Первая любовь мужчины за 40

Взгляд упал на маникюрные ножницы. Снова ножницы не на месте, торчат в разделочной доске на кухонном столе. Снова мама со своим анти перфекционизмом...

Богатая фантазия красочно и сочно рисует сцены пыток. Её могли пытать такими же ножницами. Острые лезвия ножниц легко входят в плоть её тела и проступают капельки крови. Боже. Куда? Куда же она пропала? Как такое могло случиться...

-Мам, я прошу тебя, не раскидывай свои маникюрные принадлежности по всему дому!
-Сынок, не ворчи, что ты ворчишь всё время, иди, прогуляйся, погода такая славная, я хотела пригласить на ужин наших соседей Кирилловых, ты не против, у них такая дочь славная, умница, красавица.
- Без меня, я поеду в Москву.
- Опять сбегаешь.

Как же она надоела своим сводничеством, все соседи у нас перебывали. А сама без царя в голове, куча романов и поклонников, свободу она, видите ли, любит.
 
Свободу и природу. Как и она...

Она любила природу, она бы понравилась маме. Да какой понравилась, она бы в нее влюбилась, так же, как и я. Я – мужчина, перешагнувший за 40...и больше сказать обо мне нечего. А вот о ней, о ней я могу говорить много, вспоминать и говорить о ней – с самим собой, больше не с кем.
Погода и вправду славная, летняя, но не очень жаркая, такая же, как тогда, три года назад, когда я, наконец, решился и пошел за ней следом. Я целый год не мог поймать её. Я утром уходил на работу – она возвращалась, вечером я возвращался – она спешила на остановку. Дорога проходила сквозь лес, поле и затем длинная песчаная дорога вдоль канала им Москвы с несколькими мостками по пути – два деревянных скрипучих, а один – покрыт железными листами.
Вот этот железный мосток и познакомил меня с ней.
Наблюдая, конечно же, за женщинами, проходящими мимо, я обращал внимание, как под каждой путницей этот мосток жалобно и истерически дребезжал, прогибаясь под тяжестью ног. Треск жести звучал громкой бранью и, отражаясь от глади воды, разносился по воздуху, отдаваясь в ушах. Но уши прохожих, как правило, защищены наушниками с втекающим и заглушающим потоком музыки. Я же никогда не носил эти аксессуары.
 
Проходили по мостку молодые и не совсем молодые женщины, изящные, стройные, спортивные, но под всем этим великолепием женских ножек мост предательски вскрикивал, как будто по нему прокатила телега с пудовыми мешками зерна. А вот под ней мост даже не шепнул и не скрипнул. Я удивился, ведь она было по современным меркам нестройна, я бы назвал её пышной.
Я обернулся, да, так и есть, она прошла, но мост как будто и не почувствовал её. Я успел рассмотреть ножки с тонкими щиколотками, лёгкие воздушные широкие брючки, рубашку также лёгкую воздушную. Шея закрыта ниспадающими светлыми кудряшками, волосы играют на солнце, отливаясь цветом платины, но видны корни, они темны с проблеском серебра, на удивление волосы выглядят гармонично. В правой руке, а ручка то тоже с тонким запястьем и пальчики изящные, сиреневый маленький рюкзачок.
Вся фигурка как бы парит, хотя и обладает формой, объемом. Я не видел ни лица, ни так сказать самых волнующих форм, но не глядя определил, что грудь волнующе должна выделяться, а личико обладает самым неповторимым, иначе и быть не может, вырезом глаз и милейшим румянцем на уже почти любимых мною щёчках.

Следующие несколько дней я её не видел. Наши графики не совпадали категорически. Ночами мне являлось это воздушное создание с волнующими формами и улыбкой, и даже я разглядел цвет глаз – сине-карие. Просыпался я как мальчишка с волнением в груди и трепетом в теле, как будто былая молодость с её бушующими гормонами вернулась. Я жадно искал её глазами утром и после работы бежал по протоптанной дороге, не помня, как прошёл рабочий день, да и на работе я витал в облаках, томился ожиданием. Но встретил её только спустя две недели. Так и определил, что видеться мы можем только две недели в месяц – одну неделю я встречал ее по утру, а вторую по вечерам, две оставшиеся недели я страдал, изнемогая от незнания – замужем она или нет, где она живёт, с кем живёт…

