Снова влюблен

Содрана кожа под перстнем отца. Она так хороша. И по-прежнему так никудышен он. И снова он был готов продать себя. И снова его от этого рвало.

Выходя за пивом до ближайшего хач-магаза, вместо того чтобы сейчас обнимать её, целовать теплые, сладкие губы, нежно гладить кончиками пальцев, он снова пускал себе пулю в лоб и сердце.
Ментальную пулю в мёртвое сердце, способное, как он думал любить лишь по привычке, по умолчанию. Ментальную пулю в пустую, безумную голову, способную приносить пользу лишь когда жопа уже была объята пламенем порожденного им самим же ****еца.

А он так старался быть непохожим на подлеца.

“Хуууууйца, бля!!!” – отвечала ему жизнь. Словно намекала, заставляла наконец пересмотреть свои взгляды, отринуть навязанное и уже перестать строить из себя того, от кого его и самого тошнило.

“Всё это ебучая метафизика, грёбаный экзистенциализм, которые станут твоим могильным камнем.” – снова и снова твердил он себе. Твердил и снова любил, предаваясь мещанству во дворянстве.

“Нашла коса на камень… Опять, ****ь… Опять…“ – прибухивая, коряво напевая, приговаривал он.

И плевать, что песня не об этом. Ключевой, мозгодробящей, вышибающей почву из-под ног была эта фраза, всплывшая в мозгу именно сейчас. Коса его идеализированных представлений, обжигающих чувств и стремлений на камень его неисправимого естества.

А она была безумно хорошая, невероятно родная с первой встречи, сильная, независимая и такая беззащитная, такая счастливая рядом с ним. Он влюбился сразу, как мальчишка, с первого неловкого прикосновения локтей в кино, первых искрящихся взглядов, слов, жестов. И куда-то сразу пропали все бредово-идеалистические, нонконформистские, анархические, творческие порывы.

Они просто наслаждались друг другом. Говорили часами обо всём на свете, пили, смотрели фильмы, комментируя, делясь впечатлениями, заостряя внимание на красоте и гениальности диалогов, сцен, съёмок. Последнее удавалось им с определённой периодичностью. Притяжение было невероятно сильно. Они не могли оторваться друг от друга и раз за разом им приходилось отматывать назад.

И вот сейчас не желая, боясь всё испортить своим эгоизмом, своей, пусть и начатой ради неё игрой, он пришёл к этой душераздирающей дилемме. Он готов был сломать себя, надеясь, что в этот раз точно получится, точно получится хорошо. Он готов был пропасть с радаров, оберегая её и расписавшись в собственной несостоятельности.

А может всё-таки стоит просто поговорить? Рассказать всё словами? Вот так просто. Словами через рот. А не дрочить эти мысли в своей дурной голове, сводя себя с ума, щедро приправляя всё это писательским воображением?