Бабуля и бабочка

Семейная легенда гласит, что одним из первых слов, произнесенных мною, было "Бабочка". Не знаю, так глубоко моя память не простирается, но так я звала свою бабушку, Ксению Гавриловну.
У каждого ребенка есть по крайней мере две бабушки – матери папы и мамы. У меня тоже было две – папина мама и мамина мама, Бабуля и Бабочка. Две женщины со сложными судьбами, в которых в полной мере отразилась история страны. Они происходили примерно из одного круга, получили одинаковое образование, но затем революция поставила их по разные стороны баррикад. Жизнь иногда делает такие неожиданные повороты, которые не под силу самому искусному писателю. Судьба в виде сына "врага народа" и дочери партийного работника свела вместе этих абсолютно разных женщин и объединила любовью к двум маленьким девочкам, своим внучкам.

Бабуля родилась в девяностых годах девятнадцатого века в Перми. Город как город, а дал название целому периоду в жизни нашей планеты. Родительский дом, большой, двухэтажный, стоял в центре города. Семья немаленькая – девять человек детей, из них только одна сестра – Нюра умерла в младенчестве, а остальные прожили долгую насыщенную жизнь. Глава семейства, Василий Федорович был подрядчиком, его заработков хватало на то, чтобы содержать эту большую даже по тем меркам семью.
Бабуля была старшая из детей. Я всегда поражалась, как в провинциальном городе, в русской православной патриархальной семье девочке дали совсем не русское имя – Августа. Как это имя впорхнуло в русскую семью? Кто была эта неизвестная Августа, в честь которой Василий Федорович назвал своего первенца? Как я ни выпытывала у Бабули и ее сестры, ответ на свою загадку я не получила. Так это и осталось тайной человека, слегка напряженно сидящего на пожелтевшей фотографии и своим суровым взглядом как бы пресекавшего все мои попытки разгадать его тайну.
Итак, она звалась Августой. К сожалению, мать Анна умерла вскоре после родов второй дочери Нюры. Отец горевал после смерти любимой жены, но он вечно был занят по работе, а девочки нуждались в женской руке, и он женился во второй раз. Не ждите рассказа о злой мачехе и бедных падчерицах. Степанида, вопреки расхожей легенде, оказалась для них доброй матерью, а не монстром. Стеша жалела сироток и старалась, чтобы они не были обделены ни ее любовью, ни заботой. После смерти Нюры, от рождения обладавшей слабым здоровьем, она окружила Аву еще большей теплотой и вниманием. Шли годы, у Стеши подрастали своих семеро – Юля, Лёля, Шура, Таня, Федя, Сережа и Коля. Дом был полон детского топота и заливистого смеха. Дети жили дружно, свою родственную связь они сумели сохранить, до конца жизни состояли в переписке и были в курсе основных событий друг друга. К сожалению, у их детей эта связь намного уменьшилась, а у третьего поколения, к которому отношусь и я, совсем потерялась. Только и знаю, что где-то на просторах России бродят мои многочисленные родственники, с которыми меня связывает общий предок – Василий Федорович Шерстнёв.

В это же время в другом конце Российской империи, на берегу Черного моря в большом южном городе Одесса родилась Бабочка. Кто только не населял этот русский город – и греки, и турки, и итальянцы, и армяне, и евреи. Город был пестрый, шумный, говоривший на многих языках, и очень красивый. Красивый тем, чем выделяются все средиземноморские города, в которых зарождалась наша цивилизация. Современный город был основан Потемкиным на месте татаро-турецкого поселения Хаджибей ровно за сто лет до рождения Бабочки. Почему Бабочка? Даже я, автор этого прозвища, сейчас не могу ответить, что пришло в голову восьмимесячной девочки назвать свою бабушку так. Бабочка и Бабочка. Но тогда, в конце девятнадцатого века в славном городе Одесса, негласной южной столице Российской империи в зимнюю февральскую ночь родилась девочка, которую назвали Ксенией в честь ангела-хранителя дня, в котором она появилась на свет. Ксения Гавриловна Алексеева. Жили они на тихой тенистой улочке. Отец был подрядчиком, а мать вела хозяйство и растила двух маленьких дочерей – Ксеню и Мусю. Девочки росли шустрыми, смышлёными, любили читать.

