Няня

Няня

Клод Ирвин, владелец завода по изготовлению пластмассовой посуды, любил говорить: – Человек должен следить за своим имуществом сам. Вернейший способ разориться, это довериться менеджеру. Этому правилу Клод следовал неукоснительно вот уже двенадцать лет, с момента, как умер отец, и моло-дой Ирвин стал владельцем завода. Результаты не замедлили сказаться – предприятие процветало. Правда, было одно неудобство – Клод редко бывал дома с семьей. В будние дни бизнесмен уходил из дома в восемь и возвращался после семи. Лишь в уикенды и в праздники он мог позволить себе не опекать свое детище. Но в такие дни Клод предпочитал сидеть в клубе, а не дома.
Жена Клода Сезанна, молодая художница, была моложе Ирвина на пятнадцать лет. Это была одна из тех преуспевающих деятелей искусства, чей капитал, точнее капитал мужа, позволял женщине устраивать собственные выставки, в промежутках между ними посещать чужие, а в короткие промежутки между ними малевать свои шедевры.
Когда у четы Ирвинов родился ребенок, это внесло некоторый дисбаланс в сложившийся уклад жиз-ни. Промучившись четыре месяца, Ирвины отдали малыша матери Клода. До пяти лет мальчик воспиты-вался бабушкой, пока женщина не умерла. Вот тогда и возникла идея с няней.
– Главное, чтобы была чистоплотная, молодая и смазливая, – сказал Клод, когда жена спросила, по каким параметрам выбирать няню.
– Не очень смазливая, – сделала строгое лицо Сезанна, которая знала о любовнице мужа, сама крутила в настоящий момент сразу два романа, но любила строить из себя ревнивицу.
Через день няня была найдена. Женщина средних лет со строгим выражением лица по имени Энжела. Энжела хорошо готовила, следила, чтобы у ребенка было чистое белье, что еще нужно? Она быстро нашла с мальчиком общий язык. Обнаружив в нем такую черту, как любознательность, женщина стала уходить с Виктором в долгие прогулки по городу. Под опекой няни мальчик рос вежливым и воспитанным. Он молитвенно складывал руки перед едой, всегда желал отцу с матерью приятного аппетита, чем несказанно умилял Клода.
Виктору было шесть с половиной лет, когда одним воскресным утром он вошел в комнату к отцу. Клод как раз накидывал пиджак, собираясь отправиться в клуб верховой езды.
– Пап, ты уходишь?
– Да, малыш, – весело ответил Клод и ласково потрепал его по щеке.
– Я тебя не задержу, – скал мальчик, зная привычки отца.
– Это хорошо, говори.
– Пап, а когда ты умрешь?
Ирвин судорожно сглотнул. Дело в том, что неделю назад он сдавал анализы в связи с опухолью на шее. Диагноз не подтвердился, это был не рак, но воспоминание о холодке внизу живота еще не изглади-лось из памяти.
– Хм, эээ, а почему ты спрашиваешь, малыш?
– После твоей смерти твои деньги перейдут ко мне, а я их должен завещать церкви Благословения Господня. И я хочу знать, как долго мне ждать. Церковь совсем ветхая, крышу перекрывать нужно…
– Так, – зловеще пробормотал, – Клод, – значит, крышу перекрывать?
– Да, – кивнул мальчуган, – сосновые стропила нужны. Так говорит отец Пилсик.
– Это ты с няней Энжелой в эту церковь ходил?
– Да…
К удивлению Клода обвинительная речь против няни обернулась обличительной речь против него самого.
– Стыдитесь! – закричала женщина и грозно нахмурила брови. – За то время, что я у вас служу, вы не дали церкви ни гроша! Сомневаюсь, подали ли вы хоть медный грош на богоугодное дело за всю свою жизнь!? Вам суждено гореть в гиене огненной! – и вытянула длинный, крючковатый палец в направлении бизнесмена.
Энжелу рассчитали в тот же день,  а ее место заняла красивая молодая девушка лет двадцати пяти с очаровательными ямочками на глазах и задорным блеском в глазах.
–  Симпотяжка, – причмокнул Клод, – увидев девушку. – Задница – супер.
– Ну-ну, – щелкнула мужа по носу Сезанна.
Впрочем, она ничуть не сердилась, ее новый возлюбленный, скульптор Димитрий, вчера пригласил женщину в плавание на яхте по Средиземному морю. Две недели романтики, сказка.
