрел каждую, обратив внимание на отсутствие номеров машин.
– Понятно, почему нас три дня не допускали к осмотру места происшествия в Белом доме. Спроси у фотографа, нет ли у него фотографий водителей или другой информации? – поинтересовался Николаев.
– Он даже не оставил свои данные, а у меня язык не повернулся спросить. Он и так совершил гражданский поступок, принес фото. Рискнул, потому что ему кто-то рекомендовал меня, как порядочного работника милиции. Он так и сказал.
– Мне приятно работать с таким сотрудником, но жаль, что другой информации нет.
– В том-то и дело, что информации море. Одна страшнее другой, но в подтверждение – только эти фото, – сказал Лукин.
– Для следствия они ничего не дают. Работай по установлению свидетелей. Они же не сами забрались в кузов. Будет конкретика, приходи. Твоя информация будет востребована, когда будет принято политическое решение о привлечении к уголовной ответственности и другой стороны конфликта.
– А что, до сих пор еще не приняли? Всем ясно, что безоружным депутатам не из чего было стрелять, а погибшим и раненым в основном достались пули от штурмующих.
– Всем ясно, однако нам чинят препятствия по ведению следствия.  Что-нибудь удалось установить по гибели иностранных студентов?
– 4 октября около 16 часов трое граждан Ливана вышли из дома по переулку Павлика Морозова, где вместе снимали квартиру. Они хотели пройти к станции метро «Улица 1905 года». На Трехгорном валу их остановил наряд милиции для проверки документов. Им сообщили, что по Трехгорному валу проход запрещен, а к метро они могут пройти по скверу Павлика Морозова. Когда они шагнули в сквер, то увидели впереди окопы со стороны улицы 1905 года. Они услышали клацанье автоматных затворов, к которым давно привыкли на родине. Почти одновременно прозвучала громкая команда: «Огонь!». Один ливанец мгновенно лег на землю, что спасло ему жизнь. Студент Университета Дружбы народов имени Патриса Лумумбы Ауль Роджер 1964 года рождения получил огнестрельные ранения шеи, грудной клетки и левого бедра, но пули не задели жизненно важных органов. Двое других погибли. Салиб Ассаф 1969 года рождения, студент Института связи, получил восемь пулевых ранений груди с повреждением ребер, живота, обоих почек и селезенки, мягких тканей правого плеча, левого бедра, правой лопаточной области, от которых скончался на месте. Хануш Фади 1961 года рождения, аспирант МИИТа, получил шесть огнестрельных ранений груди и живота, сквозное ранение головы с ушибом головного мозга. Его доставили в больницу, где он скончался. Я выходил на место. Окопы уже закопали и все снегом занесло. От того места, где их настигли пули, до окопов было метров пятьдесят, а в 16 часов было еще светло, поэтому видно, что ливанцы были без оружия, да и далеко было от Белого дома. Чтобы сюда дойти, надо было пройти все оцепления. Их расстреливали в упор.
– Ты хочешь сказать: убивали безоружных людей, не имеющих никакого отношения к Белому дому, – уточнил Николаев, – так кто стрелял, установил?
– Хорошо, что удалось установить сотрудников милиции, которые патрулировали Трехгорный вал. Это были сотрудники Пресненского УВД. Их данные я написал в рапорте, но они сами едва успели укрыться от пуль своих коллег. Мне сообщили, что в окопах в сквере со стороны улицы 1905 года находился батальон патрульно-постовой службы УВД Северо-Западного округа Москвы, но они отрицают, что находились в том месте. Оружие на отстрел, сам понимаешь, мне никто не даст, да и пули, что сразили ливанцев, уже лежат в общем ведре, а гильзы закопаны в окопе. Случайно сохранились в кустах многочисленные бутылки из-под водки, припорошенные снегом. Прошло десять ненастных дней и отпечатки пальцев смешались на бутылках с грязью. Если дашь команду, то я изыму их, но вряд ли они станут доказательствами. Остается только догадываться о состоянии здоровья тех милиционеров.
– Я все равно установлю тех пьяных ментов. Кто им дал право расстреливать мирных граждан? – негодовал Николаев.
Много поступало информации о беспорядочной стрельбе пьяных сотрудников милиции, но не было связи с расследованием данного эпизода и дело не сдвинулось с места. По-другому и не могло быть, так как перед следствием поставили задачи обвинить защитников Белого дома в убийствах, а их руководителей – в соучастии. Однако для объективности расследования было необходимо расставить всех по местам: кто, где и в какое время находился во время событий. Если с защитниками не было особых проблем в этом, то о штурмующих и тех, кто находился в оцеплении или патрулировании, сведений не было. Все документы по их дислокации были уничтожены, либо засекречены, потому на все вопросы следователей Генпрокуратуры был ответ: «Не представляется возможным». Всюду – стена.  Лукин решил не участвовать в этом спектакле, а тихо выполнять отдельные поручения Николаева. 
Переезд следственной бригады и оперативных групп в дом на Воздвиженке состоялся без особой суеты. Следователи собрали тома материалов расследования, а у Лукина была не очень толстая папка с документами, да авторучка.
Лукин оставил автомобиль дома, на метро доехал до Александровского сада, и оттуда – два шага пешком до бывшей Приемной Верховного Совета России, что напротив Кремля. Светло-салатовые стены здания красиво сочетались с белыми рамами окон. Два года уже нет СССР, теперь разобрались и с народными депутатами. Здесь тоже была стрельба, но не такая, как у Белого дома. 4 октября депутаты дежурили круглосуточно в ожидании нападения. Было понятно, что их Приемная была рядом с Кремлем и Ельцин не оставил бы их штаб у себя за спиной. Два этажа дома 4 по Воздвиженке занимали депутаты из Приемной, а выше кабинеты занимали их коллеги из различных регионов России, атаманы казачества и другие организации. У депутатов оружия не было, а Приемную охраняли офицеры МВД с короткими автоматами. Никто из них не собирался обороняться и устраивать стрельбу напротив Кремля, поэтому после первых выстрелов со стороны правительственных войск и ультиматума они сложили оружие и разошлись по домам вместе с депутатами. Теперь в бюро пропусков дежурили другие сотрудники милиции. Капитан милиции посмотрел удостоверение Лукина и сличил со списком на своем столе, после чего откозырял:
– Проходите, товарищ полковник. Вы знаете, как пройти?
– Да, мне к Николаеву на второй этаж.
– Поднимайтесь по лестнице и направо.
В коридорах и кабинетах здания шла генеральная уборка после быстрого бегства депутатов Верховного Совета. На полу валялись никому ненужные документы. Уборщики собирали их в мешки, пылесосили, а полотеры наводили блеск на красивый паркет и стелили ковровые дорожки. Сверкали лаком высокие массивные двери кабинетов. Николаев выдал Лукину  ключи от кабинета на втором этаже, окна которого выходили на Маховую улицу.
– Место историческое, – улыбнулся Николаев, – до Кремля рукой подать, а внизу под окнами вашего кабинета мемориальная доска. На граните  высечено: «Здесь трудился Всероссийский староста Михаил Иванович Калинин».
На совещании оперативной группы генерал Втюрин объявил, что приехали специалисты из Оперативного управления МВД. Они со знанием дела и использованием аппаратуры проверили все помещения бывшего Верховного Совета на наличие подслушивающих устройств, а потом оборудовали кабинеты оперативников и следователей, а также зал совещаний, чтобы не могли вести аудиозапись. Эта работа была не лишней, так как многие хотели узнать, что имеется в уголовном деле на какое-нибудь лицо, а уж тем более, их интересовала оперативная информация. Оперативники изъяли на обыске список лиц, получавших огнестрельное оружие, насчитывающий более тысячи защитников.
На допросы приходили совершенно разные люди. Одни были доброжелательны и верили в объективное расследование, другие просто боялись сказать лишнее слово, но были и борцы, которые обещали еще вернуться и разобраться с ельцинской командой и следственной бригадой, которая прикрывает преступников. Что можно было противопоставить таким высказываниям? Лукин с каждым днем обретал больше вопросов, чем ответов. Он присутствовал при допросе генералов Шилова и Трушина, бывших первых заместителей министра внутренних дел СССР. Шилов проживал недалеко от Белого дома на Большой Грузинской улице и попал в Белый дом, как и Лукин, – скорее, из любопытства. Василия Петровича  Трушина руководители Белого дома пригласили на должность министра внутренних дел. Лукину была интересна оценка этих генералов по защитникам Белого дома накануне штурма, когда здание было разблокировано силовиками. Василий Петрович Трушин ночью прошелся по этажам Белого дома и не увидел там реальной силы. Полупьяные и небритые бойцы больше походили на махновцев гражданской войны. Генералы разделяли их взгляды, как и многие другие, но не поддержали их действия и вернулись домой. Лукин верил этим генералам, которых знал лично, и их мнение для него было важным. Они еще раз подтвердили, что он был прав, оставшись дома в те дни.
Лукин высказал свою точку зрения Николаеву:
– Установлены конкретные лица, которые были в Белом доме, но ничего противозаконного не совершали, оружия в руки не брали. Их нет в списках лиц, получивших оружие, нет свидетельских показаний, что они были вооружены, а если мы их «высветим» в уголовном деле, то у них будут неприятности по работе, да и в жизни. Вины на них нет, их просто одурачили и спровоцировали, а некоторые пришли из любопытства.
– Кстати, на допросе твои генералы сообщили, что считают: разблокирование здания Белого дома накануне штурма было спровоцировано, как и столкновения с демонстрантами на Смоленской площади. Милиция могла бы сдержать народ и все это звенья одной цепи провокаций. Трушин почувствовал приближающуюся кровавую развязку событий, о чем сообщил в Белом доме до столкновения в Останкино Дунаеву и Руцкому, но они не послушались. И начало штурма было без ультиматума. Народ готов был выйти из Белого дома, но боялся. Никто им ничего не гарантировал. Только сотрудникам «Альфа» поверили…
– А Президент решил расформировать их и переподчинить МВД, – сказал Лукин.
Он проводил следственные действия по тем материалам, что были в уголовном деле, и отправил на экспертизу изъятое в Белом доме огнестрельное оружие с пулями, которые были извлечены из тел убитых и раненых. В результате экспертизы не было ни одного совпадения. Значит, пули были выпущены не из оружия, изъятого в Белом доме. Однако Лукин обладал достоверной информацией, что многие вооруженные мятежники ушли через канализацию. Было выяснено, что работала в Белом доме большая группа спелеологов, которые через канализационные колодцы доставляли медикаменты и продовольствие, выводили больных и раненых из блокированного здания. Вместе с ними ушли и баркашовцы с оружием, которых после штурма в Белом доме не обнаружили. Среди спелеологов была Наташа Петухова, студентка Станкина, которую доставили в ночь с 3 на 4 октября от телецентра Останкино с огнестрельными ранениями в 111-е отделение милиции. Зачем было доставлять ее в милицию с четырьмя ранениями груди, ранением в ноги и смертельной раной в затылок, с синяками на лице и выбитыми зубами? У следствия осталось много вопросов к сотрудникам милиции, но ответов не было. Николаев делал усилия, чтобы пустить расследование обычным объективным путем, как они привыкли в Генеральной прокуратуре, когда им никто и ни в чем не отказывал, но на этот раз они натыкались на молчаливую забастовку со стороны силовых ведомств. В рядах штурмующих было около тридцати погибших. Все обстоятельства их гибели были исследованы, допрошены свидетели. Получалось, что по характеру ранений сверху вниз от пуль снайперов погибли семь человек. Еще восемь погибли в перестрелке с БТР внутренних войск и ВДВ, шесть бойцов погибли в перестрелке милиции с внутренними войсками, один снайпер ВДВ был обнаружен с закрытой черепно-мозговой травмой, а другой погиб от обстрела БТР. Офицер спецназа «Альфа» погиб от выстрела в спину от пули снайпера.
– Что же получается? – заключил Николаев, – Многие военнослужащие и работники милиции погибли от «своих» из-за неразберихи в руководстве операцией. Они все награждены, многим присвоены звания Героев России, но защитники Белого дома в них, похоже, не стреляли.
– Неразбериха в управлении войсками была допущена, скорее всего, умышленно, чтобы мы сегодня не могли никого найти, не говоря уж о доказательствах. И многим защитникам Белого дома позволили беспрепятственно уйти по канализации с оружием, чтобы мы с вами не могли сделать однозначных выводов, что из Белого дома никого не убивали.
– Виктор Павлович, я уже давно присматриваюсь к тебе. Навел справки у своих коллег, которые раньше работали с тобой. Хотелось бы знать от тебя, как ты попал в оперативную группу по сопровождению этого уголовного дела? Ведь все Главное управление уголовного розыска МВД штурмовало Белый дом, а теперь сами же и расследуете уголовное дело.
– Меня не было на штурме Белого дома. Я был в отпуске,– сухо ответил Лукин.
– И что же, не отозвали из отпуска?
– Пытались, но я отказался.
– И чем мотивировал?
