Участковый уполномоченный милиции. Начало

       В детстве я меньше всего мечтал стать милиционером. Даже не то, чтобы не мечтал – мыслей таких не возникало; наверное, именно поэтому начало «нулевых» я встретил в должности стажёра участкового уполномоченного милиции  УВД одного симпатичного города на юге России.
  Отдел кадров  выдал мне  справку, подтверждающую мой текущий статус в органах – обычный лист формата А-4, главным украшением которого была гербовая печать, заботливо прикрывающая половину моего лица на фото от критичных взглядов, и витиеватая подпись начальника управления, неуловимо напоминающая нецензурную надпись на заборе.  Естественный  вопрос, полагается ли к такому мандату маузер и будённовка, кадровик проигнорировал и махнул рукой в направлении опорного пункта, где мне отныне предстояло трудиться.
  Хочу отметить, что моё отношение к милиции проделало длинный эволюционный путь. В детстве я восхищался бескорыстной смелостью дяди Стёпы, и подсознательно ассоциировал этот образ со всеми сотрудниками органов. Будучи постарше, и пообщавшись с нашим участковым, гонявшим нас за запрещённые, в советские времена, занятия каратэ, я уже с трудом подбирал нормальные слова для характеристики правоохранителей, хотя, в глубине души (очень глубоко), понимал их правоту. А вот когда наступили беспредельные 90-е, даже такое глубинное понимание сменилось на ярое неприятие любого человека в милицейской форме.
   Но жизнь есть жизнь, и вот я стажёр участкового со справкой в кармане, окладом в 500 рублей и крайне смутным пониманием своих обязанностей. Правда, нужно отдать должное моим коллегам по опорному пункту, насчёт последнего меня просветили очень быстро. Суровая реальность была такова - в месяц каждому участковому полагалось раскрыть три преступления и выдать на-гора совершенно дикое количество протоколов. Кроме этого, на тебе ещё был целый участок с массой проблем, решение и разгребание которых, собственно, и являлось прямой обязанностью участкового, и было сопряжено с гигантским объёмом бумаг, которые требовалось вовремя оформлять, в противном случае тебя ждало малоприятное общение с руководством. В нагрузку тебе могли навесить какое-нибудь поручение следователи и дознаватели, а если ты по натуре совсем  безотказный человек, то и опера могли попытаться запрячь в работу. Довершали всё это постоянные осмотры подвалов, чердаков и прочих  достопримечательностей района, с последующим написанием рапортов о проведённых мероприятиях.
   Народу на опорном пункте не хватало, писанины было просто завал, поэтому в работу я втянулся с первого дня. Сильно осложнял жизнь мой «мандат». Одна бдительная старушка, увидев его, даже вызвала наряд ППС, чтобы те «забрали уголовника со справкой об освобождении».
   Наконец, через месяц работы мне выдали полноценное удостоверение, а  на следующий день после этого знаменательного события состоялся мой бенефис в самостоятельной работе.
   На утреннем совещании в УВД начальник участковых сообщил мне, что на нашем опорном пункте я с сегодняшнего дня за главного, поскольку старший участковый ушёл в отпуск, а остальные двое моих коллег скоропостижно заболели, но работу никто не отменял и с меня к вечеру требуется минимум три протокола по алкоголю. Если к вечеру не успеешь, будешь работать до упора, тепло  напутствовал меня товарищ майор, выдавая предписание на проверку магазинов, и я убыл на участок.
   Недалеко от опорного пункта был расположен гаражно-строительный кооператив, на территории которого недавно открылся магазин, возле которого частенько мелькали местные ценители крепких напитков, что навевало на определённые мысли о происхождении продаваемой там водки. Поэтому, забрав из кабинета папку с бланками протоколов, бумагой, ручками и прочими атрибутами ремесла участкового я направился устанавливать законность именно туда, прихватив по пути двоих джентльменов, из числа районных алкашей, на роль понятых. Поскольку они явно не пылали энтузиазмом, мне пришлось напомнить вкратце о прелестях «обезьянника» нашего УВД, где они будут постоянными клиентами, если пренебрегут своим гражданским долгом.
   Магазинчик занимал два гаража, один из которых был оборудован под складское помещение. Я бы назвал его «Всё для пьянки», поскольку кроме пары-тройки сортов крепкого пива, водки, колбасы, консервов, сыра и хлеба, на стеллажах и витринах не было ничего. Представившись миловидной продавщице средних лет и ознакомив её с предписанием, я попросил показать мне документы на водку, по которой даже издалека было видно, что она левее левого. Никаких документов, от слова «вообще», в магазине не оказалось, и я приступил к работе. Со склада были вынесены семь ящиков «катанки», как именовался подобный продукт в народе, и погружены в УАЗик  патрульно-постовой службы, как нельзя кстати, проезжавший мимо гаражей. Сопроводительные бумаги я оформил быстро, не реагируя на настойчивые попытки продавщицы всучить мне телефон для беседы с хозяином или «крышей», и вскоре уже подъезжал к родному УВД.
   Возле центрального входа меня встречал лично начальник участковых, всей своей избыточной массой излучавший крайнюю степень раздражения, и с ходу потребовал, чтобы я отвёз всё обратно в магазин и извинился за причинённые неудобства. Я резонно заметил, что выполнял его же указания, а посему ни о каком возвращении изъятой «катанки» и, тем более, извинениях, и речи быть не может, поскольку пресечена торговля несертифицированным алкоголем. Пока товарищ майор переваривал полученную информацию, я аккуратно вложил ему в руку протоколы, и поинтересовался о дальнейших указаниях. Пробурчав нечто похожее на «работайте» и окатив недовольным взглядом, начальство направилось к УАЗику, где в ожидании участи конфискованной водки томился наряд ППС.
   Вечером я узнал, что «нахлобучил прокурорский магазин», по поводу чего начальник милиции общественной безопасности  имел неприятную беседу с его хозяином, особую злобу которого вызвало моё нежелание разговаривать  по телефону.
   После этого случая на протяжении трёх недель руководство общалось со мной, как  с потенциально буйным родственником - не обременяя излишними поручениями.