Грозный-1944год

 В 1934 году в городе Грозном родился мальчик,которого назвали  Борисом. Как мы с вами знаем, за два года до этого один Борис на свет уже появился, где-то на Урале.Но «старший» Борис, который оказался потом «не прав», примером для «младшего» не стал, хотя фигурой для России стал знаковой. Героями «мальчика» Бори стали молодогвардейцы, любимым генералом – Ватутин, а маршалом Жуков Г.К. Поэтами: Пушкин, Лермонтов,Маяковский.Впоследствии он им стал и сам,попав в Антологию русской поэзии 2018 и 2019 годов и награждённого Золотой Пушкинской медалью.
 Кроме школы, он целыми днями гонял на улице тряпочный мячик, да помогал
матери и младшим по дому. Калитка их двора не закрывалась на замок даже ночью,
потому что у них был единственный на весь квартал водопровод, у которого иногда
выстраивались очереди. Если кто-тго захочет найти этот двор по улице Харачаевской,11-не теряйте времени зря,поскольку война,нет не Великая Отечественная,а бесславная,развязанная "большим Борисом" в 1995 году,стёрла его в  порошок вместе с рядом стоявшими. Рядом жили несколько чеченских семей, дальше,
вперемежку: русские, грузины, латыши, армяне, украинцы. Когда началась Великая Отечественная, все мужчины ушли на фронт, и хозяевами улицы стали мальчишки.Именно улица с её суровым и бескомпромиссным нравом закаляла в мальчишках твердость духа и формировала характеры. Она несла их по жизни, как река гальку, отделяя крупные камни от мелких, до блеска шлифуя одни и оставляя шершавыми другие. Семья и школа ей конкурентами не были, может быть потому, что во время войны не было полноценных семей, а школа ставила тройки, когда знаний, в виде выученных уроков,не было даже на единицу. И кругом разруха, голод, война, а на улице все вместе:кто-то, чем-то поделится – кто куском хлеба, а кто и своим горем, в виде свеже полученной похоронки,как это случилось с Борькой и соседями.
Веселее стало, когда появились эвакуированные из Ростова и Тамбова. Среди
них объявился настоящий вор по кличке "Шышка". Он был старше всех по возрасту,
поэтому его все боялись. Он стал мерилом, по которому оценивали достоинства
того или иного мальчишки. Матеря всячески оберегали детей от его дурного
влияния. А он, как бы подслушав это, появлялся неожиданно, с балалайкой в руках
на велосипеде, которым управлял ногами. А как он на ней играл?! Виртуоз!
Однажды он привёз и бросил настоящий кожаный мяч. Пацаны знали, что он его
где-то украл, но отказаться от мяча было выше их сил. С тех пор он стал своим.
Половина мальчишек стала футболистами, а другая – ворами. Вскоре на их улицу
стали наведываться целые банды по 10-15 человек, насаждая картёжные игры на
краденые вещи и деньги. Участковый уже был не в состоянии следить за порядком и
даже побаивался, когда игроки собирались в кучу с разделением по статусу и
авторитету: воры отдельно, фраерки отдельно. Не было только хулиганов, поскольку
их воры просто ненавидели лютой ненавистью. Борька учился лучше всех и
лучше всех играл в футбол. Наверное этим он и глянулся Шышке, который стал его
опекать. Он звал его на «дело», когда шел «щипать» в хлебную очередь или на
трамвайную остановку. Научил его играть в карты и альчики, а к воровству
приучить не смог. У Борьки в ушах "звенели" крики обкраденных женщин и старушек.
