Харита 20 века

             Хариты - древнегреческие богини изящества, веселья и радостей жизни.
               
                Предисловие.
     Многие мои знакомые, читая эти истории говорили мне, что я изображаю своих героев слишком однобоко, либо чёрными, либо белыми. А мир не чёрно-белый, мир разноцветный. Стараясь показать насколько важна победа нашего народа над нацизмом, что было если бы он не дай бог тогда победил, я старался показать насколько он был страшен и что ждало нас всех, если бы не наши ветераны. Однако действительно, не всё же время нацисты убивали беззащитных женщин и детей или орали "Зиг хайль". Когда-то же они отдыхали, и вели себя как обычные люди.
     На написание этой повести меня натолкнуло выступление Эдгара Вальтеровича Запашного о современном немецком цирке. Это меня поразило, как артисты цирка могли докатиться до такого? И какой уровень культуры у тех, кому это нравится? С чего началась эта деградация, что привела к такому результату?
     Вот поэтому отдельные эпизоды сложились в цельную картину. Что получилось, судить вам, дорогие читатели.
               
                Харита XX века.
      Оказавшись в СССР и поняв до конца, как именно нацисты осуществляют «борьбу за жизненное пространство», молодая немка Хельга Функ, по мере своих возможностей старалась спасти, или хотя бы облегчить участь, невинным людям. Получалось это у неё по разному, но она продолжала стараться спасти хоть кого-то. Ей уже давно стало ясно, что взывать к жалости или гуманности своих сослуживцев совершенно бесполезно и опасно для неё самой.  Вот почему она постоянно искала для обречённых людей занятие сделавшее бы их смерть невыгодной для новых хозяев. Так в центре старинного русского города возникло никогда до этого здесь невиданное чудо - кабаре "Фемина", очаг новой европейской культуры среди русских варварских лесов! И не надо этому удивляться, какой народ такая и культура. Везде, где по хозяйски начинала звучать немецкая речь, школы превращались в казармы, стадионы в рынки-барахолки, больницы в бордели, а драматические театры в кабаре. Какой народ, такая и культура.
           А началось всё со странной случайности. В один из дней, вместе с талонами на питание Хельга получила билет на концерт немецких артистов прибывших с гастролями из Германии. Делать ей было совершенно нечего, она уже давно поняла, что остаться дома валяться на кровати, значит обречь себя на тяжёлые, многочасовые раздумья буквально разрывающие мозг. А так хоть отвлечёшься, и она решила пойти на концерт.
           Зрелище оказалось жалким и убогим. Артистов было всего трое: двое мужчин и одна женщина. Мужчины играли на гитаре и аккордеоне, женщина пела немецкие народные песни. Но всё это было без огонька, артисты явно тяготились происходящим и выступали лишь бы поскорее всё закончилось. Хельга пожалела, что вообще сюда пришла и еле досидела до конца этой тягомотины.
          Вечером ужиная в ресторане, она увидела за соседним столом ту самую артистку. Теперь, вблизи, её лицо показалось странно знакомым. Лет тридцати с небольшим, очень красивая, хоть и усталая, где-то они уже встречались, но где? Заметив, что её разглядывают женщина отложила вилку и уставилась на Хельгу. Её взгляд будто говорил - «Ну, вспоминай, где меня видела». Хельга уже была уверена, что видела её в Германии, хотя лично знакомы они не были, и вдруг вспомнила — да это же киноактриса, которую она не раз видела в разных фильмах. После стольких кинокартин оказаться здесь, с такой жалкой программой? Это большой шаг вниз, что же с ней случилось?
                История Розмари Крейзер.
          В небольшом патриархальном городке земли Нижняя Саксония вот уже несколько столетий проживала семья почтенных бюргеров Крейзер. Хотя их фамилия была похожа на титул германских императоров, особого облегчения в жизни это не приносило и семья издавна была известна тем, что производила пивные бочки. Запах стружек и клея заполнился маленькой Розе-Марии с младенчества. Когда пришло время ей идти в школу, отец был этому не рад. Во первых потому, что это удовольствие стоило немалых денег, а во вторых потому, что потомственный работяга искренне считал, что учение женщинам идёт только во вред. Лучше пусть помогает матери по хозяйству, а та сама научит дочь всему, что нужно знать приличной немецкой девушке, чтобы вступить во взрослую, семейную жизнь. Так же любящий папаша, категорически запрещал дочурке даже думать о возможности жить в больших городах. Это была вековая ненависть потомственного  владельца маленькой мастерской к месту нахождения всех этих фабрик и заводов, производящих товары огромными партиями и этим мешающим спокойно жить честным, верноподданным немцам.
         Однако, когда отец, из-за постоянных дегустаций продукции потребителей его бочек, временно (всего лишь на неделю) выпал из реальности, случилось непоправимое. В городок с гастролями приехал цирк-шапито. Раскинувшийся на площади большой шатёр, громкая музыка, сверкающие костюмы циркачей, рык животных и невероятные трюки настолько поразили юную, наивную провинциалку, что артисты цирка стали казаться ей существами высшего порядка, почти небожителями. После представления многие 14-16летние девушки не спешили уходить домой, а всё гуляли по площади, надеясь хоть одним глазком, хоть издали увидеть этих красавцев, этих принцев на белом коне. Вот почему, когда двое акробатов предложили Розмари и её подружке пойти прогуляться в ближайший лесок, послушать птичек, у тех от радости вылетели из головы все мысли. 
          Через неделю цирк уехал и вместе с ним испарился и акробат-красавец клявшийся ей в неземной любви. А ещё через месяц девушка пролепетала маме, что у неё что-то шевелится в животе. Бедная, старенькая тридцатипятелетняя мутти всё время, изо всех сил, как могла вытягивала семью из бедности, ибо глава семьи чем дальше, тем больше пристращался к дегустации продукции соседей-пивоваров. И она постоянно немножечко (до слепоты) шила, немножечко (до кровавых мозолей) стирала, немножечко ( до страшной боли в спине) мыла полы дорогим соседям. Вот и проглядела такой подарочек. Зная крутой характер любимого супруга, она совсем не питала иллюзий на счёт судьбы своей непутёвой доттер. Ребром встал извечный вопрос всех матерей непутёвых дочурок — что делать?! Вот так и было принято решение отправить 17и летнюю дурёху к любимой тётушке, содержавшей в Гамбурге небольшое кафе. Умная тётя сумевшая из провинциальной дыры выбиться в люди наверняка что-нибудь придумает.
           Кафе тётушки оказалось портовым заведением в очень весёлом квартале под названием Реепербан. Пока тётя искала решение проблемы случилась полицейская облава и наивную провинциалку загребли в полицию вместе с портовыми проститутками. Пока разобрались, что эта девушка с бездонными, голубыми глазами и толстой косой пшеничного цвета закрученной вокруг головы пока ещё не их клиентка, прошло много времени и когда Розмари оказалась на свободе делать аборт было уже поздно. Ко всем несчастьям выяснилось что кафе любимой тётушки - бандитский притон, и у полиции накопилось к ней слишком много вопросов. Решив не ждать разговора «по душам» та отбыла в неизвестном направлении, даже не сказав никому «ауфидерзеен» на прощание.
           Возвращаться домой беременной было невозможно, ибо любящий папаша непременно убил бы такую дочь. Но надо же было где-то жить и что-то есть. Розмари даже была готова вступить в мощное братство матросских «подружек». Однако оказалось, что все места уже давно разделены и поделены и тут очень не любят любительниц, не состоявших в «профсоюзе». Её робкая попытка вызвала гомерический смех. Отсмеявшись наивной дурочке объяснили — не будет живота, тогда поглядим, а пока что б мы тебя не видели, увидим — пожалеешь. Всё-таки у Розмари был хороший ангел-хранитель, когда она сидела под дождём, рыдая на скамейке, являя собой фигуру мировой скорби, рядом с ней остановилась роскошная дама, владелица довольно знаменитого кабаре «Фемина» фрау Тереза Орловски. Нет, она даже не подумала бы о фигуре на скамейке, просто у неё вдруг сломался каблук. Ругаясь на чём свет стоит, она  вынужденно села на скамейку и невольно обратила внимание на сидевшую рядом. Поняв, что по крайней мере про беременность эта дурёха не врёт, дама призадумалась. Нет, она вовсе не была меценаткой и альтруисткой, просто в её заведении одна из танцовщиц вдруг воспылала неземной страстью к какому-то хахалю и сбежала. Конечно выставлять беременную на сцену было величайшей глупостью. Но мыть посуду она ведь сможет?! Вот так судьба преподнесла Розмари неслыханный подарок. Вместо того, чтобы утопиться, она получила крышу над головой и регулярную еду.
           В положенный срок родился здоровый мальчик, которого фрау Тереза устроила в приют, выдав за своего племянника и жизнь завертелась с невероятной быстротой. Розмари оказалась от природы очень гибкой и быстро освоила все движения танцовщиц кордебалета. Теперь она одетая в полупрозрачный русский сарафан и с кокошником на голове под музыку притоптывала ногами в красных сапожках, подёргивала плечами, размахивала руками и вскидывала ноги выше головы, делая это одновременно с 14 другими девицами в шеренге, одетыми как и она в стиле « А-ля-рюс». Кроме них выступали девушка в ядовито-зелёном обтягивающем фигуру комбинезоне умевшая принимать невероятные позы, даже связаться в узел, этот номер назывался «каучук», два акробатки и высокий гитарист с длинными усами поющий разный песни на непонятном языке. Почему-то у клиентов пользовалась бешеной популярностью одна песня. Её заказывали изо дня в день раз за разом.
                Петрюшка фсё, тофольно паловаться!
                Ударь по струнам и вали скорей.
                Ты фитишь тучи стали собийраться
                И на душе станофиться больней!
          С 8-ми вечера до 5-ти утра в кабаре стоял дым коромыслом. Перерывов между номерами не было. Хорошо, что хозяйка имела глубокое контральто и часто сама выступала с песнями, её часто вызывали на бис и девушки имели возможность отдохнуть. Клиенты были разные, одни возмущались что прямо перед их носом, мешая есть, полуголые девки машут ногами едва не попадая при этом ими в тарелки, другие требовали, чтобы они разделись вообще до гола — за что деньги плачены?  Больше всего клиентам нравился танец чертенят. Его исполняли со смешными хвостиками в трико-комбинезонах в обтяжку, под которыми не было абсолютно ничего. Клиенты попадались разные, однажды пьяные уроды стали бить и кидать на сцену бутылки и стаканы, во время исполнения цыганского танца. А ведь его танцевали босиком и прервать номер было нельзя. Пришлось с милой улыбкой танцевать на битом стекле, а потом в гримёрке с плачем вытаскивать друг у друга стёкла из ступней. Все девушки имели постоянных воздыхателей, но то одна, то другая иногда всё же уступала очень настойчивым, а главное — щедрым ценителям артистических талантов, после чего местные «отеллы» гоняли своих подружек вокруг городского пруда. О кабаре, кабаре в «золотые 20-ые», где царствовал дух безудержного веселья (живи сейчас — живём один раз), чего-то таинственного и греховного, куда-то зовущего и чего-то обещающего. Служба Мельпомене чередовалась с работой в … птичнике и свинарнике — этим тоже владела хозяйка и изобилие на столах во многом поддерживалось благодаря этим милым хрюшкам и курочкам. Были и праздники: день рождения хозяйки и действо со странным названием «Иван Купала». Его отмечали за городом на вилле какого-то старого друга фрау Терезы, когда девушки могли привести с собой своих «женихов», столы ломились от угощения, а к ночи все девчонки, уже напившись прыгали голыми через костёр, а потом, как были, купались в бассейне, вернее в большой яме с водой, но ничего им хватало и этого. Фрау Тереза действительно заботилась о своих «малышках», вникала в их беды и трагедии, помогала решать проблемы и иногда напившись, своим сильным голосом пела тоскливые романсы от которых начинали выть на луну все соседские собаки. У неё были муж и двое детей, но подлинной семьёй, целью и смыслом жизни было именно кабаре. Она регулярно откладывала деньги на личный счёт в банке и платила всему персоналу очень приличную (по тем временам) зарплату.
          В 1929 году хозяйка заведения вдруг решила навестить каких-то своих родственников в САСШ (будущих США) и вернулась через месяц очень обеспокоенная. Около недели ходила по залу озабоченно повторяя странные слова: «Чёрная пятница», «Чёрный вторник», а потом просветлев лицом решительно взялась за перемены. Многие удивлялись — зачем что-то менять, если дела и так идут хорошо. Но хозяйка забрав все свои деньги из банка устроила полную реконструкцию. Заменили мебель, побелили потолки, установили мощные лампы-прожекторы со сменными цветовыми фильтрами, под потолком большой вращающийся шар весь утыканный зеркальными осколками, но главное — фрау Тереза внесла в репертуар кое что из увиденного в Америке. Помимо прежних вокальных, танцевальных и акробатических номеров появились невиданные прежде танцы: «Хатуба» и «Джоя-Джоя», когда под восточную музыку и мелькание разноцветных огней девушки в танце освобождались от лишних одежд, держа публику в постоянном напряжении и возбуждении — снимет она ещё что-нибудь или остановиться? Люди хозяйки в зрительном зале устраивали настоящий тотализатор, но немецкую нравственность было необходимо блюсти — ВСЕГО танцовщицы не снимали никогда. Акробатки теперь выполняли свои кульбиты не на сцене, а на тонких шёлковых полотнищах свисавших с потолка. Не раз в зале ахали ожидая, что те вот-вот, с огромной высоты грохнутся на землю, но в считанных метрах падение останавливалось, вот что значит сделать петли из этих полотнищ. Однако основным гвоздём программы стало совершенно новое действие — женские бои.
           Это увлекательное зрелище появилось благодаря случаю. Обычно девушки жили дружно, но в тот раз две из них не поделили «кавалера» и сцепились в драке словно дикие кошки — с криком, руганью, битьём кулаками, царапаньем ногтями и выдиранием волос. Чтобы их растащить пришлось звать хозяйку. Обычно она властным голосом быстро прекращала драки, но в этот раз застыла словно поражённая. Несколько минут смотрела на дерущихся, а потом хлопнула себя ладонью по лбу и сказала  - ЭВРИКА!