– Сообщил, что если потребуется, то напишу рапорт на пенсию, но тебе скажу честно. После вызова на работу я повстречался с друзьями и ночью побывал в Белом доме, чтобы убедиться в правильности своего выбора. Я разделял их взгляды на преобразования в обществе, но на меня никакие обещания уже не действуют, когда нет конкретики в действиях. В России столько давали обещаний, что у них жизни не хватит их выполнить. Врут и не краснеют. Да и бардак, который я увидел в Белом доме, окончательно убедил меня, что с Руцким не по пути. Руководство всей бузой не вызывало у меня чувство восторга. Повели бы это движение более грамотные и авторитетные люди, а они там были, и, может быть, сейчас мы не расследовали бы уголовное дело, а Президент добровольно оставил бы свой пост. Но история распорядилась по-своему...
– Исчерпывающе откровенно. Жаль, что нам с тобой не дадут довести расследование этого дела до логического конца, чтобы показать обществу истинных виновников этой трагедии.
– Ну, полного откровения от опера прокуратур никогда не дождется, и не мечтай, – улыбнулся Лукин.
– Лукин, я давно заметил, что ты знаешь о тех событиях гораздо больше, чем рассказываешь.
– В этом и состоит оперативная работа. Мне интересна любая информация, а вам надо в уголовное дело конкретные факты от конкретного лица. Вот, наверняка, следствие не интересует, с чего все началось, а я из любопытства поинтересовался у свидетелей. Среди них попадаются очень интересные экземпляры.
– Поделись.
– Еще в начале сентября Ельцин принял решение окончательно разрубить гордиев узел двоевластия.  Его заставил действовать Хасбулатов с компанией депутатов, которые готовили отставку Президента. Никто сейчас не вспоминает эмиссаров, которые с первых дней противостояния выезжали из Белого дома в армейские части, но склонить армию на свою сторону им не удалось, а смуту они посеяли. Армия выбрала нейтралитет. Впрочем, некоторые командиры обещали вмешаться, если МВД пойдет на штурм Белого дома. Чаще всего те обещания давались так, на всякий случай. Министр обороны до последней минуты колебался, так как ему были известны настроения в воинских частях. Ведь офицеров сильно обидели новые власти. Команда Президента к перевороту подготовилась давно. Грамотно нейтрализовали армию. За год появилось около 500 новых генералов, их с потрохами купили. Параллельно разоружали среднее офицерское звено, даже табельное оружие убрали из московских частей, а военнослужащих Московского гарнизона отправили на уборку картошки. Они отчетливо понимали, что нельзя положиться на курсантов и младших офицеров, поэтому создали армию контрактников с зарплатой, в два раза превышающую армейскую. После Ельцин издал свой скандальный Указ.
– Да, с «сапогами» ты лихо разобрался. Тогда скажи мне, снайперы – реальные люди в этих событиях или мифические создания? – спросил Николаев.
– В ходе штурма Белого дома несколько человек из числа военнослужащих были убиты снайперами. Именно снайперами, это было видно по траектории полета пуль. К примеру, нам сообщили, что несколько выстрелов снайпер произвел из технического помещения фабрики имени Капранова, которое находится рядом с Белым домом. Это помещение долгое время использовалось КГБ СССР для наблюдения за американским посольством. По данным моих коллег, которые были на стороне защитников, еще 28 сентября по личному приказу начальника охраны Ельцина с армейских складов в Алабино было выдано загадочной «чердачной» группе 50 снайперских винтовок. Вечером 5 октября все они были возвращены на склад, а документы выдачи изъяты охраной Президента. Всего правительственным снайперам в период с 28 сентября по 3 октября выдавалось 127 снайперских винтовок, в том числе со склада в Балашихе. Но документального подтверждения мы нигде не найдем. Так зачем мне было об этом докладывать?
– Многое мне тоже известно, из допросов. По неофициальным оценкам, в Москве в те дни действовали около 110 снайперов-профессионалов. Есть версия, будто это боевики, прибывшие из Абхазии и Приднестровья. Действительно, профессионалы там есть, но их немного. Согласно данным, которыми я располагаю, в Москве их было 8 человек.  Именно  в Белом доме  находились снайперы из Абхазии и Приднестровья. Но в Белом доме, согласно  документам, было не более 10 винтовок СВД. Если же иметь в виду другую, противоборствующую сторону, то в составе кремлевской охраны есть взвод «трассовиков-чердачников». Эти люди прикрывают маршрут следования Президента или оборудуют свои секторы во время его публичных выступлений. Возможно, они были задействованы в октябрьских событиях. Однако таких людей с профессиональными снайперскими навыками немного, поэтому здесь были задействованы некие иные силы. Стоило только поинтересоваться этой элитной группой, как мне тут же сообщили информацию, что за неделю до штурма в аэропорту Шереметьево начальник охраны Ельцина встретил команду по регби, но документов об их прилете не сохранилось. По сведениям спорткомитета, в спортивных клубах никаких соревнований по регби в тот период не было. Какие такие регбисты прилетели в Россию накануне штурма? Не для них ли вывезли с армейских складов снайперские винтовки. Есть еще непроверенный факт. Когда убили сотрудника из группы «Альфа», то их профессионалы высчитали, откуда стреляли, и рванули к гостинице «Мир». В одной из комнат были обнаружены четыре трупа. Один из них был в форме подполковника милиции, но являлся сотрудником ГУО. Трое других были в штатском, без документов. «Летчик» отрицает, что снайперы стреляли из оружия, принадлежавшего Белому дому. Пули, которыми были застрелены жертвы снайперов, такого калибра, которого нет на вооружении ни у армии, ни у милиции. Все оружие, принадлежащее Белому дому, в том числе и снайперские винтовки, остались на месте и по ним проведены экспертизы.
– Интересные подробности ты рассказал, но без свидетельских показаний я не могу их приобщить к делу, – сказал Николаев.
– Свидетелей мы будем месяцами устанавливать, потому что с нами мало кто идет на контакт, а если мы хотим получить объективную картину событий с 21 сентября по 5 октября, то у меня есть реальное предложение.
– Какое, интересно знать?
– Те события освещали в СМИ не менее пятисот иностранных корреспондентов на улицах столицы и около сотни в Белом доме. Их искать не надо, они все известны. Если МВД или ваша контора попросит у них помощи, то неизвестно, как они отреагируют. Надо донести до них через наших работников телевидения, что Генпрокуратура проводит объективное расследование и нужно помочь видеозаписями и фото тех событий. Уверяю, там такая база свидетелей, что нам и не снилось. И с любым свидетелем проще работать, когда есть, что ему показать.
– Хорошее предложение, – сказал Николаев.
– Но если следствие будет объективным. Иначе ответы на отдельные поручения будут прежними, – сказал Лукин, – а то раздолбали фугасными снарядами из тяжелых танков и сожгли Белый дом, сделав из него дом Павлова в Сталинграде. А говорят, что стреляли болванками.
– Нам известно, что в танках сидели наемники. Наши экипажи отказались выполнить приказ о расстреле Белого дома.
– Наемниками были наши офицеры, за что получили большие деньги, а кто приказ им отдал, остается тайной, – сказал Лукин.
– Завтра на совещании подброшу идею руководству в отношении иностранных корреспондентов. А ты что предпочитаешь? Коньяк или водку?
– Вообще-то, лучше немного коньяка. А у тебя есть настроение выпить?
– Да, мы с тобой столько лет знакомы по совместным расследованиям, правда, других дел. Так что можем позволить. Уже дело к вечеру, опера у меня молодые, бегают быстро, а главное все делают тихо и скрытно. Гастроном в гостинице «Москва» с достойным ассортиментом. Там коньяк появился армянский, но уже не тот, что раньше.
– Да, в лучшем случае коньячный невыдержанный спирт. Давай, лучше французский. Чуть дороже, но зато коньяк, – сказал Лукин.
– До Франции ему тоже далековато, но согласен, что он лучше.
В оперативной группе Лукина были оперативники из ОБЭПа, которые разбирались в коньяках и закусках лучше, чем опера из угрозыска. Юра Дмитриев ранее работал водителем у начальника ОБХСС МВД СССР Дарузы и очень хорошо разбирался в тех напитках. Лукин знал его начальника еще с тех пор, когда он был начальником УВД на Камчатке, и они дружили семьями. Да, мир тесен. Юра все исполнил на высшем уровне, и они с Николаевым с удовольствие расслабились, уговорив 0,7 л коньяка под хорошую закуску.
Утром после совещания зашел Николаев. Налил полстакана минеральной воды и выпил залпом. Накануне в закусках присутствовала красная рыба.
– Я сообщил руководству о нашем предложении. Они обещали через МИД запросить все видео и фотоматериалы тех событий у иностранных корреспондентов. Начиная с 21 сентября и до 5 октября 1993 года корреспонденты всего мира вели прямые эфиры с места событий, снимали на фото и видеокамеры все, что происходило вокруг Белого дома.
Через два дня по просьбе Генеральной прокуратуры сотрудники МИД России передали в комиссию по расследованию около трехсот видеокассет и большое количество фотоматериалов. Имелись и распечатки радиоперехватов между силовиками и мятежниками. Данные материалы не могли отражать всей действительности, но некоторые эпизоды были показаны полно, и не вызывали сомнений в достоверности. Следователи долго выясняли на допросах свидетелей, кто же все-таки отдал приказ на расстрел Белого дома из танков. На одной кассете была качественная видеозапись, на которой были запечатлены стоявшие на улице лица, похожие на министра обороны Грачева и министра внутренних дел Ерина, в окружении пяти генералов. Генералы стояли кружком на фоне стены Белого дома. Было видно, что они мирно беседовали, улыбались. За кадром остался кто-то из военных, которому Грачев с кривой улыбкой в пол-оборота через плечо отдал приказ: «Ну-ка, пиз...ните туда как следует!». Ровно через минуту танки залпом выстрелили по Белому дому, потом еще и еще, пока он не загорелся и не превратился в Черный дом.
Было установлено, что Грачев требовал от Президента Ельцина письменного приказа на штурм Белого дома. Министр обороны колебался, следует ли принимать сторону Кремля или лучше уклониться и переждать, посмотреть, как будут развиваться события. В качестве главного аргумента, почему он не жаждет поскорее привести в действие подчиненные ему войска, у него было решение многих офицеров сохранить нейтралитет армии. Но Президенту удалось уломать министра. Из-за чего же произошел перелом в настроении Грачева? Почему он перестал колебаться и принял сторону Ельцина? Скорее всего, из-за действий внутренних войск, которые ночью без всяких колебаний отбросили мятежников от телецентра в Останкино. Прояви они слабость, отдай телевидение в руки мятежников, позволь им выйти в эфир уже не с манифестами и воззваниями, а с известием о своей полной победе, то могло бы все раскрутиться в обратную сторону. И как бы тогда повела себя армия? Поэтому министр выжидал, куда качнется чаша весов. Так что ключевую роль в подавлении октябрьского мятежа, без сомнения, сыграли внутренние войска. Недаром министру внутренних дел Ерину Президент присвоил звание Героя России еще до штурма Белого дома.
Видеоматериалы помогли воссоздать картину событий, начиная с 21 сентября по 4 октября. Съемки производили опытные корреспонденты, которые ухватили наиболее яркие эпизоды противостояния, не менее опытные монтажеры сделали из предоставленных трехсот кассет трехчасовой фильм тех событий в хронологическом порядке. Были сделаны копии данного фильма для руководителей следственной группы. Кроме эпизода с министром обороны в фильм вошел эпизод с баркашовцем, который стрелял от пояса из автомата Калашникова в разные стороны в районе гостиницы «Мир». Почти одновременно прозвучали в Останкино около телецентра выстрелы снайпера и гранатомета, а вслед за ними – перестрелка в здании телецентра. Как на праздничном салюте летали трассирующие пули с БТР. Только салют тот был смертоносным, и пулеметы били по спинам убегающего безоружного народа. Это были обычные прохожие и зеваки, которые собрались здесь посмотреть, как идет захват телецентра. В фильме четко показаны действия сотрудников «Альфа», которые выводили народ из Белого дома. Лукин увидел среди них много знакомых. Вот мелькнул Адам, брат Руслана Аушева, с которым они работали в МВД. Крупным планом показали Никулина, помощника первого заместителя министра внутренних дел Дунаева. Его подталкивал сотрудник «Альфы», чтобы Никулин быстрее бежал по живому коридору спецназовцев до автобуса, но тот упирался и с матерными словами не желал бежать под свистом пуль. Видео и фотоматериалы не являлись доказательством, а тем более, смонтированные, но для конкретного разговора с подозреваемыми и свидетелями фактуры было предостаточно. Там были крупные планы с Руцким, когда он призывал вместе с Макашовым взять мэрию и Останкино.  Руцкой в отчаянии просил своих коллег-штурмовиков скорее прилететь и разбомбить Кремль. За кассетами с этим фильмом стали «охотиться» заинтересованные лица, но Лукин уже выпустил «джина из бутылки». Видеозапись увидели многие, и рот им не закроешь.
