О Платонове без социального заказа

Заканчивается год Платонова... Оказался он на редкость «урожайным». Издавались книги писателя, книги о нем. Память нашего земляка увековечена теперь в камне и бронзе, и не только на родине. Из плена забвения извлечены важные для понимания истоков платоновского творчества документы. Автор «Епифанских шлюзов» и «Сокровенного человека» стал чуть ближе и понятнее нам. Хотя споры о нем продолжаются. На протяжении 1999 года «Берег» следил за платоновскими событиями. Этой публикацией редакция продолжает платоновскую тему.

«Я люблю партию»

В Центре документации новейшей истории Воронежской области хранятся уникальные платоновские документы. Волнение охватывает, когда берешь в руки хрупкий листок, исписанный красивым, твердым почерком автора «Котлована» и «Чевенгура»: «Я родился в 1899 г. в пригороде Воронежа, в большой семье слесаря-железнодорожника. На одной улице я и прожил все свое детство. Лет 7-ми меня отдали учиться в церковно-приходскую школу. Но в школу я хоть и ходил, а учился больше дома тому, чему хотел, чему учили книги, где не могла укрыться правда. Кончив эту школу, я поступил в городское училище и, вышедши из него, работал на железной дороге, в конторе и на заводе, и в маленьких мастерских у мелких промышленников.

Связь труда и жизни, работы и ощущения мира для меня очевидна. Каков хлеб – таковы мысли, это я тоже знаю. Если бы я не узнал после Маркса, я бы сам сообразил, каким порядком идет жизнь на земле. Маркс облегчил для меня понимание мира, сделал меня твердым, а мое сознание ясным.
В коммунистическую партию меня ведет наш прямой естественный рабочий путь. Трудно сказать, почему я ранее не вступил в партию: были какие-то полудетские мечты, которые ели зря мою жизнь, мешали глазам видеть действительный человеческий мир, я жалею об этом. Но теперь я начинаю по-настоящему жить и наверстаю потерянное.

Лет с 10-12 я начал писать стихи и думать надо всем. Теперь я сознал себя нераздельным и единым со всем растущим из буржуазного хаоса молодым трудовым человечеством. И за всех – за жизнь человечества, за его срастание в одно существо, в одно дыхание я и хочу бороться и жить.

Я люблю партию – она прообраз будущего общества людей, их слитности, дисциплины, мощи и трудовой коллективной совести; она – организующее сердце воскресающего человечества». И подпись – «Андрей Климентов (Платонов)».

Вышеприведенные строки – текст заявления Платонова о приеме в Российскую коммунистическую партию (большевиков). На его обороте – рекомендация члена президиума губкомпарта редактора газеты «Красная деревня» (той самой, в которой Платонов заведовал литературным отделом) Георгия Захаровича Литвина-Молотова.

Вот что он писал: «Рекомендую т. Климентова. Лучшим обоснованием его мировоззрения служат его (искренние все) статьи и стихотворения, какие через меня, как редактора газеты, прошли. Платонов искренен в своих писаниях – искренен и в данном случае, вступая в нашу партийную организацию, ибо он действительный пролетарий, рабочий, сознательно воспринимающий все явления.
Далее, вступление его не только явилось результатом движения чувства, а также и прежде всего – критикой его действительности – тем, что неясное, туманное политико-экономическое мировоззрение его стало твердым, устойчивым, определенно осознанным.
Платонов – рабочий, молодой пролетарий, но он не только пролетарий по принадлежности к определенному классу – он пролетарий и по духу, интеллигентнейший пролетарий».

Платонов – «знает в основном Маркса, ибо читал его». Подпись: «член президиума губкомпарта Ю. Литвин-Молотов. 20.07.1920 г.» И чуть ниже: «P.S. Из всех рекомендаций, данных мной (в незначительном количестве) вновь вступающим, эта рекомендация наиболее удачная и рекомендуя я беру на себя политическую ответственность за вступающего в РКП рабочего-поэта-философа Платонова. 20.07.1920. Юр. Литвин-Молотов».