         Скоро в заднем помещении, где-то с 2 часов ночи стали показывать новое представление. Прожекторы освещали лишь середину зала, а всё остальное пространство тонуло в темноте, именно там сидели зрители.  На освещённой части парень прогуливался с девушкой ведя обычную беседу влюблённых. Неожиданно появлялась другая девушка и начинался скандал. Парень скрывался во тьме, а девушки принимались выяснять отношения между собой. Постепенно разговор становился всё громче и сочнее, и начиналась драка. Зрителям казалось, что они подсматривают в незакрытое окно или замочную скважину. Фантазия Терезы Орловски была неистощима, она постоянно придумывала новые сюжеты: жена и любовница, мачеха и падчерица, свекровь и сноха, бои в боксёрских перчатках и без, драка на кулаках переходящая в борьбу с разрыванием платьев, а затем во взаимные ласки. Зрители, были в восторге именно это зрелище было самым дорогим и пустых мест там не было никогда. По новому обыгрывались некоторые всем знакомые сказки и сюжеты, некоторые новеллы «Декамерон» Джованни Баккачио и много-много чего ещё.
Скандальная слава «Фемины» гремела по всему Гамбургу и даже дальше. Многие газеты требовали закрыть это «гнездо разврата и порока», семейные пары больше не появлялись, но посетителей стало впятеро больше чем было раньше. Хозяйке пришлось увеличить персонал. Розмари никак не могла понять почему всё это происходит, но скоро всё стало ясно.
          В 1929-1934 годах во всех европейских странах (кроме СССР) и США свирепствовал мировой экономический кризис называвшийся «Великой Депрессией». Сотни тысяч людей, ещё недавно бывшими состоятельными и обеспеченными господами, внезапно разорялись и становились нищими. Не сосчитать сколько тогда было банкротств, разорений, жизненных трагедий, ранних смертей и самоубийств. Кроме самых богатых капиталистов, никто не мог быть уверен, что, в один далеко не прекрасный день, сам не окажется в их числе. В полицейских сводках, среди списков самоубийц девушки кабаре часто находили фамилии знакомых клиентов ещё вчера соривших деньгами в «Фемине». Но этот страх за своё будущее, странным образом породил невиданную раньше жажду удовольствий и наслаждений. Все словно с ума посходили, все стремились скорее урвать, не упустить, насладиться напоследок пока есть возможность, пока ещё сам не стал нищим. Фрау Орловски всего этого не знала, но интуитивно чувствовала, ещё будучи в США распознав ещё только первые ростки надвигающегося кризиса что безусловно делает честь её уму и прозорливости. Многие владельцы увеселительных заведений разорились, но только не она. Даже то, что она забрала все свои деньги из банка считавшегося надёжным, отказавшись от выгодных процентов, оказалось к лучшему — через год этот банк обанкротился и тысячи людей потеряли все свои сбережения. За три года кризиса фрау Тереза заработала столько денег, сколько не получила за все «золотые двадцатые». Но успокоения ей это не приносило. Она стала нервной и раздражительной, часто срывалась на артисток, хотя потом очень раскаивалась и извинялась перед ними. Перечитывала целые кипы разных газет она старалась понять что-то скрытое между строк. И это опять-таки ей очень помогло.
          Всю великую депрессию миллионы немцев жаждали прихода к власти «сильной руки» - того, кто наконец сумеет покончить с творившимся в Германии бардаком. Того, кто наконец вернёт стабильность в стране. Того, кто вернёт немцам уверенность, что они не превратятся в нищих, их не уволят с работы, не вышвырнут из собственных квартир за  неуплату, что они не подохнут с голоду под каким-нибудь забором. 30 января 1933 года это наконец случилось. Прекратилась пустопорожняя говорильня, вместо сообщений о закрытиях предприятий появились объявления «требуются рабочие специальностей: ...» Тысячи немцев вздохнули с облегчением, наконец-то появилось то, чего все с нетерпением ждали — уверенность в завтрашнем днем. Вздохнули  с облегчением и в «Фемине» - кончилась бесконечная нервотрёпка, а что делать, чтобы не закончить жизнь в канаве?! Однако радость хозяйки заведения была недолгой, что опять-таки говорит о её уме и интуиции. Уже давно газеты нацистов утверждали, что во всех бедах честных и порядочных немцев виноваты евреи. Что это ненасытные пиявки по своей внутренней сути могущие только вредить и портить честным людям жизнь. А фрау Тереза была как раз наполовину еврейкой и гитлеровские выкормыши уже не раз приводили её в пример, как проклятые евреи развращают и сбивают с истинного пути всех немцев. Раньше она только смеялась над этими бреднями, но теперь ей стало не до смеха.
          Первый тревожный звоночек прозвенел, когда из созданного нацистами министерства культуры вдруг заявилась комиссия потребовав показать им все номера. Обычные средства: дармовой ужин, пачка денег, бесплатное представление и предложение близко пообщаться с кем-нибудь из кордебалета, на этот раз не помогли. Господа проверяющие просидели всё время с каменными рожами и уехали так ничего и не сказав. Если раньше штурмовики СА только торчали у входа с плакатами призывающими не приходить в это гнездо «еврейского разврата», то теперь они стояли целой толпой и нагло не пускали никого внутрь. Получалось у них это пока ещё плохо, но количество клиентов сократилось и доходы кабаре резко упали. Скоро из министерства культуры пришла бумага с приказом какие номера отныне запрещены, и какие необходимо ввести в программу вместо них. Теперь упор делался на сугубо патриотические произведения, прославляющие обожаемого фюрера и политику партии и правительства. В кабаре сразу стало серо, убого и неинтересно, но зато идеологически всё правильно. И уже появились в газетах, пока ещё неясные угрозы, что всех евреев надо выслать куда-нибудь к чёрту на рога, например на остров Мадагаскар.
           Быстро сложив два и два, Тереза Орловски не стала ждать продолжения и решила с семьёй уехать к родственникам за океан. Теперь она говорила.
           Как же мне всё это надоело! Постоянно вертись как белка в колесе, найди , достань, этому дай, тому дай, не дай себя облапошить, ночей не спи, думай кто тебя может обмануть и как именно — НАДОЕЛО! Всю жизнь прокрутилась как уж на сковородке и я хочу наконец пожить спокойно! Уеду в Америку, куплю себе виллу где-нибудь во Флориде, буду купаться в океане да орхидеи с розами разводить.
          Уговаривали её остаться не только всем кабаре, но и всей улицей, но фрау Тереза была непреклонна и скоро много людей, стоя на причале кричали и махали вслед отплывающему лайнеру «Европа» компании «Гамбург-Америка лайн». Вернувшись обратно все почувствовали себя осиротевшими, словно кто-то умер и вместе с этим безвозвратно ушло в прошлое что-то очень дорогое, любимое и важное. Скоро Розмари уволилась из «Фемины». Новым владельцем стал проверенный член НСДАП прибывший из берлинского «Фридрихштадпалас» и  изо всех сил искореняющий «тлетворное влияние запада». Всё стало убого и скучно, раньше тут чувствовалась атмосфера азарта, чего-то тайного и немножко запретного, теперь же всё стало идеологически правильным и соответствующим духу времени. Изменился дух, изменились и развлечения. Нет, простым немцам не запрещалось отдыхать и веселиться — должен человек когда-то отдыхать, но теперь даже одновременное вскидывание ног выше головы девок кордебалета, хотя их число увеличилось втрое и они выступали в купальниках с почти голыми задницами, напоминало солдатский прусский строевой шаг. А то, что они все теперь были как на подбор высоченными, с длинными ногами обутыми в высокие сапоги, с головными уборами похожими на каски военных, только усиливало это впечатление. Состав посетителей изменился и многим из них именно это и нравилось. Прежние танцовщицы поняли что так они работать не смогут, да и не хотят и все уволились, в том числе и Розмари.
          К счастью для неё её постоянный кавалер, работал на киностудии «UFА», считавшейся тогда германским Голливудом, и давно звал её к себе обещая сделать её кинозвездой. Кино! О кино 30-х годов, когда сидя в тёмном кинозале, люди хотя бы временно вырывались из из своей серенькой и убогой жизни, где они день-за днём, год за годом вертелись как белки в колесе, и увидеть другую жизнь: цветную, яркую, полную интересных событий и приключений, острых страстей и прекрасных чувств. Хотя бы временно почувствовать себя рядом с героями на киноэкране и пережить то, что переживали они. Тогда вопросы «А вы читали это?» или «А вы это смотрели?» означали «А вы это пережили?» Вот почему киноактёры и все связанные с миром кино, казались простым людям существами высшего порядка и небожителями. Вот почему Розмари согласилась на предложение своего кавалера. Нет, она уже давно не была наивной, юной провинциалкой и иллюзий не питала. Но раньше у неё была устоявшаяся жизнь, а теперь волей-неволей  пришлось начинать новую.
         Кавалер оказался невероятным бабником. Многие простые женщины были просто ошарашены действительно попав на киностудию, видя как делаются фильмы, от которых у них замирает сердце в кинозале, увидев вблизи знаменитых актёров, беседующих с ними словно обычные соседи. Для многих это было настоящим потрясением и обещание этого «жениха» сделать и их киноактрисами сражало их наповал и они быстро оказывались в его постели. Надо сказать он не врал. Фильмов снимали много, это был словно заводской конвейер и ему ничего не стоило поговорив с каким-нибудь помощником режиссёра уговорить взять ещё одну женщину в массовку или на роль горничной с единственной фразой за весь фильм: «Барыня, ваш кофе готов». Наивные женщины были уверенны, что это только первый шаг, что впереди их ждут звёздные роли и мировая слава, бросали свои семьи, и не понимали, что их кинокарьера на этом и закончится, что всю жизнь они будут играть в массовке и так и прождут напрасно свой звёздный час. Что этот «жених» никогда на них не женится, а так и будет укладывать в свою постель таких наивных дур. Однако Розмари удалось избежать такой участи.
          Опыт десяти лет в кабаре не прошёл даром. Она прекрасно знала как важно первое впечатление и как много от него зависит. Увидев как много толкается на студии молодых и красивых девушек всем своим видом обещающих влиятельным (или только казавшимся влиятельными) здесь людям, полный набор удовольствий, Розмари поняла, что надо всех сразить чем-то новым и никогда тут не виданным. А что она сможет показать? Эстрадные номера? Этим тут никого не удивишь. Женские бои или арабские танцы с раздеванием? Это слишком смело и может вызвать обратный эффект. А это индустрия кино, она даёт всем только один шанс, упустишь — второго не будет. От этого решения возможно зависит вся последующая жизнь. Что, что из того, что она умеет гарантированно выстрелит в десятку?
           Бродя по кинопавильонам бывшая танцовщица натолкнулась на студию, где проводили кастинг на детские роли. В фильмах много детских персонажей и детей-актёров требовалось много. Дети показывали что они умеют, а ассистенты режиссёров определяли, годен или нет. Часто эти киношники решали судьбу детей просто в зависимости от своего настроения. Не сосчитать сколько тут было затаивших дыхание родителей, надежд и их крушений, слёз и разочарований. Наблюдая за всем этим Розмари увидела девочку лет 12 лихо отбивающую чечётку. Она очень старалась, лицо её было весело и задорно, но на ассистентов режиссёров она впечатления не произвела. Чего им спрашивается надо? Видя как горько плачет эта девочка и как мать пытается её утешить, хотя сама еле сдерживает слёзы, Розмари поняла, что люди это небогатые, они вложили в этот кастинг всё, что у них есть и теперь им наверно даже не на что уехать домой. Чем-то эта пара запала ей в душу, хотя она сама не могла понять чем именно. Бедные мать и дочь. Мать и дочь. Мать и дочь? Мать и дочь! МАТЬ И ДОЧЬ!!! ДА ВОТ ЖЕ ТО,ЧТО ЕЙ НУЖНО!!!
          Ещё год назад, пуская ей пыль в глаза и изображая из себя влиятельного человека в мире кино, её любовник рассказал ей много интересного из мира киноиндуистрии. Кино — это тоже товар, такой же как и все остальные. И так же как и любой другой товар оно в первую очередь должно приносить деньги своим хозяевам. Художественная ценность, эстетическая красота, воспитание молодёжи — всё это дело десятое. Главное, выгодно оно или нет, пойдут ли люди на это кино, купят ли билеты на него  вот в чём вопрос?! Поэтому тогда, в 30е годы снимали сотни кинокартин на «вечные темы». Тем было 3: любовная история, историческая драма, полицейский детектив. Первая тема была историей «золушки», когда бедная, но очень красивая и талантливая девушка из глубинки приезжает в большой город и становится звездой эстрады. Её случайно замечает и берёт в свою труппу, пока на небольшие роли, хозяин эстрадного зала (всегда молодой красивый человек). У него тоже есть свои проблемы и главная из них в том, что звезда его шоу, на которой всё и держится, жуткая стерва. В конце концов она окончательно обнаглела и хозяин выводит на сцену вместо неё ту самую «золушку» и та добивается немыслимого успеха. Хозяин прогоняет бывшую звезду и женится на новой талантливой красотке. Свадьба, хеппи энд, конец фильма. Любовь и все перепитии сюжета обычно занимали четверть экранного времени, а три четверти это были музыкальные, эстрадные номера. И так было везде, пример — «Серенада солнечной долины». Историческая драма изображала любовь на фоне исторических событий, когда молодые влюблённые разлучались но в конце фильма, всем  невзгодам вопреки, обязательно соединялись в счастливую семью. Таких картин было два типа: рыцарские и времён XVIII века. Тут  главным были походы, осады, пиры, погони, балы, дуэли, скачки  и т. д и т. п. Полицейский детектив всегда показывал как очень умный сыщик расследует сложные преступления, где так же было полно хитрых головоломок, погонь, стрельбы и конечно же в конце-концов награды в виде любви красивой девушки спасённой этим сыщиком от большой беды. Все эти сюжеты кочевали из фильма в фильм, ибо они нравились многим зрителям и гарантированно приносили стабильный доход владельцам киностудий и кинотеатров.
          Случайно Розмари услышала, как один из ассистентов жаловался другому, что многие музыкальные номера показываемые в фильмах уже порядком примелькались и надоели. Доходы упали, хозяева это заметили и велели найти новые номера. Пусть ищут где хотят, а если не найдут … нет, лучше им найти! А где их взять! Розмари поняла — вот её шанс попасть в кино. Иллюзий на счёт своего таланта и перспектив она не строила. Ясно, что второй Марлен Дитрих ей не стать никогда. Но получить место поскромнее, дающее нормальный, а главное, стабильный доход вполне по силам. Но для этого, нужно чтобы её первое же выступление всех поразило. Опыт кабаре конечно же ей поможет, а ещё ей поможет вот эта девочка. Впрочем и она поможет этой малышке. Получится всем сестрам по серьгам, но тут нельзя ошибиться. Никак нельзя ибо второго шанса у них не будет. И молодая женщина подошла к матери и дочери с видом Терезы Орловски во время их первой встречи на скамейке в парке Гамбурга.
         Почему такие красавицы такие грустные?
