Сказка о царе Размысле, его близких и подданных

                ПРОЛОГ
       Жили-были царь с царевной. Царя звали Размыслом II, наследовавшим трон Тридевятого царства Тридесятого государства от своего отца Размысла I.
       Единственное отличие сына от отца заключалось не в наружности лица правителя, - в этом сын походил на отца, как один лист дерева на другой. В таких случаях в народе говорят: «Яблоко от яблони недалеко падает». Оно заключалось в сущности правления. Если правление Размысла I было мудрым, то правление Размысла II умным, вернее, раз-умным.
       Дело в том, что родоначальник династии царей с «царем в голове» (к слову сказать, прежде правили цари не с «царем в голове», а зачастую в противоположном месте, которым можно было усидеть на троне) мог удержать, как минимум, две мысли в голове, от чего подолгу сидел и размышлял над тем, которая важнее для безопасности государства и благополучия подданных. Царь-батюшка был мудрым государственным мужем потому, что приводил свои мысли к обоюдному согласию так, что та мысль, которая покорялась другой, делала это так, как будто это она выходила победителем из головы наимудрейшего правителя.
       К сожалению, к концу правления мысли Размысла I стали путаться, расходиться к их обоюдному разногласию, приводя своего обладателя в расстроенное, без-умное состояние. В последние моменты своего царствования Размысл I вообще перестал разуметь. От этого он к всеобщему огорчению и умер, пережив свою жену-царицу Словену на долгие лета, ибо последняя отличалась незаурядной склонностью к словам. Царица Словена была так болтлива, что постоянно мешала заниматься царю-батюшке царскими делами, - размышлять на троне о том, какая мысль осмысленней, умней. Вот и пришлось царю отправить свою вторую царскую половину на тот свет, пока сам туда не отправился. Видимо, первая царская половина, заключенная в голове, никак не могла справиться с самой собой без той царской половины, которая заключалась в языке царицы.
       Расстроенные дела в царстве привел в чувство наследник престола, проявив недюжинную силу ума в том, что, имея перед собой наглядный пример своего родителя, стал держать в голове не более одной мысли. Да и та была о том, как бы раздумать и вообще не думать. Но к немалому огорчению Размысла II царское наследие давало о себе знать и держало юного царя в мысли. Как говорится, «ум от ума». Правда, народ в таких случаях может говорить и так: «Природа на детях отдыхает». В приложении к нашему царю Размыслу I она может быть истолкована в таком ключе: ум нового короля был не длинным, как у старого короля, а коротким. Размысл I не мог удержать в своей голове больше одной мысли. Поэтому ему казалось, что эта мысль, за неимением другой, является самой важной, какой бы ничтожной она ни была по сравнению с теми, которых не было у него в голове, что совсем не означало, что их не было в голове другого. Правда, другой не был королем, но мог быть его придворным, например, советником.
       Так как Размысл II был царем, он царствовал, а не правил, как его родитель-самодержец. Царь-батюшка умел думать так, как думали его подданные. Поэтому и правил. Однако делал он это недолго, ибо много думал. А от многодумания голова его стала тяжелой. Тяжелые мысли о благе государства склонили голову старого царя, что он не смог усидеть на своем месте, ибо местом его стало такое, о котором он думал. Не было ему места на своем месте, - у него везде было место. Вот и отправился он туда, куда нельзя показать пальцем, так как оно везде и в тоже время нигде отдельно.
       Что до царя-сына, то тот недолго думал, ибо мысли у него были короткие, точнее, она была одна, но царская. По этой причине он в отличие от отца был скор на раздумье, но, долог на расправу, как говорят, - «быстро запрягал, но долго ехал». Тогда как царь-батюшка был долог на раздумье, но скор на расправу. Он не спеша советовался с самим собой и когда находил верное решение, то оно само, как говорили греки, автоматически, вершило суд. Царь-сын же не лого держал мысль в своей пустой голове, ведь ей было там так одиноко, и выводил ее в люди, где она сообщалась с себе подобными мыслями в головах советников. Вот поэтому он долго решал, как ему поступить, - все судил и рядил то, что ему подсказывали его советники. А так как их было много, то есть, больше, чем один, то чужие мысли долго у него бегали в голове и не задерживались. Он имел обыкновение поступать напротив тому, что ему подсказывали в последнюю очередь его советники. До этого он дошел своим умом, точнее, умом своего родителя, бессознательно усвоенным в года ученичества. Скажу вам по секрету, умный читатель, учение крепко как раз своей бессознательной, задней частью, ибо через оную оно надежнее застревает в голове. Только представьте себе, как одно место застревает в другом. Так и было прежде, когда у царя до Размысла I в голове было каша.  А можно и наоборот, - так привычнее. Только представьте себе такое положение вещей, толковый читатель. Срам, один срам, не просто иметь голову, но иметь ее в том, что неприлично сказать.
