Кн. 2, часть 4 Время возвращаться, гл. 1

                ЧАСТЬ 4

                ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ

                Глава 1

           Нет, меня не будут грызть ни злословье, ни корысть.
           И, сплетя громады крыл, словно сказку, а не быль,
             Смотрят Ангелы Судьбы моей жизни кинофильм…


Кира и Макс «приземлились» в узком коридорчике между двумя скандирующими и подпрыгивающими группами слушателей, отделённых от центрального прохода невысокими деревянными барьерчиками. Сзади них широкие двери входа (и выхода тоже) были распахнуты настежь, там, на площади, толпилась и приплясывала молодёжь, не попавшая внутрь. А впереди, в глубине душного, битком забитого помещения областного клуба, далеко не самого худшего, на уютной, овальной сцене, происходило некое удивительное действо, которое из-за моря голов почти не было видно. Зато было слышно. Там играл рок-коллектив, и Кира услышала голос отца.

 Голос, искажённый усилителями, натужный почти до крика, чтобы слышали все, ибо шквал звуков вырывался наружу прямым потоком, к вящему удовольствию присутствующих. Голос, немного огрубевший и охрипший от многочисленных концертов, но знакомый до малейшего нюанса и полутона, родной до слёз.

Импровизированный танцпол и сцена освещались только пронзительными, ослепительными вспышками белых, оранжевых и синих прожекторов, которые превращали окружающее в месиво неопознаваемых пятен, но Киру и Макса мгновенно увидели расторопные дежурные из «группы поддержки».

- Быстро отсюда, быстро! – зашикали на оторопевших, застывших в ступоре и оглушённых путешественников шустрые молодые люди с красными нарукавными повязками. Киру и Макса подхватили под руки и быстро оттеснили к «окошечку» в барьере, буквально запихнули внутрь галдящей, вопящей, размахивающей руками толпы молодых людей в самых разнообразных, пёстрых летних одеждах. От горячих тел пахло молодым потом, дезодорантами, спиртным и табачным дымом.

Концерт, к сожалению, заканчивался. Башмачников, видимо, уже не первый раз выходил на «бис». Усталый, счастливый, отрешённый, Женя, улыбаясь, поднял руки вверх, призывая к тишине, и произнёс в микрофон: - А теперь – на посошок, последнюю и главную!

Все утихли. Потные музыканты, в майках, расписанных вручную, склонились к инструментам, ударили тарелки…

Женька запел, изо всех сил и смешно вытягивая мощную, напряжённую шею к микрофону, и через пару минут в зале зачиркали спички и вспыхнули десятки крохотных «свечек», а ещё через пару минут слушатели уже подтягивали, ободрённые приглашающими жестами Жени.

В тёмном море неудачи я пытался – по-собачьи,
Нахлебался ржавой мути, но не добрался до сути…

У Киры замерло сердце. Сколько раз она слушала эти строки, пропетые ироничной, грустной скороговоркой!
 
Лишь спасатель сплюнул косо, ухватив меня за космы:
«По-собачьи - столько миль? Ну, есть ли стиль у простофиль?»

- Что, что он поёт? – прошипел в ухо Кире несчастный, оглушённый Макс.

- Потом, потом расскажу!

Я опять надоедаю с вечной просьбой о доверье,
Только снова расшибаюсь о захлопнутые Двери.
Друг с досадой хмурит брови – в жизни надо б посуровей!
«Жми – опять зажжён фитиль! Ну что за стиль у простофиль!»

Как ни хотелось Кире дослушать до конца, но она, не дожидаясь последнего, девятого вала, потащила Макса прочь из клуба.

- Я вас люблю! – прокричал сзади них голос Башмачника. – Мы ещё встретимся!

Толкаясь и распихивая локтями разгорячённых людей, не обращающих на эти самые локти никакого внимания, обжигаясь о прогорающие сигареты и спички, они выскочили наружу. Кира быстро огляделась, оценила обстановку и махнула прямым курсом к небольшой огороженной площадке за клубом, где музыкантов ожидали два небольших микроавтобуса.

Макс и Кира стремглав бросились туда.

- Сюда, сюда, Максик! – проскочив мимо растерявшихся, подвыпивших «стражей», Кира с разгону вспрыгнула в раскрытый зев тускло освещённого фургона как раз за несколько минут до того, как туда подошёл Женя, выскользнувший из задней, служебной двери, с зачехлёнными инструментами в обеих руках. Он спешил, очень спешил. Странное и дивное видение – стремительная девушка в измызганном комбинезоне, неуловимо знакомыми взъерошенными светлыми волосами и быстрым, острым взглядом, - напомнила ему ту удивительную половину его непутёвой жизни, которую он не смог бы забыть ни за что на свете.