         Мою дочку не взяли в кино! Типаж видите ли не тот! Сами они не те! А вы кто такая? Что вам надо?
         Добрая фея! Не взяли эти, возьмут другие.
         Вы можете действительно можете нам помочь?!
         Могу или нет, зависит от того, что умеет ваша дочь. Нужно это посмотреть но только не здесь.
         Два дня они разучивали танец предложенный Розмари. Девочка очень старалась и схватывала всё буквально на лету. К счастью рядом с кабинетом, где работали ассистенты пытавшиеся найти новые идеи музыкальных номеров находился небольшой зал с роялем. Рассчитав когда они вот-вот пойдут обедать, Розмари усадила мать за рояль и велела играть разученную мелодию, а сама вместе с девочкой стала танцевать чечётку. Номер выглядел так. Сначала взрослая женщина, будто-бы в задумчивости и ничего не замечая вокруг отбивала чечётку под музыку, вертя в руках мужскую трость. Её заметила проходившая мимо девочка и когда танцовщица не надолго куда-то удалилась, встала на её место и принялась повторять её движения. Вернувшись взрослая удивилась, а это ещё кто, ты откуда взялась? Но девочка не смутившись и озорно улыбаясь продолжала отплясывать. Удивлённая женщина отбила следующий ритм — а так сможешь? Девочка смогла. Так они и продолжали — взрослая показывала, а маленькая повторяла. Наконец они стали танцевать одновременно. Танцевальные движения были естественны, когда их танцевала взрослая женщина, но когда их исполняла ребёнок, это выглядело мило и уморительно. А вместе у них получалось очень мило и смешно. Всё это время продолжала звучать музыка и хотя не было произнесено ни слова, от движений и мимики всё было понятно и так. Скоро вокруг исполнительниц собралась большая группа людей и среди них были нужные ассистенты. Один из них воскликнул: «Да вот же то, что нужно!» Так Розмари прочно осела в кино.
           10 лет работы в кабаре оказались очень большим подспорьем. Фильмов с музыкальными номерами снимали много и она мелькала во многих из них. Пусть роли были не главные, в лучшем случае знакомых главных героинь, но они были с текстом, экранного времени занимали много и не узнать её лицо было невозможно. Говорила она на экране мало, в основном танцевала, но именно это и было нужно. Скоро она с не только снималась, но и ставила музыкальные номера. На всю Германию прогремел фильм «Индийская гробница», но мало кто знал, что восточные танцы в нём появились именно благодаря Розмари. Так она заработала кое-какое влияние в мире кино, многие стали обращаться к ней за помощью и действительно она помогла некоторым попасть на экран. Как актрисе и как постановщице танцев ей платили вполне приличную (по сравнению с другими) зарплату, её уважали, от неё кое-что зависело и можно сказать что жизнь наладилась. Розмари не только неплохо жила сама, но и содержала мать и сына. Любящий папаша, давно проклявший «эту потаскуху» от постоянных пьянок уже отошёл в мир иной. Приезжая в родной городок молодая женщина изображала кинозвезду утомлённую славой, показывала всем фотографии, снятые за её деньги штатными фотографами киностудий, где она разговаривала с звёздами кино, небрежно упоминая их Курт или Ганс словно речь шла о простых булочниках или сапожниках. Её слушали затаив дыхание, ведь её наряды, фотографии и то, что её действительно часто узнавали на  киноэкранах, говорили сами за себя. Для многих молодых провинциалок она была высшим существом, сошедшим с киноэкрана, королевой удостоившей их своей милостью. Многие слёзно умоляли её сделать их артистками и некоторых она действительно привозила в Бабельсберг, проводила по кинопавильонам, знакомила с артистами и устраивала съёмки в массовке. Для наивных девушек это был звёздный час, самое яркое событие в их жизни, пропуском в иную, прекрасную жизнь и они считали её  почти доброй феей и волшебницей. Она ни от кого не скрывала закулисной жизни и что их ждёт если они свяжут свою судьбу с киноиндустрией. Но всё же, как же было приятно видеть восторг, восхищение и зависть в глазах тех, кто знал её ещё босоногой девчонкой. Особенно было приятно видеть восхищение в глазах сына, когда они гуляли по улицам и он кричал другим мальчишкам: «Вот видите, я же говорил вам, что моя мама актриса!», когда она доставала подарки из чемоданов, катала его на каруселях, кормила мороженным, водила в кино, и он с замиранием сердца ждал её появления на экране и испытывал невероятный восторг, что эта красивая женщина одновременно и рядом с киногероями и сидит рядом с ним. Что эта женщина ЕГО МАМА! ТОЛЬКО его и ничья больше! И от понимания всего этого он был невероятно счастлив. Он всегда был одет лучше многих соседских мальчишек, каждый её приезд превращался в праздник и удовольствия, и видеть ТАКУЮ любовь и восхищение собственного сына было для Розмари самым большим счастьем. Через три года после начала её киножизни, она смогла купить небольшой дом недалеко от Бабельсберга и перевезти туда мать и сына. Прогулки  по кинопавильонам вызывали у мальчика огромный восторг, и мать была счастлива буквально купаясь в такой любви сына.
        Всё шло хорошо, всё кроме личной жизни. Желающих скрасить досуг привлекательной, обеспеченной, влиятельной и одинокой женщины было хоть отбавляй. Но попадались ей почему-то только или желающие без обязательств приятно провести время, или видевшие в ней только трамплин для начала карьеры в кино, или просто альфонсы.
          В 1936 году неожиданно объявился папаша её ребёнка. Она уже привыкла, что к ней на правах старых друзей обращаются даже те, кого она видела единственный раз в жизни, но когда ей передали, что её ждёт отец её сына, очень удивилась. Именно это удивление заставило её принять приглашение.
         Встреча состоялась на скамейке городского парка. Розмари поразилась — как же он постарел! Вместо молодого красавца она увидела бедно одетого, обрюзгшего мужчину. Хотя он готовился к этой встречи и постарался придать себе самый лучший вид, но сразу было видно, что его одежда поношенная и старая, волосы поредели, хоть он и пытался зачёсывать их на лысину, букетик цветов куплен в самом бедном цветочном магазине. Весь его вид был жалким, особенно в сравнении с ней. Увидев её он попытался изобразить радость, встал со скамейки и поспешил ей навстречу.
          Здравствуй Розмари, я очень рад тебя видеть!
          Не могу сказать того же! Говори быстрее зачем ты меня позвал, у меня много дел.
          Ну зачем ты так?! Мы же столько времени не виделись! Давай присядем?
          Ну давай, интересно, что ты скажешь?
          Я давно следил за твоими фильмами, рад, что у тебя всё хорошо.
          Спасибо, и что дальше?
          Недавно я был в твоём родном городе и узнал что у нас с тобой есть сын.
          У НАС?! С чего ты это взял? Сын есть только у меня!
          Не надо так. Я всё подсчитал и понял что ты забеременела именно после нашей встречи.
          Если это даже и так, то что с того?
          То есть как что? Он же мой сын! Я его отец!
          Отец?! Это ты что ли отец?! Что же ты вспомнил о нём только через 14 лет?! Где ты был, когда он в тебе нуждался? Когда он болел, когда мальчишки во дворе обзывали его «ублюдком» и били за то, что у него мать актриса, а не прачка или посудомойка как у них, за то, что он лучше одет, за то, что лучше учится в школе, за то, что он не материться, не рассказывает похабных анекдотов, не врёт какой он сексуальный гигант, где ты был тогда?! Ты сделал для него хоть что-нибудь?! Мне всё пришлось решать самой, даже вспомнить женский бокс, да-да — не делай таких удивлённых глаз! Ты даже представить не можешь через что мне пришлось пройти, что бы стать тем, кем я стала! И после этого ты заявляешь что ты его отец?!
          Я же не знал о его существовании.
          А ты не знал, что получается от таких «прогулок послушать птичек»?! Ты хоть раз вспомнил о той наивной девчонке, что глядела на тебя восторженными глазами? Как она, что с ней стало? Только не говори мне, что твоё жалкое шапито все эти годы ездило по заграничным гастролям! Ну конечно же, где тебе было это вспоминать, когда таких наивных дурочек у тебя было пруд пруди! Скольким из них ты сделал детей?  Сам не знаешь? Что, здоровье уже не то, больше трюки выполнять не можешь и тебя уволили из цирка? Решил что я устрою тебя в кино? Я конечно кое что могу, но только не для тебя «папаша»!
          А ты изменилась, раньше ты не была такой жестокой!
          Учителя хорошие были. Конечно не встреться я с тобой тогда, не было бы в моей жизни ни Гамбурга, ни фрау Терезы, ни кабаре, ни кино, ни сына! А было бы жалкое прозябание в родном захолустье! Но всё это я получила благодаря кому угодно, но только не тебе! И ты не имеешь никакого права рассчитывать на мою помощь хоть в чём-то! Верно сказано в Библии — «Какой мерой меряете, такой вам же и отмереется!»
          Ты не можешь запретить мне увидеть сына!
          Запомни — я всё могу! Но действительно, без тебя у меня не было бы сейчас этого самого моего любимого человека на свете, и только поэтому я скажу ему что ты ищешь с ним встречи! Скажу и не буду ему ничего запрещать! Дальше пускай решает он — это всё что я могу для тебя сделать!
         А я всё равно рад, что у меня есть сын.
         Это твоё дело, больше не ищи встреч со мной — это бесполезно.
         Розмари не знала, что её мать случайно услышала как ей передают вызов на эту встречу и специально привела сына в этот парк. Из кустов они видели и слышали всё происходившее на скамейке и сын потом повторил своему отцу всё сказанное ею, добавив кое что от себя. Больше они отца не видели. Эта встреча странным образом ещё больше их сблизила, и они зажили друг для друга. Постепенно сын вырос в высокого, симпатичного парня, у него появились другие интересы, и духовная связь с ним перешла на новый уровень, но не прекратилась и Розмари гордилась видя каким умным, высоким и красивым стал её сын. Особенно он потряс её тем как принял свою сестру.
         Во время встречи сына с отцом, она, ещё не зная как он на это отреагирует, не находила себе места и это странным образом толкнуло её в объятия мужчины давно её добивавшегося, но получавшего всё время отказ. Ибо она знала характер сына и понимала, что он не примет мужчину рядом с ней. Дорожа любовью сына и вообще-то довольная тем, что есть, Розмари не спешила выйти замуж. Она была молодой, красивой, здоровой женщиной и конечно же не жила монашкой, но ни один мужчина так и не вызвал у неё такой страсти, чтобы она потеряла бы голову. А тут, злясь на внезапно возникшего папашу, она думала.
         Какой наглец! Явился не запылился! На что он надеялся? Что увидев его, я воспылаю к нему великой любовью, всё прощу и он будет жить с нами, в моём доме?! Что я упаду в его объятия?! Да я назло ему ... !»
         И давясь от ярости она бросилась в дом своего давнего друга. Скоро она поняла, что станет матерью во второй раз. Странно, почему-то до этого забеременеть не получалось, хотя она и не предохранялась, а тут вдруг получилось. Сын, узнав об этом, только спросил.
         Ты сделала это ему назло? Рожай, сами ребёнка подымем. Пусть папаша не думает, что он хоть в чём-то незаменим в твоей жизни.
         Это ещё больше сблизило мать и сына, ибо он озвучил её собственные мысли. Через положенное время родилась здоровая девочка названная Ханна-Лора. Жизнь текла по накатанной колее, пока внезапно не свалилась новая беда.
          В третьем рейхе всё искусство, особенно кино, служило одной цели — прославлению вождя и его партии. Стали снимать много фильмов на патриотические темы сильно снизив число музыкальных комедий и между кинодеятелями, занятых в этом жанре возникла острая конкуренция. Она конечно была и раньше, но никогда не достигала такого накала. В ход пошли подлости и интриги, обвинения в неарийском происхождении, враждебности существующему государственному строю, преклонении перед заграницей и много чего ещё. К тому же Розмари поняла насколько безжалостно время. Постоянно вокруг полно актрис не уступающих ей в красоте и таланте, но при этом гораздо моложе её. В борьбе молодости и опыта, если только у тебя нет могущественного покровителя, в кино неизбежно победит молодость. Подходя к зеркалу, она с грустью замечала, всё больше, пока ещё почти не заметных морщинок. Всё больше пудры и румян ей приходилось накладывать на лицо, всё больше времени занимало наложение утреннего макияжа чтобы как прежде выглядеть молодой и красивой. Да и постановщиков танцев стало значительно больше чем нужно. Всё чаще Розмари с грустью думала: «Да девочка, как ни грустно говорить, но наш поезд ушёл!  Надо подыскивать себе новое место, а какое? Куда тебя могут взять в твои 35 лет?»
         Скоро ей стало совсем не до кино. Как один день пролетели 18 лет и сыну пришла пора идти в армию. Казалось ещё вчера он маленький семенил рядом с тобой, радовался когда ты кормила его мороженым и катала на каруселях, а теперь он уже ростом выше тебя и его забирают на войну. Хоть бы раньше или позже, но только не сейчас, не во время войны. О война, будь ты трижды проклята. Не надо мне ни побед, ни жизненного пространства. Мне всего лишь надо, чтобы мой мальчик был рядом со мной, неужели я хочу слишком много?! Польша, Франция, теперь вот Россия, и конца-краю этому не видать! Мальчик, мой мальчик, его же могут там убить! Я мать, я не брошу своего сына, я должна быть рядом с ним. Я должна ему помочь, пока не знаю как, но обязательно помогу.
          Недаром говорят, что сердце матери — вещун. Любящая мать на подсознательном уровне всегда чувствует беду грозящую её детям. Это, вместе с пониманием, что её работа в кино подходит к концу и подтолкнуло её к решению подписать контракт с военным командованием на длительные гастроли в армии.
И вот, сидя в этом жалком ресторане, она рассказывала случайной поклоннице узнавшей её даже теперь.
          Как же я оказалась права! Я нашла своего мальчика выступая в госпитале. Не дай бог кому-нибудь такой встречи. Он чудом уцелел во время отступления от Москвы, но всё же сильно обморозил ноги. Ещё чуть-чуть и была бы гангрена, а потом ампутация. К счастью начальник госпиталя оказался моим большим поклонником и выделил лекарство из своего резерва, предназначенного на самый крайний случай, для офицеров. Теперь его ноги в безопасности, он идёт на поправку, но что дальше? Его даже не отправили в госпиталь в Германии, ранение видите ли не тяжёлое. Я уже была готова заплатить натурой начальнику госпиталя, лишь бы он оставил его у себя санитаром, но сын узнал об этом и категорически запретил мне это делать. Я его понимаю, какой настоящий мужчина согласиться на такую поблажку, но мне-то что теперь делать?! Знать, что скоро мой мальчик вернётся на передовую, обратно в этот ад, под огонь «сталинских органов» и атак этих сумасшедших русских, быть рядом и ничего не мочь сделать?! Тебе-то хорошо, у тебя нет детей, а мне что делать?! Я же с ума сойду! Проклятая судьба, проклятая Россия, проклятые русские! Что! Что мне делать чтобы спасти самое дорогое что у меня есть?!