Г. З. Литвин-Молотов (1898–1972) родился в станице Аксай Ростовской области, партийный и общественный деятель. Вторая часть фамилии – псевдоним. В конце 20-х работал в Госиздате РСФСР (член правления), был председателем правления и главным редактором издательства «Молодая гвардия». В 1946 году репрессирован, отбыл 10-летнее заключение в психиатрической больнице НКВД Казани. Один из ближайших друзей Андрея Платонова, благодаря Г. З. Литвину-Молотову были изданы книги Платонова «Голубая глубина», Краснодар, 1922, «Епифанские шлюзы», М., 1927, «Сокровенный человек», М., 1928.)

При приеме в партию заполнялся так называемый «Опросный лист», куда заносились анкетные данные. В левом верхнем углу «Опросного листа» резолюция, поставленная синим карандашом: «Принять через общее собрание как вновь вступающего. 21-го 1920 г. июля». И еще ниже, черным карандашом: «В кандидаты».
В 1921 году Платонов вышел из РКП (б), о чем потом сожалел, не раз пытаясь вернуться в партию…

«Искусство» читать между строк

История взаимоотношений Андрея Платонова с Российской коммунистической партией большевиков как часть обширной темы «Платонов и революция» давно вызывает интерес у литературоведов. Для того, чтобы хотя бы в первом приближении разобраться в ней, обратимся к некоторым работам последних лет.
В 1924 году мотивы расставания с партией писатель объяснит следующим образом: «С 1920 г. по 1921 г. (по конец его, когда чистка уже прошла) я был в РКП (б), выйдя самовольно по мальчишеству и непростительной причине». Семь десятилетий ученые пытаются подобрать ключ к этой фразе. Автор фундаментальной монографии о нашем земляке Виктор Чалмаев так решает противоречие в биографии своего героя: «...в 1921 году Платонов, социалист чувства, всего значения исторического поворота страны к нэпу не оценил».

Автор комментариев к наиболее авторитетному, «аутентичному» собранию текстов писателя Наталья Корниенко ограничивается сухой констатацией факта: «в 1921 г. Платонов выходит из рядов РКП (б) и занимается практической работой (см. А. Платонов «Взыскание погибших», М., «Школа-пресс», 1995).

Чуть больше сведений можно отыскать у Н. Г. Полтавцевой, составителя, автора предисловия и комментариев к «Избранному» Платонова (М., «Просвещение», 1989): 1921 – вычеркнут из РКП (б), будто бы за отказ участвовать в плохо организованном субботнике.

Мало что проясняет русский эмигрантский историк Михаил Геллер. В книге «Андрей Платонов в поисках счастья» (М., «МИК», 1999) он предполагает, что его уход из партии был вызван разногласиями по вопросам культурной политики.
Наиболее полный свод интересующих нас сведений содержится в добротной монографии известного воронежского краеведа Олега Ласунского. Правда, не все его выводы можно принять безоговорочно. И мы вернемся к ним после небольшого отступления от темы.

Новое открытие Платонова началось во второй половине восьмидесятых годов. Усилиями «прорабов перестройки» был создан миф о бескомпромиссном борце с тоталитаризмом. Не случайно самыми востребованными произведениями Платонова оказались повесть «Котлован» и роман «Чевенгур» – антиутопии, по терминологии тех лет. Драматические обстоятельства личной и писательской судьбы нашего земляка проецировались на два его наиболее известных произведения и заставляли читателей вслед за комментаторами видеть в них в угоду настроениям времени отражение злобы дня сегодняшнего. К тому же «Котлован» при подготовке к первому изданию на Западе в 1973 году был подвергнут значительной редакционной правке. Это привело к произвольному усилению антикоммунистического пафоса повести (издательская история «Котлована» изложена Натальей Корниенко в упомянутой выше книге).

