2. Африка и Европа. Сквозь века

«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
Бывает нечто, о чём говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас.
Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.»

Библия. Ветхий Завет. Книга Екклесиаста, глава 1, ст. 9-11.

«Я рассказал эти события для того, чтобы преподать урок читателям моей истории. Из двух путей к исправлению,
существующих для всех людей, собственные превратности судьбы или чужие, первый путь, собственные несчастия,
действительнее, зато второй, несчастия чужие, безвреднее. Никогда не следует выбирать добровольно первый путь,
так как преподанный им урок покупается тяжкими лишениями и опасностями; напротив, мы всегда должны искать
другого способа, ибо он даёт нам возможность научиться без вреда для нас.
Кто поймёт это, тот должен сознаться, что лучшею школою для правильной жизни служит нам опыт, извлекаемый
из правдивой истории событий. Ибо только она без ущерба для нас делает людей безошибочными судьями того,
что лучше во всякое время и при всяком положении.»

Полибий, «Всеобщая история», книга I, 35, 6-10.

*     *     *

Если в первом обзоре данного цикла средоточием внимания были личности, то в этом рассказе главной темой для сравнения будут являться исторические процессы.
А именно – те великие войны, которые потрясли большинство известных областей Африки и Европы в III-II веках до новой эры (с 264 по 197 годы) и также – почти весь наш мир (Африку и Европу – особенно, Азию и Америку – в значительно меньшей степени) в XIX и XX веках (с 1894 по 1962 годы).
Речь пойдёт о времени с начала I Пунической войны до окончания II Македонской войны – в древности; с начала одной из первых империалистических войн, японо-китайской войны (1 августа 1894 г.) до разрешения "Карибского кризиса" (28 октября 1962 г.).
Я обозначил несколько войн, поскольку мне непременно хочется взять для анализа примерно одинаковые по времени (67-68 лет) отрезки истории.
Однако главными объектами для сопоставления будут только четыре войны – две в древности (I и II Пунические) и две в XX веке (I и II мировые). Тем более, что именно на этой летней неделе (с 28 июля по 4 августа) ровно 105 лет назад происходили события, непосредственно положившие начало I мировой войне.

1. Вокруг Сицилии. Первая война Карфагена и Рима.
Сицилия... Этот крупный, густонаселённый, богатый ресурсами и так удачно расположенный остров привлекал внимание сразу нескольких древних завоевателей. Всё же, борьба за него в итоге свелась к противостоянию между основными силами, активно колонизирующими Западное Средиземноморье в середине I тысячелетия до новой эры: между державой эллинов и державой финикийцев-карфагенян. Земли острова были фактически поделены надвое, на неравные половины, между указанными метрополиями. В восточной части острова к 270 г. воцарился Гиерон, правитель греческого происхождения; столицей его владений (около 1/3 Сицилии) оставались Сиракузы – один из крупнейших городов античного мира. Всю западную часть острова, с базой в Лилибее, занимали карфагеняне.
Кто мог тогда знать, что уже скоро, через какие-нибудь 60-70 лет, расклад сил в регионе, да и на всём Западе Средиземного моря, так резко изменится.

О войнах Рима с Карфагеном, и о первой войне в том числе, было ещё в древности написано множество исторических книг и сочинений (хотя, конечно, не настолько много, сколько в наш век писали и пишут о мировых войнах). О мировых войнах XX века и впрямь написано настолько много, что в этой статье я о них буду говорить минимально, сосредоточив ваше внимание на древней истории.
Полибий, слова которого выше (об истории как науке) я сделал эпиграфом ко всей данной статье, говорит о I Пунической войне:«... подробнее мы постараемся изобразить первую войну между римлянами и карфагенянами из-за Сицилии, ибо нелегко указать более продолжительную войну, лучшее во всех отношениях вооружение, более напряжённую деятельность, более многочисленные сражения и более замечательные превратности счастия, чем те, какие испытаны были обеими сторонами в этой войне.»
Немаловажно то, что сам Карфаген того времени (а название «Карфаген» с древнего языка на русский язык переводится как «Новый город», фактически «Новгород» – очевидно, название, распространённое для городов – подобным образом с греческого переводится и Неаполь; в греческом мире таких Неаполей было множество), с его богатейшими купцами-сенаторами во власти (а проще говоря, олигархами), с его религией, приветствующей в качестве жертв богам бросать в пылающие печи живых людей и даже детей, имеет в этих чертах немало общего с государством, существованию которого был положен предел с окончанием II мировой войны...
Если же говорить о первой войне, то как для Германии, так и для Карфагена подписанный мирный договор означал не только потерю территорий/колоний, но и выплату огромных размеров репараций (примечательно, что как для Карфагена срок выплаты этих репараций был установлен в 20 лет – сообщение Полибия – так и Германия, не имевшая возможности, а также и желания аккуратно выплачивать миллиардные суммы в 20-х и 30-х годах, в итоге выплатила репарации после своего очередного объединения в 1990 г. – также в течение предписанных 20-ти лет, до 2010 г.)

Кроме перечисленного, этот период истории Карфагена сходен с соответствующим периодом новейшей истории Европы ещё и тем, что сразу после войны с Римом, около 241-240 гг., как следствие невозможности для правительства африканской державы расплатиться с войсками за службу, в Карфагене вспыхнула «домашняя война» (в те времена так называли гражданскую войну). Эту войну развязали карфагенские воины-наёмники, в массовом количестве вернувшиеся, буквально хлынувшие из Европы в Африку (тоже интересный эпизод, не правда ли? Ничего не напоминает вам из нашей теперешней истории?). Такая «домашняя война» длилась три года (тоже примечательный срок).
Полибий упоминает и о «домашней войне» в Римской республике, однако говорит о ней только то, что «войну эту [римляне] кончили скоро и счастливо, в несколько дней овладев городом [врагов]». Зато о карфагенской гражданской войне историк рассказывает многое:

«... у карфагенян была война с наёмниками, нумидянами, а равно с отложившимися ливиянами, война немаловажная и трудная, в которой они претерпели много серьёзных опасностей и под конец вынуждены были бороться не только за свою землю, но даже за самое существование своё и своей родины. Война эта заслуживает упоминания по многим причинам. Какого свойства бывает война, обыкновенно именуемая войною на жизнь и на смерть, и каков бывает ход её, лучше всего можно понять из тогдашних событий; равным образом из тогдашнего положения карфагенян яснее всего можно видеть, чего должны ждать и заблаговременно остерегаться те государства, которые пользуются наёмными войсками, в чём состоит и как велика разница между народами смешанными и варварскими, с одной стороны, и народами, воспитанными в законном порядке и государственных учреждениях – с другой.
Наконец, что важнее всего, из событий того времени можно уразуметь причины, по которым при Ганнибале возникла война между римлянами и карфагенянами.»

«Так как наёмные войска принадлежали не к одному племени и говорили на разных языках, то люди не понимали друг друга, и в стоянке царили шум и смятение. […] Раз этими войсками овладевают недовольство и смута, они ведут себя не как люди и под конец уподобляются диким зверям, впадают в бешенство. То же случилось и теперь. [...] Толпа понимала одно только слово: "бей!", потому что наёмники били не переставая, особенно когда сбегались на сборище опьянённые за обедом. Тогда, лишь только кто-нибудь начинал свою речь словом "бей!", они, услышав это, со всех сторон быстро кидались бить, и выступившему с речью уже не было спасения. Поэтому никто более не дерзал подавать советы. [...] [Вожди мятежников] понимали, что война возгорится скорее всего в том случае, если войска совершат какое-либо деяние, противное законам и правам народов, а потому поощряли неистовства толпы, расхищали вместе с деньгами и пожитки карфагенян. Теперь наёмники были уже в открытой войне с карфагенянами, потому что учинили преступный заговор и нарушили общие всем народам права.
Вот по какой причине и каким образом вспыхнула война у карфагенян с наёмниками, именуемая также ливийскою. Соумышленники, учинив рассказанное выше, тотчас разослали послов в ливийские города с призывом к свободе и с просьбою помогать им и действовать заодно с ними».

Какова прочность такой «свободы» и её ценность, какой от неё запах, когда к ней призывают откровенные негодяи, грабители и насильники, а?

«восставшие предавали всех карфагенян на острове [Полибий здесь имеет в виду Сардинию – Д.К.] неслыханным, изысканным мучениям и смерти, а затем покорили своей власти города и стали обладателями острова, пока не поссорились с сардинцами и не были выгнаны в Италию».