         Тебя пожалеть? Перестань причитать, ты же столько раз выпутывалась из самых разных бед.
         А что я могу?
         Пока не знаю. О! Идея! Ты можешь организовать здесь кабаре?
         Здесь?! В этой дыре?! Ты что, с ума сошла?!
         А почему бы нет? Давай ка прогуляемся.
         Скоро они уже стояли у славянского драматического театра. Величественное трёхэтажное здание производило впечатление, но войдя внутрь Розмари горестно присвистнула — в потолке зияла огромная дыра от авиабомбы, пол был разворочен и завален разными обломками припорошенными снегом. Все стёкла выбиты, к тому же многие давно использовали это здание как сортир, и невыносимая вонь проникла во всё вокруг, казалось навсегда стала неотъемной частью этого дома. И из этого можно сделать кабаре? Но Хельга не отставала. Она требовала всё новых и новых подробностей о работе гамбургской «Фемины». Всё ещё не веря в задуманное, только потому, что это были приятные воспоминания и чтобы скорее отвязаться, Розмари отвечала на вопросы Хельги. Они обошли всё здание, Хельга объяснила что и как надо делать и  работа закипела. Нигде не светясь Хельга следила за происходящим и контролировала ситуацию.
         Скоро в городе появились афиши о показе в кинотеатре «шедевра истинной немецкой культуры» (одного из фильмов, где снималась Розмари), а после сеанса будет встреча с великой немецкой актрисой, кинозвездой третьего рейха, прибывшей в тяжёлые для родины годы на форпост борьбы с азиатским варварством, всемерно служить любимого фатерлянду, всячески повышая боеспособность его армии. Встреча прошла на ура. После сеанса Розмари выйдя на сцену, рассказывала разные смешные истории из жизни кино, отвечала на задаваемые вопросы, пела под музыку песни из кинофильмов. Это встреча была совсем не такой, как её выступления с двумя музыкантами. Её долго не хотели отпускать и все получили заряд положительных эмоций. Таких встреч было несколько и когда после одной из них важные офицеры пригласили её на банкет, она как бы между прочим, попросила разрешить устроить культурное учреждение для организации досуга доблестных воинов на постоянной основе. Будучи в хорошем расположении духа от близкого общения с киноактрисой, комендант Славянска приказал выписать ей нужный документ, где кроме всего прочего, был приказ всем учреждениям и должностным лицам оказывать всяческое содействие предъявителю этого письма. Этот документ стал волшебной палочкой. Стоило Розмари войти в любой кабинет, как перед ней сразу все расплывались в улыбках, говорили комплименты и выражали полную готовность помочь прекрасной киноактрисе в надежде на будущие встречи. После, в её хождениях по кабинетам, её постоянно сопровождали несколько офицеров и стоило хоть кому-то начать говорить про местные сложности, как они грозно говорили: «Ты что несёшь, болван?! Не видишь кто перед тобой?!» и сразу решались все проблемы. Скоро у Розмари были все нужные бумаги и работа закипела. В сложных случаях Хельга звонила со своего рабочего места. Стоило ей сказать : «Алло, господин  … (такой-то)? С вами говорят из гестапо! Мы очень удивлены что из-за вас (и так далее)». Эти слова оказывали магическое действие, застопорившееся было дела начинали решаться с невероятной быстротой. Пока ещё никто толком не знал что получится в результате, Розмари, по совету Хельги, официально оформила право ленного владения на здание театра.
          Первым делом пригнанная из гетто сотня евреев вынесла из театра весь мусор и дерьмо. В разбитых домах было найдено несколько целых балок, их привезли на место и системой блоков подняли на крышу. На них настелили новый настил и так заделали дыру в потолке. Благодаря обаянию Розмари и полученным ею бумагам нашлись и стёкла, и штукатурка, и мебель и всё другое необходимое. Через месяц запущенное здание приобрело вполне приличный вид. Было устроенно распоряжение коменданта перенести ресторан для офицеров в более комфортабельное помещение — в бывший театр. И вот в один из дней жители Славянска увидели на столбах и заборах странное объявление.
                Для работы в драматическом театре требуются женщины привлекательной наружности,
         18-35 лет обладающие спортивной подготовкой. Возможно трудоустройство мужчин умеющих
         играть на музыкальных инструментах и женщин до 45 лет привлекательной внешности владеющих
         немецким языком. Достойная оплата и питание гарантируются. Собеседование проводиться в
         здании театра 11-17 часов, кроме 13-14 часов.
          Русские люди уже давно не ждали ничего хорошего от распоряжений новых хозяев. За это время те уже успели показать себя во всей красе. Все их приказы значили новые поборы, грабежи, угрозы убийства. Но уже давно население было поставлено на грань выживания. Каждый новый день начинался с мысли где достать еду, чтобы не умереть с голоду, и топливо, чтобы не замёрзнуть насмерть. Работа, кроме службы врагам, была только расчищать железные и автомобильные дороги от снега. Впервые завоеватели обещали достойную оплату. Повсюду слышались разговоры.
         Чего это они придумали? Неужели театр откроют? Что же это за работа такая?
          Известно какая — под немцев ложиться да ноги раздвигать! Вот, что это за работа!
         А зачем им спортивная подготовка? А мужики-музыканты для чего?
         А затем что у каждой этих Гансов да Фрицев столько будет, что без этой самой подготовки просто сдохнешь! И развлекаться эти сволочам хочется не просто так, а с весельем, шуточками да прибауточками своими фашисткими. Вот так-то!
         Все русские, кроме отпетых предателей, ненавидели захватчиков всей душой желая им всяческого зла. Делать для них хоть что-то — лучше сдохнуть от голода! Немцам приходилось заставлять работать на себя силой. Но за пять месяцев оккупации многие жители были поставлены на грань голодной смерти. Вот почему, несмотря на все слухи, предположения, в здание театра пошли женщины, в конец изголодавшиеся, у которых были дети или маленькие братья и сёстры, и им уже нечего было терять. Бывавшие до войны в этом здании очень удивлялись стоило им войти внутрь. Ещё стучали молотки и топоры но после стужи на улицах и в их нетопленых домах они сразу попадали в тепло, от которого уже давно отвыкли, а откуда-то изнутри доносился сводящий с ума умопомрачительный запах вкусной еды. От всего этого кружилась голова и подкашивались ноги. Когда приходил их черёд, пришедшие попадали внутрь зала, где до войны играли детские спектакли. Театральных кресел уже не было, но по прежнему на сцене стоял рояль за которым сидел какой-то невзрачный человек в потрёпанной одежде. Немногие могли узнать в нём бывшего дирижёра городской филармонии Фишмана. У стен стояло несколько немецких солдат, а одним из столов сидели красивая немка лет 30, офицер комендатуры и переводчик.
          Отбор шёл быстро. У всех вошедших спрашивали имя, фамилию, возраст, домашний адрес — но всё это было формально, главным было, что умеешь делать. Измождённых и недостаточно красивых женщин отсеивали сразу. Показавшиеся достаточно миловидными должны были пройти испытание — показать насколько высоко могут задрать ногу. Многие женщины отказывались это делать сразу — делать ТАКОЕ, для многих русских тогда было противно и омерзительно. Но были и соглашавшиеся, тут сама немка решала, сумеют ли они, пусть и после долгих тренировок танцевать канкан и достаточно ли у них красивые лица. Неспособным задирать ноги, но показавшимся достаточно миловидными, поручали другое задание — донести через весь зал поднос уставленный тарелками и бутылками, не споткнувшись и ничего не разбив. Сложность была в том, что пол ещё был усеян строительным мусором и экзаменуемых неожиданно пугали. Говорившим, что они музыканты предлагали выбрать из натасканных со всего города и сваленных в кучу музыкальных инструментов, любой из них и что-нибудь сыграть. Так набирали в оркестр, и мужчин и женщин. Отобранных отводили в соседнее помещение, где они получали аванс — тарелку супа, и объявляли о приёме на работу, и когда приходить на репетиции.
          Ещё месяц шла подготовка здания и персонала. Под стук молотков, стрекотание швейных машинок  и шуршание кистей для побелки официантки расставляли столы и стулья, учились с милыми улыбками, часами без устали бегать с тяжеленными подносами, заучивали по русски и по немецки необходимые слова: суп, бифштекс, айсбан, сосиски с тушенной капустой, шампанское, токайское, мозельское, мартель, наполеон, кофе, эй ты, чего стоишь, давай пошевеливайся, конечно, слушаюсь, будет исполнено господин офицер, и т.д и т. п. Сначала вразнобой, но постепенно всё слаженней и слаженней звучали разные мелодии и шлягеры. А на сцене 20 девушек и молодых женщин выстроившись в шеренгу одновременно вскидывали ноги выше головы. Находиться в тепле, нормально питаться и иметь возможность выпросить что-то из продуктов или пищевых отходов, считалось достаточным основанием стараться чтобы тебя отсюда не выгнали. Всё это время по городу и воинским частям циркулировали слухи, о том что скоро немецкие офицеры увидят настоящее чудо и будут иметь целое море различных удовольствий, о каких они раньше и не мечтали. И вот этот день наступил. Над главным входом появилась огромная надпись сделанная яркой краской обмазанной фосфором «ФЕМИНА» и с этого момента, для новых хозяев жизнь в оккупированном городе резко переменилась. Нельзя сказать что дело пошло сразу. Однако господа офицеры действительно регулярно получали незабываемые впечатления и удовольствия. Поток посетителей всё увеличивался, всё разнообразнее становилась программа и постепенно всё наладилось.
        Войдя внутрь посетители попадали в холл с гардеробом. Прямо вперёд был проход ведущий в бывший главный зрительный зал, по бокам лестницы на второй и третий этажи. Вместо рядов зрительских кресел в зале были плотно расставлены ресторанные столы и стулья и только перед оркестровой ямой, где сидели невидимые из зала музыканты, было обширное пустое место для танцев. Рядом со сценой была стойка бара возле которой всегда находились официантки, откуда они и отправлялись к подзывающим их посетителям. Там же были и малые грузовые лифты, по которым доставлялись заказы из подвальной кухни.
          С 9 утра и до 7 вечера это был обычный ресторан, каких много. Столы, стулья, красивая посуда, накрахмаленные скатерти, вкусная еда, приятная музыка, услужливые официантки — всё было словно за этим стенами не варварская Россия, а какой-нибудь городок в милой Германии. Но с 7 вечера и до 6 утра обстановка резко менялась. Именно к этому времени собирались офицерские компании. Именно этого ждали все.
           Ровно в 19.00 по берлинскому времени в зале раздавалась бравурная музыка, гас верхний свет, вспыхивали театральные прожекторы и под бурные аплодисменты заполнивших все столики офицеров и их подруг, на сцену выходила хозяйка и главная звезда кабаре несравненная фрау Роза-Мария. Освещённая прожекторами, в шикарном вечернем платье до земли, с голыми руками и плечами, но зато в перчатках до локтей, с изысканной причёской и украшениями она была верхом изящества и элегантности. В лучах света, при малейшем движении,  переливались цветовые оттенки красного бархата платья и перчаток, мех собольего палантина на плечах, сверкали золото и рубины серёжек, перстня, кулона и диадемы. Приятным голосом она пела «Лили Марлен». Эта песня всегда открывала программу. Каждому в зале она напоминала о родном доме, о любимой девушке оставшейся в Германии, о всём приятном и хорошем бывшем в прошлом и тщательно сберегаемом в памяти. Эта была визитная карточка заведения и эта песня всегда нравилась. Для немцев «Лили Марлен» была тем же самым, что «Синий платочек» для русских. Исполняя песню Розмари спускалась в зал и переходила от столика к столику, и многим офицерам казалось, что она обращается к ним лично. После окончания песни, под бурные аплодисменты, хозяйка и главная звезда кабаре садилась присоединялась к какой-нибудь компании. В зале вспыхивали неярким, разноцветным светом настенные люстры-бра, что создавало обстановку домашнего уюта и интимности, и на сцену выбегали танцовщицы в баварских национальных костюмах. Декольте их платьев были гораздо ниже и туже, а подолы гораздо выше считавшихся тогда приличными. Немецкие народные танцы чередовались с народным песнями. Во время их на белой стене, как на экране появлялись цветные фотоснимки-слайды с видами природы Германии. Танцуя девушки каким-то странным образом умудрялись двигаться так, что зрителям то и дело, чем дальше тем больше, открывались ноги значительно выше колен, а шнуровка на груди казалось вот-вот лопнет и всё вывалится наружу. Девки все были ядрёные, кровь с молоком и не было ни одной с размером груди меньше третьего. Одни танцы исполнялись просто под музыку, другие под пение одной из танцорок, причём пев, она не стояла на месте, а двигалась вместе со всеми, и никому из зрителей не могло прийти в голову насколько ей труднее и тяжелее чем другим. Народное творчество продолжалось часа два. Потом объявляли танцы и на площадку перед сценой выходили пары желавшие потанцевать. Через полчаса после танцев был номер двух акробаток. Исполнение трюков чередовалось с жонглированием горевшими факелами и явно вызывающими движениями. Бурные аплодисменты вызывал вертикальный шпагат в конце номера. Затем следовали танец цыганок когда начинали две танцовщицы на сцене, а потом вдруг из-за стола поднималась хозяйка, уже почему-то в цыганском платье и дальше они танцевали вместе. Исполняемые одновременно втроём движения нравились больше чем если бы их исполняла любая танцовщица в одиночку. Лихая музыка, слова песни и страстный танец завораживали и возбуждали. Правда однажды из-за этого едва не произошел скандал. Один пьяный эсэсовец услышав - «Погадай-ка мне цыганка! Расскажи про всё гадалка!» - вскочил с места и вырывая из кобуры пистолет, заорал: «Что?! Цыгане?! Всех цыган, как и евреев надо уничтожить!» Хорошо что другие офицеры его сумели утихомирили и вывели из зала. Но, на всякий случай, в песне везде цыган заменили на испанцев.
         Обязательным был театральный номер. Обыгрывались всем знакомые сюжеты и детские сказки, но все они теперь были с таким подтекстом, что раньше никому не могло прийти в голову. Например «Красная Шапочка».