– Николаев, а, может, показать нашу кассету по центральному телевидению. Наверняка, наши корреспонденты такого материала не имеют, – предложил Лукин.
– Я думаю, пока не время. Еще идет расследование уголовного дела. Фильм многих изобличает, хотя бы косвенно. С министром обороны все понятно. Также мы знаем, что военнослужащие ВДВ, внутренних войск и работники милиции погибли из-за неразберихи в их руководстве. У них произошла перестрелка между собой. Также от их пуль погибли и были ранены простые граждане в Останкино и в районе Белого дома. Мы знаем, что основные силы вооруженных бойцов вышли из Белого дома по подземным ходам еще в начале штурма и во время обстрела из танков.
– Может получиться так, что рядом с арестованными мятежниками сядут на скамью подсудимых отцы-командиры вместе с министром обороны и нашим?
– Такого не случится, так как нам не дадут объективно расследовать. Я опять запросил оружие спецотряда «Витязь» на экспертизу, но мне чуть ли не в лицо рассмеялись и отказали. Потом я направил следователя из нашей группы в воинские части Алабино и Реутов для проверки информации, что из их частей были выданы по полсотни снайперских винтовок Драгунова в конце сентября, а вернули их 5 октября. Так вот, по документам значится, что такое количество снайперских винтовок в воинских частях имеется, но они опечатаны и никому в тот период времени не выдавались. В их отстреле и проведении экспертизы нам тоже отказали.
– Да, работа нашей группы становится опасной. Раненых около полутора тысячи, а рядом с ними еще свидетели и очевидцы, а это все носители информации. Нам не нужны лица в камерах Лефортово, мы и так можем восстановить всю картину в беседе с теми, которые на воле, – сказал Лукин.
– Пока имеются сведения, подтвержденные осмотром мест и свидетельскими показаниями, о действовавших ста двадцати семи снайперах. Есть кучи стреляных гильз на местах и часть пуль, выпущенных из снайперских винтовок, судя по характеру ранений. Но мы не знаем главного, с чьей стороны были снайперов, и из каких винтовок они стреляли.
– Да, есть только информация, что среди снайперов были «белые колготки», и боевики из Абхазии, Чечни и Приднестровья.
– Вот-вот. Информации много, а конкретики пока нет никакой, – сказал Николаев.
– Почему? Следствием многое установлено. В середине дня начали активно работать снайперы, которые палили еще долго после капитуляции. Такое впечатление, что они «бабки» отрабатывали по количеству выстрелов и убитых.
– Правильно. Так могли поступать только наемники. Отработали, бросили кучи стреляных гильз, чтобы хозяева могли посмотреть на их работу и скрылись.
– Да, я помню показания одного раненого после капитуляции. Его подстрелили с крыши здания Новинского бульвара. Он видел вооруженных людей напротив посольства США, которые стреляли по военнослужащим и гражданским без разбора. Стрельба не стихала до двух часов ночи, и в районе Белого дома было задержано около трехсот человек. Половина из них имела при себе оружие. Они были офицерами армии, МБ, МВД со стороны мятежников.
– Впрочем, со снайперами не все так просто. Нельзя сказать, что одни стреляли в сторонников Ельцина, другие – в сторонников Верховного Совета. По-видимому, были некие стрелки, которые палили и в тех, и в других, не различая, где свой, где чужой. Можно предположить, что главной их задачей было озлобить воюющих с обеих сторон, прежде всего тех, кто штурмовал Белый дом, заставить их действовать активнее.
– Многим вышедшим из Белого дома не удалось избежать расправы.
– При похожих обстоятельствах, как и офицер «Альфы», были убиты  десантники. Они считались тоже сомневающимися и задача у снайперов, по-видимому, была все такая же: побудить десантников отбросить в сторону колебания. И это известные следствию факты, а сколько неизвестных, до которых никто не докопался и теперь уже не докопается? А сколько было убито зевак и прохожих...
Откуда взялись снайперы-провокаторы? К какому подразделению они принадлежали? Эта тайна тщательно охраняется. Вскоре после октябрьских событий прошла информация, что снайперы были тайно привезены из Израиля. Были и более конкретные факты. 17 сентября с Кипра в «Шереметьево» прилетели несколько групп туристов, среди которых были только мужчины. Документы о прилете этих групп якобы не сохранились. Как и документы на прилет некоей команды по регби, которую 27 сентября в аэропорту «Шереметьево» встречали представители спецслужб. На оружейном складе в Реутове получали в то время снайперские винтовки СВД. Одно было ясно, что снайперы, стрелявшие в районе Белого дома, действовали по заданию спецслужб.
– Народ сильно напуган этими расстрелами, потому рассказывают много, но показания давать боятся, не верят они в объективное расследование.
– Может, ты и прав, – грустно сказал Николаев.
Группа следователей забрасывала оперативников запросами на установление того или иного лица, а те спокойно отписывались, не выходя из кабинета, если не видели, что свидетель на самом деле нужен следствию для объективности конкретного факта. Постепенно количество отдельных поручений от следователей стало гораздо меньше. Следователям надоело «топтаться на одном месте». Объективного расследования не получалось из-за противодействия силовиков. Так в кабинете оперативной группы появилась колода игральных карт, спиртные напитки, заполнявшие безделье. Молодые сотрудники еще бегали по отдельным поручениям, а штаб Лукина в комнате отдыха занимался «делом». Они играли в преферанс, обмывая удавшийся мизер или десятерную игру небольшими рюмками водки или конька. Посуда в комнате отдыха осталась от Приемной Верховного Совета, а они знали толк в сервировке. В комнате стояла мебель из карельской березы под заказ, которую не встретишь в мебельных магазинах. Широкий кожаный диван и такие же кресла. Журнальный столик с кривыми резными ножками. Над камином из мрамора часы из бронзы отбивали приятную мелодию. Барским комфортом дышала вся обстановка и располагала расслабиться. Но спиртного в баре не оказалось ни капли.
Иногда к Лукину заглядывали его коллеги из МВД вдохнуть кремлевской обстановки в комнате отдыха над мраморной доской дедушки Калинина, выпить по сто грамм и покурить у окна напротив Троицкой башни Кремля. Они понимали, что такое может быть только в смутное время для России, но скоро появятся в этом кабинете новые хозяева, а их вернут в кресла МВД. Сотрудники ОБЭПа быстро наладили отношения с обслуживающим персоналом ближайших пищеблоков, но кафе «стекляшка» напротив библиотеки имени Ленина принимало их компанию радушней всех. Недорого и вкусно можно было у них закусить после рабочего дня, только спиртное приходилось брать с собой.
Они наладили повседневную жизнь в районе Кремля, но требования его обитателей к следствию были  прежними: чтобы у них все было, а им за это ничего не было.
Народ еще пребывал в оцепенении от расстрела из танков Белого дома, а тут впервые в жизни страны – выборы по партийным спискам. Вместо привычного за десятки лет Верховного Совета – Федеральное Собрание. Народу предстояло принимать новую Конституцию. Чиновники Центризбиркома уже предупредили, что Ельцин запретил критиковать ее проект. Значит, ее авторы не хотели никаких изменений, и Конституция была охранной грамотой для узкого круга лиц. Партии, нелояльные к проекту Конституции, предлагалось снять с голосования. Закрутили гайки, но фальшивые демократы проиграли. Ельцин своим Указом разделил здания между чиновниками. Белый дом переходил правительству России. Госдума разместилась в здании московской мэрии, а Совет Федерации получил дом 26 на улице Большая Дмитровка, но расклад по их обитателям получился совсем не такой, как они хотели бы.
Народ, едва освободившись от страха перед властями, предъявил им счет за свои беды и ошибки правительства, за утраченную стабилизацию в стране, за разговоры о борьбе с коррупцией и преступностью вместо самой борьбы. Поздним вечером 12 декабря в Государственном Кремлевском дворце огласили первые данные по выборам и весь политический бомонд Москвы, встречавший новый политический год был весьма обескуражен результатами. Огромное табло в банкетном зале высветило победу ЛДПР. На втором месте – КПРФ и только на третьем – «Выбор России». В зале воцарилось напряжение, многочисленных гостей уже не радовали выступления артистов и горячие речи лидеров. В командах Жириновского и коммунистов был праздник. К утру коммунисты поменялись местами с «Выбором России».
Лукин голосовал за Жириновского. Теперь он многим внушал страх. Зажравшиеся «новые русские» не видели из окон своих сверкающих «мерседесов» нищую Россию с миллионами граждан, оказавшихся за чертой бедности, и Жириновский сказал об этом открыто и громко. Понятно, что этими словами он окутал народ сладостным дурманом предвыборной компании. Однако почему российский народ, прошедший через нищету и унижения большевизма, через ужасы ГУЛАГа, свободно голосует за возврат к страшному времени? Ответ был один. Ельцин со своей командой оказался не лучше. Жириновский получил микрофон и доступ к российской политике,   пообещав вернуть бывшие республики в СССР, от чего ближайшие соседи попросились в НАТО. А лидер ЛДПР раздухарился и на очередные притязания Японии к российским территориям пообещал им устроить новые Хиросимы и Нагасаки с применением ядерного оружия, а потом и немцам пригрозил тем же, если они будут вмешиваться во внутренние дела России.
В такой суматохе грешно было мафии не отломить себе кусок власти и среди вновь избранных депутатов Госдумы оказались представители «братков». Два года назад Лукин и бригада МВД на Урале показали, что с организованной преступностью можно и нужно бороться, но стоит упустить вожжи и они сядут на голову. Так произошло в смутное время для России, когда уголовный розыск штурмовал народных депутатов, а потом расследовал те события. «Братки» в это время не дремали и не только в глубинке, но и в Москве и в «северной столице». Они вникали не только в экономические, но и в политические вопросы. Без них не обходились спорные дела фермеров и деловых людей, которые сами предпочитали обращаться к ним, нежели к властям. Они представляли на местах реальную власть. Всем было известно, что «братки» за свою помощь получали большие проценты. Однако милиция в большинстве случаев бездействовала, да и люди опасались мести бандитов, и не обращались в органы.
В России стало невозможным разбогатеть или купить автомобиль, квартиру, построить дачу. Любая ценная вещь являлась постоянным источником для беспокойства. Квартирные кражи и разбои стали повседневными преступлениями в сводках о происшествиях. Главное – не иметь ничего, чем дорожишь и что боишься потерять, чтобы не быть уязвимым. Стало опасным иметь ребенка. Его нельзя одного выпустить во двор, отправить в детский сад и даже в школу. Лукин вспомнил свое детство на Новослободской улице, когда дети, сделав уроки, самостоятельно гуляли во дворе и детском парке.
Утром Лукин ознакомился в штабе со сводками о преступлениях. Совершено убийство двумя выстрелами в голову председателя Россельхозбанка Николая Лихачева. Совет Ассоциации российских банков принял обращение к Ельцину, и объявил о закрытии всех банков на один день в знак протеста против бездействия милиции в поисках преступников. По неофициальным данным, за последний год более тридцати банкиров погибли от рук наемных убийц. Преступники не пощадили даже государственного банкира. Представители московской милиции и МВД России объяснили свои неудачи в поисках преступников внутренней неразберихой и несогласованностью действий с министерством безопасности. МВД призналось, что преступность одерживала верх. А что же творилось на Лубянке в министерстве госбезопасности?
В самую долгую ночь в столице началась метель, которая бушевала три дня, украсив к Новому году снежным покровом дворы и улицы, но вдруг полил дождь, а затем, как водится в декабре, прихватил мороз. В одночасье улицы Москвы превратились в сплошной каток, на котором граждане, помимо своей воли, выписывали элементы фигурного катания и больше на пятой точке. Не убирали снег и на брусчатке Лубянки перед большим серым домом, из которого, как в шутку говорили, была видна Колыма. Об очередном разгоне министерства госбезопасности заговорили сразу же после октябрьских событий. Ельцин остался недовольным, что дорогостоящая гэбэшная махина в кризисной ситуации сохранила нейтралитет, а его советники шептали, что могли и нож в спину всадить. Авторитет Ельцина упал в обществе после октябрьских событий до двух процентов, поэтому Борис медлил с решением, опасаясь, что обозленные офицеры госбезопасности могли перейти на сторону Жириновского или коммунистов, и тогда его кресло может рухнуть. Реорганизация органов госбезопасности снова началась в суматохе без должной проработки. Толком  не знали, что хотели создать. Хотя верхушке воровской власти хотелось иметь в той мощной структуре своих сторонников. 21 декабря Ельцин подписал Указ об упразднении министерства безопасности РФ и создании Федеральной службы контрразведки. Он сослался, что современные чекисты не смогли  откреститься за последние два года от своих предшественников. Чтобы не написал Ельцин в своем Указе, всем было ясно, что он мстил чекистам за их нейтралитет, потому что они не хотели стрелять в безоружный народ. Указу радовались шпионы и предатели родины, террористы и бандиты. Хорошо, что не подписал свой пасквиль на день раньше, 20 декабря, в День чекиста.
