Игра на понижение

Игра на понижение, или Книга, испорченная предисловием

К выходу в свет наиболее полного текста дневника Алексея Сергеевича Суворина

Интерес к А. С. Суворину (1834–1912) день ото дня растет. Большое, поистине, видится на расстоянии. А в том, что владелец и издатель влиятельнейшей на рубеже XIX – XX веков газеты «Новое время» личность масштабная, ныне согласны и правые и левые. Ни одно сколько-нибудь серьезное исследование по истории и культуре России не может претендовать на солидную академичность, полноту и объективность без фигуры уроженца Воронежской земли.

В канун его 165-летия напечатаны два объемистых сборника публицистики ведущего сотрудника «Нового времени» М. О. Меньшикова. Суворину-издателю посвятил монографию Е. А. Динерштейн. Теперь широкому кругу читателей, интересующихся российской историей, политикой, литературой и искусством, предложен 720-страничный том, который содержит «наиболее полный текст дневника Суворина» (текстологическая расшифровка Н. А. Роскиной, подготовка текста Д. Рейфилда и О. Е. Макаровой). Для нас особенно примечательно, что англичанин Д. Рейфилд бывал в Воронеже, а О. Е. Макарова служит главным редактором издательства Воронежского госуниверситета.

Фактом культуры суворинские тексты являются много десятилетий. Неоценимую услугу оказал Алексей Сергеевич достоевсковедам. В его передаче известны планы продолжения Ф. М. Достоевским романа «Братья Карамазовы»: «...Он сказал, что напишет роман, где героем будет Алеша Карамазов. Он хотел его провести через монастырь и сделать революционером...»

Издательская история дневника по-своему поучительна. Первую публикацию осуществил сын Суворина в 1922 году в Белграде. В 1923 году некто М. И. Кричевский, журналист, в частном издательстве Л. Д. Френкель опубликовал фрагменты дневника, оставшиеся в России. Еще был жив «вождь мирового пролетариата», откликнувшийся на смерть издателя «Нового времени» пасквилем «Карьера». Не пожалел даже мертвого... Существует теоретическая вероятность того, что санкцию на выпуск книги мог дать либо сам предсовнаркома, либо некто из его ближайшего окружения. И вот почему.

Алексей Сергеевич не предназначал свое детище для обнародования, и по этой причине доверял бумаге самые интимные мысли, сокровенные суждения, впечатления от многочисленных бесед и встреч. А уж бесед и встреч на его долю хватало. Широкая популярность газеты открывала ее владельцу двери правительственных кабинетов и великосветских салонов. Он многое знал о политической кухне, о тех, кто вершил большую политику. Многие персонажи, которые ныне удостоились персоналий в энциклопедиях, предстают на страницах дневника в движении мыслей, эмоций, поступков, подчас противоречивых.

Именно это и было нужно «комиссарам в пыльных шлемах», им требовался разоблачитель «нравов царского двора»: «Александр III русского коня все осаживал. Николай II запряг клячу. Она движется и не знает куда (запись 16 февраля 1900 года)... Приехал Витте (председатель совета министров в 1905–1906 гг.). В первые дни царствования Николая II я спросил Витте: «Что же будет?» – «А будет то, что дела понемногу пойдут, в лет 35–36 он будет хорошим правителем». Я то же самое сказал П. Н. Дурново (в 1905–1906 гг. министр внутренних дел). Он мне отвечал: «Вы жестоко ошибаетесь. Это будет слабосильный деспот» (запись 5 июня 1907 года).

Другого Суворина большевики замечать не хотели. Больше того, по странной и непонятной логике современные авторы принимают исповедальность автора в интимном, подчеркнем, дневнике за свидетельство его лицемерия, раздвоенности личности (Динерштейн). На том основании, что на страницах «Нового времени» ничего подобного тем записям не появлялось…

Издание М. И. Кричевского изобиловало неточностями, неполнотой, тенденциозностью. Публикатор позволил себе вписывать сочиненные им самим фразы и даже умозаключил, что к концу жизни владелец «Нового времени» писал в состоянии «старческого расслабления». Достойно сожаления, что приглаженный по идеологическим меркам послереволюционной эпохи текст издания 1923 года был продублирован без каких-либо комментариев в 1992 году. И только ныне читателю предложен «аутентичный», подлинный Суворин.

Воронежцам, конечно, особенно интересно узнать о том, что имя нашего города возникает в тексте неоднократно. В 1907 году наш земляк размышляет: «Родина Кольцова, Никитина, Крамского, Костомарова, Веневитинова, Афанасьева. Почва – черноземная губерния, переход в степи, леса, пригорки, Дон, Воронеж, Петр Великий со своим флотом, Митрофаний. Хотелось давно сказать, но все не успеваю...»

Зов малой родины никогда не угасал в Алексее Сергеевиче. В Коршево Бобровского уезда он наведывался не раз, в дневнике оставил генеалогические заметки – попытки создания истории рода.

Впрочем, не только ностальгические воспоминания Суворина привлекут внимание читателя. Политике в лицах, как было уже сказано, и просто политике в дневнике отведено значительное место. В самый канун революции 1905 года в одном из «Маленьких писем» («Новое время», 1905, 30 июня) Алексей Сергеевич писал: «Я тоскую по сильным людям, по действительным талантам... Если их нет, тогда революция, и революция бездарная, революция бомб, грубой силы, забастовок и пугачевщины, революция толпы, которую сметет реакция, а не свобода». Через два года, 3 июня 1907 года, он записывает в дневнике: «Роспуск Думы прошел совершенно равнодушно. Надо было расстаться с этой толпой революционеров. Надо бы все внимание обратить на прекращение революции...»

