Флотские радости

            Для каждого настоящего советского моряка понятие «боевая служба» или же, для подводников, «автономка» звучало всегда и звучит до сих пор радостно. Дай Бог, чтобы так было всегда в России!
      Во-первых, это, безусловно, выход в море, то есть то, чему ты предназначен, чему ты много лет учился. Во-вторых, означает, что твой корабль и экипаж готовы к этому самому выходу в море: увы, техника не всегда надежна, но на данный момент проверена.
      У матросов и старшин появляется особый блеск в глазах, когда в приказе по кораблю, отошедшему от пирса или от «бочки», звучат заманчивые и недоступные для обычного советского, да и обычного нынешнего российского человека названия проливных зон Босфор, Дарданеллы, ну или там Бонифаччо, а то и Баб-Эль-Мандебский пролив, которые предстоит пройти.
      Ведь через какое-то время, после твоего увольнения в запас, мгновенный по крайней мере психологический оргазм испытает практически каждая девушка в любом районном центре, или, паче того, в любой из деревень, например,  Смоленской или Оренбургской области от того, что избравший её сегодня для танца в местном Доме культуры, только что вернувшийся со службы в Вооруженных Силах домой  парень в форме военного моряка легко произнесёт эти и многие другие названия, и покажет фотки в «ДМБовском» альбоме!
     На фотках мало чего видно. Обычно – улыбчивые головы в задранных на затылок бескозырках на фоне сверкающего моря и корабельных орудий (вариант – на фоне пусковых установок ракетных комплексов ПВО, еще один вариант – на фоне бесконечных вентилей в отсеке подводной лодки).
     Зато сказанные в сопровождение альбомного просмотра с лёгкой небрежностью слова «средиземка», ТОФ ( Тихоокеанский флот), «Двадцать четвертая точка. Это рядом с Италией», а тем более «ракетная стрельба по низколетящим целям» во всяком случае во времена СССР действовали безотказно.
      Девушка чаще всего отдавалась желаниям такого парня легко, под почти непременное одобрение родных, словно поскользнувшись на завистливо капающей под её ноги слюне собственных подруг.
     Теперь-то уж трудно представить себе всё это, но в восьмидесятых годах двадцатого столетия в СССР это было именно так!
     «Классные» значки на фланельке были у каждого уволившегося. То есть специалистом какого класса, от третьего до первого, ты стал за три года флотской службы по своей специальности. Такие знаки ценились мало. Их можно было купить, обменять. Значок с буквой «М» (мастер) среди матросов и старшин срочной службы не ценился вовсе: его невозможно было заслужить за такое короткое время. Об этом знал любой мужчина Советского Союза. Такие были, как правило, только на тужурках и кителях мичманов, которые ими гордились, и младших офицеров.
     Зато непременным объектом хвастовства и кичливости служил прикрепленный на правой стороне форменки ниже остальных цацек жетон «За дальний поход». Во-первых, он свидетельствовал о том, что ты в море ходил. И гораздо дальше прибрежной зоны. Значит – в составе экипажа боевого корабля оберегал дальние подступы к Родине. Во-вторых, ты его заслужил: награждение особо отличившихся производилось по приказу Главнокомандующего Военно-Морским Флотом СССР, единственный раз, лично командиром корабля, перед строем всего личного состава. В-третьих, он много о тебе рассказывал, поскольку под военно-морским флагом размещалось изображение крейсера для надводников или, соответственно, изображение подводной лодки. Всё это великолепие подчеркивала надпись на красном фоне «За дальний поход».
     Увы, радужно и торжественно, а соответственно, и престижно, было не всегда. В 1976 году изменили и форму знака, и Положение о награждении им. Знак кратно увеличили, изобразили в форме щита, а награждение им – кратно упростили, сведя фактически к обычной советской формалюге.
     Новоявленной «лопаты» стыдились. Ею пренебрегали. При любом удобном случае старались приобрести старый знак, который всем нравился, всеми был уважаем и, конечно, подчеркивал неповторимый стиль военно-морской формы времен СССР: строгой, почитаемой, не схожей с иными видами Вооруженных Сил.
     Совершенно особенной статьёй проходили брюки. Нет, в повседневной жизни они были обычными, и я бы сказал – довольно бесформенными, потому что шились из фланели низкого качества, гнилыми нитками. Этими самыми нитками пришивались в том числе пуговицы по бокам так называемого «клапана», по две на каждую сторону бедра.
     Тип пошива абсолютно соответствовал, что в общем-то смешно, аристократичному смокингу. Только там чресла препоясывает алый, как правило, кушак, а у нас – флотский ремень с  крепкой латунной бляхой с якорем. Желательно – кожаный, из «прежних». Такой, кстати, всегда тоже надо было постараться «достать», потому что бесплатно каждому выдавался негнущийся дубовый «кожзам». В то время его еще никто не называл «экокожей». Даже определения такого не было. Как, в принципе, и экологов, как таковых.