          На сцене были декорации леса и деревенского дома. Всё действие звучали разные мелодии, то плавные и лиричные, то быстрые и резкие. Розмари играла мать Красной Шапочки. Она появлялась в баварском национальном костюме, подчёркивающем её грудь и открывающем стройные ноги. Ходя по сцене и поглаживая тело она пела о том, как тяжело женщине жить одной и хоть бы кто-нибудь подставил ей сильное мужское плечо. Однако весь её вид показывал, что тоскует она вовсе не по плечу. Появлялись два высоких, мускулистых, обнаженных по пояс блондина. Женщина на мгновение обомлев сразу очень веселела. Подходя то к одному, то к другому, она щупала их мускулы и стоя между ними говорила: «О! Дровосек Отто! (О! Охотник Клаус!) Что же ты давно не заходил. Ты же очень устал, тебе надо отдохнуть». Один из них спрашивал: «И кто, ты хочешь, чтобы у тебя отдохнул?» Несколько раз она переводила взгляд с одного на другого и решительно заявляла «ОБА!» В зрительном зале раздавался смех. Затолкав ухажеров в дверь мать, схватив первое, что попалось ей на глаза звала: «Дочка Красная Шапочка! Красная Шапочка! Где ты?» Появлялась девушка тоже в баварском национальном платье и красной шапочке, вида нимфетки-лолиты. Мать совала ей в руки корзинку и торопливо толкая к выходу со сцены, говорила: «Доченька, срочно отнеси этот пирожок и горшочек масла своей любимой бабушке, живущей за лесом. Да смотри же назад не торопись, она по тебе сильно соскучилась. Посиди с ней, поговори, помоги по хозяйству, и … вообщем там видно будет. Иди, иди скорее». Под общий хохот в зале, актрисы скрывались из виду, а на сцене, где оставалось только изображение деревьев появлялся актёр мужчина во фрачном костюме. Он изображал волка, хотя на это указывало только кепка на голове в виде волчьей головы. Пел он какой он страшный хищник и берегитесь все женщины ибо он всех съест. Всем было понятно что «хищник» и «съест» надо понимать не в гастрономическом смысле. Появлялась Красная Шапочка, их разговор был таким же как и в сказке, слово в слово. Но тут разговаривая волк переходил с места на место и явно оценивал собеседницу в телесном смысле. Потом он махал рукой - «Мала ещё» и заводил речь о бабушке. Узнав, что та давно живёт одна и очень скучает, он говорил сам себе: «Одна в большом доме? Очень скучает? Это интересно». И под смех зрителей направлял девочку по длинной дороге, а сам спешил по короткой. Бабушка оказывалась женщиной лет 45, так же, как и дочь страдающая от женского одиночества. Её песня так же была с совершенно понятным подтекстом, все понимали чего она хочет. Прибегал волк. Он обходил дом и оценивал сколько он стоит, и как он хорошо в нём заживёт, после того как, вне всякого сомнения очарует глупую старуху. Ведь он такой неотразимый хищник. В разговоре с бабулей он заводил речь о том, что готов скрасить одиночество такой милой и неотразимой женщины. Слушая их разговор зрители смеялись, понимая, что эти двое вкладывают в одни и те же слова совершенно разный смысл. Кончался это тем, что бабушка с воплем: «Иди ко мне» набрасывалась на волка. Он в испуге отшатывался от неё и начиналась беготня по сцене, вокруг высокой передвижной ширмы на роликах, на которой был нарисован дом бабушки. Наконец за ней бабуля догоняла его. И начиналось самое главное. Под удары литавр и крики волка: «Ай! Ой! Уй! Йяай!» из-за ширмы вылетали вверх то его ботинки, то его штаны, то халат бабушки. После в зале гас свет и сцена освещалась только прожектором. В его луче за ширмой были отчётливо видны силуэты актёров и все прекрасно понимали чем они там занимаются. Под вопли волка бабушка бросала его на кровать, переворачивала на спину, запрыгивала на него и начинала  на нём скакать. У зрителей от такого зрелища в изумлении лезли глаза на лоб. Тогда ЭТО было действительно невероятное зрелище. Вроде бы придраться не к чему — люди  скрыты за ширмой, но выставление напоказ того, что обычно делают в тайне,  было неслыханным и поразительным, а потом в зале начинался гомерический хохот. Ясно угадываемые телодвижения, сладострастные вопли бабули, крики волка, от всего этого господа офицеры буквально подыхали от смеха. Наконец под особенно громкий удар барабана бабка вздрагивала, замирала и падала без движений. Волк выползал из под неё, и скрипя всеми костями наклонялся над ней и помахав перед её лицом ладонью спрашивал: «Э-э-э! Бабуля, отзовись. Ты что, померла что ли?» Гас прожектор, снова зажигался свет и под зрительский смех, появившийся из-за ширмы растрёпанный и взлохмаченный волк говорил в зрительный зал: «Старая, а туда же! А потом все скажут  что это я её съел!» После он появлялся уже в бабушкиных ночной рубашке, чепце и очках, разворачивал ширму обратной стороной, на которой была нарисована внутренняя обстановка дома и укладывался в кровать под одеяло. Приходила Красная Шапочка. Во время разговора она усаживалась на лежащего волка лицом к лицу. После всё было по тексту сказки, но задавая вопросы, она всё время нагибалась вперёд, чтобы дотянуться, то до ушей, то до очков  и при этом ёрзала на нём. В зале опять начинался хохот, когда все видели, что от этого ёрзанья у волка прямо у неё за спиной поднимается вверх одеяло (это надувался продолговатый детский воздушный шар). Волк при этом изо всех сил сдерживался, отворачивался, руками вцеплялся в кровать, но одеяло оттопыривалось всё выше и выше. Его слова становились всё отрывистее и сбивчивее: «АЙ … это  чтобы лучше … у-у-й .. видеть .. тебя … дитя-я-я … ммм-ооо-ёёё-о-ёёё!». Наконец он набрасывался на неё и снова начиналась беготня по сцене. Под хохот зрителей волк гонялся за девушкой по прежнему с надутым воздушным шаром в штанах. Снова гас свет и все видели что делается за ширмой. Волк старался схватить Красную Шапочку, но она всё время убегала, уворачивалась и проскальзывала у него между ног. Они так и бегали вокруг ширмы и вдруг резко волк останавливался наткнувшись на неожиданную преграду. Свет зажигался и все видели что перед волком стоит мама Красной Шапочки. Растрёпанная, явно наспех одетая, со злым лицом, она, уперев руки в бока начинала идти на него, и он испуганно пятился от неё. «Ой, Клара, как мы давно не виделись … а я уже думал … как поживаешь … как дочь … ведь всё хорошо …. а?» «Ты опять взялся за своё?! Я же тебя предупреждала!», и мать тыкала волка в пах. От этого воздушный шар лопался прямо в штанах. Под барабанную дробь они заходили за ширму и под звуки ударов в литавры, с криками «Ай! Ой! Не надо!», волк подлетал над ширмой и падал обратно. В третий раз он вылетел сбоку от ширмы, но скрытая ею мать с криком «Сюда иди!», затаскивала его обратно. Раздавался последний удар, ширма падала и все видели мать, поставившую одну ногу на неподвижно лежащего волка, к ней подходила дочь, они обнимались, слышались слова диктора «И жили они долго и счастливо» и под аплодисменты зрителей все актёры раскланивались и уходили со сцены.
         Сюжеты были разными. Зрители выпадали из кресел от смеха когда им демонстрировали некоторые истории из книги «Декамерон» написанной ещё в XV веке. Когда наивная праведница приходила к монаху отшельнику, а у него при виде её, надувался в штанах воздушный шар. И между ними происходил такой разговор.
          О святой отец, а что это у вас такое? У меня такой штуки нет.
          О дочь моя — это мой дьявол, причиняющий мне невыносимые страдания.
          О вы такой святой человек и вы так страдаете. Я бы так хотела помочь вам.
          Дочь моя, ты можешь меня спасти. Там где у меня дьявол, у тебя есть ад. И нет более богоугодного дела, чем загнать дьявола в ад. Ты же хочешь послужить богу?
           Конечно да святой отец.
          Под смех зрителей они скрывались за ширмой и в свете прожектора все видели, как они совершали «богоугодное дело». Так же бешеным успехом пользовалась истории про женские монастыри. Но больше всего, зрители любили отрывок из оперетты, когда после долгой разлуки встречаются мужчина и женщина когда-то в прошлом любившие друг друга, но она по настоянию родителей вышла замуж за другого, богатого человека. И вот она, встретив через 20 лет свою первую любовь, так и оставшегося бедняком, воспылала к нему прежнему чувствами и ушла с ним, бросив своего богатого мужа. Пели артисты настоящими оперными голосами и их действительно было приятно слушать. Но главное было не в этом. Всё это время муж прятался и всё слышал. Когда его жена вместе с другим мужчиной уходила со сцены , он выходил вперёд и обращался к зрителям одними и теми же словами, но с разной интонацией.
          Вы слышали? Моя жена меня бросила.
          Моя? Жена? Меня? Бросила?
          Моя жена меня БРОСИЛА!!! Так значит я теперь ХОЛОСТЯ-Я-Я-К-К-К!!!!
         И тут же на сцену выбегали молодые девки и начинали танцевать французский канкан, задирая ноги выше головы и муж танцевал вместе с ними. Офицеры, от хохота падали со стульев. Все понимали смысл этого представления. Ушла, старая дура, ну и скатертью дорога, я теперь без помех буду развлекаться с молодыми девками. В зале стоял гомерический хохот, с некоторыми была настоящая истерика. Слышались крики: «Молодец мужик! Давай зажигай!» И он зажигал. Когда девки выстроившись в ряд и одновременно вскидывали ноги, он встав в центре и тоже повторял их движения. Наконец они с визгом убежали со сцены и он, помахав на прощание рукой зрителям, убежал вслед за ними. Зрители долго не могли успокоиться и, сначала лишь некоторые из них, а потом всё больше и больше, кричали: «Ещё! Ещё! Ещё! ...» Артистам пришлось повторять этот номер три раза. После этого актёр игравший мужа (он же волк, отшельник, пролезший в женский монастырь), стал настоящей звездой. Стоило ему выйти на сцену, даже не успев начать выступление, как раздавались бешеные аплодисменты, его все приглашали в свои компании, он буквально купался в славе и признании зрителей, и имел много самых разных выгод, в том числе и материальных.
         От таких спектаклей, от танцев цыган, чертенят, арабок, канкана и прочего тому подобного у господ офицеров разгорались глаза, сбивалось дыхание, возбуждались кое-какие чувства и желания и они, в зависимости от своего темперамента, кто раньше, кто позже, спешили со своими дамами на второй этаж. Там было всё для того, чтобы клиенты заведения могли удовлетворить и другие свои желания. Театральные ложи-балконы, теперь были переоборудованы в отдельные кабинеты. Там все, кто по разным причинам хотел отдохнуть в тайне, получали такую возможность. Они пили, ели, видели происходящее на сцене, но сами, из общего зала, были не видны. Обычно там совершались тайные сделки, секретные встречи и стоили такие ложи гораздо дороже мест в общем зале. Однако они никогда не пустовали. Почти на всём остальном пространстве на второго этажа были оборудованы спальные номера, снимаемые за отдельную плату, как в скромной гостинице. Там было только самое необходимое: кровать с бельём, стол, 2 стула и вешалки на стене. При желании туда можно было заказать еду и напитки и снять номер хоть до утра, но самое меньшее время было пол часа. Обычно надолго эти комнаты не заказывали. Утолив «основной инстинкт» офицеры спешили вниз, продолжать веселье. Эти номера тоже никогда не пустовали, горничные еле успевали менять бельё и наводить порядок.
         Третий этаж был только для особо важных гостей: генералов, некоторых полковников и очень важных штатских немцев. Сюда можно было попасть только с отдельного входа. Здесь был оборудован роскошный салон, где между выступлениями хозяйка заведения отдыхала вместе с дорогими гостями. Любой из них при желании мог уединиться со своей спутницей в роскошно обставленных покоях. Это были не жалкие комнаты, как на втором этаже. Тут обстановка не уступала богатым отелям, вроде «Адлона» и никто не спрашивал у гостей хотя бы пфенинг. Здесь было жильё Розмари, здесь она договаривалась с нужными людьми и здесь же часто принимались важные решения, от которых зависела судьба очень многих людей.
         А представление на первом этаже не прекращалось ни на минуту. Сменялись номера, песни, танцы и примерно в 3 часа ночи, когда многие зрители, уже утолив и пищевой и половой голод, расслабленные возвращались обратно, начиналась патриотическая часть программы - «еврейские» номера. Вот несколько их примеров.
         В еврейскую семью приходил еврей дед-мороз. Все говорили с еврейским акцентом, были одеты и выглядели так, что зрители не сомневались о ком идёт речь. Со сцены звучали примерно такие диалоги.
          Сердечное вам здравствуйте от всей души.
          Таки здравствуйте и вам, а вы кто?
          Я немножко счастья в чужие дома. Хотелось бы узнать, где мальчик Юзек?
          Мальчик Юзек наряжает ёлку у соседей, ему за это заплатят. А зачем он вам?
          Он должен рассказать мне стихотворение, а я за это должен вручить ему подарок.
          Вы что, хотите сказать, что он должен рассказать стихотворение прежде чем мы увидим подарок?
         Под смех из зала, после таких разговоров появлялся мальчик лет 10 и рассказывал стихотворение.
                Как-то в детский садик, пришел к нам дед-мороз.
                Только ничего детишкам не принёс.
                Выпали подарки. У детишек шок.
                Потому что был ОБРЕЗАННЫЙ мешок.
            Осмысливая вышесказанное хотелось бы знать, кто учит ребёнка таким стихам?
             Ребёнка учит жизнь. Но давайте не будем уходить от темы подарка.
             Да-да, конечно же! Это вам подарок, а это вам моё до свидания.
             Погодите-погодите. Юзек сынок, покажи всем, что тебе принёс этот волшебный дедушка?
             Яблоко.
             И это подарок?
             А что вы хотели?
             Что мы хотели вы знаете, ведь мы отправили вам об этом письмо и у нас есть его копия.
             Ну тут написано: «Милый дедушка, подари мне фотоаппарат».
             Это фотоаппарат?
             Видите ли — этому стихотворению соответствует только яблоко.
             А чего вы хотели за фотоаппарат? Красочный мюзикл с декорациями?
             О нет, красочный мюзикл с декорациями, это четыре яблока плюс шоколадка.
             А что же мы должны были сделать за фотоаппарат?
             Вы должны были внести 125 марок.
             Если бы мы хотели купить фотоаппарат, мы бы сделали это сами. Зачем нам тогда ряженный дед? Мы ждали праздника и чуда.