Суворин и «Новое время» впервые открыто поставили вопрос об инородческой составляющей русской смуты. В связи с этой темой уже упоминавшийся нами Е. А. Динерштейн много пишет об «антисемитизме Суворина и его детища – газеты. Но он же не может не отметить очевидного: влиятельности и популярности «Нового времени» в разных слоях российского общества. Что же получается? Динерштейн огулом пытается обвинить едва ли не всю нацию в антисемитизме? Абсурд.

В охваченной нигилистическим безумием стране находилось слишком мало людей трезвомыслящих, людей, которые поднимались над эгоистическими интересами партий. «Новое время» было одним из немногих, если не единственным, изданием, которое пыталось удержать страну от сползания в хаос. Суворин апеллировал не к партийным вождям, призывал к национальной солидарности. Его раздумья на эту тему зафиксированы в дневнике. Складывается впечатление, что вот такой «аутентичный» Суворин и не нужен нашим либералам (все еще полагающим, что Герцен бабахнул в колокол, разбудил декабристов, потом родился марксизм и т.д.). На чем основан этот вывод?

Текстам дневника предпослано пространное предисловие, принадлежащее перу Д. Рейфилда и О. Е. Макаровой. Авторы, разумеется, не могут отрицать очевидного: роли Суворина и его детища в истории России («По уровню профессионализма и качеству издания «Новое время», пожалуй, превосходило другие петербургские газеты и явно стремилось приблизиться к лондонской газете «Тайме» по влиятельности и авторитетности...»), и в доказательство этого тезиса приводят разнообразные факты. Однако вопреки их собственным декларациям о научной объективности («Мы не намерены ни восхвалять А. С. Суворина, ни хоронить его») масса действительно полезной информации, содержащейся в предисловии, тонет в таком море «чернухи», что читателя берет оторопь.

С критиком и фельетонистом В. П. Бурениным, по их версии, Суворина связывали всю жизнь «поистине демонические узы», издателя «Нового времени» отличает «моральная нечистоплотность», а «эклектичное по сути политическое мировоззрение» автора дневника «отягчалось паранойей, поразившей всех его домочадцев, а также сотрудников «Нового времени».

Известно, что Суворина с Чеховым связывали в течение пятнадцати лет узы не только сотрудничества, но и дружбы. Автор «Вишневого сада» стал таким, каким мы его знаем, во многом благодаря влиянию нашего земляка. А вот как описывают их взаимоотношения Д. Рейфилд и О. Е. Макарова. «Чехов прекрасно видел все суворинские недостатки, однако сходство жизненных обстоятельств (ощущение близости смерти, бремя окружающих иждивенцев, неспособность отключиться от работы), пристрастий (актрисы, кладбища, скабрезные и анархические мысли), а также вызывающее удивление взаимопонимание – все это возобладало и накрепко связало их».

Поистине мертвым взглядом окинули авторы предисловия историю отечественной культуры. Канувшие в Лету большевистские комментаторы по сравнению с нынешними кажутся ангелами. Д. Рейфилд и О. Е. Макарова склонны выводить весь длинный и сложный жизненный путь Алексея Сергеевича из «сексуальных комплексов». Именно этим обстоятельством объясняется та скрупулезность патологоанатомов, с какой авторы предисловия тщательно перебирают драматические обстоятельства личной жизни семьи Суворина (убийство первой жены, самоубийство сына, смерти детей... и т.д.).

Даже Е. А. Динерштейн, автор субъективного и пристрастного сочинения о «Наполеоне русского книжного дела», даже, повторим, он, с маниакальным сладострастием подсчитывающий барыши давно почившего человека и смакующий его финансовые неудачи, не приподнял покрова семейного алькова. А вот «продвинутого» западного читателя (рецензируемая книга – плод совместных усилий издательства «Независимая газета» и лондонского издательства «THE GARNETT PRESS», грант на издание выделила Ассоциация современных гуманитарных исследований Великобритании) кормят страшилками о загадочной и демонической русской душе. Остается сожалеть о том, что богатство российской культуры подменяется сексуальными комплексами...

Д. Рейфилд и О. Е. Макарова в предисловии выражают благодарность за содействие и воронежцам – профессору ВГУ О. Г. Ласунскому и доценту ВГУ А. Н. Акиньшину. Вот только странно, что их участие не предотвратило некоторых досадных огрехов издания. В тексте дневника и в комментарии названы разные даты смерти матери Суворина, Александры Львовны. Это еще можно списать на обычную редакционную небрежность. Но почему для комментаторов, а также наших дотошных краеведов оказалась тайной дата смерти его брата – Петра Сергеевича – 20 сентября 1913 года, остается только догадываться. Ибо эта дата высечена на сохранившемся надгробном памятнике (П. С. Суворин похоронен в ограде храма Вознесения села Коршево Бобровского района) и указывалась в местной печати.

Повторим, интерес к личности нашего земляка растет. Второе – подлинное – открытие знаменитого уроженца Воронежского края, «дедушки русской журналистики» состоится вскоре. Именно поэтому либеральная критика спешит. Спешкой объясняются и огрехи рецензируемого издания и явно тенденциозная оценка автора дневника. Как восемьдесят лет назад, но теперь по другим мотивам, на Суворина навешивают ярлык отверженного. К слову, и Абрам Рейтблат, рецензировавший на страницах «Независимой газеты» книгу Е. А. Динерштейна, назвал свою рецензию «Всем чужой нигилист». Увы, в русле такой критики пишут о «телохранителе России» (выражение В. В. Розанова) Д. Рейфилд и О. Е. Макарова.

Сентябрь, 1999.