       Под стать царю была его царица по имени «Хитрила». Хитрила догадывалась о том, какой ей муженек достался, и этим выгодно пользовалась. Она никогда не показывала то, что у нее есть в голове. Не показывало не потому, что это было что-то неприличное, - у нее было там все то же, что и у всех в голове, а потому что не царю показывать это неприлично. О том, что неприлично говорить публично, говорили советники царю на ушко. А вот им об этом, - том, о чем им говорить с царем, - наедине говорила уже царица. Хитрила была первым советником Размысла II. Но об этом он сам не догадывался. Был ли в этом смысл? Конечно, был, да еще какой. Он был замыслом царицы усидеть на царском троне. Скажу больше, впрочем, об этом ты, проницательный читатель, уже и сам догадался. Именно Хитрила и была мыслью в царской голове. Там она царила, а потому и правила царской головой, которая не ведала о том, кто ее подлинный владелец.
      
                ЦАРСКИЙ ПИР ГОРОЙ ИЛИ ЖЕНИХ НА ВЫБОР
       Так вот жили царь с царицей жили, не тужили, людей не смешили, детей народили, да сами сгодили. Было у них три дочери, которых назвали «Верой», «Надеждой» и «Любовью». Старшая царевна Вера была верной дочерью. Во всем слушалась родителей. Она была их верным, прямым продолжением. Ей и надлежало позже царить в Тридевятом царстве Тридесятом государстве. Она была их настоящим сокровищем.
       Средняя царевна Надежда соответственно была надеждой царской фамилии. За ней было будущее царя и царицы. Она должна была воплотить в жизнь их тайные мечты, которые им были недоступны.
       И, наконец, младшая царевна Любовь была родительской отрадой. В ней они души не чаяли, ее баловали и любили за то, что она вообще есть. Именно она должна была позаботиться о них, ведь она дольше старших сестер оставалась со своими родителями. Она была им напоминаем о том, какими они не стали, а были в прошлом. Она была их детским прошлым, в которое мы любим заглядывать для идиллического утешения на фоне нынешнего беспокойного настоящего и неопределенного тревожного будущего.
       Естественно, поэтому они отличались друг от друга и по рождению, и по воспитанию, ведь они предназначались для разного служения как фамилии, династии, так и государству. В этом состоит тяжелая доля тех, кто управляет или имеет отношение к управлению людьми.
       Прошло время и пришло оно для выдачи замуж старшей царевны. Со всех окрестных земель пожаловали в столицу Тридевятого царства Тридевятого государства – город Умнов - царевичи и королевичи в качестве ожидаемых женихов.
       Перед Размыслом II настоятельно встал вопрос о том, что положить в качестве основы или критерия выбора среди царевичей-кандидатов своего преемника по царству в лице будущего жениха царевны Веры. Так как таких критериев могло быть намного больше одного, а царь мог удержать в своей несчастной голове только одну мысль в качестве критерия выбора кандидатов на место рядом с собой, то он вынужден был обратиться с этим вопросом к своим советникам. Хитрила, заранее догадываясь о возможности такого обращения ввиду известного ей уровня интеллектуальной состоятельности своего мужа, не способного самостоятельно решить такую проблему, предварительно с ними встретилась и при случае, ненароком намекнула на то, что лучшим основанием для выбора достойного ее дочери жениха может послужить правильный ответ на загадку, подсказанную дочери. Такой загадкой может быть еще та, которую она по наущению своей матери задала своему будущему жениху, когда была невестой. Любезный читатель, вы, наверное, уже догадались, что ее женихом стал будущий Размысл II.