             А получить в такой праздник вместо фотоаппарата яблоко, разве это не чудо? Кстати вот вам счёт за чудо.
           Ого, вот это счёт. Ну ладно, какая была работа, такая будет и оплата. Мы вам заплатим, но только танцем, это тоже кое что стоит и учтите — все движения запатентованы.
          Под зазвучавшую еврейскую музыку отец с сыном начинали танцевать танец «фрейлихс». Через минуту отец говорил.
          Сейчас мы закрыли ваш счёт, а теперь вы начинаете быть вам должны.
          Ой, я уже ни на что не смотрю, я уже ушел.
          Нет вы слушаете. Юзек — вгоняй дядю в долги.
         Смотря это представление немецкие офицеры буквально умирали от хохота. Так же пользовалось успехом история двух еврейских семей, где почти все актёры изображавшие евреев были загримированы так, что еврейские черты: пейсы, нос с горбинкой и т. д, были уродливо гипертрофированны. Начиналось всё с разговоров двух женщин.
          Сара, ты что, заболела?
          Нет, с чего ты это взяла?
          Так ведь от тебя доктор под утро ушёл.
          Знаешь Фира, если от тебя под утро ушёл офицер, это же не значит что война началась.
          Вот так шло обыгрывание антисемитских анекдотов. Женщины издевались друг над другом и над их семьями. Действительно, получалось, что эти женщины шлюхи, их мужья идиоты, старуха-мать одной из них ( остальные родители уже умерли) выжившая из ума маразматичка, дети дебилы, и непонятно, как у одной родился нормальный сын, а у другой такая же дочь. Неожиданно появлялся немец в чёрной форме СС и обе сначала замолкали, а потом одновременно с возгласом: «О Карл!», бросались к нему. Увидев, что к нему устремилась и соседка замирали, а после хором говорили друг другу: «А ты куда лезешь?» Тут к ним подходили нормальные дети и всем становилось ясно, что рождены они от этого эсэсовца. Поняв это женщины стали драться. Мужья бегали вокруг, пытаясь их разнять: «Ах Сарочка (ах Фирочка), ну зачем же так?» Вцепившиеся друг другу в волосы женщины одновременно оборачивались и хором кричали своим мужьям: «Пошёл вон — кретин!» И тут из инвалидного кресла поднималась старуха мать и говорила, что драться им не зачем, ибо изменять мужьям-евреям — это их семейная традиция. Издавна в этих двух семьях женщины  рожали нормальных, красивых детей только от немецких любовников. Так родились и  эти женщины и их матери и их бабки, вместе с прабабками. При этом старуха выпрямлялась, сбрасывала очки, старомодный чепец и плед, в который была закутана и всем своим видом показывала, что не прочь и сейчас изменить покойному мужу. Во время этого монолога нормальные дети уходили со сцены, а потом появлялись уже в форме гитлерюгнда и союза немецких девушек. Гас свет и только прожектор освещал их стоящих рядом со своим отцом. Стоя так, все трое напоминали один из нацистких плакатов и тут звучало «Дойчланд, дойчланд юбер аллес!»
             После окончания этой песни, сильный голос невидимого певца начинал петь народную песню «Эрика». Прожектор гас, но зато на стене, где раньше показывали виды Германии, теперь показывали кинохронику. На стене возникали Гитлер на трибуне, парады немецких войск, победные марши по дорогам европейским стран, армады немецких самолётов в небе, огромные трофеи, флаги со свастикой на улицах чужих городов. И тут неизменно происходили странные события. К тому времени, посетители кабаре уже наедались вкусной еды, напивались алкогольных напитков, удовлетворяли своё сексуальное желание и чувствовали разную степень расслабленности, опустошённости и умиротворённости. Но услышав «Эрику» в ритме военного марша и увидев показанное на стене, все они, кроме сильно пьяных, снова приходили в большое возбуждение. Это уже было не нестерпимое желание заняться сексом, тщательно разжигаемое показываемым на сцене. Им всем нестерпимо хотелось куда-то бежать, ломать, бить и крушить всё, что попадётся на глаза. То один, то другой, постепенно все зрители, и мужчины и женщины, вскакивали со своих мест, смотря на происходившее на стене, вытягивали руки в нацистком приветствии и начинали тоже орать эту песню. Орущаяся, вырывающаяся из сотен глоток песня, творила настоящие чудеса. Бывшие до этого каждый сам по себе или в отдельных компаниях, ощущали себя частью огромной волны, силы способной снести любую преграду. Каждый понимал, что все, все без исключения в этом зале охвачены одной целью, одним желанием и стремлением — такими же как и он. Все в этом зале были свои, более родные чем жена, отец или мать. От понимания, что все эти люди, если нужно бросятся тебе помогать, придут к тебе на помощь, не бросят в беде, каждый понимал что с ним не может произойти ничего плохого - в какой бы опасности он не оказался. Это рождало ощущения неуязвимости и всемогущества. Каждый ощущал себя господом-богом, казалось захоти, и тебе покорятся даже звёздные миры. Эти чувства пьянили сильнее самого крепкого алкоголя, заставляли испытывать невероятный душевный подъём и наслаждение. В такие моменты все эти немцы, слитно орущие и балдеющие от своего всемогущества и вседозволенности не казались, а именно были огромной и страшной силой, пришедшей сюда всё крушить и всех убивать. Глядя на эти озверевшие морды русские официантки в ужасе прятались по укромным местам, стараясь не попасться им на глаза. Именно сейчас они чувствовали какие страшные враги ворвались в нашу страну 22 июня 1941 года, и что будет если они, не дай бог, победят.
          А песня всё продолжала и продолжала звучать, на стене уже показывался проезд по Берлину группы открытых легковых машин, в одной из которых стоял вытянувший вперёд руку Гитлер. Он проезжал мимо беснующейся толпы на тротуарах и под колёса летели букеты цветов. Дикий рёв вырывался из сотен глоток на экране и такой же рёв звучал в зале кабаре. Казалось все, и тут и там, посходили с ума. Сотни вытянутых рук тянулись к человеку на экране, как когда-то в древности, дикари старались дотянуться до идола-тотема чтобы получить частичку божественной силы, заключённой внутри него. Все в зале понимали, что именно благодаря этому человеку, они сейчас испытывают этот ни с чем не сравнимый кайф, драйф, отпад, балдёж. Наконец наступала точка кульминации, песня заканчивалась, раздавался удар в большой барабан и только что орущие, падали без сил на свои места. Все чувствовали усталость и внутреннее опустошение, с них градом тёк пот, словно они занимались тяжёлой физической работой — столько сил уходило на крики и вопли в течении нескольких минут исполнения «Эрики». Но проходило время и постепенно немцы приходили в себя. Этот крик и ор, были кульминацией, высшей точкой всего приятного происходившего с ними за вечер. Всё бывшее с ними до того, было подготовкой, продвижением к этому. Все испытанные удовольствия: еда и алкоголь, вызывающие сексуальное возбуждение песни и танцы, само половое удовольствие — всё это словно разогревало и разгоняло что-то внутри каждого, и полученное возбуждение и удовольствия приносило невероятную разрядку. Все ощущали ни с чем не сравнимое наслаждение, и теперь тихо переживали его внутри себя, ощущая приятную лёгкую дрожь.
          Если до этого всё происходившее так или иначе поднимало степень возбуждения, то после этого, эстрадные номера способствовали снижению эмоционального накала и помогали общему успокоению. Вплоть до закрытия в 6 утра, снова звучали немецкие народные песни. Зрители успокаивались и теперь им было просто приятно сидеть и слушать. Никто уже не тащил девок на второй этаж, снова официантки без остановки сновали между столиками, зазвенели вилки и бокалы, и постепенно кабаре всё больше и больше напоминало обычный ресторан. Звучала немецкая музыка и наконец в 6 утра на сцене снова появлялись все артисты участвующие в программе и стоя впереди всех хозяйка пела народную песню «Immer wenn ich tanz mit dir”. Эта песня завершала программу, около трети посетителей высиживала всё представление от начала до конца, остальные приходили позже или уходили раньше. Все зрители начинали аплодировать в такт песне. Овации были настолько синхронны и в такт, что всем знакомым с физикой, становилось жутко - не рухнул бы потолок. Наконец под гром аплодисментов Розмари объявляла, что к сожалению представление подошло к концу, она будет рада видеть всех завтра, а пока кабаре закрывается. Посетители расходились, уборщицы принимались наводить порядок и уже через 2 часа здесь снова был обычный ресторан. Проходило день и снова тут гремела музыка, слышались крики и веселье и всё повторялось.
          Каждое утро в кассе «Фемины» оказывалась очень-очень крупная сумма денег. Но самой важной частью кабаре, приносившей самые большие доходы был бывший малый зал, где раньше ставили детские спектакли. Пройдя по неприметному коридору, посетители попадали в довольно большое помещение где всегда царил полумрак. Мягкий свет настенных светильников создавал нужную атмосферу. Тут было не принято говорить громко, тут слышались шлёпанье карт о стол, стук бильярдных шаров и негромкие голоса: «Делайте вашу игру господа! Ставок больше нет! Выиграл ( и дальше звучало название цифры или цвета)». Тут было казино. Господа офицеры могли здесь сыграть на деньги в карты, бильярд, крэш или рулетку. Выкладывать свои деньги тут было не принято, для этого надо было купить фишки. Стоили они не дорого - всего лишь 25 пфенингов, но всю ночь в кассе слышался шелест купюр и звон монет. Были зашедшие сюда не надолго, были завсегдатаи, были похожие на наркоманов. В большом зале, во многих местах в городе, подставные люди Розмари рассказывали всем, как они в казино сказочно разбогатели. Днём хозяйка учила крупье.
         Запомните — нельзя обдирать клиентов как липку. Напоследок надо дать выиграть, но только тем, кто уже просадил изрядную сумму денег. Тогда он обязательно ещё придёт попытать сюда счастья. И надо внимательно следить кто к нам пришёл, если он занимает влиятельную должность, обыгрывать его надо лишь изредка.
         Всё-таки Розмари оказалась хорошим психологом и знатоком человеческой натуры. Вокруг «Фемины» стало кормиться множество офицеров. Многие интенданты быстро смекнули какие выгоды им принесёт сотрудничество с ней. Компаньонки оценили насколько верны русские поговорки «Один с сошкой - семеро с ложкой», «Главное не как добыть, а как делиться». В конце каждого месяца Розмари готовила пухлые конверты с купюрами не маленького номинала. Коменданту города и его заместителям, начальнику СД, некоторым абверовцам, интендантам, начальникам различных служб и отделов в них и много кому ещё в зависимости от занимаемой должности и благодаря ей возможности помочь или навредить. Получалось, что из всех доходов Розмари и Хельге достаётся только треть, однако оно того стоило. Благодаря хорошим отношениям с интендантами множество продуктов и напитков, вместо армейских складов и офицерских столовых попадало в подвал «Фемины». Компаньоны Розмари цинично утверждали, что в конце концов какая разница где офицеры съедят и выпьют эти продукты и напитки, (разница была в том, что теперь рискующие жизнью получали всё это за свои деньги). В том, чтобы «Фемина» бесперебойно работала оказались заинтересованы многие влиятельные офицеры в Славянске. Когда однажды в кабаре кончился коньяк, его уже на следующий день доставили из Германии транспортные самолёты. В «Фемине» всегда было шикарное меню, изысканные напитки, исчезнувшие из многих знаменитых ресторанов Германии и Европы и эстрадная программа номера из которой поражали воображение всех их увидевших. Офицеры частей расположенных недалеко от Славянска, при первой же возможности стремились сюда. Все офицеры понимали насколько война в России отличается от войны в Европе и насколько легко здесь погибнуть. Так зачем же копить и экономить деньги если уже завтра ты можешь попасть под пулю русского снайпера, под огонь страшных «сталинских органов», быть сбитым в воздушном бою, взорванным партизанами или погибнуть как-нибудь по другому от этих непонятных русских, совершенно не ценящих собственную жизнь. Торопись скорее получить удовольствия и наслаждения, завтра может быть уже поздно. Вот почему каждую ночь, до самого утра, без всяких выходных в «Фемине» звучали музыка, песни и хохот офицеров. Получение награды, звания, выдачи жалованья, благополучное окончание рабочей недели и его плавного перехода в выходные — всё требовалось обмыть и торжественно отметить. Деньги быстро перемещались из офицерских бумажников в хранилище кабаре, и даже после раздачи всех взяток и подношений разным нужным людям у Розмари оставалась немалая сумма. Деньги она гребла лопатами, мешками и чемоданами. Регулярно финансовая служба группы армии «Центр» посылала в рейхсбанк подтверждение, что приняла от фрау Розмари Крейзер энное количество марок (ими потом платили жалованье офицерам) и рейхсбанк заносил эту сумму на личный счёт Розмари. Уже давно она заключила договор, что эти деньги (за вычетом оплаты услуг), тут же переводят на её счёт в "Банке Международных Расчётов" имеющим филиалы в самых разных странах. А уже тот банк был обязан переводить эти деньги из берлинского филиала в цюрихский, и сразу обменивать по курсу на швейцарские франки. Это избавило Розмари от нужды везти чемоданы с деньгами в Берлин. Вот так она и богатела с каждым днём, а вместе с ней богатели её компаньоны и Хельга.
           Жизнь Розмари сделалась такой, что она раньше и мечтать не смела. Каждый день она видела сотни восхищённых взглядов устремлённых на неё. Она делала что хотела, ела самые изысканные кушанья, пила самые вкусные напитки, носила роскошные наряды и украшения, каждый день, не напрягаясь получала большие деньги. Наладилась даже личная жизнь, в конце концов она нормальная, здоровая женщина и всё-таки уступила ухаживаниям одного из своих поклонников. Он оказался хорош во всём ибо был первым заместителем коменданта города, имел обширные связи в Берлине, мог одним телефонным звонком решить  многие вопросы, и, во всех смыслах, знал как доставить удовольствие женщине. Поняв, что она его дама, все остальные офицеры в своих ухаживаниях не нарушали нормы приличия. Благодаря ему Розмари смогла устроить то, о чём она думала с непередаваемым ужасом - судьбу сына.
         В один из дней в «Фемине» произошло невероятное - туда ворвался солдат. В германской армии ни один из них не посмел бы войти в место отдыха офицеров, настолько чинопочитание там было развито и вбито всем в мозги. Поэтому увидев солдата, да ещё громко требовавшего не кого-нибудь, а саму хозяйку заведения, перед которой раскланивались полковники и генералы, все остолбенели. Никогда не смолкали здесь музыка и песни, а тут наступила гробовая тишина. Этот солдат точно самоубийца! Но еще большее изумление охватило всех, когда она, вместо того, чтобы потребовать вышвырнуть наглеца, встала из-за стола, где она сидела в одной из компаний, и между ними произошел разговор, от которого все буквально впали в ступор.
