А из нашего окна площадь Красная видна 1

                Часть I

Бывает в обычной повседневности редко встречающиеся предметы приводят к непредсказуемым последствиям. Как-то раз мне принесли пестротелую голову подсолнуха, туго набитую семечками. Увесистый диск с оборками из кривых стареющих лепестков напоминал картину Ван-Гога "Подсолнухи". Зерна по неписанным законам природы жались друг к дружке: спиральный рисунок неожиданно раздваивался, образуя два ручейка, которые текли дальше по кругу, выкладывая неразгаданный чайнворд. Я увлекся загадочной вязью о сложности природы, о загадке человеческой жизни, как часть природы, которая привела к аналогии отпечатка событий в памяти человека с хранением информации в спрессованной массе семечек. Возникло желание наугад отковырнуть зернышко и изучить его изнутри.

Моя жизнь, как подсолнух, состоит из массы семечек-событий, которые часто забываются и возникают в воспоминаниях по случаю или при необходимости. И вот я наугад вынимаю семечко, на мгновение задумываюсь, и в памяти всплывает моя жизнь в коммунальной квартире, в самом центре Москвы, в Историческом проезде, одним концом выходящим на Красную площадь, другим-на площадь Революции.

                Коммунальная жизнь
В моей юности в послевоенные годы столичные жители в своем большинстве имели по одной комнате в общественных квартирах, которые фактически представляли общежитие, но отличались от них закрепленной за жителями собственностью, которая подтверждалась пропиской (обязательной регистрацией в милиции) по месту жительства. В быту такая квартира называлась коммуналкой. В них соблюдались свои неписанные на бумаге законы, которые еще в царской России с давних времен были обязательными в исполнении. Такой порядок действовал в торговле и в советское время стихийно перекинулся на коммунальную жизнь.

В зависимости от начала работы каждая семья вставала в установленное почти по расписанию время для занятия туалета. Не соблюдение графика вынуждала следующих посетителей стоять у запертой двери и соблюдать правило всепрощения. На кухне у каждой семьи был индивидуальный стол, позволяющий уединиться и выскользнуть из общего темпа пробуждения. Иногда возникали сложности с использованием четырехкомфорной газовой плиты из-за возникшей вдруг потребности в приготовлении пищи сразу несколькими семьями. Начиналась спешка. Слышались возмущения работой домоуправления в нежелании выделить новую плиту. Обсуждение коммунальных недостатков отвлекало от работающей плиты, которая терпела болтовню, покрывалась мелкими пузырьками ожогов от сбежавшей из кастрюль пищи.

                Жильцы квартир
В конце нудного длинного коридора, наиболее престижного места для жилья в дали от входной двери, находилась комната семьи Куликовых. Мать, Анна Михайловна, в возрасте старше советской власти, возможно даже, московского зоопарка, с хитрым прищуром, таящим интерес к моде на женское белье, к сбору грибов (говорила, что если в лесу нет сыроежек, значит нет белых), к разнообразию красок для волос. Наверное, в прошлом была модницей. Сын, Николай, начальник ОБХСС ГУМа (отдела борьбы с хищением государственной собственности Главного Универсального магазина). Дочь, Валентина, с братом работала в ГУМе. Они жили в достатке, который демонстрировал Николай появлением в нетрезвом виде с громким почти на полный легкие рассуждениями о стойком воровстве в универмаге. Когда он выходил из комнаты, в узком коридоре негде было увернуться от струи едкого запаха алкоголя. Его нервная система была заряжена на вольные темы разговора с любым из встретившихся домочадцев. Мы знали, что Николай в игривом состоянии не может испортить окружающим настроение.  Однако во взгляде появлялись следы пороков, почему-то незаметные при легком хмеле. Мои наблюдения, в конце концов, подтвердились, когда со временем в коридоре чаще приличного стали слышны непотребные слова.

Сестра, Валентина, была цветущей девушкой чуть больше сорока лет,  трудилась бухгалтером в рыбном отделе. Она внимательно следила за своими запахами и держала при себе дорогие духи "Красная Москва" для снятия запахов рыбы. Обильно смазывала шею и подмышки. Ее социальное положение в сфере обслуживания возвышало над нами, потребителями. Она держалась независимо, при встрече в коридоре здоровалась, могла не помнить такую мелочь и поздороваться еще раз.