Человеком, окончившим для Карфагена вышеописанную войну с наёмниками, оказался волею судьбы всё тот же Гамилькар по прозвищу Барка, который был и главнокомандующим карфагенян на протяжении последних пяти лет I Пунической войны. К этому времени мятежники уже осаждали саму столицу – Карфаген.
Поэтому Гамилькар стал действовать незамедлительно. Вот что повествует об этом Полибий:
«[Мятежники] оказались в положении столько же осаждающих, сколько и осаждаемых. В получении припасов Гамилькар стеснил их до того, что они вынуждены были наконец снять осаду. Немного времени спустя они снова выступили в поход, причём шли бок о бок с неприятелем и наблюдали за Гамилькаром. Из страха перед слонами и конницею мятежники избегали равнин; напротив, старались захватывать местности гористые и ущелья. В это время вследствие своей неопытности они терпели частые поражения, хотя нисколько не уступали противнику в смелости и предприимчивости. Как и следовало ожидать, тогда обнаружилось на деле всё превосходство точного знания и искусства полководца перед невежеством и неосмысленным способом действий солдата. [...]
Наконец Гамилькар совершенно неожиданно расположился лагерем напротив мятежников в местности, неудобной для врага, но выгодной для его собственного войска, и поставил противника в такое положение, что тот не отваживался на битву, но не мог и бежать, так как со всех сторон окружён был рвом и валом, наконец доведён голодом до того, что люди поедали друг друга; так постигала их достойная кара от божества за нечестивое злодеяние, совершённое над другими».

2. От Сагунта и до конца. Вторая война Рима и Карфагена.
Вторая карфагенская (пуническая) война ещё больше сходна со второй войной мировой. До того сходна, что похожи между собой по сути не только основные причины (неудовлетворённость проигравшей стороны итогами прошлой войны), но даже события, непосредственно предшествовавшие этим двум войнам.
Покорение римлянами областей народов на севере Италии, в долине реки Пад (По) в 225-220 годах (в том числе, владений крупного племени кельтов-инсубров – столицей которых был теперешний Милан), с одной стороны, и присоединение к СССР территорий Западной Украины в 1939 году, трёх прибалтийских республик в 1940 году – разве это действия не одного порядка?
В обоих случаях держава, готовящаяся к войне, стремится обеспечить себе контроль над территориями, по которым совершенно точно может проходить вторгшийся враг – с той целью, чтобы вернее если не остановить, то хотя бы задержать продвижение вражеских сил вглубь родной страны.
И ведь и сенату римскому, и советскому режиму задержать врагов таким способом, пусть ненадолго, но удалось...

Ганнибал, если сравнить его образ с полководцами и военными деятелями XX века, сочетал в себе сразу несколько судеб. С одной стороны, своими дерзкими наступлениями, хитроумными уловками и громкими победами над врагами он до крайности напоминает генерала Эрвина Роммеля, этого «лиса пустыни» (на этой же неделе я прочёл в социальной сети, среди комментариев в одной группе (в которой обсуждается древняя история), о сравнении Роммеля с Ганнибалом – не мне одному пришло в голову такое сравнение двух военачальников).
Но своими не менее продуманными тайными операциями, непредсказуемыми методами, которые обеспечили ему успехи в войне с Римом, на службе у сирийского царя и у других азиатских владык, а также не раз выручили его при бегстве от римских соглядатаев и предателей-варваров пунийский вождь мог бы сравниться разве что с Отто Скорцени. Впрочем, ни Эрвин, ни Отто не были потомственными военными, в отличие от карфагенянина – и в этом Ганнибал скорее соответствует кому-то из многочисленных прусских генералов вермахта, а ещё больше – испанскому генералу и вождю Франко, который как раз происходил из рода военных и сам с молодости отличился именно на военной службе (в том числе, и в тех землях – на африканском континенте – которыми когда-то владел Карфаген).

Вопрос о начале II Пунической войны непосредственно связан с нарушением со стороны Карфагена важного условия договора с римлянами, согласно которому, карфагенянам нельзя было нарушать в военных целях границу владений в Испании (тогда страна называлась Иберией), а границей такой собственно и служила река Ибер (Эбро). Ганнибал пошёл на нарушение этого «пакта о ненападении» сознательно, будучи уверен, что войска его народа и союзников как никогда подготовлены к вторжению в Рим.

