Время остановилось!

В моём поколении трудно найти сталинистов. Мы не могли ими стать. Мы были подростками, когда Хрущёв проводил десталинизацию. Нам не надо было в чём-то разуверяться, нам эту веру преподнесли сразу. Остальное можно было перепроверять в первоисточниках. Мне повезло в спорах с настоящими сталинистами, которые не были демагогами, а отстаивали свою точку зрения не только аргументами теории, но и примерами из собственной жизни. Одним из таких людей был мой учитель Василий Мартынович Брижанин.

Я окончил школу, потом институт, потом мы стали коллегами. Вступить в партию меня сагитировали мои коллеги, партийные учителя, сагитировали всего лишь одним убийственным аргументом – в партячейке бороться против Брижанина некому. Очень тонко подошли: «Ты ж на педсоветах выступаешь против авторитарного стиля работы, нам нужны такие люди. Давай!»

Сработало. После этого Василий Мартынович стал моим официальным оппонентом. Вернее сказать, я стал его оппонентом. Он же был старше меня и преподавал мне историю аж с шестого класса.Да, да, я был его учеником.

Спорили мы с ним не только на собраниях и педсоветах, но даже в нашей Айской сельской участковой больнице. В одной палате лежали, когда ему исполнилось шестьдесят лет. Юбилей! На день   рождения Мартыныча навестила его жена Людмила Васильевна. Она не была сталинисткой. Она было просто женой Василия Мартыновича. Замечательный педагог, к тому же наша сельская поэтэсса. Принесла к дню рождения листок со стихами. Это было круче любой поздравительной открытки!
 
В тот день мой отец приходил. Принёс бутылку абрикосового вина. С этого вина у нас с Мартынычем началась аллергия. У меня опухли и посинели ноги, у моего оппонента воспалился весь рот. Шкура с нёба слезла и Мартыныч выплюнул её в мусорку.

Мы оба запаниковали. Не из-за того, что помрём. Пало нам в голову, что аллергия началась из-за нарушения постельного режима. Мы с утра до позднего вечера играли в шахматы. Каждый ход сопровождали острыми подковырками. Лезли под шкуру друг другу очень изощрённо. Подковырка должна была звучать к месту, очень остро, как на КВНе, но она должна была щадить достоинство противника. У нас у обоих это так классно получалось, что вся палата превратилась в благодарных зрителей. И вот на тебе, доигрались. Главврач узнает и выпишет досрочно. Позор то какой! Учителя называется.

Мы оба, сталинист и антисталинист, прижухли. Укрылись одеялами и молчим. Опечаленные зрители бродят по палате и по коридору больницы, ждут, когда мы выздоровеем до уровня новых шахматных баталий.

Тут вдруг ещё один больной с нашей палаты опух. Он тоже пил с нами тот абрикосовый аромат крепостью двадцать градусов и тоже, как и мы с Мартынычем, подставлял свою задницу под шприц для внутримышечного приёма порций пенициллина. Мы тут же сообразили, что шахматы не причём. Просто абрикосовый аромат и пенициллин несовместимы! Мартыныч откинул одеяло, резво вскочил с кровати:
Фёдор Борисыч, расставляй! Аллергия – это дело преходящее. Как пришла, так и уйдёт!

Будучи идейными противниками, мы не только уважали друг друга, но и защищали друг друга от нечестных нападок со стороны крутых карьеристов. Василий Мартынович был талантливым оратором. Как сейчас помню самую последнюю районную партийную конференцию. Для меня она была первой и последней.

Тех, кто против генеральной линии зубатил, до таких форумов не допускали. Пришёл Горбачёв и вдруг я, который против этой линии зубатил, стал передовым. Всем предложили перестроиться. Многие перекрасились. Нам с Василием Мартыновичем этого не надо было делать. Мы оставались теми, кем были всегда. Мы с ним придерживались разных критериев истины и продолжали как ни в чём ни бывало дальше спорить.

На районной партийной конференции мы сели рядом. Обоим тошно было смотреть на всё, что в зале происходит. На тот момент мы перестали быть противниками. Речь шла о полнейшей разрухе, к которой вели страну донельзя борзые перестройщики и донельзя тупые их противники. Наши разногласия перестали иметь актуальное значение.

Конференция началась в девять утра, дело шло к полуночи, а дебатам не видать конца. Зал начал дремать. Слово берёт Василий Мартынович и, прихрамывая, идёт со своим костылём к трибуне через дремоту уставшего зала. В зале много делегатов, которые научились спать с открытыми глазами. Это руководители среднего звена, особенно отличались бригадиры дойных гуртов. Их можно узнать издалека.Они вообще не высыпаются. В пять утра подъём, в двенадцать ночи отбой, без выходных. Были у них отдушины, когда вызовут на заседание или на ковёр для взбучки. Там они спали сидя с открытыми глазами и ждали своей очереди. Отвечать приходилось за увесы, за прогулы скотников и за падёж скота.

Василий Мартынович, встал за кафедру, окинул орлиным взором дремлющий зал, выдержал паузу и как закричит на весь зал: «Время становилось!!!» Сказать точнее, не крикнул, а заорал во всю мочь. Так громко мог закричать лишь Тарас Бульба на костре: «К берегу! К берегу хлопцы!!!» Зал вздрогнул, проснулся, все уставились на оратора, ждут, что будет дальше.

А дальше Василий Мартынович очень спокойным тоном уточнил: «Телепередача есть такая – "Время остановилось"». Все во внимании, оратор спокойно, но жёстко высказал своё мнение о всём происходящем. Это был учитель макаренковской закалки. Они умели управлять своими эмоциями и реагировали на суть информации, а не на форму её изложения.

Потом был запрет КПСС, и разгром здания райкома партии и районной партийной библиотеки. В этом разгроме мне пришлось лично принимать участие. Событие историческое. Как в Смольном в октябре 1917 года. Мы бродим по комнатам, под ногами валяются документы, разные бумаги, то в одном, то в другом углу возгласы удивления, этот шум чем-то напоминил мне школьную перемену, беготню ребятни под шорох опавшей осенней листвы.

Я залез на чердак и обнаружил там книги довоенного издания с речами Ленина, Крупской, Сталина и целую кипу плакатов сталинской эпохи. Эти плакаты спрятал кто-то в хрущёвскую оттепель. У меня ума хватило вызвать Николая Никитыча,учителя истории Алтайской средней школы номер два, и передать ему несколько центнеров книг, которые должны были стать макулатурой. Несколько книг я переслал Василию Мартыновичу.

Для него они были священными писаниями. Меня же они не волновали. То, что надо было сохранить для истории, я сохранил, но хотелось ещё сделать подарок, который скрасит хоть как-то последние дни умирающего учителя истории, сталиниста до мозга костей, моего односельчанина, моего учителя, моего коллеги и вечного оппонента Василия Мартыновича Брижанина.