Вечером в кабинет Лукина заглянул Николаев. Виктор знал, что следственную бригаду Генпрокуратуры собирал на совещание начальник следственного управления.
– Как прошел ваш большой «хурал»? – спросил Лукин.
– Все то же самое, одни руководители требуют объективного расследования, а другие повторяют пожелания Президента предъявить всем обвинение в убийстве. У тебя есть какие-нибудь лекарства от сердца? Какая-то тяжесть осталась от совещания.
– Есть водка и коньяк. Я думаю, тебе надо грамм сто коньяка, чтобы снять напряжение, – предложил Лукин.
– А кофе есть?
– Все есть. Юра, – Лукин обратился к оперативнику Дмитриеву, – ты за старшего в кабинете, а мы – в комнате отдыха с шефом. Нас можешь потревожить только в случае очередного переворота в России.
Расположившись в кресле, Лукин поставил на журнальный столик широкие фужеры и плеснул по сто грамм коньяка, а к нему достал из холодильника все, что было.
– Неплохо живете, сыщики, а с фужерами ты не погорячился? – спросил Валерий Дмитриевич.
– Так мы по глоточку, а то в рюмки часто наливать приходится, да и коньяк приятнее из фужеров.
Они с Николаевым чокнулись. Тот не стал кроить, и выпил полностью. Лукин сделал то же самое.
– Вот, а ты говоришь: по глоточку, – улыбнулся Николаев.
Коньяк растекся по пустому желудку Лукина, окутав его теплом, а потому сразу попал в кровь и мозги расслабились. Он знал, что у Николаева не было времени пообедать. Значит, сто грамм коньяка оказали на его организм такое же действие.
– Какие новости в следствии? – спросил Лукин.
– Пока все так же, а вот моего тезку Валерия Дмитриевича Зорькина сняли с должности Председателя Конституционного суда даже без соблюдения формальной процедуры. Ельцин свел с ним счеты, отстранив, как он выразился, за политическую деятельность, несовместимую со статусом судьи. А про чекистов ты вероятно лучше меня знаешь?
– Да, Ельцин решил разобраться со всеми, кто его не поддержал до Нового года.
– Руководство Генпрокуратуры пыталось что-нибудь выяснить на Лубянке, но чекисты хранят молчание, потому что сами толком не понимают, как будет происходить их реорганизация.
– Им уже не привыкать к сменам своих вывесок на Лубянке. Только не понятно, почему их до сих пор не допускают к расследованию событий у Белого дома. Ведь, как не крути, а был государственный переворот.
– Мне кажется, Ельцин совершил ошибку, назначив своего спасителя Казанника новым Генпрокурором. Он разобрался в ситуации и стал показывать Борису зубы. Сначала он ознакомился с уголовным делом ГКЧП по августу 1991 года, и сказал Ельцину, что такой же развал дела ожидается в суде и по октябрьским событиям 1993 года, а обвинения могут обернуться против силовых министров и тех, кто им отдавал приказы о расстреле безоружных людей.
– Интересное кино начинается, – сказал Лукин и плеснул коньяк по фужерам.
–  Кому кино, а дело рассматривается Военной коллегией в зале Верховного суда России. Генеральный прокурор России Казанник сделал заявление прессе, что расценивает деятельность суда по делу ГКЧП как фарс. Суд не собирался четыре месяца, а подсудимые были освобождены из-под стражи с начала судебного разбирательства и занимаются политической деятельностью. Суд расценил его высказывания, как неуважение к суду и попытку давления, чтобы ускорить разбирательство и определить меру пресечения подсудимым по политическим мотивам.
– Уголовное дело по ГКЧП начали слушать в суде через два года, но Генпрокурор высказался против освобождения подсудимых.
– Потому что статьи уголовного кодекса им вменяют очень серьезные, вплоть до государственной измены. Так может быть, если суд уже разобрался в обстоятельствах дела, и у подсудимых  нет состава преступлений, потому их и освободили.
– Либо в деле нет основного подозреваемого Горбачева, кто мог всю эту кашу заварить, и отойти в сторону, а если так, то никакого дела не будет, – сказал Лукин.
– Генпрокурор и говорит, что в Верховном суде устроили цирк. Ты помнишь, как Ельцин резко взялся за участников ГКЧП.
– Я в августе 1991-го был в отпуске.
– Как в России переворот, так ты в отпуске, как Горбачев. Уж не ты ли был в команде организаторов обоих переворотов? – улыбнулся Николаев. – Коньяк у тебя хороший. Хочешь, в двух словах поясню, почему происходит цирк в Верховном суде?
Лукин разлил коньяк по бокалам, но на этот раз плеснул грамм по пятьдесят, на что Николаев одобрительно кивнул.
– Так вот, всем подсудимым по уголовному делу ГКЧП предъявлено обвинение по статье 64 УК РСФСР – «Измена родине», которая предусматривала смертную казнь. Гражданин должен был совершить действия в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности страны, а подсудимые  выступали как раз за сохранение суверенитета и территориальной целостности Союза. Потому об измене родине не могло быть и речи. Превышения власти у них было и то надо было доказывать, а они по полтора года отсидели, получается ни за что. Генпрокурор предложил суду поскорее определиться, за что судили участников ГКЧП.
– Пришли понтярщики к власти, потому и наше дело шито белыми нитками, – сказал Лукин.
– Да, тогда Руцкой с командой летали в Крым освобождать из блокады Горбачева, а его надо было брать в оборот следователям, но как? Он же был действующим Президентом СССР. Уголовное дело в отношении членов ГКЧП возбудил Генпрокурор СССР Николай Трубин, который был против их ареста. Ельцин дал указание Генпрокурору России Степанкову, тот принял дело. Произвели по его указанию аресты. Первыми были арестованы на аэродроме прилетевшие из Крыма после встречи с Горбачевым Председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов и Тизяков, а Бакланову выписали повестку, так как он был депутатом. В последующие дни были арестованы другие участники ГКЧП, а 22 августа министр внутренних дел СССР Пуго застрелил свою жену и покончил с собой. Через день повесился на упаковочной веревке в своем рабочем кабинете бывший начальник Генштаба маршал Ахромеев, а 26 августа выбросился из окна своей квартиры в Плотниковом переулке управделами ЦК КПСС Николай Кручина, который унес с собой тайну золотого запаса КПСС. Вопросов по тем самоубийствам было много, но кому-то было выгодно закрыть расследования. Потом еще были самоубийства лиц, причастных к партийной кассе. Дела, где замешаны спецслужбы, расследуются очень туго и почти всегда заходят в тупик. По делу ГКЧП было арестовано около 70 граждан, следствием определено на вызов в суд тысячи ста свидетелей, а в итоге суд всех освобождает из-под стражи и судебная перспектива у данного дела очень туманная. Судебный процесс идет почти год. Некоторых подсудимых из зала суда увозили в больницу в «предынфарктном состоянии», а шестеро участников ГКЧП возглавляли колоны демонстрантов на 1 мая и участвовали в столкновениях с ОМОНом. Анатолий Лукьянов и Василий Стародубцев успели стать кандидатами в депутаты и во время выборов в декабре были избраны в Госдуму и Совет Федерации.
– Мне понятно, к чему ты клонишь. По нашему уголовному делу судебная перспектива еще туманнее и арестованные могут поменяться местами с обвинителями, – сказал Лукин.
– Ты хороший опер и разбираешься не только в составах преступлений, но и в политике, которая пока руководит законодательством, но в суде команды не проходят, во всяком случае, в таких делах. В суде будут работать адвокаты и зарубежные корреспонденты.
– В отношении забугорных СМИ у меня большие сомнения. На слушания дела по ГКЧП их не пустили, сославшись на отсутствие свободных мест в зале суда.
– Я и говорю, что ты сечешь, – сказал Николаев, – давай, на посошок и – по домам.
«Поэтому я и предпочитаю в комнате отдыха играть в преферанс под рюмку коньяка, а не искать доказательств вины защитников Белого дома», – подумал Лукин.
От знакомых сотрудников Генпрокуратуры Лукин знал, что окружение Ельцина после проведения выборов подталкивало его к решительным действиям. Они оказывали давление через Президента на генпрокурора Казанника, подсказывая кого из оппозиции необходимо взять под стражу по уголовному делу Белого дома. Они хотели разобраться со своими политическими противниками раз и навсегда, требуя быстро закончить расследование и предъявить обвинение по убийству или соучастию в убийстве для вынесения приговора к смертной казни. Однако Генпрокурор рассматривал такие указания с иронией и следовал букве Закона.
Каждому руководителю мятежа из Белого дома были выделены персонально следователи Генпрокуратуры и оперативники, которые вели их разработку и документировали «преступную деятельности». Пришлось задокументировать и факт ложного обвинения Руцкого после его выступления в Верховном Совете с одиннадцатью чемоданами материалов о преступной деятельности окружения Президента России. Его выступление транслировали в прямом эфире по российскому телевидению. В ответ президентская команда «нарыла» компромат на Руцкого. Официально команду назвали межведомственной комиссией по борьбе с преступностью и коррупцией, которая на пресс-конференции перед журналистами и миллионами телезрителей показала трастовый договор, на котором стояла подпись Руцкого, и он украл у государства несколько миллионов долларов. Материалы комиссия передала в Московскую прокуратуру для возбуждения уголовного дела. Следователи в рамках уголовного дела побывали в Швейцарии и установили, что бывший вице-президент России Руцкой не имеет отношения к банковским счетам, а трастовое соглашение, согласно которому он являлся владельцем швейцарской фирмы, признано поддельным. Лицами из окружения Ельцина было сфабриковано уголовное дело в отношении Руцкого с целью его дискредитации и признания материалов в одиннадцати чемоданах не соответствующими истине. Нет в истории сослагательного наклонения, но если бы Руцкого не «слили бы» по липовому уголовному делу, а провели бы расследование фактов преступлений, о которых он сообщил в прямом эфире по телевидению, то не было бы октябрьских событий у Белого дома и расстрела депутатов. Но те чемоданы с материалами попали в руки, подконтрольные преступникам, а руководство госбезопасности и МВД отправили в отставку, обвинив вместе с Руцким в коррупции.
«Как встретишь новый год, так его и проживешь», – говорят в народе. Заканчивался ужасный 1993 год. Почти полвека Россия жила под мирным небом. Хотели жить еще лучше и выбрали демократию, но она пришла какой-то перекошенной с крахом надежд, недоверием к властям и обнищанием огромной части населения. За полтора века русским давно надоели революционеры и контрреволюционеры, борьба партий, которые сцепились в кровавой схватке в самом центре Москвы. Ни одна сторона не хотела подумать, чем может закончиться их борьба. Лукин не следил за «парадом звезд» и не прислушивался к астрологам, но один из них в конце 1992 года ему почему-то запомнился. Он утверждал, что 1992 год был самым тяжелым за последние тридцать лет, но следующий будет еще хуже. Дна при падении мы достигнем зимой 1993-94 года, а потом начнется медленный, но и продолжительный подъем. Поживем, посмотрим.
Лукин никогда не голосовал за КПРФ, а подавал свой голос за Жириновского, который, по крайней мере, не врал. Он понимал, что Жирик никогда не наберет достаточного количества голосов. Задачи у ЛДПР и КПРФ, созданных в Кремле и на Лубянке, были похожи. Они «размывали» мозги избирателям, создав некое разнообразие на политической арене, а по сути, они все – одна команда с товарищами из «семибанкирщины», от которых они получают зарплату в Госдуме. Семь самых крупных банкиров и бизнесменов правили Россией, а не президент Ельцин, но какие правители допустят расшатывание власти и бунт? В октябре 1993 года волнения в народе их сильно напугали, и они решили больше не рисковать, а прочнее укрепиться во власти, потеснив «царя Бориса» своими недавно оприходованными капиталами после «распила» общенародной собственности. Поэтому оппозиция была ими искусственно создана, как в кукольном театре, а «новые русские» стали кукловодами. Кто знает, может, от извращенности своего мышления это слово «семибанкирщина» они сами и придумали, по аналогии с «семибоярщиной», когда в Смутное для России время с 1610 года по 1612 год правил не царь, а бояре.
17 июля 1610 года в результате заговора был свергнут царь Василий Шуйский и высшую власть взяли семеро бояр. Но их власть не  распространялась за пределы Москвы, на Западе стояли поляки, а за Окой, на юго-востоке,  Лжедмитрий, тоже с польским отрядом. Поэтому через месяц семь бояр пригласили на престол польского королевича Владислава, который правил Россией вплоть до октября 1612 года, когда народное ополчение Минина и Пожарского освободило Москву от иноземных захватчиков.
С 1991 года в России царствовал Борис Ельцин. Семь банкиров боялись, чтобы «гаранта» не сместили, потому реально руководили всеми процессами в государстве с конца 1993 года, когда народные волнения по-настоящему напугали их. Они боялись не только потерять все незаконно приобретенное имущество, но и свободу, а то и жизнь. Отсюда и расстрел Белого дома из танков. Чтобы и мыслей не осталось мятежных. Им казалось, что они таким образом покончили с оппозицией.