Время летело незаметно. Девочки подрастали и, как "гадкий утенок", который превратился в прекрасного лебедя, выросди настоящими красавицами. Августа очаровывала поклонников своей стройной фигурой, пепельными волосами, кудряшками по тогдашней моде, обрамлявшими нежный овал лица с высокими скулами, на которых играл едва заметный румянец, задумчивыми серо-голубыми глазами. Настоящая уральская Лорелея. Но девушку интересовали не ухажеры и наряды. Начало двадцатого века. В России набирало обороты революционное движение. После провала восстания девятьсот пятого года движение было разгромлено, но не до конца, ушло в подполье, однако работу не прекратило. Главная проблема российской интеллигенции – из-за своего вечного противостояния любой власти они подготавливают почву для смены правительства, а в результате оказываются в худшем положении, чем раньше.
Семейное предание умалчивает, кто приобщил Августу к революционной деятельности, но факт остается фактом, семнадцатилетняя девушка посещала кружок, разносила запрещенную литературу и просвещала рабочих. Даже замужество за сына владельца фабрики, который настолько потерял из-за нее голову, что, происходя из еврейской семьи, ради ее согласия крестился, не отвлекло Аву от тайных занятий. Венчание было очень красивым. Младшие сестры, бывшие подружками на свадьбе, всю свою жизнь вспоминали, какую красивую пару у алтаря составляли жених и невеста. Все было прекрасно.
Тут грянула война.

С началом войны в Одессе кроме моряков появилось много военных. Их можно было встретить везде – на улицах, в парках, в театрах. Ни одна вечеринка теперь не обходилась без военных. На одной из таких вечеринок Ксеня познакомилась со своим будущим мужем. Подруга представила ей своего двоюродного брата. Молоденький телеграфист Петя, как оказалось, одного с ней года рождения, не красавец, но живой и очень интересно говорящий. Он очаровал девушку своими рассказами. Чувствовалось, что он много читал. Ксеня сама любила читать, но его кругозор был намного шире. Девушка покорила юношу с первого взгляда, да и не могло быть иначе – миловидное лицо с огромными, цвета спелой вишни глазами, каштановые волосы с необычайным золотисто-медным оттенком, такие густые, что у нее уставали руки, когда она из них сооружала замысловатую прическу. Молодые начали встречаться. Петру по роду службы часто приходилось бывать в командировках, тогда на смену встречам приходила эпистолярная связь. Переписка велась с такой интенсивностью, что за период войны собралось около тысячи писем и открыток, пронумерованных, перевязанных ленточкой и бережно хранимых Ксеней во всех ее последующих переездах. (Я любила вместе с Бабочкой перебирать эти открытки, совсем не похожие на те, что продавались в киосках, разглядывать незнакомые города, репродукции известных картин – эту любовно сохраненную память прошлого, и засыпать под ее рассказы). Получив разрешение командира части, Петя и Ксеня поженились в Одессе в старообрядческой церкви.

Муж ушел добровольцем на фронт, а спустя непродолжительное время Августа узнала из газеты, что он погиб. Так оборвалось ее недолгое супружество. За свою подпольную деятельность она попала в поле зрения полиции. Чтобы избежать ареста, приняли решение отправить девушку в Закавказье на помощь тифлисским ячейкам. Добиралась долго – сперва по Волге до Астрахани, потом на пароходе до Баку и уже оттуда на поезде в Тифлис. Так в четырнадцатом году Ава оказалась в Грузии. Началась абсолютно новая жизнь. Незнакомое место, вокруг незнакомые люди, говорящие на незнакомом языке. Рядом ни родных, ни близких, только новые товарищи из местной ячейки, которые её радушно встретили, помогли устроиться в швейную мастерскую, где она продолжила свою работу агитатора. Еще в девичестве Августа освоила профессию мастера по верхней одежде, которая ей сейчас очень пригодилась. Постепенно Ава прижилась в южном городе, который пришелся ей по душе не только своей теплой и мягкой погодой, но и добрыми и отзывчивыми людьми. В Тифлисе война совсем не ощущалась, город вел свой обычный образ жизни, так же по улицам разгуливали женщины в модных нарядах, так же за ними приударяли любвеобильные мужчины. У красивой, светловолосой Авы тоже появились ухажеры. Грузинские мужчины умеют красиво ухаживать за женщинами, могут увлечь их, вскружить голову. Не избежала этой участи и Ава. Но война, которая длилась так долго и так вяло, что все просто перестали обращать на неё внимание, вдруг прервалась революцией, а потом события завертелись, как в калейдоскопе. Закавказье объявило о своем праве на самоопределение – выходе из Российской империи и образовании независимой Закавказской республики, которая потом распалась на Армению, Азербайджан и Грузию. В Грузии к власти пришло правительство Ноэ Жордания. Появились немцы, потом англичане, а потом пришел Орджоникидзе во главе 11-ой армии и вернул Грузию, пожившую пару лет "независимой жизнью", на прежнее место под вывеской "Страны Советов". Наступила новая эра, большевики победили, можно было больше не прятаться и жить открытой жизнью. Августа вышла замуж за своего настойчивого ухажера, князя Георгия. Через год родилась девочка, как две капли похожая на своего отца. Это была моя мама.