     Ширины форменных штанов, особливо в нижней их части, иногда, отдельным особям, насмотревшимся советских агиток и начитавшимся дозволенных цензурой книжек о «революционной матросне», порой не хватало. Их тянули до «клёш».
     Способов было несколько. Самый распространенный: выпилить из фанеры два конуса со срезанным верхним углом, распарить штаны и воткнуть внутрь них эти самые конусы строго по линиям будущих стрелок. Предварительно аккуратно спороть ленту, ограничивающую нижний край брюк. Сушить медленно, до растягивания до желаемой ширины.
     Отгладить - непросто. Здесь главное – туалетное либо хозяйственное мыло! Перед глажением брюк внутреннюю сторону будущих стрелок необходимо щедро, но тонко промазать отточенным кусочком мыла. Затем аккуратно, но тщательно прогладить каждую стрелочку через влажную марлю. Тогда успех предприятия будет обеспечен!
     Штаны, если случалось совпасть размером, и по наследству передавались. Мне, например, на втором курсе училища такие с улыбкой передал тогдашний выпускник, теперешний капитан первого ранга, ныне весьма заметный педагог Военно-морского училища подводного плавания Сережа Коркин. Шикарные, с голубым шелковым подкладом!
     Только «посвященные» знают, что красивую форму моряки носят исключительно вне корабля, при сходе на берег. А ежедневно – рабочую одежду (робу) с пришитым на единственном нагрудном кармане номером, обозначающим: боевая часть – боевой пост – боевая смена.
     Для офицеров форма имела значение не меньшее. Ладно, до капитан-лейтенанта звездочки на погонах можно было иметь металлические, продававшиеся в любом военторге. Начиная с капитана третьего ранга звезды полагалось иметь вышитые золотистой тесьмой на погонах. Шитую на заказ фуражку по сезону (черную или с белым чехлом). Вышитую такой же золотистой тесьмой по специальному заказу кокарду, а не штамповку, предлагавшуюся Министерством обороны в розничной торговле.
 Иное – моветон (извините мой «французский»).
     Для нас, тогдашних офицеров авианосного крейсера, был еще один, особый, знак отличия – крылья, шитые позолотой, выше всех остальных «прибабахов» на левой стороне тужурки. Смотрелось издалека. И весьма недурно! Во всяком случае мне, особенно когда ниже этих крыльев прочно укрепилась высшая военная награда Центрального комитета ВЛКСМ «Воинская доблесть», это однозначно помогало в завязывании краткосрочных взаимоотношений с женским полом.
     Высшим шиком считалось пошить форму из «адмиральского» материала. Он значительно отличался от «простецкого» офицерского. Но это могли себе позволить только сыновья из семей потомственных морских офицеров, в предыдущем поколении дослужившихся до высоких званий. Такие, как я – нет.
     Нередко случались визиты на корабль «шефов» - представителей городских или районных комитетов партии и комсомола. Мы им, потеснившись, предоставляли свободные каюты, лучшую еду из командирского фонда, баню, «шило»… Они нам – концерт, подарки, порой довольно значительные: «УАЗ» для командира корабля, «ПАЗ» для офицеров, телевизоры…
     В один из таких визитов замечательная певица, очень мягкая, какая-то прямо домашняя и великолепно красивая женщина Ира Шведова попросила меня достать для своего тогдашнего мужа, певца и композитора Игоря Демарина, отрез «адмиральской» ткани – сотворить стильный сценический костюм.
      Стыжусь, тогда так и не сумел!
      Собственной формой гордились не все! Например, «бойцы» военно-строительных отрядов всегда старались перед дембелем где-нибудь добыть военно-морское обмундирование. У них-то форма была обычной, армейской, зеленой. Разве только с надписью на черных погонах «СФ». Правда, и служили они меньше, чем матросы: два года, а не три, как тогда полагалось.
     Различались даже общепринятые термины, обозначавшие демобилизацию. Флотский никогда не скажет «дембель». Исключительно – ДМБ. В стройбате – совершенно наоборот.
      «Сход на берег» случался совсем не часто. Для офицеров, в зависимости от приказа по кораблю, раз в три дня. Ну, если уж командир совершенный демократ, или корабль гораздо поменьше нашего – раз в два дня. Для матросов и старшин – раз в неделю. И то, если ты заслужил (не провинился, на корабельном жаргоне – «не пролетел»).
     Денег, даже мы, сопливые лейтенанты, получали немало. Если средняя зарплата инженера в центральной России составляла как правило рублей 120, то первая моя, младшего офицера двадцати двух лет от роду, составила более 230 рублей. Потом прибавлялись северные, еще после – за выслугу в районах Крайнего Севера… Нормально!       Жизнь в гарнизоне, конечно, обходилась дороже, чем на материке, но нас, молодежь, это мало расстраивало – жили-то мы на корабле, питались в офицерской кают-компании. На берегу все равно делать особо нечего, потому что квартиры нету, идти, кроме ресторана некуда.