Четыре века назад семь бояр не смогли противостоять Крестьянской войне под предводительством Болотникова и Лжедмитрию, поэтому «облокотились» на поляков. И была некоторая схожесть между теми событиями и 1993 годом, когда страну охватили народные волнения, которые заставили олигархов призадуматься и объединить два недружественных клана, которые контролировали почти все финансы России. Клан Березовский – Гусинский – Смоленский заключил союз с кланом  Ходорковский – Фридман – Невзлин – Муравленко. В противном случае, их «бизнес» накрылся бы «медным тазом», а кланы в полном составе сидели бы в тюрьмах или ударились в бега. Так примерно и будет, но немного позже. Кто-то из них окажется на Канарах, а кто-то – на нарах.
Безработица  среди уволенных сотрудников силовых структур и спецслужб была достаточно высокой, потому выбор у «новых русских»  был огромен. Лукина интересовало, как организовали защиту своего бизнеса те самые семь банкиров, которые собрались вокруг Ельцина. Березовского охраняли экс-сотрудники госбезопасности. БАБа дополнительно охраняла официальная гвардия Федеральной службы охраны, так как он был в Совете безопасности России и поставил своих коллег по бизнесу в такие условия, что многие приносили ему миллионы долларов только за то, чтобы о них, например, не было негативных передач по телевидению. Березовский тогда контролировал 1-й канал телевидения. Ему и Гусинскому платили даже Ходорковский, Смоленский, Абрамович и многие другие олигархи. У Березовского сложились неплохие отношения с руководством дома № 6 на Шаболовке, где располагался Московский РУБОП.
У Гусинского службой безопасности руководил сам Филипп Денисович Бобков, бывший первый заместитель Председателя КГБ СССР и бывший начальник 5-го управления КГБ, которое занималось идеологией и борьбой с диссидентами. «Пятерку» под давлением демократической общественности пришлось ликвидировать даже на год раньше, чем КГБ и Советский Союз, а их шефу удалось устроиться в самом, казалось бы, логове одного из своих «оппонентов». Значит, обоюдная выгода перевесила все остальное? Бобков, помимо идеологии, курировал в КГБ вопросы, связанные с финансовой помощью  компартиям по всему миру. Теперь чекистский зубр на службе у нечистого на руку банкира. Ровно десять лет назад Лукин встречался с Бобковым в клубе США, на Вятской улице в рамках обеспечения мероприятий по безопасности Международного фестиваля молодежи. Тогда произошел любопытный случай. Американцы попросили разрешения взять интервью у руководителя по безопасности. Лукин в шутку предложил Бобкову дать команду своим чекистам, чтобы они выдали ему документы прикрытия. Но чекисты шуток не понимают, и подполковник Лукин превратился в полковника Степанова из МУРа. Американские журналисты взяли у него интервью под этой фамилией и вместе с фото напечатали в своих газетах.
Третьим из клана был президент банка «Столичный» Александр Смоленский. Он пригласил в начальники личной охраны легендарного командира элитного подразделения «Альфа» Зайцева, который в свое время брал штурмом дворец Амина в Афганистане. У Лукина сначала возникли сомнения по поводу такого назначения. Он дважды встречался с этим мужественным офицером и человеком чести и не мог понять, как тот мог пойти в обслугу, пусть и с большим окладом, к олигарху? Но все сомнения Зайцев развеял сам, вскоре оставив  Смоленского. Тот прокрутил аферу  с банкиром Нахмановичем из Казахстана с подделкой авизо на миллионы долларов. Не захотел Герой Советского Союза охранять жулика – честь ему и хвала. Но не красило такое положение новые власти России, которые не могли обеспечить достойную жизнь Герою.
Никто не может вспомнить, когда и почему между МВД и КГБ пробежала кошка, потому существовало какое-то недопонимание в их общении, если мягко сказать. Теперь оно видно невооруженным глазом и не на поле защиты правопорядка и государственных интересов, а в борьбе за банки, финансовые операции, прибыльное производство, высокодоходный импорт и экспорт. Если какая-то коммерческая структура «облокачивалась» на МВД, то чекистам там было делать нечего, и наоборот. Впрочем, со временем сферы влияния были более-менее четко разграничены, от муниципального уровня с торговыми рынками до внешнеэкономической деятельности и никто из них не зарился на чужой огород.
Закончились новогодние каникулы, и следственная бригада собралась в доме 4 по улице Воздвиженка. Николаев с утра уехал на совещание к новому начальнику следственного управления Генпрокуратуры Олегу Гайданову, которого полгода назад перевели прокурором Московской области из Казахстана и немного позже назначили на эту должность. После совещания Николаев зашел к Лукину.
– Ну, какие указания выдал новый шеф по расследованию нашего дела? – спросил Лукин.
– Не очень понятные. С одной стороны жесткие по срокам расследования, а с другой, чтобы все было по закону, – сказал Николаев.
– Да, Олег Иванович может не только жестко спросить, но и проявить жестокость.
– А тебе приходилось с ним встречаться?
– С середины 70-х меня часто отправляли в командировки по Средней Азии. То плантации опийного мака уничтожали, когда боролись с наркотиками, то разбойников ловили в Узбекистане. Там и пересекались с «хлопковой бригадой» следователей Генпрокуратуры СССР Гдляном и Ивановым, которые вели «узбекское дело». В 1985 году руководство МВД СССР предложило мне должность первого заместителя начальника УВД Самаркандской области. Гайданов тогда был заместителем прокурора Узбекистана. Жестоко они разобрались с хлопковыми делами, даже зятя Брежнева не пощадили.
– Так ты работал в его бытность?
– Нет, Валерий Дмитриевич, я отказался от предложения нашего министра и тот дал команду меня уволить из органов.
– Как же удалось отбиться на тот раз?
– Не так просто. Федорчук тогда двести полковников центрального аппарата МВД расшвырял по Крайнему Северу и союзным республикам. Я попросился на Камчатку, так не пустили. Видите ли, нашли специалиста по Узбекистану. Пришлось подключать друзей, и я оказался в Совете Министров СССР на расследовании авиационных катастроф.
– Ты, как колобок. Я от бабушки ушел и от дедушки ушел… – улыбнулся Николаев.
– И правильно, что ушел. Сейчас был бы бомжом, без квартиры и прописки в Москве. Кто уехал на Север или Камчатку сохраняли жилье, а в Узбекистане – нет.
– Но Гайданов переехал в Москву.
– Не у всех есть земляки в Правительстве России, как Сосковец у Гайданова.
– А ты думаешь, что «узбекское дело» жестоко расследовалось? Все было в рамках закона? – спросил Николаев.
– Не мне судить о законности всех приговоров и расстрелах, я не участвовал в расследовании хлопкового дела, а пересекался с коллегами в Узбекистане за пловом. Они окружали партийных работников и директоров совхозов по хлопку, а те приезжали в Москву за автомобилями, видеомагнитофонами и телеками. В столице их грабили, да мошенники кидали. Так подозреваемые моих коллег становились у нас потерпевшими. Банды работали в Москве по наводкам и знали, когда, кто, зачем и с какой суммой денег прилетал в столицу. Многие потерпевшие не обращались с заявлениями в милицию, опасаясь повесить себе на хвост бригаду Гдляна. Мои коллеги говорили о Гайданове: «Посадит мать родную, если партия прикажет». Он арестовывал сотнями мелких жуликов по хлопковым делам, не трогая организаторов и главных виновников из партийной верхушки. Многие сидели с его санкции по два года, а потом были оправданы. Тогда Гдлян с Ивановым не разобрались в ситуации и подали сначала секретную записку на имя Горбачева, чтобы прокуроры Узбекистана прекратили аресты по разнарядке простых людей, как в тридцатые годы. Потом они приехали в Кремль и доложили об этом заместителю Горбачева по партии Лигачеву, заверяя, что их «узбекское дело» давно уже стало «кремлевским», так как все преступные нити  ведут сюда. Лигачев отвел их к Горбачеву, сообщив, что бригада Гайданова замахнулась на ЦК КПСС. На том их деятельность была свернута, следователей Гдляна и Иванова, сам знаешь, уволили из органов прокуратуры. Гайданов слег в больницу и инфарктом, а после с той должности был назначен в прокуратуру Целинограда Казахстана и если бы не Сосковец, то там бы и остался.
– Виктор Павлович, так ты все-таки думаешь, что в Узбекистане они больше пурги навели? – спросил Николаев.
– Ты знаешь, в Узбекистане я встречался не только с коллегами, но когда я отказался от высокой должности, то меня зауважали и те, которых притесняли. Потом Верховный суд пересмотрел сотни уголовных дел, по которым лица были привлечены к уголовной ответственности необоснованно. Пурга или репрессии? Решай сам.
– Да, я в курсе о финале «узбекского дела». Просто хотел услышать твое мнение. Было бы вечернее время, то выпил бы сто грамм коньяка.
– Тебе больше к руководству сегодня не идти, а меня ты прикроешь. Да мы всего-то по сто, – Лукин открыл шкаф и достал бутылку конька с бокалами и шоколадку.
– От твоих рассказов у меня не появилось ясности о моем начальнике следственного управления, но все равно – спасибо.
– Да мне-то что, я рядом с тобой и готов подставить свое плечо, но я ни за что не отвечаю.
– Я давно уже понял. Ты даже свидетелей прячешь от следствия.
– Потому что я не верю таким законникам, как Гайданов и ваш первый замгенпрокурора Миша Катухов, который курирует расследование нашего дела.
– А с ним где пересекался? – спросил Николаев.
– Не пересекался я с ним, но не люблю, когда такие высокие должности занимают кристально чистые сотрудники, как о нем говорят. Я знаю, что это не так. Но об этом не сегодня, иначе нам и бутылки не хватит, – улыбнулся Лукин.
– Ты не перестаешь меня удивлять. И откуда ты такое знаешь?
– Всю жизнь работал в угрозыске центра столицы, а потом в Совмине и МВД, потому ко мне и стекается информация.
– Я уж не стал рассказывать, за что Гайданов был уволен из прокуратуры Целинограда. Держи с ним нос по ветру.
Разборки в силовых министерствах продолжились, что никак не укрепляло их дружбу. Министр внутренних дел Ерин встретился с личным составом спецгруппы антитеррора госбезопасности «Вымпел», который две недели назад по Указу Ельцина перевели в МВД. Бойцы «Вымпела» и «Альфы» в октябре 1993 года отказались идти на штурм «Белого дома». За проявленную строптивость «Вымпел» решено было передать в МВД. Ерин пытался уговорить бойцов забрать свои рапорта об увольнении, но никто не захотел служить в МВД и «Вымпел» распался.
Как они с Николаевым и предполагали, руководитель следственного управления Гайданов на следующем совещании начал «закручивать гайки», что могло означать о получении им таких указаний от Кремля. Работа следователей оживилась, но они поняли, что прошло четыре месяца расследования, а доказательств особо не прибавилось, чтобы закончить дело и направить его в суд, и тем более, чтобы осудить мятежников. Об объективности расследования не было и речи. Поведение силовых структур не изменилось, поэтому получалось однобокое расследование.
Пресса подняла «волну», что власти скрывают истинные масштабы трагедии и «заметают следы». Слухов ходило очень много, и один страшнее другого. По материалам уголовного дела, в октябрьских событиях погибли сто пятьдесят пять человек и ранены полторы тысячи, из которых трое еще находились в тяжелом состоянии. Во время работы со свидетелями Лукину стали известны десятки раненых, которые обращались за медпомощью частным образом, и они не попали в ту страшную статистику. Они сами пожелали остаться неизвестными, а оперативная бригада Лукина не проявляла служебного рвения. И те, и другие понимали, что они стали заложниками трагических обстоятельств и кроме дополнительных проблем они ничего не получат. Потому установить истинные масштабы трагедии можно было при объективном расследовании уголовного дела, а это фантастика. После новогодних каникул депутаты Государственной Думы самостоятельно, либо под давлением прессы и общественности заговорили с трибуны о создании комиссии по расследованию событий с 21 сентября по 4 октября. И такое решение было принято. Лукина интересовала позиция следователей Генпрокуратуры по работе комиссии. Лукин зашел к Николаеву.
– Добрый день. Есть несколько минут? – спросил Лукин.
– Здравствуй. Проходи, присаживайся. Я слушаю тебя.
– Как ты думаешь? Сможет ли комиссия Госдумы докопаться до истины? – спросил Лукин.
– Вряд ли. Иначе им же в Госдуме придется принимать решение об отставке руководства силовых структур вместе с Президентом. Выборы выиграла партия Жириновского вместе с коммунистами, которые, по мнению народа, находятся в оппозиции, но ты сам лучше меня знаешь, что они против Ельцина и его команды не пойдут.
– Да, их позицию я знаю. Они во время событий заняли в лучшем случае нейтральную позицию, а руководители открыто призывали уступить Ельцину.