Мальчик, мой отец, родился 10 апреля семнадцатого года. Молодые родители не могли нарадоваться на свое маленькое чудо. Но следом за большой радостью случилось большое горе – рухнула страна. Это позже они осознают размеры катастрофы, а поначалу после отречения царя и провозглашения временного правительства все пребывали в какой-то эйфории от ожидания лучших перемен. И перемены грянули, но такие, что люди с тоской вспоминали свое прежнее спокойное и сытое житьё. Появились беженцы из столичных городов, изголодавшие, растерявшие былой лоск, с ужасом рассказывавшие о вакханалии революции. Ксеня, слушая эти рассказы, с тревогой думала о своем мальчике. О себе она не думала, боясь за судьбу сына, за то, какой неспокойный мир подарила ему при рождении. Муж как мог успокаивал её, твердил, что пока он жив, с его любимыми ничего не случится. Сам он остался верен раз принесенной присяге и в Гражданской войне сражался на стороне белых. Из Севастополя отплыл последним пароходом. Ксеня с мальчиком осталась в Одессе у родных. В город вошли красные.
Жизнь изменилась, но продолжалась. Ксеня получила письмо от мужа, который звал её к себе. Женщина долго не думала. Жизнь и так стремительно менялась, и вечером невозможно было предугадать, каким будет завтрашний день. Собрав немного вещей, ровно столько, сколько могла унести в руках, подхватив сынишку, отправилась в Константинополь с контрабандистом, который привез ей весточку от её любимого Петеньки. Ох, и горек хлеб чужбины. Несмотря на красивейшие города Европы, несмотря на то, что благодаря своей специальности муж не в пример большинству эмигрантов устроился на работу и неплохо зарабатывал, Ксеня всей душой стремилась на родину. В своих рассказах о жизни, а она была прекрасная рассказчица и любила поговорить, всегда молчанием обходила этот период своей жизни. Когда советское правительство объявило амнистию и разрешило вернуться на родину белогвардейцам, не участвовавшим в карательных операциях, семья возвратилась в Советскую Россию. В фирме, в которой он работал, Петр получил перевод в Тбилисский филиал. В Тбилиси Ксеня поняла, что снова беременна. Она мечтала о дочери, представляла, как наряжает девочку в красивые платьица, гуляет с ней в парке, учит читать и шить, но вновь родился мальчик.