       Какая именно загадка могла пригодиться в столь сложном деле, как выбор жениха царевны для будущего управления государством в качестве наследника престола за неимением сына при наличие дочерей у царской четы? Такой загадкой могла стать только такая, какая не имела заранее однозначной отгадки. Она должна была показать царю и царице, что они верно вложили руки своей дочери Веры в руки будущего царя с царем в голове, а не в другом, возможно, прямо противоположном, месте. Кстати сказать, выдержал ли в свой час Размысл II это испытание или нужный покойной царице-матери Хитрилы «Искусиле» ответ ему подсказала сама царевна-невеста, придворная история умалчивает, ограничиваясь самим ответом, столь же мудрым, сколь и глупым.
       Загадка была сформулирована Хитрилой таким образом: «Всем известно, что конец имеет начало. А вот что такое начало без конца и без начала»? ее и преподнесли царю находчивые советники, сумевшие понять, чего от них добивается царица. Они рассудили так, что ловко подвели Размысла II к искомой выдумке вопроса. Для этого нужно было иметь ангельское терпение, чтобы такую отвлеченную идею внушить царю. Отгадать отвлеченную загадку мог только тот из женихов, который был отвлеченнее всех остальных претендентов на руку дочери царя. Он должен был быть подобным самой загадке и производить загадочное впечатление. Чем более загадочен правитель, тем менее он предсказуем, а значит безопасен для окружающих. Именно такой правитель внушает наибольшее впечатление, угрожая всем в самом их существовании и принуждая их тем самым к тому, чтобы извернуться и не попасться под его «горячую руку». Страх перед таинственной властью – большой стимул для развития и совершенствования социальных инстинктов подданных.
       Долго думали царевичи-женихи над смыслом непростой загадки, пока один из них не предложил наиболее приемлемую отгадку, похожую по своей загадочности на нее саму. Вот его отгадка: «Началом без начала и конца является то, что не имеет начала и конца». Очевидно, что такой короткий ответ не мог не подкупить своей глупостью царевну Веру, которая сама хотела править царством при живом и глупом муже. Однако жених оказался не так глуп, сопроводив свою отгадку внушительным комментарием, отбив всякое желание у царевны Веры иметь его… в качестве жениха. Вот этот комментарий: «Почему начало без начала и конца не имеет начала и конца? Потому. Неужели и так не понятно? Если же не понятно, то объясню: как царевич-философ я думаю, что начало у начала без-начально и само не может быть началом».
       Долго еще приходили в себя умновяне, пока до них не дошел смысл того, что сказал в качестве присказки чужеземный жених по имени «Фулиш». Царевна Вера как только услышала в первый раз его имя, так тотчас невольно стала креститься на то, что оно ей напомнило нечто неприличное. Однако жених выглядел вполне прилично и ничего скоромного не показывал. Вот ее слова, сказанные самой себе: «Как не обзовись «Ху…» или «Фу...  все равно «что», каким бы малым «лишь» оно ни казалось, лучше совсем ничего».
       Хорошо, что Фулиш не расслышал ее комментарий. Он только продолжил свой многозначительный комментарий: «Таким образом, начало самого начала не имеет начала. Так почему же оно является началом начала? Да потому, - продолжил счастливый жених, - что начало без начала не является началом своего конца. Не имея своего конца, оно может не начинать, а только продолжать само себя, никогда не заканчиваясь. Вот что такое начало самого начала. Оно никогда и нигде не заканчивается, а посему и не начинается как нечто другое. А если не зачинается иным, то продолжает только себя. А как же в мысли? И в мысли тоже оно не имеет начала? Начинается только то, что не существовало, и вот в момент начинания появилось из чего-то иного, не могущего прежде быть началом. Чем же оно было прежде? Разумеется, концом. Выходит, начало одного есть конец другого. Тогда концом чего является начало начала? Получается, концом начала или самого себя? Возникает противоречие: начало начала является в той же степени началом, что и концом самого начала. Как же нам быть»?
       С этим вопросом Фулиш обратился к царской публике, но никто из нее, кроме средней царевны Надежды, не мог понять жениха царевны Веры, потеряв к нему всякий интерес.
       - Не быть, остается не быть, - постаралась поддержать своего будущего свояка царевна Надежда.
