Победители

  «Сёмка! Семё-о-о-о-он! Тяааатя зовё-о-о-от!» –  щуплый, но голосистый Андрейка, зовя старшего брата орал так, что в горном ущелье отзывалось эхо, а в нижнем конце деревни злобные чабанские псы просыпались и лаяли. Сёмка с друзьями играл на полянке в лапту. В свои тринадцать он ощущал себя с одной стороны совсем взрослым, потому что большая часть домашних забот была на нем, но с другой … Хотелось и поиграть, и побаловаться. Стояли последние дни августа тридцать восьмого. Только что закончилась затяжная сенокосная страда, а уборка урожая еще не началась, значит можно было бы и поиграть, тем более, что через несколько дней возобновится учеба в школе – а это ежедневные семь километров в одну и столько же – в другую сторону…А еще была какая-то смутная тревога: отца вчера внезапно вызвали в «район», а оттуда он, хоть обыденкой, хоть с ночевкой всегда возвращался ближе к вечеру, а сегодня нет даже полудня...  Нехотя выйдя из игры, Семён побежал  домой…

Тятя – отец мальчишек  Николай – всегда веселый и доброжелательный мужик «цыганистого вида», работал  заведующим сельпо недавно, не более года. Его туда назначили из уважения – несмотря на то, что ему было всего тридцать два, в деревне его величали по отчеству – Савельич. А уважали, потому что, во-первых, он благодаря легкому характеру, умел  со всеми ладить, а во-вторых – считался грамотеем, т.е. научившись почти самостоятельно читать и писать – читал  все, что попадалось под руку и при случае охотно пересказывал прочитанное. Если же нужно было за кого-нибудь написать письмо или «деловую бумагу», то и тут он никому не отказывал:  своим ровным, почти каллиграфическим почерком, писал все, о чем просили земляки. Правда в грамматике следовал одному простому правилу: «как слышу, так и пишу».  Предыдущего продавца увезли в неизвестные края в прошлом, тридцать седьмом. А теперь кто-то сообщил «куда надо», что и Савельич занимается хищением социалистической собственности. Ему повезло, что арестовали не сразу, но вызвав «в район» провели беседу, ночь продержали в «каталажке», а утром, предупредив, что на неделе приедет ревизия – отпустили домой. Николай понимал, что ревизия неминуемо найдет нарушения, и тогда одной ночью в «каталажке» не отделаться, а дома оставались дети: Семён, Андрей, Варвара (7 лет), Ваня (5лет) и двухлетний Яша. Большая семья – большие запросы. Одной картошки сажали почти гектар, и теперь эту картошку надо было копать. А ревизия могла приехать в любой день.

«Тятя!» - мальчишки забежали в дом, и Сёма, несмотря на то, что несколько минут назад хмурился от того, что не пришлось наиграться – теперь радости не скрывал.
- Ну что, соколы мои ясные! – Николай посмотрел на сыновей – нам надо с вами подвиг совершить: картошку победить!

- Тятя! Так ведь никто же еще её не копает – попытался возразить Семён, но Николай твердо сказал: Никто не копает – а мы будем копать! И как выкопаем – так в баню пойдем под красным флагом! Как победители!

… Картошку они выкопали до приезда ревизии. И в баню после копки шли под красным флагом. … Через несколько дней приедет злополучная ревизия и, конечно же, выявит в сельпо растрату и недостачу. Просто в то время у колхозников деньги не всегда были, а соль, сахар, махорка – требовались всегда, и поэтому Николай Савельевич по-свойски раздавал «социалистическую собственность» в долг и за это получил срок – четыре года. На свободу он выйдет только  в сорок первом, когда уже будет полыхать  война, и сразу же попросится на фронт. Служить будет в разведке 208 гвардейского  легкого артиллерийского полка 3 гвардейской  артиллерийской дивизии.  13 октября 1943 года он – старший разведчик, красноармеец Балакин Николай Савельевич, в районе деревни Азарово, под ружейно-пулеметным огнем противника обнаружит 105 –мм батарею противника, которая будет уничтожена по его точному целеуказанию четвертой батареей полка. За этот подвиг он был награжден медалью «За боевые заслуги».

