Не убить пересмешника

Звонок в дверь почти одновременно со стуком откуда-то снизу или сверху по радиатору.
— Не открывай, ещё одиннадцати нет, потерпят.
— Нееа..., — слышимость. Давай сделаем потише.
— Просто поговори нормально — ещё часик послушаем.

Татьяна Васильна. Кто бы сомневался
Я вышла на площадку. Старенькую соседку было жалко. Давление, конечно, ей как по голове.
— Да мы сделаем потише. Ещё немного послушаем и всё. Суббота, что и с другом нельзя посидеть. Я понимаю Вас, но не каждый же день.
— Другом обзавелась? Ну ты даёшь. Уж подумала дочка приехала. С приятелем-то познакомишь или боишься утащу, - хохотнула она.

А он уже сам вышел за дверь. Стоял и весело улыбался. Вот, блин, ещё и с сигаретой. Сейчас нормальный разговор закончится.
— Ох и надымила. Дома и кури со свои дружком.
— Я не курю. Но ему можно. Вот, знакомьтесь, - я улыбалась.
— Слышь, это моя соседка, я тебе про неё ещё не рассказывала. Ну скажи ей что мы дослушаем альбом, и потом будет тихо. И не дыми, пожалуйста..

Татьяна Васильевна подслеповато глядела на меня без улыбки.
— Шла бы ты спать.
Странно она как-то смотрела, а Пересмешник молча курил, потом затушил окурок, подмигнул нам и ушёл в квартиру.
— Я потом вас получше познакомлю. Мы зайдём как-нибудь, чайку попьём. Поболтаем втроём.
— С кем втроём?
— Ну со мной и с Пересмешником. Это он часто так постоит и уходит, слова не сказав.
— Ой всё, иди спать, Алёнка, и музыку выключай.

***

Вот уж не думала что так случайно, незапланированно окажусь здесь. Это моя улица: здесь я родилась и выросла. Думала заехать, и не раз, да что-то удерживало. Слишком много воспоминаний можно было разбудить. Трепетных, чудесных, лучших.
Их не оказалось, — не было. Как не было ничего, что осталось в сердце. Закрытые цепями ворота — ни в один двор не попасть. Срубленные тополя и, лишь мелкие, невысокие кусты. Тут так всё изменилось, и везде что-то отколото, разрисовано,— стоит ждёт ремонта.

Другие люди, другие лица. Постояла, задрав голову наверх, напротив своего дома. Нет. Ничего не дрогнуло. То время ушло, оно теперь лишь в моей памяти и этого достаточно. Всё течёт, всё меняется. Не хотела бы теперь здесь жить. Моего тут ничего нет.
На углу третьей Советской — старенькое здание детской поликлиники и сквер. Я просто иду мимо, оглядываясь по сторонам, вспоминая и сравнивая.

— Ты урод! Не понимаешь — лечись. Это, блин, искусство?! Черномазый на всю стенку? Ты в Африке или в Питере. Пшёл отсюда к своим дебилам.
Я останавливаюсь, глядя во все глаза. Вроде нормальный мужик, не гопник и трезвый, а тот на которого он наорал как-то сразу слился. Классно. Мне бы такой наговори матом, и я бы промолчала и утёрлась. Да я бы и замечаний делать не стала — кто ж сейчас кого-то слышит.


— Привет. Здешняя?
Оппа, а парень уже рядом со мной, прикуривает. Надо же вот так запросто с незнакомыми.
— Достали ушлёпки. Покурим?
Видимо ответы его не очень интересовали, а вот завёлся всерьёз. Не угомонился ещё:
— Счас ещё этих самок вышибу и поболтаем.
Самки — две девки разлёгшиеся на скамейке, потягивали пивко и хрустели чипсами. Хабариков, пакетов, всякого мусора вокруг — немерено.