– Ты сам и ответил на свой вопрос. Комиссии уготована неблагодарная роль в истории заткнуть кричащие голоса депутатам в Госдуме, прессе и общественности. Когда ребенок в люльке орет, что ему дают? Пустышку. Вот и комиссия получит пустышку. В субботу 19 февраля в 9 часов утра в нашем зале заседаний собирают всю следственную бригаду Генпрокуратуры. Просили присутствовать все оперативные группы.  Совещание будет проводить начальник следственного управления Генпрокуратуры Гайданов. Мы думаем, что он будет давать установку на завершение уголовного дела и предъявление обвинения мятежникам.
В субботний день Гайданов начал заслушивание результатов расследования уголовного дела в зале заседаний на Воздвиженке без вступительного слова, и по-деловому сказал:
– Я попрошу старших каждой следственной группы Генпрокуратуры доложить о проведенных следственных действиях за четыре с половиной месяца по уголовному делу и сообщить дату, когда арестованным будут предъявлены обвинения с направлением материалов в суд.
В большом зале заседаний бывшей приемной Верховного Совета не было свободных мест. В первых рядах расположились следователи, а за ними оперативники. Следователь Николаев сел рядом с Лукиным на предпоследнем ряду. На трибуну выходили следователи  Генпрокуратуры и обстоятельно докладывали о расследовании ими нарушений закона руководителями мятежа Руцким, Хасбулатовым, Макашовым и другими. Некоторые следователи сообщили, что готовы предъявить обвинения руководителям. Их доклады были схожи с отчетами недавних партийных собраний под всеобщее «одобрям». Лукин не услышал конкретики в их докладах, когда и какое обвинение будет предъявлено мятежникам. Он недоуменно поглядывал на сидящего рядом Николаева, но тот лишь изредка усмехался и покачивал головой. Мнение руководителей оперативных групп на совещании никого не интересовало.
К трибуне быстрым шагом шел Чуглазов, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры, которого Лукин не сразу узнал в генеральской форме. Николаев, видимо, был в курсе темы его выступления и толкнул Лукина:
– Сейчас «рубанет», послушай.
Генерал Чуглазов ухватился двумя руками за трибуну для уверенности, чтобы земля не ушла из-под ног, посмотрел на руководителя за столом президиума Гайданова и бросил короткий взгляд на своих коллег в зале.
– Меня удивили некоторые праздные выступления моих коллег. Я не хочу разбирать с трибуны каждое из них, но нельзя забывать, что мы работаем в Генеральной прокуратуре. Да, уголовное дело оказалось гораздо серьезнее, чем мы ожидали. Не сложностью, а противодействием следствию.
Гайданов вопросительно взглянул на докладчика, но продолжение доклада его удивило еще больше:
– Четыре с половиной месяца арестованные Руцкой, Хасбулатов и другие находятся в следственном изоляторе Лефортово без предъявления обвинения. В уголовном кодексе многие статьи они нарушили, но конкретно я не знаю, что им вменить в вину без допроса противоположной стороны. Скоро будет шесть месяцев расследования, но у нас нет оснований для продления данного уголовного дела и срока содержания под стражей арестованных лиц. Изначально они действовали в соответствии с Конституцией и, наоборот, имеются серьезные нарушения Конституции сторонниками Президента Ельцина и им самим, что подтверждено Конституционным судом. От нас требуют предъявления обвинений «мятежникам», как они их называют, в убийстве нескольких лиц или соучастии в убийстве, а это расстрельные статьи. Неужели мало крови? Я уж не говорю о доказательствах их вины. Кто-то специально с первого дня уничтожил следы преступлений, а следователей Генпрокуратуры допустили к осмотру места происшествия спустя три дня после возбуждения уголовного дела, – Чуглазов сделал короткую паузу и бросил взгляд на Гайданова, но тот уткнулся в документы и что-то записывал. Зал замер в ожидании продолжения:
– Следствием установлено, что пули, извлеченные из тел погибших и раненых, неустановленные лица ссыпали в одно ведро без составления протокола и надлежащей упаковки для проведения экспертиз. Многие пули утрачены, но даже имеющиеся теперь не привяжешь к конкретному пострадавшему. Наши требования к силовым структурам о выдаче оружия для проведения отстрела и экспертизы не выполнены. Следствием установлено, что оружием силовиков в основном и причинены телесные повреждения гражданам и военнослужащим. Я могу назвать сто двадцать восемь точек, откуда, по показаниям свидетелей, снайперы вели обстрел. На месте лежек снайперов остались кучи стреляных гильз. Кто мне ответит, с какой стороны конфликта они были? Силовики и спецслужбы хранят молчание или дают уклончивые ответы, поэтому имеется реальная необходимость вызвать на допрос Грачева и Ерина. Многих арестованных надо освобождать из-под стражи, так как нет оснований.
Генерал прошел в зал и сел на свое место в первом ряду. В зале заседания воцарилась тишина, которую нарушил Гайданов:
– Совещание окончено. Все свободны, – коротко заключил он.
Лукин с Николаевым прошли к нему в кабинет.
– Ну, как впечатление от выступления генерала? – спросил Николаев.
– Честно говоря, не ожидал, – признался Лукин.
– Многим следователям тоже надоело нарушать закон, тем более за наше дело пресса взялась, и Госдума комиссию назначила, которая и работу следствия проверит.
– А генералу ничего не будет?
– Не знаю. Он правду сказал. О чем другие думали, но молчали. Ведь в обвинительном заключении арестованным надо писать правду, а не выдумывать сказки. Гайданов сегодня докладывает Генеральному прокурору  о ходе следствия, поэтому провел совещание со всеми следователями, а Казанника ждет Президент Ельцин по этому вопросу. Представляешь, что было бы, если совещание закончилось бы на ноте праздных докладов других следователей? – сказал Николаев.
– Да, машина закрутилась. И вопрос ребром поставил ваш генерал Чуглазов.
– Ему отказали в проведении следственных действий в отношении силовиков, а теперь после выступления с трибуны, я думаю, будет принято какое-то решение. Недаром же второй раз расформировали органы госбезопасности после октябрьских событий.
– Еще одно темное пятно в истории России. Нам не позволят пролить свет на это дело, – сказал Лукин.
– Ты говорил, что Летчик дважды бежал из плена, а третий раз был выкуплен. Как можно дважды бежать из Пакистана? В нашей истории столько темных пятен, что со всеми разобраться времени не хватит.
– Да, был выкуплен за цену, равную стоимости автомобиля «Волга». Раньше в СССР, да и в царской России за такие подвиги иногда награждали, но никогда не ставили на руководящие должности в стране. Нашему Летчику присвоили Героя, но зачем надо было ставить его вице-президентом? Вот и результат. Он поставил страну на грань гражданской войны.
– Так ты все-таки против него? – спросил Николаев.
– Я же сказал, что за идеи по переустройству, но не с такими лидерами. В отношении плена масса темных пятен. Когда командарм Громов вывел наши войска из Афганистана, то на мосту заявил, что за его спиной не осталось ни одного советского воина. На самом деле сотни наших пацанов содержались в нечеловеческих условиях плена. Никто из минобороны и МИД не поставил вопроса о возврате наших пленных в обмен за вывод войск. Получается, что наши войска бросили в беде своих товарищей по оружию. Международные организации взялись за освобождение наших пленных и обратились к первому Президенту СССР с предложением о помощи, но Горбачев ответил, что СССР ни с кем не находился в состоянии войны и военнопленных у нас нет. Достойный ответ Президента, как дипломата, но не как человека. Весь мир знал о той войне. Не понимаю. А Руцкого последний раз сбили над Пакистаном в октябре 1988 года, перед самым выводом наших войск. Я тогда работал в комиссии по расследованию авиакатастрофы с ИЛ-76 в Афгане и встречался с летчиками, которые с ним летали. В тот раз побега не было. Его передали в наше посольство в Пакистане, а потом отправили в Москву. К тому времени пакистанские спецслужбы хорошо знали его и, вероятно, он уже их не интересовал.
– Да, непонятно, как можно было убежать из пакистанской тюрьмы и добраться до России, как Афанасий Никитин? – спросил Николаев.
– Похоже, правду говорили о его побегах сослуживцы, что Руцкого обменивали на арестованных разведчиков американские спецслужбы. Теперь уже бывший вице-президент рассказывал о своих побегах, но его рассказы скорее похожи на сказку про Али-бабу.
– Я знаю от своих коллег, что ты расследовал с ними авиакатастрофы, но ты не перестаешь меня удивлять.
– Так меня жизнь выносила на перекрестки судьбы, и надо было выбирать одно из трех направлений. Однажды выбор пал на Госкомиссию  Совета Министров СССР, где пришлось расследовать авиакатастрофы с твоими коллегами.
 - Тогда все понятно. А не выпить ли нам по соточке? Нам не привыкать по субботам работать, но сегодня особый случай.
– Да, можно. Я сейчас своим ребятам  скажу, они все организуют.
Лукин подошел к Альберту Мазову, бывшему капитану с пограничной заставы, который женился на москвичке, и она не пожелала мотаться по заставам. Так он перевелся в управление уголовного розыска Московской области.
– Альберт, мы хотели бы с прокурором посидеть за столом и обсудить текущий вопрос. Сможешь организовать, как всегда? – Спросил Лукин.
– Товарищ полковник, я могу организовать столик в кафе напротив библиотеки Ленина. Мы с коллегами тоже туда идем, но вам сделаем отдельный столик в кабинете, где никто вам не помешает, – предложил Мазов.
– Валерий Дмитриевич, пограничник предлагает нам с вами отдельный кабинет в кафе напротив. Остальное они все организуют. Как? – спросил Лукин.
– Даже еще лучше, чтобы по магазинам не бегать.
Кабинетом в кафе называли отдельную кабинку, но там было уютно. Спиртное оперативники принесли, как всегда с собой. Хозяева закрывали глаза, но просили не ставить бутылки на стол. Закуски под водку и плов были отменными.
– Из двухсот прокурорских следователей выступил и сказал правду только один Чуглазов,– сказал Лукин, – вот тебе и представители высшего исполнения Закона. Мне сказали, что первый замгенпрокурора Михаил Катышев, которого считают борцом за законность, тоже хранит молчание, поэтому Гайданов будет докладывать Генпрокурору Казаннику напрямую.
– Окружение Ельцина хотело в рамках нашего дела окончательно разобраться с оппозицией, и поставить всех к стенке, но сейчас не 30-е годы, поэтому Госдума вмешалась.
– Не хочется гадать на кофейной гуще, какое решение примет Генпрокурор и Президент.
– Я думаю, у них будут противоположные мнения, насколько я знаю, – сказал Николаев.
В понедельник 21 февраля в кабинетах следователей и оперативников в доме напротив Кремля воцарилась тишина. Все замерли в ожидании решения, как и кто будет проводить дальнейшее расследование уголовного дела. Смуту внесли внезапно появившиеся в кабинетах руководства следственной бригады сотрудников вновь созданной Федеральной службы контрразведки. Лукин понимал, что затишье в расследовании октябрьских событий могло закончиться новой войной. Окружение Ельцина склоняло его к радикальным решениям, чтобы подвести участников под расстрел. На предложение Госдумы по амнистии Президент мог разогнать вновь избранных депутатов, а после резкого выступления генерала Чуглазова, которого поддержал Генпрокурор Казанник, в следственной группе говорили о разных вариантах финала их противостояния с Ельциным и силовыми министрами. Они не исключали, что министры Ерин с Грачевым от реального испуга оказаться самим за решеткой могли заменить следственную бригаду и засекретить материалы расследования, а саму бригаду отправить в следственный изолятор к мятежникам. Но Ельцин вряд ли решится на резкие шаги, потому что после расстрела Белого дома его рейтинг среди россиян упал до двух процентов и его поддерживали только разбогатевшие люди.
Лукина одолевали различные мысли, и он зашел к Николаеву прояснить сложившуюся ситуацию.
– Валерий Дмитриевич, добрый день! Подскажи, пожалуйста, к чему нам готовиться. Я слышал, что уголовное дело собираются передать чекистам, тогда что мы здесь штаны протираем? Может, пора в родные пенаты, в МВД?
– По таким вопросам тебе лучше к своему руководству, а товарищи с Лубянки на самом деле приходят, задают вопросы, но пока нет решения о передаче им уголовного дела.
– И вряд ли будет, потому что при создании ФСК России кто-то забыл наделить их функциями следственных органов. Как они будут вести расследование, если в их штате не предусмотрены следователи, да и насколько я знаю, на Лубянке заговорили о скорой отставке их шефа Глушко, которого Ельцин назначал во время событий у Белого дома, но тот не оправдал его надежд.
– С тобой не соскучишься. Я и не знал, что у них не создали следствие. Тогда они могут получить у нашей бригады только ваши оперативные материалы, – сказал Николаев.
– Это вряд ли, – задумчиво сказал Лукин.
– Ты о чем? Я думаю, что им поручат дальнейшее оперативное сопровождение нашего уголовного дела, согласно их обязанностям.
– И я о том. Они первым делом материалы засекретят и будут щеки раздувать от важности.