                Немного о коридоре
Коридор мог служить образцовой фотографией коммунальной квартиры для филокартистов. Общей кладовки не было. Вещи приходилось хранить в коридоре рядом со своей дверью до появления пожарной инспекции, которая навещала нас всякий раз после возникновения пожара в одном из районов Москвы. Вещи носились до осуждающих взглядов общественного мнения. Умельцы штопали и продолжали их одевать, более состоятельные и ленивые складывали их в узлы, или прятали в чемоданы, или вешали на плечики и задвигали в дальний угол шкафа. Личные вещи, как сексапильные женщины, надоедают, но с ними не расстаются.

Коридор был заполнен принюхавшимися запахами от старой или поломанной мебели, нафталина, изношенной и утомленной от ожидания оказаться на даче обуви, тряпок и газет. Не было запаха пыли, потому что ежемесячно проводилась сырая уборка общественных мест: коридора, кухни,ванного закутка и туалета, график которой для памяти висел на стене у входа под единственной на содержании государства вечно светящейся лампочки. Чтобы не ходить на ощупь, в самом коридоре висели электроприборы, которые зажигались из комнат жильцов по персональной надобности. Такая система позволяла оплачивать расходы за электроэнергию каждому за себя. Но я ничего не могу сказать о соседях плохого. Жизнь двигалась кем-то установленным законам, которые новыми жителями принимались беспрекословно.

                Еще о жителях квартиры    
В нашей квартире не принято было ходить друг к другу в гости. Даже вызывая в коридор на разговор, хозяин старался прикрывать за собой дверь, будто боялся показать материальное положение или стеснялся семейного вещевого кавардака.

Справа от нашей комнаты жила семейная пара. Андрей, член первой Советской Антарктической экспедиции, радист, и супруга, Людмила, заместитель ответственного секретаря газеты "Советский спорт". Когда я впервые оказался у них в комнате,  вспомнил приятеля, побывавшего у Людмилы в редакции, и его рассказ об удивительно м беспорядке на ее рабочем месте. Стол был завален готовыми статьями для печати, гранками, фотографиями, бумажками с рекламой, фломастерами, ножницами, всем тем, что в нужный момент попадало под руку и возвращалось на оказавшееся любое свободное место. От такого беспорядка никто без ее помощи не мог найти срочно требуемый материал.

В ожидании чая, который Андрей предложил устроить для обстоятельного рассказа о командировке, я увидел на заставленном подоконнике стопку книг вперемежку с журналами, импортные безделушки, горшок с высохшими цветами, раскрытую коробку с пастилой, стакан в виде крепостной башни, забитый цветными карандашами и шариковыми ручками и ножом для резки бумаги. К краю обеденного стола были сдвинуты ножницы с лежащими рядом катушками ниток, воткнутые в ярко-кирпичного цвета подушечку с иголками, булавками и между ними - опрокинутый наперсток. Господствовал невероятный беспорядок, как будто самые вещи, его и ее, между собой подрались.

С чайником в одной и появившимися в другой руке рюмками возвратился сосед. Стало понятно о длительности предстоящей беседы. Он начал рассказ с прибытия в январе 1956 года корабля "Обь" на пустынный берег Антарктиды. Порывы ветра достигали 200 км/час. Поставленные домики быстро заносило снегом.  Приходилось общаться, проникая в соседний домик через вырытые в снегу лазы. С гордостью говорил он о мужчинах, терпеливо живших длительное время без женщин. Поведал о когда-то секретной информации о трагической гибели подо льдом вместе с трактором двадцатилетнего тракториста.

Андрей записался в добровольцы для исследования никем ранее не освоенного материкового места с названием станции "Восток" и остался на зимовку. Был март, который соответствовал сентябрю северного полушария. Ветер был ураганной силы более 30м/сек., в то время как теперь служба МЧС предупреждает жителей столицы об опасности при ветре в 15м/сек. Его воспоминания демонстрировали, как поток фарша из мясорубки, бесконечный процесс, тем более подкрепленный рюмками спиртного.