После рождения дочери Августа, занятая новыми обязанностями, слегка отдалилась от мужа, по правде, обижаясь на него за то, что он совсем ей не помогал, предоставив ей самой все заботы о новорожденной. Через какое-то время она обратила внимание, что из дома пропадают вещи, подаренные ей первым мужем. На прямой вопрос Георгию, что это значит, он, после непродолжительного отнекивания, сам пошел в атаку и заявил, что не может устроиться на достойную его работу, а образ жизни, к которому он привык, требует определенных затрат, клялся, что это больше не повторится. Конечно, через какое-то время он нарушил слово, снова клялся и снова нарушал обещания. Наконец, терпение Августы закончилось, и, когда из шкатулки исчезло последнее кольцо, супруги расстались, благо развод в то время был максимально упрощен.
Совсем недолго она спокойно прожила с дочерью. Новая напасть обрушилась на бедную женщину, врачи обнаружили у нее воспалительный процесс в левой почке. В тот период эту болезнь еще не лечили, и женщину ожидала смерть. Молодой начинающий хирург, это позже он станет светилом в урологии с международным признанием, а тогда о нем никто еще и не слыхал, рискнул сделать операцию по удалению больного органа, но положительного итога не гарантировал, так как метод был абсолютно новый, никем не опробованный. Августа согласилась. Из Перми прибыла "группа поддержки" – отец, брат Сережа и младшая сестра, недавно от гриппа потерявшая мужа и сына. Василий Федорович забрал с собой маленькую внучку, а Шурочку оставил ухаживать за сестрой, которой после сложной операции требовался длительный уход. Два года Томочка прожила у бабушки с дедушкой, среди многочисленных тетушек и дядюшек.  Как только Августа более-менее окрепла, Василий Фёдорович вернул ей дочь. Шурочку он так и оставил в Тбилиси помогать и поддерживать сестру.
Вернулся первый муж Августы. Оказывается, он не погиб, а попал в плен, по окончании войны оказался во Франции, а после амнистии возвратился в Россию. Женщина была в шоке, когда узнала о его чудесном воскрешении. Она запретила своим близким сообщать свой адрес, но он все же разузнал об её местоположении и приехал. Как ни упрашивал он свою жену, как ни умолял вернуться к нему, как ни заклинал её тем, что они давали клятву перед богом, как ни обещал быть хорошим отцом для ее дочери, Ава была непреклонна. Не помогли ни уговоры сестры, ни согласие Томочки на нового папу, ни призыв исполнить венчальные обеты. Еще одна семейная тайна, которую я так и не смогла разгадать: почему она ему отказала? Ведь она любила его. Отказываясь от счастья с любимым человеком, она, в первую очередь, наказывала себя. За что? За то, что нарушила данное ему слово? За невольный грех двоемужества? Или не хотела своей дочери судьбы падчерицы, которую испытала сама. А может, все вместе. Кто её разберет, женскую логику. Одно могу сказать, моя бабуля умела говорить "нет". Она могла быть непреклонной. Если она произносила нет, то никакая сила в мире не могла заставить её изменить свое решение.
Муж вернулся в Пермь, работал управляющим на бывшем своем заводе, жил один и спустя несколько лет умер от простуды. Августа окончила в Харькове университет, работала, растила дочку. Вернее, она с утра до позднего вечера занималась работой и партийными делами, вела хозяйство и присматривала за дочкой Шурочка, а когда сестра вышла замуж, хозяйство легло на плечи маленькой Томочки, потому что Ава в домашних женских делах была абсолютный нуль, сказывалось, что в свое время мачеха её жалела и старалась не загружать поручениями.

Ксеня в охотку вела хозяйство. Ей нравилось, чтобы у нее все блестело, хрустело накрахмаленное белье, пахнущее чистотой и свежим ветром, а её мужчины всегда накормлены, напоены, вычищены и выглажены. Простое женское счастье - уютный дом, в котором всегда царят любовь и понимание. Что может быть лучше? Она прекрасно шила, а готовила так, что запросто могла стать шеф-поваром в любом престижном ресторане. Ксеню совершенно не напрягало, что муж оказался немного педантом в вопросах ведения домашних дел. Он требовал, чтобы все вещи лежали на своих местах и блестели, чтобы обед подавался только в столовой, а не по-новомоднему в кухне, чтобы обедали на накрахмаленной скатерти с такими же хрустящими салфетками и серебряными приборами, а не на уголке кухонного стола, сидя на простых табуретках. И к обеду обязательно надо было переодеваться из кухонного наряда в красивое платье. Но все это не занудные требования, а тот порядок, который Ксеня усвоила с детства. Петр постоянно твердил, что он не знает, сколько ему осталось жить, и он хочет отпущенное ему время прожить как нормальный человек – обедать в столовой и спать в спальне, а не как наемный работник, которого дальше кухни не пускают. Женщина всегда соглашалась с ним. Ксеню тревожил старший сын Володя, за свои неугомонные проделки он не мог удержаться долго ни в одной школе. Петя, правда, успокаивал её, что сам был таким сорванцом в детстве и его часто за плохую успеваемость пороли дома, но вот же вырос нормальным человеком, и у сына все наладится в свое время. Наконец, школьные годы позади, и Володя, выбрав профессию военного, учился в Ленинграде.