Но его тут же окружили жаждущие автографов фаны – Женя не мог отказать. Многие, по привычке или по традиции, продолжали сопровождать его в турах и нелегальных выступлениях, кормили и поили, организовывали защиту, дежурили и оповещали об опасности. Пока музыканты грузились в соседний автобус, Женя раздал автографы, сфотографировался пару раз и поспешил в фургон Тарасика, надеясь и боясь себе верить.  Следом спешили Александра и сын Костя.
 
- Кира, доченька! – растерянно бормотал Женька, забравшись в фургончик. – Неужели ты? Я не обознался? Сколько лет… Какая же ты – просто дух захватывает! Я знал, что ты когда-нибудь придёшь… Саша, Саша, радость-то какая!

- Кирочка! – всплеснула руками Александра. – Господи! Вот такой Женька тебя и описывал! Точь-в-точь! Он мастак на это! Два слова – и картина полная! Какая же ты… свеженькая стоишь! Точно яблонька!

- И какими же двумя словами он меня описал? – засмеялась Кира.

- Я сам скажу, - Женька обнял дочь, пытаясь скрыть слёзы. – Красавица и умница, вот ты у меня какая! Знакомься, Кирочка, твой брат Костя! Он музыкант, как и я, только классику играет на фортепьяно. Пианист, то есть. Он сегодня первый раз сыграл с нами, так вмазал, что чертям тошно стало! Костя, Костя, что же ты стоишь!

- Ну, стою, - настороженно и неуверенно пробормотал Костя, смущённый бурными эмоциями отца. – Я что, ничего, опешил просто. Чёрт какой, внезапно слишком. Ну, привет. Всё папа правильно говорит. Я вроде как музыкант, а ты вроде как моя сестра. С того света…

- Чепуху говоришь! – сердито оборвала Александра.

- Да не чепуху, словечко такое, из фени. Не обижайся, сестрица. Ты, кстати, сама не музыкант? По генам-то, выходит, если не певица – то музыкант или поэт.

- Не обижаюсь, - Кира широко улыбнулась. – Очень рада, Костик, думаю, мы подружимся. Хоть я и не музыкант и не поэт: бездарь я полный. Ну, нас теперь много и мы все весёлые. Знакомься, это – Макс. Тоже, кстати, родственничек, не мне, правда, впрямую. Маме, а ещё точнее, даже и не маме, а – Джонатану. И ещё, он хороший и шустрый парень!

Оглушённый Прорывом и шквалом музыки, Макс медленно приходил в себя. Он мотал головой, оглядываясь, ещё не в силах поверить, что он не дома, а в чужой стране, да плюс с каким-то катаклизмом в голове: ведь он прекрасно понимал, что вокруг него говорили, словно родился в России, а не в Америке.

В его голове вертелся, взвихривался, взметался водоворот, нет – смерч разнообразных звуков, слогов и слов. То, что он успел выучить с Кирой, в подмётки не годилось такому несметному богатству. Он понимал, что это – снова проделки Киры. И что же теперь с этими неугомонными летунами делать?

Макс сделал глубокий вдох, напружинился, поймал губами в воздухе первое нужное словцо. Он приоткрыл рот, осторожно «пробуя на зубок» юлой вертящиеся на языке слоги. Годится!

Макс стянул с головы фирменную рокерскую шапочку, измусоленную до такой степени, что она почти утратила и светящиеся надписи, и заклёпки, и кожаную бахрому,  нарочито небрежно протянул руку и произнёс, растягивая слова, чтобы замаскировать безумно долгое время, уходящее на раздумья и подбор слов: – Драассьт ваам, нооу бэриите го-ло-ва, яаа родстве-енньи-чек оушен даааль-ний – лайк беегеемот паапугааю.

Язык во рту несколько мешался, слова выходили изо рта помятые, жёваные, но фраза вышла отменная – Макс сам был от неё в восторге, ему захотелось прыгать от радости: получилось! Он заговорил по-русски!

Радость оказалась преждевременной: стоящие вокруг люди приоткрыли рты, в глазах отразилось недоумение. Один Костя не слишком парился по поводу диковинного акцента.

Костя с уважением пожал протянутую руку.

- Можно сказать, ты родственничек всему человечеству, - сказал он. – Кто же Ди не знает? Наш брат!

Женя представлял Киру и Макса влезающим в фургон музыкантам – это был Гордый Зайчик, то есть – Гордей Зайцев, с тремя гитарными футлярами в одной охапке, за ним следовали два сына Тарасика, его невестка, сестра с подружкой и жена Гордея, молоденькая и смешливая.