         Герман, что тебе надо?
         Мама, сколько раз я просил тебя не вмешиваться в мою жизнь?! Мой перевод твоих рук дело?!
         Ну а чьих же ещё? Что я за мать, если не буду заботиться о своём сыне?
         Да когда же ты наконец поймёшь, что из-за твоей заботы, я так никогда не стану взрослым, никогда не научусь сам решать свои проблемы?! Другие возвращается в окопы, а я поеду в Германию?! Как я буду смотреть им в глаза?!
          Прямо смотри! Если их родители не смогли позаботиться о своих детях, то пусть пеняют на себя! А я могу и буду, ты мой единственный сын, и мне плевать, что об этом кто-то, где-то, когда-то подумает. Своё мнение они могут засунуть себе в задницу!
          Пойми мама, из-за такой заботы я никогда не стану самостоятельным человеком. Это всё равно, что не давать ребёнку учиться ходить, вдруг упадёт, ушибётся, ему же будет больно, пусть лучше всё время лежит. Вот что получиться!
          А я тебя не на продовольственный склад устроила, и не писарем в штаб. Ты больше учился, больше знаешь и умеешь, чем многие другие и использовать тебя как обычного солдата — всё равно что забивать гвозди микроскопом! За то время что ты будешь в офицерском училище зенитной артиллерии, война не кончится! И ты не останешься в каком-нибудь тёпленьком местечке в Германии, а вернёшься сюда, на восточный фронт — это моё непременное условие! Русские сбрасывают с неба не подарки к рождеству! Это ты хоть понимаешь?!
           И опять быть поближе к тебе?!
           Если тебе так хочется, можешь попросится в самую поганую дыру, я ничего больше не буду делать.
           Так я тебе и поверил!
         Солдат ушёл. Всё это время в зале царила гробовая тишина. Все были поражены — у этой молодой и красивой женщины, выглядевшей самое большее лет на 32-33, оказывается уже такой взрослый сын?! А они-то мечтали затащить её в постель. Сколько же ей лет? Невероятно! Немыслимо! Розмари огляделась вокруг и сказала.
          Господа, прошу меня извинить, но сегодня я не могу выступать. Продолжайте отдыхать, оркестр — музыку!
         И она скрылась в глубине здания. Дни летели за днями, жизнь катилась по накатанной колее. Благодаря своим доходам Розмари могла постоянно увеличивать «зарплату в конверте» нужным людям, жалованье артистам и персоналу. Все были довольны своим положением и больше всего боялись лишиться такого доходного места. Слава о супер-кабаре разносилась всё дальше. Офицеры уезжавшие в отпуск или к новому месту службы рассказывали о том как весело и прибыльно проводили там время. Их рассказы какое бешеное веселье постоянно царит там, какие удовольствия можно там получить, какие бешеные гонорары получают артисты и персонал вызвали невероятный ажиотаж. Теперь многие не хотели уезжать отсюда даже в отпуск, а многие немцы из мест расположенных гораздо западнее стремились хотя бы раз попасть сюда. Росло число посетителей, росли и доходы хозяйки заведения. В «Фемину» зачастили артисты из Германии и других европейских стран. Хельга и Розмари этому удивлялись, но программа в их кабаре постоянно обновлялась. Появлялись и очень знаменитые актёры, певцы и музыканты. Казалось бы, они-то что тут забыли? Почему они променяли шикарные Берлин, Вену, Будапешт на Славянск? Мужчина-звезда их представлений, сильно выпив и пытаясь подкатить к Розмари объяснил им и это.
          Начавшаяся в июне 1941 года война с Россией вызвала оживление кинематографической и театральной жизни нацисткой Германии. На сценах разыгрывали лучшие спектакли немецких классиков, реже зарубежных, ставили мелодрамы, на киностудиях снимались сентиментальные фильмы о любви нежных фрейлен к фронтовым героям, к ним добавлялись весёлые музыкальные комедии и исторические фильмы где воинственные курфюрстры, кайзеры и короли захватывали близлежащие земли. Немецкий народ жаждал хлеба и зрелищ, новых сценических и экранных иллюзий. Становился в очереди к кассам и пил пиво.
          Война?! Это где-то там, далеко на востоке. Мы уже завоевали всю Европу. Наш фюрер знает, что делает. Теперь нам нужна нефть и пшеница. И жизненное пространство. И даровая рабочая сила, чтобы работать на этом пространстве. Газеты и радио каждый день сообщали о безостановочном движении германской армии на восток. Еженедельный киножурнал «Ди дойче вохеншау» показывал разбомбленные русские города, горящие деревни, тысячи оборванных русских пленных, как скот, гонимых на запад. Падение советской России было предопределено и неизбежно. Уже в бинокли были видны башни кремля, а Геббельс обещал, что на красной площади  в праздник русской революции состоится победный парад германских войск, а в железных клетках будут сидеть большевистские вожди: Сталин, Молотов, Калинин, Ворошилов и другие.
           И в друг произошло непонятое. Победоносные германские войска, вместо того чтобы взять Москву и с победой закончить войну, вдруг были отброшены прочь! Десятки тысяч убитых и замёрзших,  разбитая техника. Такого еще не было никогда! Блицкриг не удался, весёлая прогулка кончилась, мои дорогие дамы и господа! Война стала затяжной и чем она кончится - не известно.
            Мне - знаменитому, профессиональному, двадцатипятилетнему актёру театра Франкфурта на Майне, Эриху фон Риделю во всех спектаклях предоставляли ведущие роли. Я еще и музыкант, прекрасно играю на рояле, гитаре, аккордеоне. Когда я выходил на сцену мной нельзя было не залюбоваться — истинный ариец, высокий блондин с голубыми глазами и голливудской улыбкой. Девушки рукоплескали, кидали на сцену, к моим ногам цветы и мечтали, чтобы я обратил на них внимание. Я и обращал, нельзя же разочаровывать таких милых фрейлен. Причем всех сразу! От призыва в армию в 1939 году, руководство театра выхлопотало мне отсрочку. Пока война была быстрой и победной, беспокоится было нечего. Но теперь всё пошло по другому.
            Вермархту срочно потребовалось пополнение. Тысячи повесток разлетелись по немецким адресам. Тех, кто отказывался являться в казармы ждало серьёзное наказание. В народе поползли слухи, что в некоторых тюрьмах заработала гильотина! Ясно - вторую отсрочку мне не дадут.
            Но ведь публика жаждет моих выступлений. Едва появляются афиши с изображением Эриха фон Риделя, как в кассу выстраиваются очереди. По приглашению разных антрепренеров я успешно играл на сценах театров Берлина, Дрездена, Вены. Активно снимался в кино. Нет-нет, мне нельзя на фронт! Мне нет замены! Я не гожусь для военных действий. Я актёр, я музыкант, я нужен публике. Сам Геббельс говорил о высоком предназначении нового немецкого искусства, национальные идеи которого должны должны воплощать молодые люди на своих местах. Моё место — театральная сцена и киносъёмочная площадка. У меня впереди новые творческие планы, мне уготована великая судьба …
            А как объяснить всё это какому-нибудь военкому, у которого есть спущенный сверху план, сколько молодых, здоровых людей он должен отправить в казармы. Здоров? Винтовку в руки и марш в Россию! Надо что-то делать, надо что-то делать и быстро! Но что?! И тут в отпуск приехал друг детства, офицер лётчик, чей аэродром расположен недалеко от Славянска. Он и рассказал, о том, как весело отдыхают немецкие офицеры в милом местечке под названием «Фемина». Чтобы хорошо воевать, господа офицеры должны хорошо отдыхать. Мой долг — помочь им в этом, ведь так я буду повышать боеспособность нашей армии и приносить пользу Германии. Набралась целая труппа - 2 мужчины и 17 женщин. Ну артистки обслуживают храбрых воинов по полной программе. Но и я в накладе не остался. Кроме всего прочего я неплохо играю в карты и у нас уже сложилась неплохая компания, с двумя  интендантами и офицером комендатуры. Благодаря кое-каким приёмам мы обыгрываем фронтовых и приезших офицеров в карты. Не до конца, кое что мы им оставляем, последний кон даём выиграть, но общий денежный счет всегда в нашу пользу. В Германии ищут, кого бы еще отправить в Россию, а я уже в России! И у меня контракт с армией, который очень трудно отменить! Время от времени я, в составе концертной труппы, гастролирую по боевым частям (когда они отведены с передовой на отдых). Я могу попасть под бомбёжку или нападение партизан. Так, что я тоже рискую жизнью. Правда тут зрителям не до высоких материй, они желают отдохнуть, сбросить напряжение, а не загружать голову всякими проблемами. Вот и приходится играть вместо трагедий Шекспира новую версию «Красной шапочки» или «Декамерон» Баккачио - про женские монастыри и про то, как загоняют дьявола в ад. Но оно того стоит! Время от времени я езжу в Германию, передаю родным моих друзей посылки, которые лучше не отправлять обычной почтой. Я нужен и полезен многим очень влиятельным людям, как здесь, так и в Германии. Так что за своё будущее я спокоен.
            Чтобы сбросить напряжение и отдохнуть по полной программе, немецкие офицеры требовали не только «хлеба и зрелищ». Им требовались женщины. Вот с этим-то и было поначалу труднее всего. Русские женщины, даже согласившиеся работать на врагов, обладали «странными предрассудками» вроде чистоты отношений и супружеской верности. Они почему-то считали, что интимные отношения допустимы только между мужем и женой, в крайнем случае между женихом и невестой. Лишь немногие из них соглашались «отнести в номер бутылку конька». То одна, то другая официантка, даже из наиболее «раскованных» и «проникшихся европейскими ценностями», только что согласившаяся «выполнить индивидуальный заказ», под общий смех, вдруг выбегала в переполненный зал в одних трусиках и лифчике, а за ней гнался пьяный офицер без мундира с пистолетом в руке, и орал бешеным голосом: «Всё равно будешь делать что я сказал русская свинья!» Хотя кто тут свинья был ещё очень большой вопрос. Дошло до того, что одна из русских танцовщиц, до этого много раз полуголой отплясывающей канкан, в номере на втором этаже убила пьяного майора битой "розочкой". Крови было как на бойне! Дело замяли, но Розмари поняла что русских девушек до этой части работы допускать нельзя.
           Однако постепенно и эта проблема решилась. Соблазнённые слухами о том какие бешеные деньги, крутятся каждую ночь в «Фемине» и сколько там готовы платить за удовольствия немецкие офицеры, в Славянск устремились искательницы лёгких денег. В кабаре зазвучала литовская, латышская, эстонская, венгерская, румынская, датская, фламандская, валлонская, итальянская, греческая, французская и даже шведская и испанская речь.  Даже не принятые на работу или быстро уволенные Розмари не уезжали. Постепенно иностранки вытеснили почти всех русских с должностей артисток и официанток ночной смены. Впрочем они, кроме совсем уж отпетых на которых уже совсем пробы негде было ставить, были готовы на любую, даже самую чёрную работу, лишь бы не скакать бесстыдно по сцене и не идти на второй этаж. Со временем у этих женщин тоже образовались ранги и группы, выше или ниже по положению, в обществе, от чего зависели их образ жизни и заработки.
            Отдельной группой были армейские связистки, телефонистки, штабные секретарши, медсёстры и прочие женщины имеющие определённые обязанности в немецкой армии. В «Фемине» они появлялись всегда в составе больших компаний сослуживцев, могли менять «партнёров» внутри них, но с другими общались редко.  Все называли их «Блиц Медель» (Молниеносные девушки), то ли от того, что у многих из них были на рукавах эмблемы войск связи, то ли от того, что они почти с быстротой молнии прыгали в мужские постели, на заморачиваясь вопросами дальнейшей женитьбы. Они были надёжно «застолблены» сослуживцами и надеяться что им что-нибудь от них перепадёт, другим офицерам не стоило.
           На самом верху женской «пирамиды» находились самые красивые и шикарные женщины, умеющие красиво себя подать, обладающие изысканностью, шармом, женской тайной и обаянием. Они всегда шикарно одевались, знали как вести себя в обществе, угадывали малейшие изменения в настроении мужчин и всегда угадывали что именно от них хотят в данный момент. Это были постоянные подруги генералов и прочих завсегдатаев третьего этажа. На их встречах всё было так, словно богатые и уважаемые люди пришли в гости к таким же богатым и уважаемым людям. Эти женщины были выбраны своими «кавалерами» раз и на всегда. Им даже в голову не могло прийти, закрутить роман с кем-то другим. Если их «партнёры» были заняты по службе, они могли позволить себе сидеть дома, терпеливо ожидая нового приезда своих мужчин, настолько большими были их заработки, а подаренные им наряды и украшения были бы к месту даже в Версальском или Букингемском дворце. Они всегда в буквальном смысле смотрели сверху вниз на остальных женщин в «Фемине», им все завидовали и мечтали попасть в их число, что для всех остальных женщин было почти невозможно.
          Следующими в женской иерархии были «жёны» каких-либо офицеров, чаще всего в чине от капитана до полковника. Они действительно выглядели словно добропорядочные жёны своих спутников и со стороны казалось, что это так и есть. Если «партнёра» не отпускали служебные дела, они могли принять предложение посидеть в весёлой компании, но никогда не поднимались на второй этаж с кем-то другим. Однако если их «муж» погибал, получал тяжёлое ранение, переводился на новое место службы или уезжал в отпуск, они недолго оставались в одиночестве и быстро становились «жёнами», новых «мужей». Эти женщины могли выбирать себе мужчин, и как правило давали отпор тем, кто им не нравился.
         Ещё ниже были «временные» подруги офицеров. Приходили они сами и попасть внутрь кабаре могли только предъявив швейцару талоны на вход зелёного цвета, похожие на билеты в кино. Их выдавали в санитарной службе вермархта и они удостоверяли, что женщина не больна венерическими болезнями. Чтобы получить их нужно было обладать не только отменным здоровьем но и возможностью заплатить за каждый из них 20 марок или натурой. Сложность была в том, что каждый талон был действителен только одну ночь и чтобы получить следующий надо было проходить всё заново. Должность начальника врачебной комиссии была очень выгодной и за это место тоже шла постоянная борьба. Эти подруги обычно занимали один столик на 4-5 женщин. К ним быстро подходили офицеры со словами: «Разрешите пригласить вас на танец?!» или «Позвольте пригласить вас в нашу компанию» и дальше надо было только не зевать. Такие «подруги» не  стеснялись налегать на еду и питьё, и не раз за ночь поднимались на второй этаж с самыми разными мужчинами.