      Вот туда и ходили.
      Вкусно поужинать стоило рублей десять. Если учесть, что каждый имел с собой «джентльменский» набор из бутылки спирта, а если планируешь провести ночь на берегу (читай – с женщиной), то и шампанского, - весьма экономно!
Ресторанов в тогдашнем Североморске было два. Один – демократичный – «Чайка». Второй – более солидный – «Океан». Бытовала поговорка: «Муж в море, жена – в «Океане».
      Глупо, конечно!
      Во времена лейтенантства в «Океане» мне так и не довелось побывать.
     Все это было потом… Потом.
     Сначала, после долгого ремонта на Николаевском судостроительном заводе, и после боевой службы в составе седьмой оперативной (Атлантической) эскадры Краснознаменного Северного флота, ТАКР «Киев» вернулся в родную базу. В столицу Северного флота – Североморск.
     Застывший в камне Алеша все так же сурово глядел на город от площади морвокзала. Широкая перспектива уводила вверх, к Северной стороне.
     Предвкушаем!
     Там, именно там нас ждет нечто заветное, даже не загаданное! Там нас ждут квартиры и комнаты! Собственное жильё!
     За время нашего отсутствия силами военных строителей построены несколько девятиэтажек. Нам об этом сообщили еще на подходе к Баренцеву морю. И это чудо ждет распределения в том числе  среди офицеров и мичманов нашего экипажа!
Совершенно прозаическую бумажку, дающую право жить в принадлежащей тебе по праву комнате с видом на сопки, получил и я. В двушке. Во вторую комнатуху должен был заселиться лейтенант БЧ-7.
     Классно! Пусть грязны бетонные стены! Пусть, скорее всего паркетный, пол не только в толстых наслоениях глины, но еще и кто-то в углу покакал, не добежав до нужного места! Пусть! Это же – моё! Сюда можно привезти жену, с которой мы расписались за месяц до моей боевой службы. Она еще смеялась, что пока мы ждем своей очереди на роспись, по громкой связи в Центральном ЗАГС города Киева транслируют популярную тогда песню Олега Газманова: «Путана, путана, путана…», и ехать со мной на севера отказалась сразу, потому что негде жить. Теперь будет где жить!
     Средства были. Не было времени. И пустые полки в магазинах.
     Начал с пола. Поговаривали – скрести. Боится влаги. Набил стекла. Где ж достать шлифовальную машину? За пару береговых сходов отскреб примерно квадратный метр. Изрезал руки, изуродовал несколько плашек. Через месяц плюнул на всё и элементарно, как на корабельной приборке, оставшиеся метры вымыл. Хрен с ним, пускай потом скрипит, если хочет. Даст Бог, от одной-то помывки не рассохнется.
     С трудом, за две бутылки спирта и деньги сверху, добыл основу и паркетный лак. Крыл. Как же потом блевал! Ночевать ведь пришлось там же, на полу в общей кухне.
      Перешел к стенам. Достал обои. И даже не «в бабочку», а «в мелкий цветочек». Гордился собой до «не могу»!
     Вот оно, вот оно, близко окончание ремонта! Мебели нет, ну и хрен с ним! Есть лично сооруженный настил из притыренных со свалки досок, и честно купленный в магазине матрас. Есть куда прийти после «Чайки», и, как солидному офицеру, прибыть на корабль с первым катером к подъему флага.
     Последний рулон! Как близко счастье! Даже не скрипит этот долбаный табурет, он же стремянка, он же стол в МОЁМ жилище!
     Сегодня не выпивал, потому что абсолютно нечем закусить. На берег попал поздно, магазины уже не работают. Спешил закончить ремонт. Но стена-то падает! Ай! Реально падает!
     Единым куском отделившись от стены, внутрь только что отмандюренной мной комнаты, пол которой покрыт дорого доставшимся мне лаком, разбив осточертевший табурет, со страшным грохотом, при поклейке крайнего рулона обоев рухнул слой штукатурки.
     Голова болит. В нее пришел значительный кусок окаменевшего бетона.
     Когда я таки поднялся и проморгался от цементной взвеси, посредине стены обнаружилась приклеенная скотчем, любовно укутанная в целлофан фотография бойца в военно-морской форме, со всеми значками отличия, со знаком «За дальний поход», в лихо задранной на затылок бескозырке. Даже с аксельбантом на форменке.
     Отодрал её.
     В записке, приложенной к фотке, было написано: «Пойми, сука! Меня за два месяца до дембеля заставили <мучиться> штукатурить. Теперь ты по <мучайся>!