К несчастью, отзвуки мифа о Платонове – единомышленнике «прорабов перестройки» слышатся в книге О. Ласунского «Житель родного города» (Воронеж, изд-во ВГУ, 1999). За три десятка лет поисков в распоряжении воронежского краеведа оказалось самое полное собрание документов по интересующей и его, и нас теме.
Итак, в 1920 году Андрей Климентов получает заветный членский билет. А в 1924 году, как нам уже известно, свой выход из партийных рядов объясняет «мальчишеством». В поисках истины Олег Ласунский буквально перепахивает архивы и прослеживает историю разрыва будущего автора «Сокровенного человека» с партийцами. Курсанта губсовпартшколы А.Климентова «поджидали первые горькие открытия... В ту пору в РКП (б) устремилось немало обывателей, разного рода карьеристов, видевших в партийном членстве удобную и надежную кормушку... Разрыв тогдашнего Платонова с партией был неминуем». Краевед нашел в архиве протокол заседания комиссии по пересмотру, проверке и очистке личного состава РКП (б) от 30 сентября 1921 года:

«... Тов. Платонова исключить из кандидатов РКП как шаткого и неустойчивого элемента, недисциплинированного члена РКП, манкирующего всякими партийными обязанностями, несмотря на свое развитие, сознательно уклоняется».
К 1924 году в жизни Платонова происходит много изменений, он активно занимается землеустройством. В феврале 1924 года практический работник и начинающий литератор подает заявление о вступлении в партию. Решение затягивается. В декабре того же года Платонов снова напоминает о себе. Последнюю безуспешную попытку он предпринимает в апреле 1926 года.

Такая настойчивость, разумеется, требует от исследователя объяснений. В 1921 году, по версии О. Ласунского, «разочарованный» Платонов «продолжал идеализировать партию как передовой отряд общества, в 1924-м «продолжал пребывать во власти идеологических иллюзий», но «как практический работник Андрей понимал и то, что для пользы дела важно иметь в кармане партийный билет...»

Краевед рисует образ этакого 25-летнего расчетливого циника, который в совершенстве владел искусством лицемерия. Причем сам же этот образ усиливает. Отыскав текст постановления с отказом о приеме в РКП (б): «как интеллегент (именно так, через «е» – О. Л.) недостаточно политически подготовлен» – О. Ласунский дает такой комментарий. «Видимо, от секретаря Андрей и узнал, что партийные чинуши поменяли его социальный статус: из рабочих переместили в категорию «интеллигентов». Неизвестно, был ли он этим сообщением сильно опечален или, быть может, даже порадовался...» Почему Платонов, который в заявлении о приеме просил смотреть на себя «как на теоретически образованного рабочего, а не как на интеллигента», должен был радоваться, О. Ласунский не объясняет.

По его версии, Платонов в 1924 году продолжал «пребывать во власти идеологических иллюзий». Но он, между порочим, сохранял «иллюзии» и в 1930 году. Знаменитая «антитоталитарная» повесть «Котлован» заканчивается так: «Автор мог ошибиться, изобразив в смерти девочки гибель социалистического поколения, но эта ошибка произошла лишь от излишней тревоги за нечто любимее, потеря чего равносильна разрушению не только всего прошлого, но и будущего» (см. текст повести в сборнике «Взыскание погибших»).

Нам думается, права воронежская исследовательница Тамара Никонова, которая призывает прочесть «Котлован» и «Чевенгур» «не так, как диктует политическая суета, дурная злободневность, а как подсказывает А. Платонов, искавший всю жизнь соединения «всеобщего» и «различного».

Революция дала ему возможность учиться, работать, печататься. И он служил революции как мог, отдавал ей свой талант, свою кипучую энергию. Захватывает пафос платоновских строк: «Троцкий – революционер-артист, гордый острый дух революции, страсть восстания и ненависти... Ленин – русский ясновидящий мужик». Поражают своим максимализмом его мысли: «Мы открыли религию грядущего, мы нашли смысл жизни человечества. Мы нашли того Бога, ради которого будет жить коммунистическое человечество». А вот еще: «Дело социальной коммунистической революции – уничтожить личность и родить ее смертью новое живое мощное существо – общество, коллектив, единый организм земной поверхности, одного борца и с одним кулаком против природы».

Писатель, в противоречии с О. Ласунским, предлагает нам считать, что не «для пользы дела» ему «важно иметь в кармане билет члена РКП (б)». «Вне Партии я уже жить не могу, – скажет он о себе в 1924 году, – и не перестаю быть марксистом и коммунистом». Нет оснований подозревать его в неискренности.

Не стоит в угоду веяниям времени корректировать отношения писателя с РКП (б) и революцией. Сам Олег Григорьевич Ласунский в 1972 году в книге «Литературные раскопки» утверждал, что в повести «Город Градов» «Платонов издевается... над пороками казенного управления, наследованными от прежней чиновничьей России», и что для него «революция навсегда стала символом борьбы с мраком – не только в фигуральном, но и прямом смысле слова!.. Партия, не только мудрый политик, но и бережливый хозяин, хотела вооружить дешевой энергией промышленность... Мечта об электрическом солнце органически вошла в сознание Платонова – человека и художника». Если верить О. Ласунскому – автору книги 1999 года «Житель родного города» – это не более чем «идеологическая иллюзия».

Нами движет вовсе не желание уличить О. Ласунского, который – приходится признать – колебался вместе с линией партии. Нам-то кажется, что четверть века назад Олег Григорьевич стоял ближе к истине. Платонов был искренен, когда выводил на бумаге: «Я люблю партию...»

В стремлении «выпрямить» жизненный путь писателя исследователи невольно приспосабливают к своим версиям его художественные тексты. Между тем, творчество писателя не впрямую (примитивно-социологически) обусловлено жизненными впечатлениями практического работника, инженера Андрея Климентова, который всецело был захвачен революционным пафосом эпохи.

Коммунист Андрей Платонов со всем воодушевлением юности брался за преобразование природы, строительство нового мира. В то же время судьба вручила ему необычайно острое художническое зрение, талант от Бога. Конечно, в контексте марксистских убеждений трудно поверить, что сам Платонов так это осознавал. Бесспорно одно: он знал себе цену, мужественно сносил агрессивные выпады в свой адрес, но не мог отказаться от своего призвания.

Безусловно прав М. Геллер, констатирующий, что все основные произведения Платонова построены по одной модели – «это «метафизическое путешествие» в поисках счастья и в глубь себя». Его герой принимает пореволюционную действительность как данность, «мир завалился в его глазах, и остались одни развалины». На этих развалинах он, «сокровенный человек», отстраивает новые отношения со всем окружающим, ищет новые основания нравственности – скрепы бытия, в том числе и в сфере национального языка. Поэтому тексты автора «Чевенгура» и «Афродиты» столь полны первозданной прелести – фраза «творится» на глазах читателя. Понятно, что «сокровенный», становящийся (да простится нам эта словесная неуклюжесть) человек в большей степени открыт для интерпретаций. А на истолкователей Платонову, увы, не везет.

Писатель всякий раз ускользает от исследователей, которые пытаются втиснуть его творчество в прокрустово ложе интерпретаций, сдобренных изрядной порцией господствующей в данный момент идеологии. Миф, отзвуки которого обнаруживаются в монографии О. Ласунского, с готовностью подхватывает рецензировавший его книгу на страницах «Новой газеты» в Воронеже» доцент О. Алейников: «Настойчиво насаждались... удобные легенды: о случайном выходе Андрея Платонова из большевистской партии «по мальчишеству и непростительной причине» (цитата из одной написанной для «служебных инстанций» автобиографии)...» На основе умозаключений О. Ласунского его рецензент представляет дело так, будто Платонов рекомендовал себя «марксистом и коммунистом» только в бумагах для «инстанций». Вместе с разрушением прежних легенд автор книги «Житель родного города» и его рецензент творят новую, рисуют понятный и симпатичный им образ шестидесятника с фигой в кармане...

Декабрь, 1999.