Борис Михайлович курил редко, но с удовольствием присоединялся к слушанию воспоминаний Андрея, который в зависимости от аудитории выбирал, как сам считал, захватывающие моменты зимовки. Теперь он рассказывал о колонии императорских пингвинов, которые боялись людского свиста. Одному из зимовщиков нравилось близко подходить к стае и во всю мощь свистел, что вызывало панику среди медлительных животных. Они наперебой бросались к воде, подминая друг друга, громко трубили, как бы взывая о помощи. Андрей дождался нашего возмущения и жестом успокоения сообщил, что руководство экспедиции специальным приказом запретило на материке любой свист. Но постеснялся сказать о количестве прошедшего времени людского глумления до обнародованного запрета.

На станцию приехали зимующие на острове Макуори австралийские ученые. Они рассказывали,что острова около сорока лет считаются заповедником, в котором обитает более сорока миллионов пингвинов и более шестидесяти тысяч морских слонов. Андрей гордился своими познаниями.

                Александровский сад и шапочное знакомство
В легком состоянии полудремы я свесил ноги. Город, кажется, проснулся. Должен был, потому что было воскресенье, и в будни я бы уже шел по Александровскому саду на Смоленскую площадь в высотку на работу. Прислушался, чтобы окончательно проснуться. Раздавались маленькие звуки: между собой чирикали воробьи, крадучись, проезжали единичные автомобили. Раскатисто всегда торжественно зазвучал привычный бой курантов.

Я подошел к окну, раздвинул шторы. Рукотворные знаменитости по-прежнему находились на обжитых местах. Почетный караул навытяжку стоял у входа в мавзолей. Рядом застыла кучка любознательных зевак. Похожие друг на друга группы экскурсантов обычно ожидают чудо: у солдат при стойке "смирно" вдруг появится проснувшаяся под одеждой невесть откуда зуда, потребность кашлянуть или подавить чих, незаметно улыбнуться или моргнуть почти рядом посерьезневшей девушке. У наблюдателей, простоявших около пяти минут, пропадает интерес к ожиданию, становится скучно и кто-то первым предлагает посетить ГУМ.

Хорошо, что сегодня воскресенье. Я вспомнил мой ежедневный в одно и тоже время путь по Александровскому саду, в котором постоянно встречался с двумя мужчинами. Один шел впереди, размашисто махая руками. Другой отставал на пару метров, нес портфель из желтой блестящей кожи. С мыслями о предстоящих делах было недосуг интересоваться их лицами. Каким-то боковым зрением мне показалось знакомым лицо первого человека. На следующий день я открыто посмотрел на него: он был одет в серое будто поношенное пальто, голова от непогоды, может быть, от простуды была защищена того же цвета прямой без боковых заломов шляпы. Про пальто впоследствии говорили, что как-то Брежнев в шутку предложил членам Политбюро скинуться, чтобы обновить гардероб Михаилу Андреевичу. После этого он срочно приобрел новое пальто.
По стеклянным голубым глубоко посаженным глазам и по портрету, вывешиваемому по праздникам на Центральном телеграфе, я узнал секретаря ЦК КПСС товарища Суслова. Его взгляд внимательно скользнул по моей физиономии, от чего я неожиданно поздоровался. Разминувшись, показалось что он подчеркнуто строго ответил кивком. Своеобразный холодный стандартный образ стал ежедневно повторяться. Грозный вид шагающего по Александровскому саду Суслова мог разогнать беспризорных собак и кошек. Но они здесь не обитали. Сопровождающий человек обладал тяжелой фигурой. Вся его грузность сосредоточилась в туловище. Он издали стал следить за мной и теперь как бы  старался быть ближе к моему пути. В не столь отдаленные времена можно было ожидать любых необычных от встреч с членом Политбюро событий,поэтому я сообщил своему руководству о моем шапочном знакомстве, чтобы предупредить возможные неприятности.Этого не произошло.