          В самом низу находились «подруги на один раз». У этих был самый невзрачный вид, самые бедные платья, самые дешёвые косметика и украшения, и самые маленькие заработки. Даже денег на талон у них не было и они могли попасть внутрь только вместе с мужчиной. Одиноким женщинам, кроме «жён» без талона  вход в «Фемину» был запрещён. Весь вечер они толкались у кабаре, делая вид, что просто гуляют, в надежде, что их заметят и пригласят. Тем кому везло, действительно удавалось попасть внутрь. Другим же приходилось ждать, когда наружу выйдет какой-нибудь посетитель и захочет «продолжения банкета» в другом месте.
          Все женщины стремились попасть в более высшую категорию и изо всех сил старались не скатиться вниз. По негласным правилам, возникшим как бы сами-собой, офицер в «Фемине» не должен был быть жмотом, вот почему каждая женщина стремилась попасть в «Фемину» ибо за одну ночь там, любая, даже самая невзрачная, получала столько денег, сколько в любом другом месте, не заработала бы и за месяц.
          Постепенно все здания вокруг «Фемины» становились так или иначе связанными с ней. Женщинам «обслуживающим» офицеров надо было где-то жить. Евреи из гетто один за другим ремонтировали дома или строили новые из обломков, вокруг кабаре. В них жили офицерские «жёны» и «подруги», в них же они часто принимали клиентов, если все номера на втором этаже «очага культуры» были заняты, а офицеры слишком возбудились. Хотя над дверями этих гостиниц не было красных фонарей, но они бы были вполне уместны. Женщинам надо было поддерживать товарный вид и поэтому словно сами собой возникли разные магазины, мастерские, ателье, салоны и парикмахерские.
            Если бы сюда приехал Гитлер, он бы остался очень доволен увиденным. В центре старинного русского города уже было невозможно услышать русский язык. В данном случае без виселиц и расстрелов его вытеснили на окраины. На центральных улицах Славянска звучала какая угодно речь, но только не русская. Даже жители города, попав в эту его часть, старались не говорить на родном языке. Они не узнавали свой город даже внешне. Строя новые или чиня годные к восстановлению дома, евреи были обязаны придавать им вид жилья в Германии, так немцам было приятнее. Русские не узнавали знакомых улиц. Вокруг были чужая речь, чужая архитектура, чужая одежда, чужие взгляды, чужие отношения между людьми - словно их занесло куда-то за границу, где их даже не считали за людей. Без нужды русские люди старались там не появляться. И дело было даже не в том, что в любую минуту с ними могли безнаказанно поступить по скотски. Вернее дело было не только в этом.
           Подобно раковой клетке, дающей вокруг себя метастазы и делающей здоровые клетки такой же больной как она сама, «Фемина» распространяла вокруг себя духовную заразу, хотя конечно же эта цель перед ней не ставилось. Семейные ценности, дружба, любовь, уважение к женщине — всё это опошлялось и осмеивалось. Это нигде прямо не говорилось, но словно само собой внушалось всем тут происходившим — хочешь заработать много денег, хочешь получить много удовольствий, тогда забудь о чести, совести и морали. Животные инстинкты, грубость и хамство, скотство и разврат - всё что нормальные люди стыдятся и скрывают, здесь выставлялось напоказ и объявлялось не просто допустимым, а достойным подражания. Вместе с массовыми убийствами и рабской участью новые хозяева несли в Россию ещё и духовную гниль. Русских людей собирались довести до уровня двуногих скотов, жаждущих только набить брюхо и удовлетворить сексуальные инстинкты, ведь двуногая скотина никогда не станет бойцом. Вокруг кабаре опустели все дома ибо по ночам немецкие офицеры, до которых в «Фемине» очередь так и не дошла, рыскали по улицам, врывались в дома, и горе было тем женщинам, кого они находили. Да —  это кабаре  действительно была культурным учреждением! Культура — это то, что отличает человека от животного. Если она приближает его к состоянию обезьяны, то это такой же наркотик, как героин или кокаин. Какой народ, такая и культура, и страшно представить, что было бы со всеми нами, в кого бы превратились мы все, если бы такие «Фемины» появились во всех наших городах.
         Но к счастью уже поднималась с востока на запад гневная, могучая волна вышвырнувшая прочь всех этих гауляйтеров, зондерфюреров, оберстов, бургомистров, старост, полицаев —  все эти и другие составные части нового порядка, который они хотели на века установить на нашей земле. Вместе с ними были вышвырнуты и все их кабаре вроде «Фемины» - эти столпы и рассадники «новой культуры» что они хотели привить всем нам. И в этом тоже заслуга наших ветеранов. Помимо прочего они спасли нас и от этой заразы.
          А какова же судьба Розмари Крейзер, женщины вообще-то не злой и не глупой, но объективно насаждавшей и распространявшей вокруг себя духовную гниль? Она была честной и никогда не забывала о своей компаньонке, подавшая идею, обеспечившую богатую жизнь, и помогшей её осуществить — этой девушке со странным взглядом Хельге Функ. Даже когда её перевели служить из Славянска, Розмари продолжала регулярно переводить её долю на её банковский счёт в Швейцарии. Продолжала пока сама оставалась хозяйкой «Фемины».
           Сражение на Курской дуге изменило судьбы многих немецких офицеров, даже бывших за сотни километров от неё. Многим из них пришлось сменить уютные тыловые места на окопы, многим пришлось отбыть к новому месту службы. Среди них был и главный заместитель коменданта Славянска, главный компаньон и любовник Розмари. Лишившись такого защитника и покровителя она сразу стала лишней в распределении бешеных доходов кабаре, и её компаньоны, всегда до этого ей мило улыбавшиеся, решили что «Фемина» будет прекрасно функционировать и без неё, и набросились на неё, как стая волков. Просто и без обиняков ей объяснили, что если она в течении недели, с соблюдением всех формальностей, не передаст право собственности на «Фемину», то её сын будет переведён служить из Славянска в самое гиблое и опасное место на фронте. Оценив это предложение от которого она не могла отказаться Розмари быстро подписала все бумаги и, выторговав себе только перевод сына из России в Италию (хотя хотела во Францию), забрав родившуюся уже здесь дочь Анну-Марию отбыла прочь.
           Вернувшись в Германию она поняла что ловить ей здесь нечего. Она уже привыкла к ежедневному восхищению сотен глаз, влиятельному положению в обществе и большим доходам, а тут уже всё было давно разделено и поделено. К тому же на города Германии дождём сыпались английские и американские бомбы и многим немцам было не до развлечений. Поняв, что на родине её ждёт только жалкое прозябание, она решила, прихватив с собой мать и дочерей, пока оправиться вслед за сыном, что опять-таки делает честь её уму и интуиции. Пригляжу пока за сыном, а там видно будет.
     Она появилась в Италии в ноябре 43 года. К тому времени западные союзники СССР высадились в Италии и наступали на север этой страны. Связанный русским фронтом Гитлер не мог выделить против них больших сил и они, медленно но верно выдавливали немцев отсюда прочь. Однако у горной гряды, на которой находилось старинное аббатство Монте-Кассино, немцы смогли остановить их. 4 месяца англичане и американцы штурмовали это место, но так и не смогли продвинуться вперёд ни на метр. Розмари быстро смекнула что к чему и используя свой русский опыт, славу актрисы, красоту, обаяние и всё что нажито честным трудом, быстро нашла себе нового покровителя, на этот раз начальника всего тылового снабжения немецких войск и богатых компаньонов. Так в Риме возникла новая "Фемина". Снова Розмари купалась в славе и обожании, и снова на её швейцарский счёт потекли сотни тысяч марок.
    Продолжалось это пол года, пока наконец 19 мая 1944 года союзники наконец-то взяли Монте-Кассино и стали продвигаться на север, пока не уткнулись в "Готскую линию" - цепь укреплений примерно на границе между северной и центральной Италией. Там они и простояли всю войну, хотя имели все возможности разбить немцев и наступать дальше.
     Причин этому было две. Первая была в том, что уже через месяц после освобождения Рима союзники открыли второй фронт и начали освобождение Франции. Все понимали что этот путь в Германию гораздо легче и короче чем из Италии. Все боевые части потребовались там, а здесь оставили солдат по принципу - на тебе боже, что нам не гоже. 
     О второй причине знали не многие, а те кто знали, предпочитали об этом помалкивать. Ещё задолго до второй мировой войны многие американские и английские крупные промышленники владели разными частями доходов многих выгодных предприятий Германии, но так же и немало немецких магнатов имели свою долю от многих фабрик и заводов расположенных в Англии и США. Поток денег из Германии за океан и обратно с каждым годом только увеличивался и даже во время войны не прекратился ни на минуту, когда обе стороны, забыв о патриотизме, набивали сейфы деньгами, хотя прекрасно знали что продукция этих заводов убивает их же солдат. А шёл этот поток через швейцарские международные банки, вот почему промышленники Германии, что спонсировали Гитлера и превели его к власти, когда он был на вершине военного успеха, отговорили его от захвата Швейцарии и он согласился, считая, что никуда она от него не денется. Однако теперь все понимали, что стоит войскам союзников только приблизится к ней, как он сразу её захватит и тогда денежный поток прервётся. А попробуй выбить оттуда его войска через Альпы. Вот почему здесь перед немцами появились даже бразильцы.
    Всего этого Розмари конечно же не знала, но такое положение вещей было ей очень выгодно. Скоро в Турине, Милане, Брешии, Вероне, Падуе, Венеции и Триесте открылись такие же кабаре, как и в Славянске. Но самое главное из них находилось в Болонье ибо она находилась ближе всех к фронту. Понимая, что война уже проиграна, что за всё что натворили придётся отвечать и не надеясь на пощаду, немцы и их местные прихлебатели вели себя как перед концом света. Гуляй рванина, к чёрту всё раз скоро будешь гнить в земле. Поэтому никто не жалел денег, каждый стремился урвать напоследок побольше удовольствий и наслаждений. В диком распутстве и разврате они старались хотя бы на время заглушить страх и ужас сводящие их с ума. По прежнему Розмари получала только треть от доходов, и по прежнему переводила свои деньги в Швейцарию. До последних дней существования гитлеровской Германии, в некоторых швейцарских банках (хоть и по очень низкому курсу), обменивали её марки на свои франки. Конец войны Розмари встретила в Швейцарии вместе со всеми своими родными. На её банковских счетах уже лежали миллионы, весь остаток жизни она могла ничего не делать, но остановиться она уже не могла.
         «Вие вактис — горе побеждённым». Вся Германия лежала в развалинах, миллионы немцев погибли, стали нищими и инвалидами, рылись в обломках, голодали и умирали, а среди руин, горя и страданий шёл пир во время чумы.  Во многих немецких городах голодные и обездоленные немцы отремонтировали или построили из обломков новые здания и по ночам там горели яркие огни, слышались музыка, непристойные крики и смех. Вся разница была только в том, что там говорили по английски,  а на сцене бесстыдно задирали ноги немки. Немецкие мужчины рыскали повсюду стараясь прокормить свои семьи, женщины продавали себя чтобы их дети не умерли с голоду, дети забыли вкус мяса и молока. За банку тушенки или пачку сигарет западные союзники получали уникальные, антикварные вещи стоимостью тысячи долларов. Розмари продолжала получать сотни тысяч, только теперь не марок, а долларов и фунтов. Тонны продуктов, вещей и горючего западных союзников уплывали на чёрный рынок и она обеспечивала многие сделки сводя друг с другом их участников. Со всего творившегося вокруг неё и обещавшего немалые выгоды, Розмари имела «долю малую». К моменту возникновения ФРГ она владела многими участками земли, общей площадью сотни тысяч километров на которых потом построили фабрики, заводы, магазины, гостиницы, доходные дома и многое другое после приносившее ей большие доходы. Со всего этого она получала только арендную плату. Небольшую, всего 10% прибыли, но с КАЖДОГО места и КАЖДЫЙ месяц. Она сумела стать компаньонкой многих западногерманских промышленников когда они сразу после войны испытывали большие трудности или ещё только начинали своё восхождение к богатству. Уже в середине 50х годов она владела на паях виноградниками во Франции, Испании и Италии, плантациями кофе в Бразилии и каучука в Индонезии, алмазными рудниками в Индии и нефтяными скважинами в Саудовской Аравии, судоверфями в Японии и отелями на Карибских островах, а так же ещё многим, очень многим, где защитой от всех бед было то, что любой попытавшийся нанести ей убытки нанёс бы их и её компаньонам. А это всегда были очень богатыми и могущественными людьми и такого не прощали. В её сейфах лежали акции фирм Флика, Симменса, Тиссена, Квандта, Эткера, Неккермана, Хортена. Конечно же индустрию развлечений она не бросила, причём не только в ФРГ, но и в других странах, но со временем передала бразды правления управляющим. Так она вошла в число самых богатых людей своей страны. Сам канцлер Аденауэр наградил её высшим орденом ФРГ - «Большим федеральным крестом за заслуги». Теперь деньги текли ей в руки без малейшего участия с её стороны. Она могла позволить себе любое желание, любую прихоть. Даже послав самолёт за гренландским льдом для коктейлей или молоком австралийских кенгуру для кофе она не нанесла бы ни малейшего ущерба своему богатству, а пачками банкнот могла растапливать камин. Розмари стала счастливой матерью и бабушкой. Сын и три дочери не приносили ей огорчений и родили много любящих её внуков. Всё, всё о чём она когда-то мечтала и желала, сбылось. Она накопила огромные богатства, а её правнуки и праправнуки до сих пор не могут этого потратить, хотя многие из них за всю жизнь не ударили палец о палец, чтобы заработать хотя бы евроцент.
          Однако до самой своей смерти (в 1978 году) она вспоминала своё пребывание в России с теплотой и ностальгией, как лучшие годы своей жизни. Вспоминала она и ту странную девушку, что в минуту её отчаяния, подошла к ней и направила её судьбу по руслу обеспечившее такую счастливую жизнь. А ведь Розмари оказалась тогда именно в этом месте и именно в это время, совершенно случайно. Отдыхая она  любила читать рассказы американского писателя О Генри, особенно рассказ «Дороги которые мы выбираем». Подобно его герою она часто думала: «Я часто спрашиваю себя, как бы сложилась вся моя жизнь если бы тогда я пошла по другой дороге?»
          Что ж, за эту женщину можно порадоваться ибо она не зря побывала в России, много видела, много поняла, никому не желала зла и действительно никого не убила. За всю войну она не выстрелила ни разу. Благодаря её кабаре русские получили много ценной разведывательной информации, спасшей жизни тысяч невинных людей и видимо бог, взвешивая на весах её деяния, не зря позволил ей жить долго и счастливо. Бог ей судья!