У меня глаза на лоб полезли, когда через пять минут, они уже не лежали, а голыми руками собирали всё, что валялось и тащили к урне.
— Пиво дохлебайте при мне, — командовал паренёк, - и бутылки культурненько, как люди выбросили и пошли.
И они пошли. Быстро так, даже не оглядываясь, а меня уже тащили к освободившейся скамейке.

— Алёна, - чудное имя, а я — Пересмешник.
— Это же не имя.
— Книжку помнишь? Хорошая, умная, только грустная.
— "Убить пересмешника"? Но это же птица такая.
— Точно. Птица. И убивать пересмешников нельзя.

***

Я уж и забыла как можно вот так жить. Да, теперь Пересмешник живёт у меня. Мы разные, совсем разные, но это друг. Шальной, резкий, иногда злой, но мне с ним хорошо.Мы договорились: каждый вечер за кофейком — тема. Выбираем поочередно и разговариваем.


Он умеет слушать, но важнее, что понимает. Понимает то, что чувствую я. Были ли у меня такие друзья вообще когда-нибудь? Что-то не помню. Мне легко с ним. Даже рассказала, в один из вечеров, о мире где был апокалипсис, а после там была целая система подстав.


— Да этот мир такой же. Всё покупается, всё продаётся. Деградация.
— Сибирь горит, люди гибнут. Чуть ли не конец света.
— Пусть горит.
— Ты чего?
— Да не Сибирь, — я про весь этот мир. Если до всего этого докатились, то и не жалко нас. Земля защищается. На фиг эту цивилизацию, которая всё жрёт и везде гадит.
— А люди? А животные? Это же кошмар.
— Кошмар мы. И уж если матушка природа решила вылечиться, она это сделает. А там кто-то останется или всё с начала. Не боись у творца промашек не бывает. Лучше давай ещё о чём-то.


Мы смакуем моменты "Дом в котором..". Ему нравится Слепой и он оправдывает Волка.
Старый рок. Попса тоже не его, как и не моя.
Нам здорово.


Не знаю чем он занимается, когда куда-то уходит или когда я на работе.
у нашей дружбы есть правило — никому о нашей дружбе. Никаких объяснений, никаких подробностей.
Но я летаю на работе, словно у меня крылья и по мне видно, что я изменилась. Чуть не пробалтываюсь, вовремя спохватившись, объясняю, что приехал родственник, мол, возвращаюсь в тёплый дом.


Ещё мы гуляем по улицам. Выбор его. С ним всё просто. Если заходим в кафешку, и кто-то садится рядом - это всё. Целый вечер отличных разговоров. Я никогда не умела так знакомиться и заговаривать сама. Просто так, когда не спрашивали, а он может.
Говорим обо всём, даже о том, о чём нельзя или в другой обстановке было бы скучно.И все слушают, все участвуют, все смотрят на меня, будто это я вот так взяла и начала не трепаться, а говорить о том что важно, что интересно, что касается всех. Порой обмениваемся телефонами, договариваемся не потеряться. Я столько узнаю о других и такое разное.


Он не добрый и не злой. Не толерантный. Куда там. Даже чувствую, что способен и ударить если кто-то вдруг станет перечить, но ему не перечат. Он всегда говорит так, что даже пьяный трезвеет и до него доходит. Пересмешник умеет доносить, его не слушаются, его слушают и понимают что прав он. Странно, но иногда мне чудится, что когда-то и я так могла. Только когда.


Ещё изредка мы мотаемся по городу не просто так. Велел вытрясти адресок детишек соседки: "Пусть бабулю фруктами порадуют. Сами не догадаются. Надо подсказать", — злая усмешка, но мы едем. Детишки тихие, пристыжённые даже рта не открывают. И я верю, что у соседки теперь не будет пустого холодильника и стылого взгляда.
Он умеет угрожать. Всерьёз или просто для испуга - не знаю. Но действует.