– Я тоже не в восторге, если такое произойдет, но это их работа.
– Да я все понимаю, но кто-то специально исключил из их структуры следствие, чтобы они могли самостоятельно расследовать государственные преступления.
– Много у нас темных пятен в истории, вот и еще одно образовалось, – сказал Николаев.
– В московском воздухе вновь запахло порохом. Комиссии Госдумы стало известно о выступлении генерала Чуглазова и предложили объявить об амнистии.
– Да, я в курсе. В Госдуме заговорили об амнистии, а советник Президента по законодательству Бабурин настаивает на помиловании, Ельцин категорически против того и другого. Дал указание продолжать расследование, не освобождая арестованных. Он пригрозил в противном случае разогнать и новую Госдуму.
– Потому и запахло порохом. Но, думаю, до нового вооруженного конфликта не дойдет. У Ельцина сейчас рейтинг упал ниже плинтуса, несмотря на его грозный вид после расстрела Белого дома, а Госдуму поддерживает народ, поэтому его резкий шаг может стать последним в кресле Президента. Ему сейчас не до громких конфликтов. Надо думать об укреплении своей власти, – сказал Лукин.
– С тобой приятно поговорить.
– Ты мне скажи, чем отличается амнистия от помилования. Мне кажется, один хрен для преступников.
– Новую Конституцию не читал? В двух словах поясню. Амнистию принимает Госдума. Она коснется неопределенной группы лиц, но знаю, что они планируют широкую амнистию, в том числе и в отношении наших мятежников и членов ГКЧП, которых сейчас судят. А помилование проводит Президент и в отношении одного конкретного лица. Потому Ельцин возмутился против амнистии.
– Госдума у него хлеб отобрала и не позволила показать ему свою власть над каждым арестованным, – сказал Лукин.
– Можно сказать и так.
– Хорошо, будем ждать развития событий.
23 февраля российский народ отмечал день Советской Армии. В 1994 году он запомнится объявлением амнистии мятежникам октябрьских событий и членам ГКЧП. Ельцин негодовал, но подумав, решил повернуть ситуацию в свою пользу. Он тихо поручил новому председателю Госдумы Рыбкину подготовить документы по широкой амнистии по освобождению всех по делу ГКЧП от 1991 года и мятежников вместе с Руцким и Хасбулатовым. Одновременно Ельцин дал указание распустить парламентскую комиссию Госдумы по расследованию событий октября 1993 года в связи с амнистией. Нет уголовного дела, и нет никаких расследований. Не суждено было докопаться до истины. Не будет незаконно арестованных и не будут изобличены виновники расстрела Белого дома и гибели народа, а значит, не будет возмещения ущерба потерпевшим. Амнистия закрывает все проблемы для власти. Как же Ельцин мог отказаться от такого шага?
Лидеры оппозиции были освобождены из следственного изолятора, а уголовное дело прекращено и сдано в архив. Комиссия Госдумы по расследованию событий вынесла решение, но оно уже никого не волновало. Стоило генералу Чуглазову нарисовать реальную перспективу по делу и Казаннику доложить Ельцину, как через день было принято решение об амнистии. Кого же они так сильно напугали перспективой дальнейшего расследования? Явно, что не узников Лефортово. Амнистия увела от ответственности многих виновников тяжких последствий происшедшего. Она лишила большинство невинно пострадавших в тех событиях гражданских лиц, военнослужащих и сотрудников милиции возмещения понесенного ими ущерба, что могло бы реально осуществлено только в рамках уголовного процесса.
Все арестованные согласились с амнистией, и тем самым признали свою вину, кроме генерала Варенникова, который настоял на суде и впоследствии дошел до Пленума Верховного Суда, доказав свою невиновность. Ельцин топал ногами, возмущаясь такому решению суда. Высказался, что тот суд сам судить надо за такое решение.
Лукин заранее собрал все документы и вывез из здания в свой гараж. Он знал, что скоро придут товарищи с Лубянки, а они обычно начинают работу с наложения грифа «Секретно». Тогда все кабинеты опечатают, а потом будут копаться в каждой бумажке, а пока эти документы валялись в папках на столах и никто их не учитывал. Сегодня у них был последний рабочий день в кабинете с окнами на Кремль, а в понедельник Лукин переедет через Москва-реку в кабинет с окнами на французское посольство. Николаев зашел в кабинет.
– Ко мне приходили сотрудники госбезопасности и спрашивали материалы по твоей оперативной группе, так как ты сказал им, что они в уголовном деле. Но у меня только твои ответы на отдельные поручения, – сказал Николаев.
– Товарищи из большого серого дома любят задавать контрольные вопросы. Я им четко ответил, что никаких оперативных материалов у меня нет, а все письменные ответы в уголовном деле.
– А у тебя нет никаких материалов?
– И не могло быть. Уголовное дело прекращено по амнистии и все арестованные освобождены. Они теперь полезут в депутаты, в губернаторы, а моими материалами могут их шантажировать, да еще сошлются на меня, что я под них копал. Товарищи пришли через полгода, я понимаю, что не их в том вина, но у меня ничего нет. А что было – уничтожено, – сказал Лукин.
– О нашем деле никто не вспомнит. Никому не выгодно вспоминать, ни той, ни другой стороне, потому что их верхние руководители совершили преступления. Столько народу положили и все с рук сошло. Ладно, не буду о грустном. А мы с тобой так и разбежимся на сухую. На работе нас закрутят дела, и встретимся ли еще? – сказал Николаев.
– Пойдем в «Будапешт», там меня еще помнят и хорошо принимают.
– С удовольствием.
В ресторане «Будапешт» все тот же администратор Владимир Михайлович встретил Лукина, как родного. Проводил к крайнему столику у зеркальной стены за барьером. Он убрал со стола подставку с надписью «Заказан».
– Вы будете вдвоем?
– Да, Михалыч, – ответил Лукин.
– Вам здесь будет удобно. Сейчас вас обслужат.
Почти сразу подошел знакомый Лукину официант Николай с блокнотом в руках.
– Валерий Дмитриевич, я думаю бутылочку водки и все, что к ней полагается. Только с горячим блюдом определитесь. Здесь хорошо делают котлеты по-киевски.
– Я полагаюсь на твой вкус, – сказал Николаев.
– Коля, тогда все, как обычно к водочке, и киевские.
В считанные минуты на стол подали осетрину горячего и холодного копчения, мясное ассорти, салаты «Столичный» и овощной. Бутылка водки и «Боржоми».
– Виктор, а у нас денег хватит на эти деликатесы?
– Для меня здесь цены заморожены на уровне времен СССР, – улыбнулся Лукин, – когда-то я в этом районе был начальником уголовного розыска и давно здесь не был, потому не беспокойся, скидку они сделают.
– Приятно, когда все вкусно и со скидкой.
Официант открыл водку и минеральную воду, разлив их по рюмкам и бокалам.
– Николай, спасибо. Дальше мы сами, а когда горячее подавать – я позову.
– Приятного вам аппетита, – сказал официант и удалился.
– Я предлагаю тост за окончание нашего расследования, – сказал Николаев.
– Впервые я расследовал дело, которое с самого начала было не по душе.
– Можно подумать, что мне оно доставляло удовольствие, когда сверху выдавали незаконные команды, кого арестовать и подставить под расстрел.
– Самое противное, что окружение Ельцина верило, что мы выполним все их указания, – усмехнулся Лукин.
– Это мы с тобой смеялись над их пожеланиями, да Генпрокурор и еще несколько здравых следователей, но были и такие, которые могли выполнить их указания, как в 30-е годы.
– Ты прав, и легко могли бы скатиться к тем временам.
– Тогда и всех несогласных с ними смели бы, потому я говорю, что хорошо завершилось следствие, – сказал Николаев.
Они выпили, закусили и снова налили, но выпили уже без тостов, просто чокнулись.
– Валерий Дмитриевич, мне комфортно было с тобой работать. Ты все видел и не возмущался моей тихой забастовкой по установлению свидетелей.
– Не все были такими, некоторые копытом рыли.
– Мы с тобой расследовали преступление, а любое преступление подразумевает «Is fecit cui prodest».
– «Тот сделал, кому это выгодно»? – спросил Николаев.
– Я на днях пообщался со знакомыми чекистами из экономической контрразведки, так они мне такого поведали про команду Ельцина. Если возобновят наше уголовное дело, то легко можно доказать, кому было выгодно устроить расстрел народных депутатов.
– Все хорошо, только уголовное дело, прекращенное по амнистии,  недолго хранится в архиве. Они там не пальцем деланные и все просчитали, как убрать концы в воду. Давай, как говорится, на дорожку и завтра – снова в бой. Хорошо бы нам больше не встречаться по таким событиям, но мне приятно было с тобой работать, – сказал Николаев.
– А я работал под руководством настоящих «важняков» и порядочных людей. Таких надо ставить руководителями Генеральной прокуратурой, – сказал Лукин.
В тех событиях окончательно расправились с остатками советской власти. Повсеместно были распущены Советы, которые поддерживали Белый дом. Уволили из органов внутренних дел всех сотрудников, сочувствующих защитникам Белого дома. Среди них был и Влад Численко, начальник 14 отделения милиции, и генерал Егоров, первый заместитель ГУВД Москвы, выходец из МУРа. Лукин заехал в свое родное 14 отделение милиции, где договорился встретиться с Численко.
– Привет. Как поживают молодые пенсионеры? Подыскал работу? – спросил Лукин.
– Здорово! Пока оформляю частное охранное предприятие, – сказал Влад.
– Сейчас ЧОПов много развелось… А кого будешь охранять?
– Да, мне предложили взять под охрану университет СТАНКИН, что через дорогу от нас.
– Ну и правильно. Там тебя знает все руководство и рекомендаций не надо. Влад, а ты оказался не одинок, кого уволили после октябрьских событий.
– Я знаю, что уволили начальника МУРа Юрия Федосеева и его шефа, первого заместителя начальника ГУВД Москвы Анатолия Егорова за недостатки в работе, а на самом деле, потому что отказались направить столичных сыщиков на штурм Белого дома.
– С каждым днем я все больше убеждаюсь в правильности своего решения об отказе участия в штурме, – сказал Лукин.
– Тебя все еще терзают сомнения или совесть? Ты правильно поступил и рисковал не меньше свои решением.
– Да ничего меня не терзает. Федосеева я знаю с работы в отделе по борьбе с квартирными кражами МУРа в 70-е годы, потом мы встречались с ним на Камчатке, где он был начальником уголовного розыска. Меня направляли в 1992 году с комиссией МВД на проверку МУРа и в штабе были недовольны моей положительной справкой. Федосеев профессионал и руководитель классный.
– Его меняют на более послушного начальника МУРа, Васю Купцова. Да ты его знаешь по отделу борьбы с наркотиками в МУРе, – сказал Влад.
– Наше знакомство состоялось с его докладной записки на меня, что я не дал вовремя какую-то справку в отдел по борьбе с наркотиками. Коллеги из МУРа так никогда не поступали. Вася тогда только пришел в МУР из «цветных» после окончания «школы дураков», а я к тому времени работал уже капитаном милиции и на хорошем счету был в МУРе, но меня туда не отпускали из района.
– Ты правильно называешь милиционеров «цветными» и черкизовскую школу милиции соответственно.
– Влад, да я не к тому. Вася нормальный парень, но хитро выделанный. Водитель троллейбуса, оказался в Москве по лимиту, а поменять профессию и остаться в столице можно было только в милиции. И в МУРе он долго не задержался, так как сыщикам квартиры не давали, а он с женой и ребенком жил в 10-ти метровой коммуналке.
– Да, мы с тобой москвичи и нам не надо было колотиться за квартиру, а им надо все и сразу, – сказал Лукин.
– Так Вася попал в начальники 51 отделения милиции, а потом стал руководить милицией Первомайского района, потом в ОБХСС и теперь в МУР.
– Федосеев как-то обмолвился, что его меняют не только на послушного начальника МУРа, но и рекомендуют его воротилы бизнеса, которых он будет охранять.
– Ты помнишь, мы с тобой обсуждали накануне штурма Белого дома создание измайловской банды под контролем силовых структур, а они вместе с Гольяновскими и Щелковскими бандитами находились на земле Васи Купцова, – сказал Влад.
– В начале 90-х молодые банды шакалили по всей Москве, так группа Шенкова  обложила данью лоточников на Тверской, и в 1992 году на них вышел полковник ФСБ Игорь Кушников, который предложил создать из банды ЧОП.
– Молодец чекист. Бандиты получали возможность официально заключать договора на охрану и получать деньги. И нет никакого вымогательства. Теперь они могли не только носить оружие, но и тренироваться в стрельбе.
– Кроме оружия некоторые члены банды получили от Кушникова удостоверения сотрудников госбезопасности. Бланки удостоверений были сделаны на цветных принтерах, но печати и средства защиты были подлинными. За день до штурма банда прибыла в мэрию на Тверскую, а вечером они, вооруженные автоматами, вместе с «бейтаровцами»  разгромили Свердловский райисполком, где хранилась часть документов Верховного Совета РФ, – сказал Лукин.