Как-то рано утром, не было еще и пяти утра, я в ожидании бродил по нашему посёлку, выжидая электричку, но она почему-то приезжала до первой электрички, так я сделал вывод, что её подвозят до автобусной остановки. Я увидел её издалека, она не спеша шла вдоль канала, смотрела на воду канала, наблюдала за летящей птицей, взгляд её порхал как крылья бабочки – то вверх смотря на небо, то вниз на воду, на прохожих она не смотрела.
Я, не доходя до железного мостка, остановился у дерева на пригорке, нужно было спуститься навстречу ей, но я не решался, у меня встал ком в горле, мне стало даже страшно, что я потеряю сознание, как юная школьница перед первым поцелуем. Она приближалась, моё сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках, мне кажется, я покраснел, мне стало нестерпимо жарко, я буквально сломя голову побежал в чащу деревьев, я бежал, как мне кажется долго, остановился отдышаться.

Я был глубоко в лесу, солнце пробивалось лучами сквозь деревья и даже ветерок скользнул по лицу, как бы останавливая меня на месте. Я заплакал, заплакал горько от обиды на самого себя! Боже, мне больше сорока лет, а я реву, как девчонка. Мне было так обидно, противно на самого себя, я как трус сбежал, я не смог даже рассмотреть её. Ну, пусть она бы прошла просто мимо, но я смог бы её рассмотреть. Что я за дурак? Что со мной? Я же далеко не девственник, да пол офиса мною оприходовано, да у меня каждый год, а то и каждые полгода было по новой девушке. А тут что-то случилось, как будто сломалось, вся моя удаль исчезла…
Я сел на траву, прислонился к дереву, у меня выходной, по крайней мере, можно не идти на работу, а то вид у меня – вид зарёванной дуры.

Вдруг я услышал хруст.
Я насторожился, сидя на траве, обогнул телом дерево и выглянул. Я обомлел, между кустов шла она. Шла не спеша, улыбалась чему-то, ладошками поглаживала высокую траву, подошла к дереву, обняла его, прислонилась щекой к коре и закрыла глаза. Солнечные лучи играли на её лице, подсвечивая то одну то другую розовую щёчку, брови и ресницы от тёмно-коричневого цвета доходили до жёлто-золотого блеска, россыпь веснушек цвета осеннего подсолнуха на золотистой коже, она открыла глаза и посмотрела куда то вглубь леса, да глаза большие и выразительные, сине-карие…Я наблюдал, не отрывая глаз и не дыша. Она нагнулась, сняла кеды и прошла немного дальше, потянулась руками вверх и подняла лицо вверх, засмеялась. Стянула с плеч рюкзак, достала оттуда бумажный кулёк и, пройдя пару шагов, раскинув руки в стороны, плюхнулась в траву. Я сидел на более высоком месте, и видел, что она разлеглась в траве, не глядя развернула кулёк, в нем была вишня – пальчиками брала по ягодке и опускала в ротик, выплёвывала как озорной мальчишка косточки, вкушала вишню, и сок каплями слизывала с окрашенный красным соком губ. Глаза были прикрыты, на губах блуждала улыбка, прошло немного времени, она отложила вишню и уснула.

Да, да, взяла и заснула, заснула в лесу, одна, в высокой траве, не боясь ни зверя, ни человека, ни насекомых. Я сидел неподвижно, как мне кажется, очень долго, тело у меня всё затекло. Я с трудом, опираясь на дерево, не дыша, поднялся, всё еще не отводя взгляда от неё. Я не знал, что мне делать. Подойти к ней? Она испугается.

Я зашагал прочь, вышел из леса. Я как в наваждении бродил у леса, следил, чтобы никто туда не зашёл, охранял.

Прошло еще сколько-то времени. Я не мог понять, что мне делать. В голове гудело. В сердце болело. Это был как удар, сильный боксерский удар прямо в грудь, в мозг, куда-то глубоко-глубоко. Она меня пронзила.

Я отошёл от леса, присесть было некуда, я медленно пошёл к посёлку, у входа в поселок на повороте стоял небольшой магазинчик, я зашёл, купил воды и жадно выпил всю бутылку.

