Гневно и с пристрастием

Целованием ли предаешь Сына Человеческого?
Лк., 22, 48.

В узком кругу воронежской общественности Александр Григорьевич Булгаков известен как христианский богослов, подчеркнуто дистанцирующийся от любой конфессии.

О причинах такой оригинальной жизненной позиции он сообщает неохотно и в туманных выражениях. Однако подчеркивает: сознательно крестился в двадцатилетнем возрасте, учился богословию в Москве и Финляндии. Самохарактеристика любопытная, если учесть, что никакому абстрактному богословию ни в России, ни за ее пределами не учат. Семинарии, академии, теологические факультеты дают религиозное образование конфессиональное (православное, католическое и т. д.). В соответствии с убеждениями он создал так называемую свободную церковь. На одном из богослужений мне довелось побывать несколько лет назад.

Проповедовали, естественно, через переводчика, два заезжих американца. Коренастые крепыши с обветренными и задубелыми лицами, родом – как помнится – из южных штатов США. Этакие уверовавшие во Христа вчерашние ковбои, сменившие традиционный «прикид» на элегантные черные тройки. Наставляли паству в евангельских истинах, будто Россия и вправду – нравственная пустыня. По окончании проповеди поинтересовался у одного из американцев, знает ли он о том, что Россия приняла Крещение тысячу лет назад. Оказалось, визави об этом «что-то» слышал, только православие, по его убеждению, – христианство «испорченное».

Поразительно, как быстро приобретает иностранный акцент критика «тюрьмы народов», то есть нашего Отечества. Специфический акцент приобрела и книга А. Г. Булгакова «Святая» инквизиция в России до 1917 года», вышедшая в свет полуторатысячным тиражом в одном из московских издательств.

Неудачная попытка создать внеконфессиональную «свободную церковь» или иные причины побудили воронежского проповедника сменить амплуа и выступить в роли историка – мне неведомо. Но, так или иначе, на суд читателя явился 240-страничный том, сообщающий, что «наше дореволюционное прошлое далеко не всегда и не во всем было таким безоблачным и безмятежным, как представляется многим его нынешним поклонникам».

Древнеримский историк Тацит завещал коллегам вести повествование «sine ira et studio» (без гнева и пристрастия). А. Г. Булгаков вроде бы осведомлен об этом, ибо апеллирует к авторитету Тацита. Однако не спешит последовать совету античного классика.

В первой главе предпринимается попытка определить содержание понятий «секта» и «сектантство». Поблуждав в теоретических потемках («Никто и никогда ни на Востоке, ни на Западе не дал правового обоснования понятия секты», «По сути своей термин этот не юридический и не научный»), автор уравнивает православие с... сектой, «но только с большим радиусом влияния». Не будучи ни научно, ни философски обоснованным, вывод этот появляется как некий «deus ex machina» (бог из машины) или как черт из табакерки. И вот каков результат алогичного построения.

Предметом исследования, предупреждают читателя во введении, будут «религиозные движения, которые Синод (орган управления церковью до 1917 года – А. К.) назвал сектантскими», а «мы назвали бы... «рационалистическими». Если бы сочинитель «Инквизиции» заглянул в словарь современного русского языка, то (возможно, не без удивления) узнал бы следующее. Секта определяется как религиозная община, отколовшаяся от господствующей церкви. Таким образом, читатель окончательно запутывается. Его убедили в том, что «православие – большая секта». Так кто же от кого откололся: православие от «рационалистов» или наоборот? К сожалению, автор не снисходит до таких «тонкостей». Ряд примеров подобной логической беспомощности можно длить долго...

Уже на шестой странице, где обещано повествование о гонимых христианских движениях, замысел меняется. Нам начинают рассказывать об «ужасном» православии и «ужасах» православной «инквизиции». В союзники богослов и верующий христианин берет... атеистов (компилятивная работа представляет собой нарезку чужих текстов и густо сдобрена научно-атеистическими пассажами видного большевистского теоретика В. Д. Бонч-Бруевича). А в стремлении представить тысячелетний путь России со Христом как казенное государственное обрядоверие не гнушается подверстать к собственным построениям и В. В. Розанова. Устами мыслителя побивается «вавилонская блудница» – обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев. Но Розанов – союзник опасный. Ум его широк, чрезвычайно подвижен, суждения принципиально внепартийны.

В обширном списке цитируемой в книге литературы отсутствует ссылка на розановскую «Сахарну», где милейший Василий Васильевич ехидно так подытоживает сообщение А. Г. Булгакова о поголовном пьянстве священства Русской православной церкви: «За попа, даже и выпивающего, я трех кадетов не возьму».

А в ответ на обвинения А. Г. Булгаковым русских в язычестве тот же Розанов пишет: «Христианству и нужно всегда жить бок о бок с язычеством: в деревнях – бедность, нужда, неизлечимые болезни, труд. Конечно, там христианство. В городах – Невский, «такие магазины»: христианству некуда упасть, все занято – суетой, выгодой. Но мне кажется, об этом не надо скорбеть. Это – натуральное положение планеты. Христианство даже выигрывает от этого, потому что «в вечной борьбе с язычеством» оно тем самым делается вечно in statu nascentis (в состоянии зарождения)».

Наконец, в третий раз прибегнем к авторитету философа, «...всякий исповедник Христа, если он зол, – резюмирует Розанов, – увеличивается на всю величину Христа и становится Иудой». Цитата, на наш взгляд, служит превосходной иллюстрацией к следующему эпизоду. А. Г. Булгаков вспоминает, как в 1990 году замначальника управления КГБ А. К. Никифоров «безапелляционно» заявлял ему, что Россия должна идти по православному пути. И далее снабжает воспоминание комментарием: «Следует обратить, внимание, кто говорил... Человек, всю жизнь посвятивший неустанной работе по уничтожению «опиума народа». Мне, светскому журналисту, неудобно напоминать «профессиональному» богослову евангельскую притчу о том, как гонитель христиан Савл сделался апостолом Павлом. Порадоваться бы тому, что еще одна живая душа не потеряна для Царствия Божия...

И Розанов, и изруганный на страницах «Инквизиции» обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, стремившийся «подморозить» Россию, которая усилиями нигилистов и бесов всех мастей скатывалась в хаос революции, понимали главное. Альтернативой «казенному православию» станет безудерж «рационалистических» группировок, где каждый из вождей будет выступать с претензиями на «апостольство». Новейшая история страны, кажется, должна же убедить историка Булгакова в опасности для общества социально невменяемых поклонников минусинского божка Виссариона и киевской «богородицы» Марии Деви Христос. Вот уж где в достатке и рационализма, и «активной» жизненной позиции, и страстного желания крестить «темную» Русь мечом и крестом, и стремления подменить евангельское благовестие мрачным видением апокалиптического Зверя…

Не мне, грешному, вопрошать ближнего своего: како веруеши? Эти заметки продиктованы иной заботой. Вольно или невольно, А. Г. Булгаков стал транслятором «веры по-американски». По мнению доктора шведской церкви Й. Строрупа, содержание евангелической кампании (за нее ратует создатель «Инквизиции») «является продуктом индивидуального единовременного потребления в отличие от благовестия традиционных государственных или национальных церквей, которое неразрывно связано с культурой и традицией...» С традицией А. Г. Булгакову «не повезло», он из нее выпал. Вполне вероятно, поэтому его «Инквизиция» лишена сочувствия и сострадания отечественному прошлому. Совсем по-большевистски…

Ноябрь, 2001.