1 февраля 1944 года он поступит в Смоленский эвакуационный госпиталь №2896 по поводу множественного ранения и умрет от ран 6 марта 1944 года. Похоронен будет  на Покровском кладбище г. Смоленска в братской могиле.

….После ареста отца  Семёну учиться больше не довелось. И дома требовались мужские руки, да и в колхозе кому-то надо было работать. Крепкий и работящий паренек стал работать в колхозной кузнице, сначала молотобойцем, а временами и замещал кузнеца. Когда началась война, ему еще не было шестнадцати. В армию был призван  в 43 – опоздал под Сталинград, но попал под Курск. Точнее, даже толком не попал: их воинский эшелон разбомбили на подходе к конечной станции. Кто-то погиб под бомбежкой, кто-то остался невредим. Повезло, или не повезло Семёну – трудно сказать. Он получил множественные ранения, потерял ногу, но домой вернулся. Правда – по шею загипсованным. Мать работала на ферме, младшие – как могли, помогали старшим. А сидеть дома с хромым инвалидом  было просто некому. Да и вся страна жила в великом напряжении, отдавая всё для фронта – всё для победы. Можно представить себе, какое отчаяние рождалось в душе восемнадцатилетнего мальчишки, который еще недавно был надежным, трудолюбивым мужичком, потом стал несостоявшимся солдатом, а теперь – обузой  для всех… 

Может быть, он и не смог бы выжить, но пасечница Шура – недавно овдовевшая солдатка – предложила председателю колхоза принять раненого Семена сторожем на пасеку. Мол, ну и пусть не ходит, но лежать-то с берданкой сможет! И если косолапый вздумает пакостить, да ульи разорить, то Семен, еще мальчишкой увлекавшийся охотой, если не подбить, то   отпугнуть зверя точно сможет… Так и стал Семен Николаевич пасечником.

То ли свежий воздух, то ли мёд с горных лугов, то ли забота и любовь таёжной пасечницы Шуры сделали своё дело: окреп раненый, сил набрался, к жизни потянулся. Сам себе смастерил протез и стал полноценным пчеловодом. И с Шурой, несмотря на то, что она была без малого на десяток лет старше –  создал крепкую семью. Вскоре дочка у них появилась. А там и трое сыновей один за другим. Мало воевал Семён, да глубокий след оставила война в его жизни. Часто болел. Скончался, едва отметив полувековой юбилей.

…Почти не довелось учиться и Андрейке. Вернее, в довоенные годы успел закончить четыре класса. Учился на пятерки, а если и попадалась четверка – то редко-из-редка. Учительница говорила, что большим человеком Андрей станет, а он, как назло, ниже всех в классе был. Зато ловкий и озорной. Война началась, когда он пошел в пятый класс, но доучится смог только до первых заморозков. А там – обувь подвела. Вернее – её полное отсутствие. А тут еще все взрослые мужики ушли на фронт, а за ними стали уходить и подрастающее мальчишки. Так с 12 лет  стал Андрей Николаевич работать  в колхозе. А когда старший брат ушел на фронт – то и за старшего мужчину в семье остался: и в колхозе работал и о доме заботился.
На войну опоздал. Последними призывались те, кто родился в 1927, а Андрей Николаевич появился на свет в 1928 году. Поэтому он и его ровесники в армию были призваны первым послевоенным призывом - в 1948 году. Несмотря на малый рост и «воробьиный» вес попал служить в Воздушно-десантные войска. Своим сыновьям и внукам он  будет увлеченно рассказывать про самолеты и прыжки с парашютом, про армейских друзей, про труд в годы войны и довоенную жизнь.

Но с особенной теплотой и грустью он будет часто вспоминать,  как когда-то три мужика – тридцати двух, тринадцати и десяти лет – гордо и с честью, усталые и довольные после копки картошки, шли в баню, как на парад, неся какое-то подобие флага, как стяг победы. И это воспоминание будет всегда живым и ярким, ведь таким он и запомнил своего вечно молодого отца в их последнюю встречу...