– В тот день ко мне приехали руководители Исполкома и попросили защиты, за что я был уволен.
– Да, Влад. Я сейчас не хочу разбираться в поведении Васи в тот вечер и его связях с бандитами, но его знакомство с чекистом Кушниковым для меня вполне очевидно, а это означает, что разгром Свердловского Исполкома без него не обошлось.
– Потому и назначили его начальником МУРа вместо Федосеева, который отказался выполнять те приказы, – сказал Влад.
– Вместе с Федосеевым уволили генерала Егорова, а уж он высокого класса профессионал. Он приезжал к нам в район из убойного отдела МУРа на особо запутанные убийства. Потом он был начальником МУРа. И с начальником ГУВД Панкратовым, который уволил Егорова, мы с тобой поработали.
– А ты и вовсе был у него первым заместителем по оперативной работе. Начальник с крутым нравом.
– Снаряды, выпущенные по Белому дому, напугали народ, но не криминал, который продолжил приватизировать имущество страны. Повылезало, как тараканы со всех щелей, жулье разных мастей и хапает, хапает. Их теперь сам Президент прикрывает, но им этого мало. Они решили заменить и столичного начальника  УБЭПа на своего, – сказал Лукин.
– Они решили слить Мишу Шестопалова, а генерал Егоров заступился за него и за начальника МУРа Федосеева, да сам оказался за воротами. Панкратов сейчас не так крут, что десять лет назад, когда был начальником Свердловского РУВД столицы и нами руководил. Обтесали его нынешние воротилы бизнеса. Разве мог он раньше убрать профессионала и поставить на его место комсомольца? То-то.
– Егоров, как народный депутат России, направил депутатский запрос на министра внутренних дел Ерина, что Панкратов даже не согласовал с ним назначение Солдатова, так как УБЭП является структурным подразделением криминальной милиции, которое подчиняется ему – первому заместителю начальника ГУВД. Шестопалов профессионал и заслуженный работник МВД, выполнял интернациональный долг в Афганистане, был ранен, а на его место назначен бывший секретарь Московского горкома ВЛКСМ, который в течение последних трех лет был на политико-воспитательной работе МВД.
– Значит, при таком начальнике УБЭПа будет проще воровать в столице, – сказал Влад.
– Да, вместо тебя тоже поставили замполита. Ты занялся нужным делом с созданием ЧОП. Скоро твои ряды пополнятся настоящими профессионалами, которые не нужны МВД.

Россияне отдыхали после трудового дня и Лукину предложили на работе билеты в театр Эстрады на концерт Геннадия Хазанова. После «Кулинарного техникума» и «Попугая» он мог молча ходить по сцене и народ бы смеялся, а тут он такое выдал, что все покатывались со смеху от его «Предвыборного сходняка».
– Хотел бы начать со стихов, – начал Хазанов:
Вынесем все, чтоб мечту свою страстную,
Грусть воплотила согласно судьбе.
Счастье что жить в эту пору прекрасную,
Уж не придется ни мне, ни тебе.
– Стенограмма предвыборного сходняка… «Малина» празднично украшена. Над главной трибуной установлен стенд: «Их разыскивает милиция». Чуть ниже – реклама спонсоров: «Фраер-инвест» и «Уркаган-лимитед». Генеральный спонсор – «Гоп-Стоп-Банк», работающий под девизом: «Мы украли деньги для себя, мы украдем их для вас». На трибуну поднимается пахан: «Внеочередной сходняк, посвященный выборам в Государственную Думу объявляю открытым (Аплодисменты, отдельные выстрелы, крики – век думы не видать!). Пахан: «Господа домушники, форточники, медвежатники, воровки на доверии. На носу – выборы, нам надо срочно формировать наш партийный список, который вольется в блок «Атас, Россия». Первое слово предоставляется делегату от РПКТ – Республиканская Партия Карманной Тяги». На трибуну поднимается делегат в маленькой кепочке с фиксой во рту. Делегат: «Я от простых воров, падла, сказать пришел. Кореша, когда этот беспредел кончится? Че с ценами творится, вчера батон хлеба стоил 30, сегодня 680. Вчера прокурор брал 400 тысяч, сегодня без полутора миллионов вапще не подходи. А правительство поганку крутит. Почему зарплату не плотят простому трудящемуся? У простого человека уже сегодня украсть нечего. Где социальная защита? Что там у простого, недавно к академику залез. Ваще заплакал. Просто заплакал. В холодильнике – паутина. В шкафу ваще одна моль за другой летает. В уборной вместо туалетной бумаги его докторская диссертация лежит, чтоб мне всю жизнь вытираться этой диссертацией». Пахан: «Короче, что вы предлагаете?» «Предлагаю в предвыборную программу мне накарябать вопрос о недоверии правительству». «Сейчас послушаем депутатку от СПР – Союза Путанок России. Слово предоставляется Изольде Непочатой. Она же Валентина Понияд, она же Элла, она же Иван Сверидюк». К микрофону выходит толстая делегатка в розовых дольчиках, в миниюбке и синяком между глаз.  Делегатка: «Господа воры и воровки! Вот стою я перед вами, простая вокзальная шлюха…». Пахан: «Делегатка, выбирайте выражение! Вы сегодня не шлюха, а путана». «Ребята, вот стою я перед вами, простая вокзальная путана. Как они сегодня живут? Как последние шлюхи. Это же раньше было золотое место в Москве у трех вокзалов. А теперь поезда ходят не по расписанию, часами на морозе ждешь клиента из ближнего зарубежья. Чем они расплачиваются? Кто купонами, кто талонами, кто ваще каких-то зайчиков за лифчик сует. Хорошего клиента сегодня на вокзале не снимешь. Одни носильщики и носильники» (выкрик из зала: «Переходи на отечественных мужиков»). «Из кого тут выбирать-то. Демократы – одни импотенты! Решают много, ниче не могут. А коммунисты еще хуже. Слыхали, что этот генерал в беретке во время путча на всю страну сказал? «Больше у нас в стране не будет ни мэров, ни пэров, ни сэров, ни херов». Он что, сдурел что ли? Ну, без первых трех как-нибудь проживем. А без последних с голоду подохнем». Пахан: «Регламент, кончайте, делегатка!» «Ну, в общем, послушай, что я предлагаю внести в программу. Кончим с инфляцией за счет проституции. Укрепить отношение между республиками и установить для наших девушек единую трехрублевую зону».
Пахан: «Это предложение надо обкашлять. Теперь бы хотелось послушать представителя от наших регионов. Я прошу высказываться поактивнее. Вы не на допросе». На трибуну поднимается представитель Татарстана, старый человек, в белом смокинге, в сапогах и тюбетейке: «Салам Алейкум. Паха нага. Я тут представляю партию СКВ (шум и нездоровое оживление в зале). Не, эта не та СКВ. Это Союз Колымских Ветеранов. Уважаемые жюлики. Мне уже 82 года, из них 76 лет я просидел в лагерях строгого режима. Где я только не сидел, я везде сидел, я только еще не сидел в Государственной Думе. Хорошую жизнь прожил, помню свое первое дело. В три года украл у девочки тюбетейка. Как радовались родственники, мальчик на правильный путь встал (голос из зала: «К делу переходи!»). Дела у прокурора. У меня только одно предложение – срочно отменить эта бандитская приватизация. А то, что получается, в нашей стране все сделано вот этими руками, все. Беломорканал, Днепрогресс, Комсомольск под Амуром. Теперь что получается, строили мы, а приватизируют другие жулики? Я хочу знать, кто ето такая эта Чубайса?! Кто она такая? Она что, сидел? Пусть эта Чубайса сначала свое отсидит, потом все приватизирует. А пока это все нам должна принадлежать». Делегат прячет микрофон в себе в карман. Пахан: «Господа, что ж вы у своих-то тырите. Нельзя! Мы же строим правовое государство. Ну что, будем подбивать бабки. Очень радостно, что в нашей стране единственное, кто пока может еще объединиться, это мы! Жулики, ворье, мошенники, аферисты».
Народ покатывался со смеху, а Лукину было не до смеха. За последние полгода он потерял чувство юмора.
После обеда Лукин заехал в свой кабинет на Воздвиженке. Его подчиненные оперативники уже отбыли по местам своей службы. Закончилась их командировка. Он с грустинкой посмотрел в окно. Напротив, у касс, толпился народ. Другие шли через Троицкие ворота в Оружейную палату и на работу в Кремлевский дворец. За высокой кремлевской стеной восседали в своих высоких креслах чиновники, готовившие приказы по расстрелу народных депутатов. Теперь амнистия всех уровняла. Сотни миллиарды долларов сыпались на зарубежные счета «новых русских», но народу не суждено было узнать правду. От того Лукину представлялась дальнейшая борьба с преступностью мышиной возней, так как до настоящих воротил организованной преступности никому не добраться. Их прикрывает окружение Президента, и они сами купаются в том миллиардной зелени.
Лукин осмотрел огромный кабинет, проверил все ящики столов, чтобы не осталось каких-либо документов, и заглянул в комнату отдыха. За полгода работы в этом здании у него не было личных вещей, и он готов был уйти в любой момент, закрыв за собой дверь. На нижней полке в углу он обнаружил бутылку армянского конька, которую никто не заметил при отъезде, а в холодильнике оказалась пара яблок и апельсины. Оставлять такое богатство было жалко, а выносить с собой неправильно и он набрал телефон «важняка» Николаева.
– Валерий Дмитриевич, я понимаю, что дело закрыто, но в кабинете я
обнаружил вещественные доказательства и не знаю: то ли приобщить их к делу, то ли уничтожить? Загляни на минуту, – сказал Лукин.
– Хорошо, иду.
Лукин поставил бутылку коньяка на журнальный столик. Бокалы сверкали, а на блюде лежали фрукты.
– А я иду и думаю, какие у тебя могут быть вещественные доказательства? – улыбнулся Николаев.
– Так что, уничтожаем?
– С удовольствием.
– Честно говоря, случайно обнаружил бутылку коньяка. Наверное, наши ребята сделали заначку в шкафу и забыли про нее. Мне позвонил сотрудник госбезопасности Воеводин и попросил передать ему оперативные материалы. Я и приехал обшарить все столы, чтобы ничего из документов не осталось.
Лукин открыл бутылку и разлил коньяк по бокалам. Небольшой кабинет наполнился манящим ароматом.
– А какие они хотят получить от тебя материалы? – спросил Николаев.
–  Оперативные.
– А у тебя они есть?
– Конечно, нет. Какие могут быть оперативные материалы, если мы работали по потерпевшим, – сказал Лукин.
– Ладно. Я-то знаю, что у тебя они есть.
– На то они и оперативные. То ли есть, то ли нет, а я их не регистрировал.
– Ну и правильно. Арестованных выпустили, и они скоро опять будут у руля государства. А как будут использованы оперативные материалы – неизвестно. Госбезопасность возглавили более лояльные властям руководители, которым дана команда окончательно зачистить «хвосты» силовым структурам. Ваш министр Ерин оказался слабоват для этого дела, – сказал Николаев.
– Вот и хорошо. Чекисты должны  раскрывать государственные перевороты, а не уголовный розыск. У нас мошенники, разбойники, убийцы, а их развелось, как тараканов.
– Да, мошенников стало много. О них даже в Генпрокуратуре заговорили. Какие-то «Хопер», «Тибет», а теперь «Властелина» в Подольске объявилась. Машинами торгует за полцены. Другие деньги принимают под чумовые проценты. Всем ясно, что они жулики, но к ним народ в очереди стоит, чтобы успеть отдать свои деньги, – сказал Николаев.
– Как в сказке, когда Кот Базилио с Лисой заманили Буратино в страну Дураков посеять золотые монетки на Поле Чудес, чтобы утром выросло дерево. У нас такая же страна стала, потому и дурят народ разные «Тибеты», а их крутят по Центральному телевидению. Их можно привлечь за соучастие в мошенничестве.
– Нельзя – демократия. Такой скандал поднимут. С тобой приятно было работать. Спокойно. Твоя опергруппа «копытом землю не рыла», и, видимо, ты раньше меня понял, чем уголовное дело закончится. Мы еще надеялись на объективное расследование, а ты тихо хихикал над нами. Теперь защитники Белого дома проветрят свои костюмчики от дыма Отечества, стряхнут пыль Лефортовской тюрьмы и – опять за трибуны. А мы с тобой знаем, сколько у них сторонников, которые открыто не выступали, но на выборах всегда их поддержат. У меня такое впечатление, что на будущих выборах победят коммунисты.
– Я тоже так думаю. Они отсиделись в «окопах» и сохранили свои ряды и лицо. Народ после событий стал негативно относиться к правительству и Президенту. Напугал он народ сильно, но теперь не 37 год, когда народ сажали за одни только мысли. А коммунисты должны теперь воспользоваться ситуацией. Правда, теперь класс имущих жуликов свою власть просто так не отдаст.