Страна жила своей новой, ранее неизведанной жизнью. Строились заводы, росли новые города, бывшие единоличные хозяйства превращались в колхозы. Тбилиси тоже сильно менял свой облик. На месте маленьких мастерских возникали большие заводы и фабрики, расширялись и переустраивались улицы, открывались новые школы, больницы и детские сады, конные повозки сменились автомобилями. Всё менялось, и все менялись. Однако, происходило что-то необъяснимое, что-то странное, не поддающееся осмыслению, а так уж устроен человек, что его всегда страшит то, что он не может понять, а не понимая, отмахивается, как от назойливой мухи. "Да минует меня чаша сия".
Не миновала.
Августа замечала, как иногда исчезают знакомые люди, но всегда была уверена, что органы разберутся, что партия не допустит несправедливости, потому что у нас самое справедливое правительство. Её задержали вечером после работы, когда она направлялась домой, отвезли в подвал большого дома, который находился напротив квартиры, где совсем одна её ждала маленькая дочка. Мир рухнул. Как снаружи, так и внутри нее. Привычная уверенность в безопасности и защищенности испарилась, уступив место неизвестности и почему-то безнадежности. Августа разозлилась за это, убеждая себя, что там разберутся, и все наладится, и что она поддалась этому чувству, которое просто витало в этой большой камере, с избытком заполненной задержанными женщинами всех мастей и всех сословий. "Молись, милая," – пожалела какая-то женщина, уступая ей место возле себя. "За что тебя," - поинтересовалась она. "Не знаю. Это скорее всего ошибка, " – ответила Августа. "Все мы здесь по ошибке, - вздохнула незнакомка. – Я и говорю, молись, только Бог может сотворить чудо". Утопающий хватается за соломинку, вот и Ава ухватилась за молитву. В детстве её водили в церковь, и сейчас в голове всплыли слова "Отче наш" и "Богородица дева, радуйся", и она бессчётное число раз повторяла их, перемежая мольбами о недопущении полного сиротства маленькой дочери. Утром Августу вызвал следователь, в полубессознательном состоянии после бессонной ночи она не видела его лица, не слышала своих ответов на стандартные вопросы, только в уме все повторяла слова молитвы. Её выпустили. Случилось чудо. По дороге домой она зашла в Кашветскую церковь и долго молилась за свое спасение. С этого дня атеистка Августа стала истинной христианкой в полном смысле этого слова, она выполняла все предписанные православной церковью каноны. Посты, молитвы, поклоны – все это исполнялось в полной мере и в положенное время. Она в жизни ничего не делала наполовину. И при этом оставалась истинной большевичкой.

За Петром пришли ночью. Ксеня поначалу не слишком испугалась, его уже задерживали в двадцать восьмом году за работу в английской фирме, но тогда быстро отпустили. Вот и сейчас она думала, что разберутся и отпустят, тем более, что фирма та давно ушла из СССР, а за ним никаких нарушений не водилось, она бы обязательно знала, так как у них с Петей секретов друг от друга не было. Но дни проходили за днями, её с маленьким Игорьком выселили из плехановской квартиры в какой-то сарай на Авлабаре, не дав даже толком собрать вещи, а в их уютный дом, так любовно обставленный ею, вселился бывший помощник Пети. Наконец, она получила справку, что её муж, Петр Андреевич Родионов, осужден тройкой НКВД на десять лет без права переписки. Это сегодня мы знаем, что подобная формулировка означала расстрел, а тогда бедная женщина верила, что любящий муж к ней вернется. Когда было совсем невмоготу, она доставала из коробки бережно хранимые открытки, которые "любящий" Петечка слал ей во время войны, перечитывая их, ей казалось, что это сегодня он вновь и вновь признается в любви, что вот-вот откроется дверь, и он сам, её ненаглядная любовь, войдет в дом. Чтобы прокормить себя и поставить на ноги сыновей, из которых младшему исполнилось только девять лет, она вспомнила профессию швеи, которой училась в девичестве, и стала зарабатывать надомным шитьем.