***

Войдя домой, сразу поняла, — что-то происходит. У Пересмешника мало вещей, а его рюкзак поставлен у входа.
Кухня в табачном дыму; сидит одетый, будто ждал меня.
— Ты чего? Никуда сегодня не пойдём?
— Ты не пойдёшь, а я улетаю. .
— Почему? Что я сделала?
— Ещё не успела, но можешь и я пас.
— Пересмешник, не валяй дурака.
— Пересмешника нельзя убивать, а ты можешь. Да собственно, ты всегда это и делала. Так что бывай.


Я не бегу его останавливать. Это бесполезно. Он же резкий, бесповоротный, он не меняет решений. Просто плачу как дура, хлебаю остывший кофе и тянусь за сигаретой.


В лифте еду с соседом. Мне так тошно, что еле поздоровалась, не глядя.
— Чего такая? Давно не встречались. Как ты?
— Устала. С другом поссорилась. Как это давно не встречались? На прошлой неделе ехали в лифте, как раз с моим другом.
Роман смотрит на меня удивлённо.
— Что-то припоминаю, но видел только тебя. Есть друг?
— Был, да сплыл.
— Не переживай найдётся. То-то ты так повеселела в последнее время. Привык видеть грустной, а тут не узнать, словно прежняя. Рад, что ты теперь не одна. Заскакивай к нам как-нибудь.


Пытаюсь хоть что-то вспомнить где он может быть. Нет, ничего никогда не говорил ни о каких городах, улицах, адресах, номерах телефонов знакомых...
Осенило: "Вот идиотка. Я же могу ему позвонить. Ну и что, что он сам ушёл. Какая тут гордость и причём вообще убитые пересмешники".


Лезу в карман за телефоном. Мы каждый день переписывались. Сидели в чатах. С работы, когда могла, всегда писала хоть что-то. В ответ —смешные смайлики и песенки.
Включаю радуясь, соображая, что сейчас скажу и про то, что я согласна уехать в эти дурацкие деревни или покататься по миру напоследок: пока он ещё не рухнул. Надо только начать как ни в чём не бывало, будто никто не уходил, а я пришла домой раньше.

Никаких сообщений нет. Вообще нет. Ни смайликов, ни сообщений, Когда же я всё стёрла?
Просматриваю чаты в которые мы заходили; прокручиваю записи. Я есть — его нет. Есть все, кроме Пересмешника.

Я уже всё поняла, но мне слишком страшно, чтобы не искать дальше. Но его нет нигде. Ни на видео, ни на фото — там только одна я, улыбающаяся, радостная.
У меня новый замок ещё с зимы, и я брала только один ключ,- остальные положила в комод.
Там они и лежат. Стою над открытым ящиком, зная, что сейчас я такая же, какой была до того, как в моей голове появился Пересмешник..


***

В сквере на углу третьей Советской тихо и солнечно. Почему я увидела его здесь? Что сдвинулось в сознании тогда? Это чёрное граффити с негритянской рожей во всю стену, на самом деле отвратительно смотрится Здесь оно неуместно — это старый город.

На скамейке опять эти или другие девицы. И как тогда у них в руках по банке а рядом лежат чипсы, но кругом чисто.
С чего меня сорвало, — не знаю. Только я спокойно подхожу, смотрю на них и говорю с твёрдой интонацией, без намёка на вежливость или просьбу:
"Не забудьте всё выбросить. Будете гадить дальше, придём мы с другом? Вопросы?
Они кивают, а я, ошалевшая, ухожу.


Он сказал ты можешь.
Я могу убить пересмешника, могу это сделать ещё раз сейчас, да уже сделала, проплакав целых два дня. И раньше, когда была им сама. Намного раньше.


У меня только два выхода. Сдаться и жить как прежде или оставить, вернуть почудившегося друга.
Даже если кто-нибудь однажды и поймёт, что я разговариваю сама с собой, пишу себе, и что у меня реально съехала крыша. Не это важно. У меня одной может не хватить сил, а падать дальше я не хочу.


— Привет. Гуляла. Скоро буду. Ты хоть не выпей весь кофе, и сегодня будем слушать твою музыку. Лады?
— Привет. Мою и на всю ночь!
На следующей строчке три подмигивающих смайлика.