Перевод в Одессу

    Я  родился  в Тбилиси - это Грузия. Папа был военным, а мама учительницей. Отец   работал  на  авиаремонтном  заводе  в  пригороде  Тбилиси – военный  аэродром  в   Вазиани,  тогда  это  был  пригород. Детская память  устроена, весьма, интересно. Я  был там совсем  маленьким    и  помню  пятнами. Помню  речку  или,  может  быть, горный  ручей, который  протекал у  подножия горы. И  мне, маленькому мальчику, эта  гора  казалась  высокой-высокой, до самого синего неба, и казалось,  что  сама  она  тоже  синяя-синяя. Это  были,  пожалуй, самые яркие  впечатления о  Тбилиси. Через  некоторое  время  отца  перевели служить на Камчатку, в поселок Елизово. Там находились большие  аэродромы стратегической дальней   авиации. Кстати, там  же папа  служил  вместе  с  дядей  Ваней, о  котором речь пойдет ниже. Потом я помню, как мы с  папой и мамой поехали на  родину моего  отца. Мама тогда была  беременна моим братиком, который родился  в  1957  году.  Мы  ехали через  Москву  в  Ярославскую  область,  в забытую  Богом, деревню Тютюково  Любимского района Покровского  сельсовета, откуда на Великую Отечественную Войну ушли и не вернулись три его старших брата и где сейчас жили его родители с младшим братом Михаилом. В  Москве  у   нас  должна  была  быть  пересадка.  С билетами в  то  время  была огромная проблема. Мы  выгрузились  на  Киевском  вокзале, переехали на  Ярославский и  должны  были ехать в  Ярославль, потом  дальше в  Любим. Из  Любима по  узкоколейке  ходил  мотовоз. Это  маленький  тепловозик, с прицепленной      к  нему, одной  платформой и одной  теплушкой. Мы сидели на Ярославском  вокзале  и  ждали  следующего поезда. Тогда они  ходили нечасто. И пассажиры  не  могли  просто  перейти из поезда в поезд  и  ехать дальше. Мы  должны  были  очень  долго ждать. Как  сейчас помню, папа  хлопочет  вокруг  мамы, сидящей  на  жесткой  лакированной  скамейке желтого  цвета. Он приносит маме то лимонад, то воду, то  молоко  где-то  купил. Смотрю -   мимо  нас  идет  военный, останавливается  возле  папы  и  говорит: «Филя!» Папа  удивляется: «Дима!» Короче  говоря, оказалось, это  его  сослуживец, с которым они во время войны вместе таскали одну пушку. Такая неожиданная встреча! После  войны  его забрали в  штаб  Вооруженных сил  Советского  Союза, и  сейчас он  в  Москве в  Министерстве обороны. Дядя  Дима  говорит: «Филя  поехали ко  мне». Мои родители стали  возражать.  Но  возражения  не  принимались.  Нас  погрузили  в  военную машину, ожидавшую  папиного товарища на  вокзале, и  привезли  к нему домой. Он, конечно же, пошел на службу, а вечером женщины, моя  мама  и жена  дяди Димы, накрыли  мужикам  стол. Они сидели  и  вспоминали свою  боевую  молодость. Пока  мужчины пили водку, вспоминали военные будни и невзгоды, которые им пришлось пережить, женщины на  кухне вели свои разговоры, потом  они  уложили мужиков, перемыли  посуду, посудачили  о своем, о женском. На  следующий  день, где-то  после  обеда  нас  повезли  на  вокзал на  легковой машине. Это была  то ли «Победа», то ли «Москвич». Служебная или личная  машина дяди Димы, я уже  сейчас не помню. В памяти остался  большущий, пахнущий  свежей  краской,  автомобиль, в  который  нас  запихнули с чемоданами,  потом  привезли на  вокзал. Водитель подождал пока  не  подали  состав, и  нас  погрузили в этот поезд. Из Ярославля мы  доехали до  Любима. А потом на тепловозике по узкоколейке. Помню, как папа, держась за поручни, стоял на самом носу тепловоза, как  капитан  корабля  на своем мостике. Стоял и  вдыхал полной  грудью  родной воздух, воздух  тех  мест, где    родился  он и три его старших брата, сгинувших в пожаре Великой Отечественной Войны , но защитивщие