Стояло жаркое лето. Каждое утро молодая няня сажала мальчика в свой маленький Форд, и они ехали до самого вечера на пляж. Под ярким солнцем кожа Виктора загорела, а волосы выгорели. Он здорово окреп, стал гораздо веселее. Из его гардероба исчезли рубашки с глухими воротничками, мальчик частенько ходил по дому в трусах. А главное, он перестал складывать ладошки и молиться перед едой. Клод не мог нарадоваться на новую няню.
Так пролетели четыре месяца. В сентябре из школы, где учился Виктор, пришло письмо, адресован-ное Клоду. В нем директор заведения просил отца Виктора о встрече. Озадаченный бизнесмен на следую-щее утро поехал не на завод, а в школу.
С директором они были хорошо знакомы, ходили в один клуб, поэтому Клод позволил себе некоторую фамильярность.
– Генри, старина, к чему вся эта официальность? Почему ты просто не позвонил?
– Прости, Клод, на официальном разговоре с тобой настаивал школьный комитет и… учредители.
– Даже так?
– Увы. Вчера состоялась репетиция к ежегодному балу в честь основателя школы. Твой сын, – дирек-тор снял очки и протер стекла, – вышел читать стихи голый.
– То есть!?
– То есть абсолютно. Он у тебя нудист, причем… страстный, из тех, что не ограничиваются пляжами. Я ничего не имею против этого движения, но есть рамки, за пределы которых…
– Я все понял, Генри, спасибо, – вскочил Клод, потирая красные щеки, – я приму меры.
– Боюсь, что этого мало, Клод, – директор по-прежнему говорил, опустив глаза к очкам. – Поднялся скандал, в твоих же интересах перевести мальчика в другую школу, где ничего не знают о его… хобби.
Клод скрипнул зубами и поехал домой. Нужно ли говорить, что вторую няню выгнали еще быстрее, чем первую. На следующий день Клод опять не поехал на работу с утра, он задержался побеседовать с новой кандидаткой на воспитание наследника.
Это была пожилая женщина приятной наружности по имени Мария. Ее ответы понравились бизнес-мену. Любит детей. Няней работает пять лет…
– Вы не нудистка? – в лоб спросил он.
Женщина оскорблено вскинула голову.
– Бог миловал.
– Ага, вы должно быть ревностная прихожанка какой-то церкви?
– Я атеистка, – скромно потупила она глаза.
– Очень неплохо, – сказал Клод, а то церковь, она, знаете ли… впрочем, неважно, я вас принимаю.
Прошло три месяца. Однажды вечером  Клод вышел из столовой. Виктор сидел на диване, смотрел какую-то передачу. У отца было хорошее настроение, он потрепал сына по волосам.
– Ну что, сынок, раздумал отдавать мои деньги церкви? – благодушно спросил бизнесмен.
– Да, отец, – ответил мальчик. – Заводы должны принадлежать тем, кто на них работает, рабочим.
– Что!? – оторопел Клод.
– В справедливом обществе не будет богатых и бедных.
Только тут Клод сообразил, что портрет бородатого мужчины который недавно появился на стене в комнате Виктора – это не актер Тим Браузер, а Карл Маркс. На следующий день из Руана домой прилетела срочно вызванная Сюзанна. Клод рассказал ей о третьей неудаче с няней и заявил:
– Все, с меня хватит. Не хватало, чтобы мое состояние пошло рабочим или церкви. Ребенка будем воспитывать сами. Ты будешь.
– Я!? – изумилась и испугалась Сезана. – Я художница, я не могу зарывать свой талант в землю. По-чему бы тебе самому…
– Потому что ты не в состоянии заработать своими картинами ни гроша, – отчеканил муж. – Понима-ешь? Если я перестану заниматься заводом, мы быстро разоримся. Не будет твоих шикарных выставок, элитных клубов, приемов.
Сезанна возмущенно приподняла брови и… согласилась. Вот так получилось, что воспитанием ре-бенка в семье Ирвинов занимаются родители. А когда знакомые начинают недоумевать по поводу того, что Ирвины не хотят нанять кого-то для воспитания Виктора, Клод поднимает палец и изрекает свою любимую фразу: – Человек должен следить за своим имуществом сам. Вернейший способ разориться, это довериться менеджеру… или няне.

05.12.2011