Воскресный день

Воскресный день

Маше казалось, что служба в церкви никогда не закончится.

Она стояла рядом со своей бабушкой, смотрела на крашеный потолок, на старинные иконы. Раньше это был просто жилой деревянный дом, после войны его перестроили в небольшую церковь. Низкий потолок, маленькие окна с прозрачными капроновыми шторками, чистота, иконы большие и маленькие в рамочках и без рамочек – всё это казалось необычайно торжественно и красиво. Вскоре Маша видела перед носом только бабушкину синюю штапельную юбку и больше ничего. Народу набралось много, и сделалось очень жарко и душно. У Маши пропал сразу всякий интерес стоять, ей даже стало до слёз обидно, ей казалось что про неё все забыли. Внучка схватилась обеими руками за бабушкину правую руку.

– Баба, поехали домой! Баба, поехали домой! – со слезами причитала Маша.

Служба в церкви только началась. Матрёна Степановна отвела внучку во двор церкви, посадила на лавочку.

Бабушка Маши не пропускала не одной службы, соблюдала все посты. Машина мама лежала в больнице уже целый год, поэтому Маше приходилось всюду следовать за своей любимой бабушкой. А так как Маша была очень непослушной, избалованной девочкой, с ней никто из родни и соседей не оставался даже на часок.

– Да я сейчас в обморок упаду от такой жары! – специально громко сказала Маша, чтобы её услышал молодой парень лет двадцати пяти, который сидел около крыльца церкви прямо на земле. На голове зимняя шапка-ушанка из цигейки.

В ответ Маша услышала только шелест листьев берёзы, под которой сидел парень. Она подошла к парню и села рядом с ним на землю. Парень молча расстелил пред ней свою чёрную куртку, поставил на неё литровую баночку с водой, потом положил зачем-то на куртку свой носовой платочек.

Шестилетняя Машенька, смотрела на железную баночку с мелочью, на костыли. Из церкви стали выходить люди, парню клали монетки в железную баночку, а с Машей люди разговаривали:

– Девочка, ты смотри, какая красивая, бантики белые, платьице капроновое белое, иди сядь на лавочку, нельзя здесь тебе сидеть. – Маша совсем расстроилась, монетки ей на платочек не кладут.

– Ты зажмурь глаза, подумают, незрячая, – громко сказал парень Маше в ухо.

– А ты, что ли, притворяешься, вовсе не хромой, костыли разложил, – выпалила тоже громко Маша.

Парень часто, часто задышал, и у него по щекам покатились слёзы.

– Да ну тебя, прямо как маленький. – Она зажмурила глаза и протянула перед собой руку.

В это время вышла из церкви Машина бабушка, она начала ходить по большому церковному двору и искать внучку.

– Это тебя ищут. – Парень толкнул Машу в плечо.

Бабушка подошла к дружной парочке:

– И тебе не стыдно, Машенька, над старенькой бабушкой подшучивать! На автобус сейчас опоздаем! По

– Приходи, я буду тебя ждать. – Парень насыпал на прощание Маше в маленький карманчик платьица копеечек.

Маша и бабушка торопились на автостанцию, из карманчика сыпались на дорогу копеечки, подаренные парнем.

Маша плакала, не из-за копеечек, она думала о добром парне Васе, который остался сидеть около крыльца церкви, который спас её от знойного, палящего солнца.

Кошка Милка

Жили мы рядом с федеральной трассой, и все просёлочные дороги мимо нашего дома проходили. То щенка непородистого подбросят в сад, то кошку. Так и жили во дворе нашем кошки, собаки. Некоторым находили хозяев, а некоторые кошки снова к нам возвращались, домой. Во дворе стояли лакушки – тарелки с парным молоком. Да ведь что удивительно, кошки цыплят не трогали, во дворе порядок соблюдали, не гадили.

Только вот одну кошку сиамскую, кому бы в деревне ни отдавали в добрые руки, она всё равно придёт. Так и прижилась. Долго жила, года три, а потом куда-то пропала в июне месяце. Не иначе как своровал кто-то кошку. Шерсть у кошки белая, глаза голубые, всем на удивление ласковой была.

Вот и лето прошло, а мы всё кошку ждём, может, придёт. Да так и случилось, пришла в октябре, только сразу мы её не признали. Вроде наша и не наша. Облезлая, серая и лапки стерты, смотрит на нас большими голубыми глазами в упор, а подойти к нам боится или обиделась. Мяукнула и убежала. Стали в саду еду специально для кошки оставлять, а она даже не подходит, так и остаётся еда нетронутой.

Первые снежинки ноября полетели на землю, вот тогда и зашла сама в дом кошка Милка с большим чёрным пушистым котом. И, словно приветствуя всех домашних, кошка промурлыкала «Мурны», повернула голову к чёрному коту, словно хотела сказать: «Здравствуйте, встречайте я пришла не одна». Милка как ни в чём не бывало запрыгнула на своё кресло, чёрный кот спрятался за кресло. Прошло три месяца, у Милки, видно, родились два чёрных котёнка, в подполе. Теперь она их нам показала, они были дикие, шипели. Как ей удалось так спрятать котят, что мы не слышали и не знали, что они у нее есть? Котята минут через пять сами спустились в дырку, которая была вырезана специально для кошек. Летом кошки могли через продух деревянного дома выходить в сад, на зиму с улицы продух закрывали от морозов. Бывало, котята выходили в комнату, она их хватала зубами за шкирку и опять прятала от нас. Котята подросли, но ещё долго оставались дикими, шипели, прятались и не давались в руки, убегали в своё подполье, где их нельзя было достать.


Рецензии