Говоря о самом вторжении армии Ганнибала в пределы собственно Римской республики, в италийские области, обязательно надо заметить, что к этому моменту в распоряжении Ганнибала оставалось не более 20-25 тысяч войска (свидетельство всё того же Полибия, со ссылкой на запись самого Ганнибала). Переход по Галлии и через Альпы заставил войска пунийцев серьёзно поредеть, поэтому те, кто думает, что при самом вторжении африканцев было настолько много, что они устрашали римлян одним количеством, будут сильно разочарованы (для сравнения: Полибий даёт сведения, что Рим в то время мог сразу выставить регулярное войско в 4 легиона (22 тысячи солдат), вместе с ополчением – 150 тысяч, а вместе с войсками и ополчениями своих союзников по всей Италии – до 700 тысяч воинов). Даже галлы обычно нападали на римлян куда большим количеством воинов.
Зато у Ганнибала это были воины сильные, с крепким здоровьем и с большим боевым и походным опытом, может быть, самые подготовленные в тогдашнем средиземноморском мире (ведь до этого никто, явившись с Запада, ещё не отваживался переходить Альпы – переходили и огибали эти горы разве что племена, явившиеся с Востока). Но вот карфагеняне вступили в Италию, и уже тут их войска начинают пополняться за счёт галльских и прочих племён, по тем или иным причинам ненавидящим Рим.
Ганнибал особенно заботился об этом – в своих речах перед местным населением, в том числе, и племенами, связанными с Римом союзными обязательствами, он отдельно подчёркивал, что ведёт войну не против них, а за них с римлянами, что он явился прежде всего для восстановления свободы италийцев и для возвращения различным племенам городов их и земель, отнятых римлянами. Впрочем, такие слова карфагенянина подкреплялись и его действиями – его войска действительно притесняли именно римлян, а захваченных в плен людей из союзных племён Ганнибал часто приказывал отпускать даже без выкупа.
Отдельно во всей этой истории стоит вопрос о том, почему карфагенские войска, так же, как и в XX веке немецкие, не взяли столицу своих противников. Об этом я предлагаю всем сделать свои собственные соображения.

Для завершения данной статьи я считаю наилучшим вновь привести слова Полибия о пользе изучения истории, именно детального и в то же время всеобъемлющего, а не беглого, её изучения:

«Быть может, некоторые читатели, относящиеся без разбора к подобным предметам, скажут, что мы без нужды входим в подробное рассмотрение этих вопросов. По моему мнению, если бы нашёлся такой человек, который является самодостаточным во всяком положении, то для него знание прошлого могло бы быть хотя и приятным, но не необходимым делом. Однако нет никого, кто бы при слабости человеческой решился утверждать это, в отношении ли своих собственных или общественных дел; ибо, каковы бы ни были удачи в настоящем, никто из людей здравомыслящих не может ручаться с уверенностью за будущее. По этой причине, утверждаю я, ознакомление с прошлым не только приятно, но ещё более необходимо. Действительно, каким образом найти защитников и союзников тому, кто сам обижен, или родина коего терпит обиду, или побудить других участвовать в осуществлении замыслов тому, кто помышляет о завоеваниях и о наступлении? Далее, каким образом человек, довольный своим настоящим, сумеет побудить других к упрочению его положения и к охранению имеющихся у него благ, если ему совершенно неизвестно прошлое этих людей? Все люди, постоянно применяясь к данным обстоятельствам и принимая на себя личину, говорят и поступают так, что трудно постигнуть настроение каждого, и истина часто бывает слишком затемнена. Напротив, деяния прошлого, проверяемые самим ходом событий, указуют подлинные чувства и мысли каждого народа, и научают нас, откуда мы можем ожидать благодарности, услуг, помощи, и откуда противоположного этому отношения.
Часто во множестве случаев мы можем с помощью прошлого открыть того, кто пожалеет о нас, разделит наше негодование и отмстит за нас, а всё это представляет величайшие выгоды для частного человека и для государства. Вот почему и историкам и читателям истории следует обращать внимание не столько на изложение самих событий, сколько на обстоятельства, предшествующие им, сопровождающие их или следующие за ними. Ибо, если изъять из истории объяснение того, почему, каким образом, ради чего совершено что-либо, достигнута ли была предположенная цель, то от неё останется одна забава, лишённая поучительности; такая история доставит скоропреходящее удовольствие, но для будущего окажется совершенно бесполезною.
Должно полагать поэтому, что ошибаются люди, находящие нашу историю неудобною для приобретения и чтения по той причине, что она состоит из многих больших книг.
[...] По нашему мнению, необходимейшие части истории те, в которых излагаются последствия событий, сопутствующие им обстоятельства и особенно причины их. Так, мы находим, что промежуточные события при всей многочисленности их и разнообразии, все в совокупности ведут к одной и той же цели. Всё это можно понять и изучить только при помощи общей истории, но не из описаний одних войн, разве кто-нибудь из читателей вообразит, что предлагаемые историками описания одних только сражений дают ему верное понятие о последовательном ходе целой войны. Это совершенно невозможно: насколько изучение отличается от простого чтения, настолько, по моему мнению, общая история превосходит частные повествования.»