                Немного об Алевтине

В комнате по соседству с кухней жила Алевтина Михайловна. Ее одиночная жизнь проходила скрытно где-то на стороне. Как говорил Луций Аней Сенека "Есть у одиночества одно преимущество возможность никому ничего не открывать...". После работы по освоению целины она возвратилась в Москву и устроилась старшим инспектором по кадрам в нашем домоуправлении. За смелость и бесстрашие ей поручили следить за добросовестной работой электромонтеров, слесарей, сантехников, уборщиц - личного состава низшего звена, работа которого наиболее подвержена критики жильцов. Каждое утро коллектив собирался на "летучку" (так называлось короткое собрание для распределения работы). Слушали задания и с показом полного понимания поручения расходились по объектам. По дороге бывало задерживались из-за несуществующего указанного в заявку адресата, отсутствия нужного размера прокладки для устранения течи в кране, нехватки при замене устаревшей проводки длины шнура. Интересно было оказаться вдруг рядом с проводимыми учениями пожарных и посмотреть на их ненужную суету. Или просто отклониться от цели на семейные нужды. Однако, Сенека заканчивал фразу так" ...но это и губит глупого, ибо он выдает сам себя". Одиночество вынуждало Алевтину в стенах службы снимать маску скрытности и просить кого-либо из сотрудников решить какую-нибудь свою мелкую житейскую потребность.

В начале улицы Горького находилась булочная, в которой выпекались халы, французские и калорийные булочки, продавалось овсяное и берлинское печенье. Рыбный магазин пользовался широким спросом на разнообразную рыбу, привозимую из Астрахани, Риги, Камчатки, Сахалина. Ходовой товар быстро разбирался, и на полках оставались давно примелькавшиеся, как и в других магазинах, консервированные шпроты, крабы, кильки. В деревянной кадке, возбуждая у любителей малосоленой сельди аппетит, красиво ряд к ряду аккуратно лежали блестящие чешуей "Иваси". Рядом с магазином "Рыба" менее соблазнительно выглядел магазин "Овощи - Фрукты". В витрине размещался весь ассортимент овощей, корни которых, зеленого лучка, моркови, кочанов капусты, чеснока, картофеля были не очищены от земли, намекая на дешевизну товара. Из фруктов предлагались горы разнообразных российских яблок. Сравнивая выбор с сегодняшним днем, можно понять без бананов, груш, киви, слив, авокадо, манго, фейхоа, что салат "Оливье" без майонеза, трудно обходиться. Алевтина об этом еще не знала.

По запахам, разносимым от сквозняка вечно не закрывающейся кухонной двери, Алевтина, как опытный кадровик, знала, что наваристый борщ приготовлен семьей ученого секретаря, микояновские котлеты (в народе приклеилось название из-за мясокомбината имени Микояна -Министра Пищевой промышленности СССР), потрескивающие на сковороде от избытка масла, жарятся для начальника ОБХСС. К счастью, зловоние от давно не мытой сестрами посуды чувствовалось, когда приготовления заканчивались, и пища разносилась по комнатам вместе с приятными запахами.

Временами,когда у газовой плиты Алевтина оставалась одна и забывала о своей должности,ее скрываемое душевное состояние выходило наружу. Личина моложавости пропадала,и она незаметно для себя поневоле оказывалась в естественности.

                Государственный Универсальный магазин
Олним из великолепных, антикварных сооружений на Красной площади было здание ГУМа - наша бездонная послевоенная кубышка, во все времена служившая трудовому и состоятельному люду. С XIX века в здании размещались лавки, которые занимали целый квартал Китай-города. Иосиф Сталин косвенно участвовал в расширении подходов к ГУМу. В двадцатых годах он дал указание очистить проезд Воскресенских ворот между Красной площадью и площадью Революции, где размещалась Иверская часовня, чтобы военная техника смогла использовать образовавшийся проезд для второго потока военного парада.

Посещение ГУМа сулило москвичам и приезжим яркую красочную при аккуратном отношении к эмоциям жизнь. Здесь можно было найти товар на любой вкус. В приглашающих ярко освещенных широких витринах были выставлены дефицитные телевизоры, на экранах которых мелькали одинаковые таблицы настройки первого канала, чемоданы, радиоприемники, обувь, различные электроприборы. Муляжи с застывшими счастливыми улыбками зазывали покупателей шевиотовыми костюмами и юбками, блестящими нейлоновыми рубашками и блузами. Народ любил наведываться в ГУМ.

В центре на первой линии в подвальном помещении был закрытый отдел (назывался спецраспределитель), который обслуживал чиновников высшего ранга. Дефицитный товар продавался по бросовым, демпинговым ценам. Скрытно. 

       (продолжение в "А из нашего окна площадь Красная видна II)