Два знакомства часть вторая

       Д  В  А    З  Н  А  К  О  М  С  Т  В  А

                (ч  а  с  т  ь    в  т  о  р  а  я)




Новороссийск, как известно, не только город моряков, но
и цементников, так что материала для написания книги у автора
было предостаточно. Она же рассказала о том, что его сын  Василий
  пошел по стопам своего знаменитого отца. Во время Великой
Отечественной войны он был военным корреспондентом, имел
правительственные награды. Знал в совершенстве немецкий язык,
исколесил всю Европу.

Уже в мирное время потянуло бывшего корреспондента
на родину, тем более, что слухи о беспробудном пьяном образе его
жизни  отсюда до ушей отца и столичной общественности не
долетали.

Много лет подряд снимает он у Макушкиных комнату, но
практически в ней не проживает, хотя исправно оплачивает за нее
вперед, используя ее скорее как почтовый ящик. А сейчас он
пребывает недалеко от города, где  живет в семье из двух
престарелых одиноких людей прямо на самом берегу моря.

Как раз сегодня на  имя Василия Федоровича пришли
письма и мать попросила Геннадия отнести их ему. Генка мне
предложил:

- Давай сходим к нему завтра вместе, в открытом море
                искупаемся, а не в этих лужах на каботажке, да на пляже.
Познакомлю тебя с ним. Он шкодный, много чего порасскажет.
У него и выпить всегда есть.

Шкодный на южном жаргоне - интересный, забавный,
достойный мальчишеского внимания и даже подражания. 

Я эти места с детства знал превосходно и, конечно, сразу
согласился, тем более, что от выпивки отказываться большой грех.
Никакой транспорт в те годы туда не ходил и мы утречком на
следующий день отправились  дорогой, известной мне с детства
еще по походам в лес за дровами с бабушкой моей Парфеной.

Кончился лес, миновали маленькую карту (специалисты
так называют отдельные плантации винограда)  муската белого,
неспелого еще, поэтому и не вызывающего у нас интереса, и
вышли к морю.

Здесь, метрах в 70-ти от берега стояли рыбацкие сети.
Они и через 20 лет там стояли, они и сейчас там стоят. Только
раньше рыбы было полно, а сейчас сети пустые. Помните
одесский анекдот почти на эту тему.

Шкипер рыбацкого судна отдает команду коку:

- Жора, жарь  рибу.
- Таки риба вся!
- Ну, хорошо, жарь уже  всю!

Ох, уж эта одесская интонация, с подъемом к концу
каждой фразы. Даже если фраза состоит из двух коротких слов.

Здесь начинается гора Колдун, к ней  на высоте метров
10 - 12 от ее подошвы и на таком же расстоянии от береговой
кромки прилепились саманный домик, голубоватый от побелки,
смешанной с обыкновенной хозяйственной синькой, и
деревянный сарай, как видно, для живности и сена. Бросовые
доски, из которого его мастырили были прибиты кое-как, образуя
щели в ширину ладони.

В домике, к которому вела скалистая тропинка, жили
старик, кажется, он числился сторожем на винограднике, и его
жена. Ну, а бывший военный корреспондент квартировал в
щербатом сарае, где вместе с ним была вынуждена находиться
и скотина.

К домику мы подниматься не стали, Генка знал
распорядок дня Василия Федоровича, в это время он всегда на
море. От тропинки к дому до берега  было метров пятьдесят.
Купающихся здесь никогда не было. Из Новороссийска никакой
транспорт сюда еще не ходил, собственных машин тогда не
знали, а работникам местного рыбзавода и винзавода "Мысхако"
было не до купания в море. У них, как вы сами понимаете, были
другие, экономически обоснованные приоритеты.

Да и пляжа тоже не было, берег и дно  представляли
собой поперечные срезы плит мергеля толщиной сантиметров
в 25-30, как будто тщательно подогнанных кем-то вплотную одна
к другой и уходящих от берега в глубину моря. Лежать на них
было крайне неудобно, а входить в воду по ним,  покрытым
скользкой зеленью, и вовсе опасно.

И сейчас пусто на берегу. Вдруг Геннадий толкнул меня
в бок и показал на валун цвета копченой ставриды, торчащий из
воды метрах в двух-трех от берега:

-А вот и сам Василий Федорович,-  прокричал он и, как
всегда, счастливо захохотал.

В воде по самое горло лежала чудовищных размеров
совершенно голая бледная туша с полыхающими обгоревшими
плечищами и кофейного цвета абсолютно лысой головой, на
которой бликовали лучи солнца, отраженные   волной от
переворачивания  на бок Гуливера в этом море лилипутов.

Было ему в ту пору вокруг сорока. Своей внешностью
он совсем не походил на отца, портреты которого часто мелькали
в ту пору в прессе и не сходили со страниц школьных учебников
по литературе. А уж о комплекции вовсе говорить не приходится.
Автор "Цемента" и "Энергии" был небольшого роста, щуплым.

"Длинные седые волосы делали его похожим на
пожилую женщину. Однажды, когда он сидел в президиуме, кто-то
из близоруких студентов даже воскликнул:

- Посмотрите, посмотрите - какое чудо: каким образом
попала сюда Клара Цеткин?

Действительно, Федор Васильевич был очень похож
на нее".

Это  цитата из книги Н.Старшинова "Что было, то было",
довоенного еще студента  Литературного института, где ректором
был Ф.В. Гладков, по его же словам "честнейший и добрейший
человек".

Но вернемся на берег моря в Мысхако к гостеприимному
Гладкову-младшему. Генка, с  претензией на провинциальную
церемонность, представил меня:

- Это мой друг Костя, он с Москвы.

Так уж говорили  в ту пору на юге. Кстати, родившиеся в
сёлах вблизи и не очень от Одессы гордо заявляли, что они родом
"с под Одессы". 

В.Ф. не сразу обратил на меня внимание, потому что у
него не было шеи чтобы он мог поворачивать голову. Зато мы с
Генкой довольно переглянулись увидев на берегу на расстоянии
вытянутой руки от воды початую бутылку коньяка, стакан и три
уложенных стопкой коробки "Казбека" - суточную норму
табака В.Ф.

Конечно, выпили по очереди из одного стакана, закурили,
про письма впопыхах забыли. В.Ф. смотрел в корень и поэтому
сразу обрисовал ситуацию. Он сказал, что старик, у которого он
живет уже две недели, послан им в поселок за коньяком, а бабка
бродит по берегу в поисках рыбаков со свежим уловом. Сейчас
сарган хорошо идет, по-местному - игла.

        продолжение: