Связанный временем

«Ну, вот я и на месте», - подумал Семён.
Он стоял на самой высокой точке холма, посередине сельского кладбища.
Чуть правее возвышалась старая церковь, построенная ещё в ХV веке.
После войны в ней находился какой-то колхозный склад, но за два года до Сёмкиного рождения жители села решили церковь отремонтировать и снова проводить там службы.
Хоронить-то на кладбище хоронили, а на все церковные мероприятия ходили за десять километров в соседнее село Кривцы.
Сёмка был не местным, родители в село привозили его на лето к бабушке и деду, к двоюродным братьям и сестре.

Внутри церкви Семён был всего один раз – в начале второй половины ХХ века.
Этот единственный раз, видимо, и определил его отношение к религии на всю дальнейшую жизнь.
Событие то не помнил – стукнуло ему в ту пору три года, но о происшедшем рассказывал отец.
Во время крещения наследника, когда надо было принять водную процедуру, возмущению мальца не было предела, и он что есть мочи вцепился в бороду попа. Да так сильно, что отец еле-еле смог разжать сыну кулачки. Десятка волос поповская борода всё-таки лишилась, – это была расплата за произвол над личностью.

У подножия холма, на правом берегу Москвы-реки, раскинулось само село, с половиной жителей которого Семён когда-то состоял в родстве.
На противоположном берегу реки, насколько хватало взгляда, простирались заливные луга.
Вид с холма был потрясающий – от красоты у Семёна  всегда захватывало дух. Наверно, то же чувство испытывали все жители села, когда в дни церковных празднеств поднимались на кладбище по извилистой дороге.
Многие из них никогда не покидали здешних мест, считая свою малую Родину самым красивым местом на земле. Надобности что ли в этом не ощущали. Да и время тратить на пустую праздность было жалко. Работа в колхозе, на своих приусадебных двадцати сотках, уход за скотиной, воспитание детей, затем внуков - что еще нужно, чтобы с достоинством, с чувством выполненного долга перед собой и людьми, встретить осень жизни?

Останавливаясь у могилок того или иного родственника, Семён всегда вспоминал какой-нибудь эпизод из прошлой жизни.

И сейчас, подойдя к могилке бабушки, он вспомнил как однажды она приехала к ним в гости, в Москву.
Отец поручил Сёмке проводить её до Елоховской церкви на какую-то воскресную службу.
В то время это была главная церковь России, местопребывание Патриарха Московского и всея Руси.
В храме было много народа, но не из-за этого Сёмка остался ждать бабушку снаружи. Как пионер он знал, что «религия – это опиум для народа», что бога нет, иначе бы Гагарин его в космосе обязательно увидел. А кривить душой мальчонка не мог.
Ждать тогда пришлось часа два - для непоседливого пацана это было очень утомительно.
- И что там можно делать столько времени? - Недоумевал он.
Ещё вспомнилось как умерла бабушка. Ему было тогда 16 лет, и он нёс гроб от самого дома до этой могилы.
Нести нужно было полтора километра в гору, без смены.
Всех меняли, а ему отец говорил:
- Ты здоровый вымахал, сильный, больше бабушке никогда ничем не поможешь.
Опускал гроб в могилу, а руки уже от напряжения еле слушались.

Тут же, за оградкой, была могила и дедушки. Его Семён помнил плохо.
Но всегда в памяти ярко всплывал один эпизод: они с двоюродным братом Сашкой играли в сенях, и в это время вошёл пошатываясь дед, сел на скамью, потрепал ребят по вихрам.
Потом Семён спросил отца:
«Почему дедушка был пьяный?».
На что отец ответил, что дедушка никогда не то, что не пил – даже не выпивал и не курил. А пошатывался он от усталости - работа на сельской мельнице крепко давала о себе знать.
Из-за дедова ремесла переулок, который проходил рядом с его домом и землёй, местные жители называли «Мельниковым», а внуков деда ребята звали не иначе как «мельники».

В могилу к деду похоронили и дядю Костю, младшего из четырёх его сыновей. Двое старших погибли в Отечественную войну, а вот дядя Костя, провоевав всю войну десантником, не получил даже ни одного ранения и закончил войну у рейхстага в Берлине.
Семён дядю любил за его молчаливость и доброту.
Как-то, на зимние школьные каникулы, дядя встретил племянника у автобусной остановки. Погрузив лыжи и рюкзак в сани запряженные лошадью, помчались по заснеженной дороге в село до которого было два километра через лес.
Дядя Костя передал вожжи, чтобы он поуправлял кобылкой, прочувствовал незабываемое ощущение единения с ее силой и мощью. Ощущения были, действительно, запоминающиеся, не доступные городским жителям.
Дядя работал на колхозной конюшне, а его жена, тётя Валя, – дояркой в коровнике. В те времена колхоз имел значительный табун лошадей, крупное стадо коров, свиноферму. Да и в каждом сельском дворе были корова, свиньи, овцы, птица.

Остановившись у могилы старшего двоюродного брата, Николая, Семён вспомнил, как  ему всегда было неловко обращаться с тем запанибрата, ведь Коля родился в один год с отцом Семёна. А отец Николая был старшим сыном деда. Видя смущение мальчишки, старший брат подхватывал Сёмку на руки и радостно восклицал: «Привет, братка!».
Еще вспомнилась первая поездка на Колином мотоцикле, купленном им на колхозную премию. Машину ту, наверно, из-за несколько причудливой посадки водителя, народ смешно прозвал «макакой». Ростом Николай был около двух метров, и мотоцикл под ним казался игрушечным. На этом «чуде техники» брат и решил покатать младшего, хотя ещё плохо умел им управлять. В результате очень скоро они очутились в кювете, отделавшись синяками и ссадинами.

А вот и могилка единственной двоюродной сестры, Лиды. Отец её – второй по старшинству из сыновей деда. Лида приходилась еще и крестной Сёмке и присутствовала при конфузе с попом.
Работала она в молодежной девичьей полеводческой бригаде. Нередко вместе со своим звеном переплывала на лодке Москву-реку, где они пропалывали бескрайние колхозные овощные грядки. Если младшие братья с ребятами купались невдалеке, то Лида всегда им кричала, чтобы не подплывали близко к колёсным пароходам, которые летом непрерывно курсировали по реке, создавая большими колесами брызги и волну.

Заканчивал обход кладбища Семён у могилы отца с матерью. В своё время огородил могилки с запасом, чтобы и его самого положили здесь рядом.

Вернувшись из воспоминаний, с чувством выполненного долга, Семён с грустными мыслями сел в машину, завёл двигатель, и машинально включил радиоприёмник.
В этот раз на музыкальной волне солист группы «Крематорий» рассуждал о теперешней своей жизни: мол, хочу – пишу тексты к песням; хочу – запрусь в студии, займусь креативом; а захочу – всех нах пошлю и уеду путешествовать. И подводя итог своим умозаключениям, пришёл к выводу: «Наверно, это и есть счастье!».
«У каждого своё счастье», - улыбнувшись, подумал Семён и выключил приёмник.
Дорожная обстановка, как и жизнь, усложнялась.