ценой своих жизней и его, и родителей, и Родину . Было холодно, и мама кричала ему из теплушки: «Филя, Филя,  вернись!» А  он стоял и дышал, шинель нараспашку – он ехал домой. Потом  узкоколейка резко обрывалась в  каком-то месте, но  нас там уже  поджидал  на  лошадях  с  телегой  родной  брат отца. С утра  до самого  вечера мы ехали в деревню Тютюково. Переезжали какие-то болота, заложенные бревнами, маленькие  речушки. В  одной из них папа и  дядя  Миша с азартом гонялись за каким-то шальным окунем или  за  щукой,  которая  там  плавала, а  они  ее  заметили. Конечно, ничего  не поймали,  но сколько  восторга было  у них, у  меня. Даже мама  кричала:  «Лови-лови, держи-держи». Наконец, мы  приехали, собралась  вся родня, сбежалась вся деревня. Папа привез гостинцы: колбасу, мясо  копченое, еще что-то, а  самое  главное - это  круглые банки  с  селедкой – большая  редкость  для   тех  мест. Они  селедку съедали, а  из  голов  варили  рыбный суп. Я  бы такое  сейчас есть не  стал. В  Тютюково сажали помидоры, я видел их на грядках, но дозревали  они  уже в доме, в  валенках под кроватью. Помню, что в доме у дедушки Арсентия была огромная русская печь. Впервые в жизни мы мылись в  русской печи. Там нечем было дышать. Нас парили, хлестали  какими-то вениками. Такого  мытья мы  не понимали. Зато потом, когда  вылезли из  печки, мы, как  говорится, заново  на  свет  народились, и были  как свеженькие огурчики. У  дедушки на каждой  стенке висело по ружью. Дом стоял прямо на окраине леса. На окне на подоконнике россыпью лежали латунные патроны. Я спрашиваю у дедушки:  «А  чего у тебя тут лежат патроны?». Он рассказывает: « Зимой из леса  выходят волки и  подходят к забору. Я  открываю окно и  прямо из окна в них стреляю. Волки крадут у меня овец и хотят задрать мою кормилицу, корову». Погостили мы  у  дедушки  Арсентия. Вернулись назад  на Камчатку. Служба  там тогда была не сахар, хоть   и считали год  за  два. Служить на  Камчатке  никто не  хотел.Это сейчас все рвутся на Камчатку, Дальний Восток, а тогда все было наоборот. Все  мечтали перевестись  в  какие-нибудь теплые  места.  Сначала  в  Сибирь, потом  в среднюю  полосу, а  потом  уже  на  юг. Хотели  как-то  оторваться  от Камчатки. А на возвращение на «большую землю» или, как говорили военные, «на запад»  была  целая  очередь.  И вот зимой  из  Министерства обороны  пришла  телеграмма:  капитана  Козлова  Ф.А.  передислоцировать для прохождения  службы  в  город  Одессу, воинская часть 03232».  Все  начальники забегали: что  такое, что  за дела? У  нас же тут очередь. В  этой  очереди  стояли  и  более старшие  по званию, и больше служившие, чем мой отец. А в телеграмме было сказано, что какого-то Козлова требуют для прохождения службы в город Одессу.  Моя  мама  ходила  и  улыбалась. К  тому  времени  она  уже  родила Вовчика, моего братика. И только спустя  много лет все прояснилось. Когда мы были в  Москве у  папиного сослуживца, «бойцы вспоминали  минувшие дни» за водочкой, а  женщины беседовали на  кухне о своем. И мама говорила жене дяди Димы о том, что мальчик Алексей (это я)  все  время  простужается на этой Камчатке, а  ей  еще рожать второго. Врачи советуют переехать куда-нибудь на юг. На что тетя Рая сказала: «Валя, да  не переживай ты, все устроится. Все во власти божьей». И подмигнула. Мама тогда по простоте душевной ничего не поняла. На другой  день, когда мы уже уехали,  тетя Рая насела  на  мужа: «Надо перевести с  Камчатки твоего  Филю, кто  знает, может, ты  остался  живой благодаря ему, и вы  вместе тянули одну лямку. Ты должен ему сделать перевод». Так как  дядя  Дима служил в  Министерстве обороны, для  него это была не проблема. Вот так мы оказались в Одессе в 1957 году.