Он поклялся себе никогда не воровать. "Шышка" попытался воздействовать на него
через младшего брата, но только нашел себе врага – Борька стал подкарауливать
его с рогаткой и однажды всадил ему шариком в лоб. Две недели "Шышка" провёл в
постели, а когда поправился, его арестовали. Это и спасло Борьку. Вскоре стали
забирать всех подряд, но невиновных отпускали. Невесть откуда появившиеся
«легавые» и «мусора» зачистили улицу капитально, а спустя время стало понятно,
откуда они взялись. После двух разрушительных бомбёжек немцев, когда невозможно
было отличить день от ночи, а фашистские танки попытались прорваться в город,обойдя его с тыла и были расстреляны нашими войсками,не
понадобились даже противотанковые рвы, которые копали всем миром, в том числе
Борькина мать и его две сестры. Немцев отогнали, а после Сталинградской победы
ликовали все, в том числе дети. В городе появились пленные немцы, которых
водили под конвоем. Они ремонтировали разбомбленные ими же трамвайные пути. На
пороге был 1944 год, и старшие стали под большим секретом поговаривать о скорой
высылке чеченцев. Не известно откуда черпалась информация, но Борьке запомнился
последний день перед депортацией – 23 февраля 1944 года. Он с матерью, сестрой
и братишкой пошли к соседям Ахьяду и Языре погреться на ночь, поскольку у самих топить было нечем.
 Повспоминав о своих погибших на фронте сыновьях и вдоволь наплакавшись, матери вдруг начали говорить о том, что на всякий случай не мешало бы собрать вещи и быть готовыми ко всему. Разговор услышал уже легший спать Ахьяд и вдруг вернулся в комнату в нижнем белье и с кинжалом в руке. Он сказал: «Тамар, ты знаешь, как я тебя  и твоего мужа уважаю, который сейчас воюет, люблю твоих детей как своих, которые дружат с моими и вместе делают уроки, но если ты ещё один раз скажешь про высылку, я, ей бог, всех зарежу». Нас всех, конечно,как ветром сдуло. Борька  не успел уснуть в своей кровати, вместе с матерью и братом, где они спали «валетом», чтобы теплее было, как залаял пёс, и тут же раздался крик Языры:
 -Тамар,вставай, яман дело, висилка пришел.               
 Борька толкнул мать ногой, она вскочила и выбежала на веранду.
-Языра,мы сейчас придем.
Борька загнал пса, поскольку Языра не уходила. Она зашла домой и сказала:
-мы будем собирать вещи, нам дали один час, вы попробуйте через ваш двор вывести
из сарая корову к «поморцам».- Они хотели у нас её купить за 20 тысяч, а мы
просили 25.- Отдайте за 20. Во дворе темно, ничего не видно, идите через дворы,там нет часовых.                Сколько страха мы натерпелись, передать сложно, но корову соседям отвели.      Мать передала незаметно деньги Языре,обнимая ее и утешая скорым возвращением
Часовой- лейтенант уже поигрывал в руках кинжалом, которым несколько минут назад
размахивал Ахьяд.               
 На улице было светло, светло от фар «студебеккеров» и
«фордов», которые светили друг другу навстречу, пробивая улицу насквозь. В
свете фар был виден начавшийся снегопад из крупных белых, белых снежинок. Они
ложились на спину бабушки Баян, которая припала лицом к земле, обхватив её
руками, и кричала еле слышно: «Похороните меня здесь, я никуда не поеду». Ей исполнилось тогда сто лет, и ее недавно соседи поздравляли. Она давно уже          ослепла от старости. Её взяли за одежду и
отнесли в машину. Казалось, она такая же легкая, как падающие снежинки. До
Казахстана бабушка Баян живой не доехала.
 Через несколько дней после ночной разлуки с соседями, на полустанок возле Борькиного дома, из отдаленных сёл стали свозить неохваченных выселенцев, формируя новые составы. Снова к их водопроводу выстроились очереди за водой, но теперь уже под надзором конвойных.Мальчишки носили им бумагу и карандаши, отдавая теплую одежду, порой крадя из собственного дома. Жильё депортируемых тут же
опечатывали и выставляли охрану, а спустя время передавали в качестве
муниципальной жилплощади эвакуированным, тем, кто ещё не успел уехать.
Тамбовские так и остались жить навсегда, приумножившись и став грозненцами.
Борькины родители с Ахмадовыми переписывались все 13 лет ссылки, а когда они
вернулись в 1958 году, то поселились недалеко от них, купив небольшой домик,
поскольку в свои дома их не пустили.