Женя представлял народу дочь оторопело и растерянно, тщетно стараясь скрыть нахлынувшие чувства.

Тарасик заглянул внутрь фургона, Женя помог ему затащить внутрь ещё несколько тяжеленных ящиков и коробок, переместил Киру и Макса в дальний угол салона, дверца захлопнулась, и, наконец, автобусы отправились в путь.

Люди разместились вокруг Жени и Киры, стараясь не мешать их разговору.

- Кирочка, а ты не могла… сразу домой явиться?

- Как уж получилось, папа, видно, не терпелось увидеться. А ты не рад?

- Рад безумно… просто волнуюсь. Ребятки, вы понимаете, обстановка у нас сложная, проверки на дорогах, кто без удостоверения – тому кранты. Загребут без слов. А ты ещё – инмирка. Так что лучше сидите в уголочке, не шелохнувшись.

- Папа, не волнуйся так, всё будет путём. Если что - я быстро настрою «проверяльщиков» на миролюбие.

- Упаси бог демонстрировать способности, милая, упаси бог! Если захотят прозондировать, тогда – не знаю, что будет!

У шлагбаума, разделявшего область и Зону Москвы, скопилось небольшое количество машин – пробок не было, сейчас мало кто испытывал желание кататься по ночам. Шесть человек Областного Патруля рассредоточились, держа наготове оружие. Они неспешно обходили машины, просматривая документы – кто лениво и устало, кто – въедливо и дотошно.

Тарасик затормозил, встал в очередь, и вышел из кабинки, держа наготове документы. К нему подошли двое в форменной одежде – один помоложе, со злым худым лицом, и второй, постарше, прихрамывающий, с лицом широким и простецким.

- Кто и откуда?

- Музыканты, с концерта, из Захаровского клуба.

Дверца распахнулась.

- Народу много. Кто с вами?

- Музыканты, фаны, члены семьи…

Молодой пошарил фонариком, посветил по лицам. Все напряглись, Саша вскрикнула и зажмурилась. Костя и Макс пытались телами прикрыть Киру, которая, положив руки Косте на спину, с любопытством выглядывала из-за его плеча и, похоже, единственная не переживала и не пугалась.

Молодой милицай-гаишник повременил, полюбовался на испуг и замешательство, лениво прощёлкал через индикаторную щель удостоверения. Махнул рукой.

- Ладно, проезжайте.

Тарасик захлопнул, было, дверцу.

- Погодите! – вдруг крикнул другой, постарше, копаясь за пазухой в поисках бумаги. – Евгений? Башмачников? Ребятки, для моей дочуры – автограф! А? Она от рокеров тащится, шалава любимая, по квартирникам да по клубам кочует.

- Автограф? Конечно, - оживился Женя. – Не ищите, у нас всё есть. Ребята, подбросьте дискетку и визитку, давайте, черкните российскому блюстителю порядка! Вот так. Держите, уважаемый!

Ребята среагировали оперативно – видимо, было не впервой.

Милицай благоговейно убрал дискету с исчёрканным кусочком картона в объёмистый карман. Козырнул. Рафик взревел и с достоинством оторвался от шлагбаума. Начиналась Зона Москвы.

Все вздохнули с облегчением.

- Ну вот, проехали, а вы меня боялись! – воскликнула Кира громким шёпотом. – Я очень постаралась!

- Так это ты «постаралась»? – Саша испуганно зажала себе рот руками.

- Не понимаю, что такого? Немножко гипноза. Чуточку. Милые ребята, правда, немного подозрительные – у вас что, все такие?

Ребята вдруг недоумённо зашевелились, будто просыпаясь, заёрзали, удивлённо заговорили, перебивая друг друга.

- Спасибо, Кирочка! – шепнул Женя. – Ты нас выручила, хотя момент был очень опасный…

До Москвы доехали молча и удивительно спокойно. Тарасик довёз Башмачниковых до самого подъезда, а сам с домашними и друзьями отправился к себе домой, за два квартала от лесопарка.

Поскольку руки у мужчин были заняты, Саша набрала код и открыла дверь в подъезд. Подъезд оказался темноватым, замусоренным, промозглым, не слишком хорошо пахнущим, покрытым замысловатой вязью «мудрых» и похабных изречений вперемежку с поясняющими, наглядными рисунками, но это был настоящий, жилой дом. Место, которое снилось Кире в сюрреалистических снах каменным монстром, ни за что не желающим пропускать её внутрь, к родному и неповторимому теплу, удивительному и единственному в своём роде человеку.

Гулкая грязноватая лестница. Дверь в холл. Дверь в квартиру…