03 06. Глава шестая. Саня Севрюков

    После нападения душманов на Шестую роту мы остановились, заняли высотку, заняли позиции, обложили их камнями. За полчаса ворочанья камней наша рота закрепилась. Настроила СПСов, бойцы установили на позиции АГСы и пулемёты. Сержанты распределили сектора наблюдения, сектора обстрела и последовательность дежурства.
    Как-то так получилось, что я дежурил на парном посту с Саней Севрюковым. У Сани автомат с подствольником, у меня ручной пулемёт. Мы закутались в плащ-палатки, намотали их сверху на бушлаты, вглядывались в темноту и шепотом переговаривались.
- Ну чё, Саня, за что к нам попал? – Я решил немного подколоть земляка. Саня родом из Белоруссии, из-под Могилёва. Это почти Россия, но говор у Сани очень отличается от русского. «Ж» и «Ш» Саня произносит так, что не возникает никаких сомнений, что он мой земляк.
 - Кого ты уже отпинал у себя в части? Пришел к нам такой сытенький, крепенький, вылизанный и ухоженный. Явно не тебя пинали, а ты пинал. Была дедовщина в части?
 - Никаго я не пинаў.
 - Ну ка-а-а-анешно… «Не пинаў». Пряники раздавал?
 - Какие праники? Мыця, не пи@ди. Не раздавау я никаких праникау.
     Сашка говорит низким хриплым голосом, медленно выстраивает звуки в слова. Делает паузы между словами. Как будто пытается придать этим словам весомость.
 - Ну, если ты меня дразнишь «Мытя», то я буду тебя называть «Мироныч». Потому что у тебя репа сытая. Как у зажиточного Мирона. Как у толстомордого «кулака». У которого своя сыроварня, своё домашнее сало, своя пивоварня.
 - А у меня и ёсть сваё домашнее сало. И пивоварня. Толькi ў ней «пиво» очшень крэпкое гы-гы-гы… но, зато зае@атое. – Мироныч сполз на дно СПСа, полез в карман за сигаретой.
 - А прыкинь, я када перад армией, када вясной ухадзиў, я у дзярэуне алейку из бярозак пасадзиу. Мяне усе гаварыли: - «Кинь дурное, не вырасцет!» А вот зараз матушка пиша – усе прыжылися. Расцёт мая алейка.
     Саня размял «быстро выхваченную» сигарету, накрылся с головой плащ-палаткой и принялся чиркать спичками. Я остался вглядываться в темноту через бруствер.
     По небу тут и там ползли жиденькие облачка. Но, что такое «по небу»? По сути они ползли прямо перед моим пятаком. Протяни руку и вот оно небо. По всему горизонту вокруг меня тёмные угловатые силуэты горных хребтов, дичь, глушь, собачий холод. Мысль про «тоже покурить» заскочила на секунду в голову. Но тут же выскочила обратно. Во-первых, на посту не положено. Во-вторых, душманов в этих горах полно. Хоть пруд пруди. Все видели. Поэтому как-то не хотелось получить пулю в жбан. За любовь к вечерней сигаре. И не хотелось завтра подыхать на подъёме. Что там будет завтра – подъём или спуск, это пока никто не знает. Но дыхание будет учащенное и пульс под стопятьдесят – это и к бабке не ходи. Завтра снова полезут в голову всякие дурацкие мысли, типо бросить курить, начать дыхательную гимнастику…
 - А я паўтара гады не быў дома. – Саня накурился, забычковал окурок и вылез из-под плащ-палатки. – Матушка пиша, что ужо други год мая алейка па осени жофтыми лиссцями на усю дзярэуню светиць.
     Саня расположился возле края СПСа и смотрел куда-то в горы, в черную даль.