Когда вышел из магазина, моё виденье прошло мимо по дороге, подымаясь вверх, навстречу домам и коттеджам. Я следом. Она шла легко, как-то играючи что ли. Смотрела по сторонам, вся её фигура была как мираж, так она не подходила на серую обыденность. Она дошла до поворота, исчезла, я быстрее пошёл вперёд, увидел, как она входит через калитку в небольшой дворик, дом во дворе укрыт от посторонних глаз сиренью, пышно раскинувшись вдоль всего забора. По крайней мере, я знаю, где она живёт.

Прошло еще немного времени. Гуляя вокруг да около, вопросами ни о чем я смог выяснить у мамы, которая знала всех в посёлке, что этот дом принадлежал семейной паре пенсионеров Романовых, и к ним на лето приезжала их внучка Дарья.

Её звали Дарья…Дар. Мой Дар. Дарьюшка, Дашенька- так шептал я засыпая.

Только лето, а это уже подошло к концу, и я её больше не видел в наше первое лето.

Я дождался следующего лета. Осмелел. Я уже не отходил, а шёл навстречу, заглядывал в сине-карие глаза. Рассмотрел каждый дюйм её тела сквозь одежду, нарисовал в своём воображении все подробности. Второе лето я также томился, но понимал, что нужно заговорить, ведь лето пролетит и она исчезнет до следующего лета.

Я не торопился, наверное, потому что лелеял внутри это новое для меня чувство, я его проверил временем, я его проверял каждый раз, рассматривая её. Мне неважно было, что она как это считается – неухоженная. Не было у нее этих наращённых ногтей, как у всех дам в нашем офисе, не было у нее татуированных глаз, бровей стандартной формы, не было уложенной прически, не было идеальной как сейчас считается анарексичной фигуры.
В ней была – жизнь. Жизнь с её подвижностью, формой и содержанием. Я представлял, как буду её обнимать, как я буду чувствовать её всем телом. Это не хрупкая спичка, косточки которой как дерево тверды и негибки, её фигура была мягка, гибка, цветущая…
Я решился и назначил себе день. В тот день чудо случилось во второй раз – она вновь повернула в лес. Летнее сухое уже даже немного жаркое, но с еще прохладным ветерком,  утро. Солнце обливает потоками золота. Она прошла мимо, покачивая бёдрами, в такт незримой природной музыки, ножки мягко ступали по золотому песку, она как египетская жрица. Я представил, как она вновь уляжется на траву и я рядом с ней, как мы будем болтать ни о чем и я её поцелую. Аж голова закружилась. Я пошел за ней, немного помедлив. Я думал догнать её, и заговорить мягко, чтобы не испугать…

Я замешкался, но силой воли взял себя в руки и пошёл в лес. Я её не догнал, я её не нашёл. Я избегал весь лес, все тропинки, пролазил все кусты, на меня выскочил какой-то мужичок с пакетами, испугался, шарахнулся от меня, наверное, я выглядел как дурной.

Я выбежал из леса, побежал в посёлок, пробежал до её дома. Никого не было. Пошёл обратно в лес. Я бегал как олень, перепрыгивая знакомые кусты, прошарил всё. Её нигде не было. Голова трещала от беспокойства. Пошёл в посёлок и, дойдя до её дома, решился и постучал в дверь. Открыла старушка.
- Здравствуйте - прошептал я, почти задыхаясь.
- Да, добрый день
-Скажите, а Дарья дома?
- Дарья, а откуда вы её знаете, нет, она с работы не вернулась ещё, наверное, на дежурстве задержали.
-Я, я её еще не знаю. Вернее, я знаю, что зовут её Даша, мне мама сказала, мы живём по улице Подосинковой.
- А, вы Володя, сын Марии, я вас узнала, вы очень на маму похожи. Так что вы про Дашу говорили?
- Нет, я просто хотел уточнить, не дома ли она…
- Понравилась наша внучка? Она улыбнулась. Это очень хорошо. Она - чудесный человек. Приходите вечером, она будет дома.

Я попрощался и пошёл домой. Вот что мне мешало раньше с ней познакомиться. Зачем я тянул, не спешил? Что теперь делать. Беспокойство росло…

Я вечером узнал, что она не вернулась домой, потом начались поиски, которые не увенчались успехом. Так я потерял всё. Я потерял силы жить. Я существую уже три года, три года без источника жить. Я мужчина, перешагнувший за 40 и больше сказать обо мне нечего. Нечего. Кроме одного: я до оглушающего мучительного стона на грани с безумием не выношу зеркал.

Иллюстрация автора.