Дочка Томочка подросла и заневестилась. Худенькая так, что талию можно пальцами охватить, смуглая, с выразительными темными глазами, из которых так и сыпались смешливые искорки, а темные блестящие волосы волнами рассыпались по плечам, она любую компанию заряжала позитивом. Друзья в шутку называли ее "княжна Мэри", намекая одновременно на её происхождение и влюбчивый характер. Августе такое прозвище не нравилось, когда она его слышала, всегда добавляла, что все княжны закончились в семнадцатом году. Дочку она очень любила, хотя свою любовь и нежность внешне никогда не проявляла. Возле их дома на центральной улице постоянно крутились знакомые и незнакомые юноши. Томочка часто пробегала мимо них, даже не останавливаясь, иногда она приветливо махала рукой, еще реже останавливалась и долго беседовала. Августа ничего не говорила, доверяя своей дочери. Но когда один из парней стал довольно часто попадаться ей на глаза, она прямо спросила дочь, кто это. Та туманно ответила, что один хороший знакомый. Стороной Августа узнала, что этот "хороший знакомый" сын врага народа. Характеристика для того времени не из приятных, если не сказать больше.
Началась война. В воздухе давно ощущалось грозное приближение, но все равно её начало для всех стало неожиданным. Жизнь каждой семьи получила новую точку отсчета. У Томочки выпускной совпал с началом войны, а потом её призвали в армию. Володя в последний момент смог вытащить её из эшелона, который уже стоял под парами. Сам он попал на фронт в самое тяжелое время – летом сорок второго года, когда Красная армия с тяжелыми боями отступала к Сталинграду, был ранен и комиссован из-за не извлечённой вражеской пули, которая застряла в нервном узле. Дальнейшую службу проходил в Тбилиси. Жили молодые у Августы, потому что маленькая комнатушка, в которую выселили Ксеню, была плохо приспособлена для житья.
Со свекровью дочери Августа общалась редко, та почти не приходила к молодым, а когда все-таки представители Монтекки и Капулетти встречались, обе вели себя холодно-вежливо. Все изменилось, когда родилась я, а затем моя сестра. Две крошки смели все классовые разногласия. Новая жизнь заставила пересмотреть приоритеты. Победили родственные отношения. Отныне они вместе участвовали в нашем воспитании. 

Прошло десять лет со дня ареста и еще почти десять лет, а Петечки все не было. После ХХ съезда КПСС, когда Хрущев, решив уничтожить народную любовь к правящему до него вождю, с трибуны вслух объявил о миллионах загубленных душ, Ксеня, воспрянув надеждой, стала хлопотать о своем муже. Вскоре она получила справку, что тот умер от воспаления легких в тысяча девятьсот сорок втором году, а чуть позже вышел приказ о его полной реабилитации. Имя Петра было очищено, но самого его уже не было на свете. Через два месяца Бабочка умерла.

Две женщины. Абсолютно разные, как две розы. Одна – белая роза на прямом длинном стебле, который никакие невзгоды, никакие перипетии не смогли ни согнуть, ни сломать, которая до последнего вздоха оставалась так до конца и нераскрывшимся бутоном. Вторая – красная роза, пышная, красивая, с нежными бархатистыми лепестками, символ любви страстной и горячей, двадцать лет, как Пенелопа, верно ждавшая мужа и умершая после того, как узнала, что его уже давно нет в живых.

Бабуля и Бабочка оказали огромное влияние на становление наших с сестрой характеров. Они научили нас стойкости и верности своим близким и своему слову, не сгибаться ни пред какими невзгодами, быть честными с людьми, а главное с собой, привили любовь к жизни, какой бы стороной она ни поворачивалась к нам, показали, как можно жить, довольствуясь самым малым, никогда не унывать, не роптать, когда начинается черная полоса жизни, и верить, что за ней всегда наступит белая.

Нет ни Бабочки, ни Бабули. Я давно перешагнула их возраст. У меня самой подрастает внук. Я хочу стать для него таким же связующим звеном между веком девятнадцатым и двадцать первым веком.
В нашей семье не велись беседы о нашей родословной, о предках, славных и не очень. Все, что я написала, является итогом моей памяти о когда-то услышанных чужих разговоров или более поздних бесед с родственниками о каких-то событиях, поэтому написанное носит чисто субъективный характер, возможно искажено временем и моей любовью. Моя любовь останется со мной до последнего вздоха, но пусть мои дети и дети их детей знают историю не только по учебникам, которые все время переписываются, но по жизням людей, из которых состоит эта история, которые делали эту историю. По нашим жизням.