- А сюдой меня летёха адправиў. Не пинаў я никаго. Грит, будеш мне пэша чыстить. Будеш чай мне гатовить. Будеш маим дзеньшчшыком. А я грю – х@й табе. Пазорышча такога. А ён грит – отпраулю табе у Паншер. А я грю - и х@й з табой. А ён грит – табе там забьють. А я грю – х@й табе. Х@й ты даждёсся, шоб мяне забили. Ну и адправиу.
- А где ты так лихо служил, что летёхе понадобился деньщик? На пряникоразвесочной фабрике что ли?
- У артдивизионе. На самаходках.
   Слушал я Сашку. Думал. Чего он натворил? Затолкал бы себе куда подальше свою гордость. Побыл бы денщиком полгода. Полгода всего! Делов-то! В артдивизионе служба теплее и безопасней, чем на высоте 3144.
      Тем более, что Саня уже «дед». Ходи себе, гоняй молодых. Кто тебя будет дразнить за то, что ты денщик? Никто не будет. Одному-другому дашь в рыло, остальные забоятся дразнить.
     Сам я очень люблю дразнить и подъегориавть. Вот и сейчас сижу на посту рядом с Сашкой. Слушаю его. И неспешно думаю – как бы его подъегорить. За берёзки не надо. Дом, мама, «родны кут». Если на эту тему подкалывать, то жесткая получится подколка. За неё Саня точно в репу мне настучит. Верняк.
      Не то, чтобы я боюсь получить в репу. Меньше всего это меня беспокоит. Но, подколка про аллейку из берёзок возле родного дома, это точно будет перебор. Я не фашист. Я не буду «заплывать за буйки» и «наступать на больную мозоль». Подколю его насчет денщика. Посмотрю, как отреагирует.
 - А чё, Саня, тебе чай было впадлу сготовить для командира? Вещмешок на гору такать не впадлу?
 - Мытя, я зараз як ўя@у табе! Я, бл@дьзь, такi мужык! Я, бл@дьзь, як сказау – так и будзе!!!
 - Саня, сильней, чем элетричество, меня в моей жизни ничего не ўя@ало. Вряд ли ты его пересилишь.
 - Бл@дзь! Идзи ты на@уй, Мытя! – Сашка махнул на меня рукой. Отвернулся от меня. Отодвинулся к противоположной стенке СПСа.
     Я молча рассматривал темноту. Думал. Всё понятно, что говорит Сашка. Мысль о денщике его так больно задевает, что он готов драться за такое оскорбительное предложение. Он лучше с вещмешком полезет в горы. Он лучше сдохнет. Но денщиком не станет.
     Интересно, а я бы так смог? Что бы я делал, если бы мне поступило такое предложение? Если бы мне предложили: или-или. Или лазить по горам с полцентнером железа. По ржавым минам. Или чай лейтенанту готовить. Что бы я выбрал? А ты бы что выбрал?
 - Одно слово – МЫЦЯ! – Сашка на секунду повернулся от гор ко мне. Подсунул мне под нос ладонь с растопыренными пальцами. Как будто держал блюдечко с голубой каёмочкой. А на блюдечке мысль. – Ну, х@ля з табой пя@дзець? Мыця и есть Мыця.
     Сашка снова махнул на меня растопыренной ладошкой. Снова отвернулся к горам. Вот так мы и поговорили.
     Оставшуюся часть дежурства Сашка молчал. Дулся на меня. Пыхтел, сопел, но не проронил ни слова. Мы молча просматривали вверенный нам сектор, насколько возможно было просматривать. Мёрзли, тряслись от холода. В конце-концов оттянули свою смену, сдали её следующей паре бойцов, и пошли спать.
     Красиво звучит «пошли спать». Завернулись в те же самые плащ-палатки, в которых дежурили, обнялись с оружием и отъехали в мир грёз. Пулемётный магазин за пазухой, патрон в патроннике.
     Завалились под стенку СПСа и отъехали, как говорится, в страну дураков. В которой сниться то, чего уже давно с нами не бывает.