       - Интересный вывод, - выпалил злосчастный жених, с интересом посмотрев на свою единомышленницу, а потом, обдумав сказанное царевной, добавил, - начало начала и его же конца может быть ничем из того, что мы знаем. А знаем мы только то, что имеет начало и соответственно имеет конец. Искомое нами без-начально и бес-конечно. В какой мере оно может быть? Или его не может быть? И если оно может быть или уже есть, то что есть? Оно есть как предмет размышления, но не знания. О нем можно думать. Но что о нем можно надумать? То, что оно неопределено? Ведь определенным может быть лишь то, что ограничено, что конечно, определено через другое. Определено ли так же начало начала и конца? Да, но только отрицательно, как не конечное. Но разве может быть определено, то есть, ограничено, бесконечное и безначальное? Может, но только чисто номинально, абстрактно, как безграничное, беспредельное. В этом смысле оно есть, но только как умопостигаемый предмет, конкретно существующий в качестве предмета нашего рассуждения. Безначальное и бесконечное имеет смысл в виде абсурдного объекта, объектного нонсенса.
       - Нонсенса? Это как понимать? В смысле бессмыслицы? Но разве безначальное и бесконечное не может быть Богом? А Бог разве бессмысленен? – живо спросила свадебного мыслителя любопытная Надежда.
       - Когда вы, любезная царевна, назвали безначальное и бесконечное Богом, вы его определили уже положительно. На каком основании? Основании веры или знания?
       - Вероятнее веры, а не знания, - нашлась что ответить царевна.
       - Правильно, я тоже так думаю.
       - Хорошо, что вы, дорогой жених, тоже так думаете, - решила вмешаться в тягостный для всех, за исключением средней своей дочери и самого рассудительного царевича, царица Хитрила, чтобы наконец прекратить скучный разговор о бесконечном и главное безначальном под одобрительный гул нечленораздельных голосов почтенной публики. Иначе этот разговор имел все шансы быть никогда не законченным.
       Сама же виновница высокого собрания, царевна Вера, сузив свои пылающие гневом очи, прошептала, вернее, прошипела в адрес своей хитромудрой, а по Вериной терминологии, - «хитрожоп…й» сестры, - «Вот будет у тебя жених, с ним и точи свои тупые лясы»!
       Что она имела ввиду относительно того, что жених определил в качестве беспредельного и безначального, самому этому беспредельному и безначальному, имеющему смысл Бога, одному Ему было известно.
       Нам же, любезный моему сердцу читатель, стоит над этим задуматься. Действительно, что это такое бесконечное или беспредельное и безначальное?  Это то простое, которое не делится, а если и делится, то только на себя без остатка. Есть ли оно? Есть. Но как есть? Разумеется, только в связи с тем, что им не является. Оно есть само по себе только умозрительно, в отвлечении от всего остального, смешанного друг с другом. Иначе логически невозможно его понять. Однако тут же нас, все понимающий читатель, поджидает противоречие. В действительности безначальное и бесконечное, которое уместно назвать «вечным» как таким, что не ведает и не знает, не испытывает смены состояний как сущности времени, не имея ни начала, ни конца, немыслимо в своем существовании без всего того, что не обладает его характеристиками. Хотя по форме существование ничего не добавляет к его сущности вечности. Дополнение здесь возможно только в аспекте проявления вечного в качестве сверхсущего во времени существования всего сущего в целом. Чем является вечное во времени, как не его моментом, разграничивающим прошлое с будущим и тем самым придающим им смысл определенного, различенного существования, образуя время. Именно это мгновенное разграничение, ограничение вечности, его деление и усложнение создает время, то, что уходит, никогда не приходя в своем первозданном виде, то есть, уничтожается, исчезает, и одновременно то, что приходит, чего никогда прежде не было. Как же тогда возможно прошлое в настоящем? Только как память в сознании и основание в вещах. Будущее же присутствует в настоящем в виде чаемой перспективы, ожидаемой цели в сознании и тенденции развития в вещах.
       Естественно, по естеству, существу, то есть, и в смысле существования, и сущности, возникает вопрос о том, что вынуждает вечное делиться? То, что на самом деле есть не только одно, но и иное, другое. Поэтому вечное и делится не на себя, а на нечто иное, другое, чем оно есть. На что же конкретно оно делится? На то, чего уже нет и еще нет в приложении ко времени.
       Другими словами, для существования уже не вечного сверхсущего, но сущего в целом требуется ничто как противоположность «что» и не-существование как противоположность существованию или не-бытия бытию. С ничто в что и в бытие не-бытия одного приходит иное или многое, происходит его развитие или превращение в нечто иное, чем оно есть.
       Так и в случае наследования как эффекта действия установления связи между женихом и невестой вечность одномыслия Размысла II распадается на разномыслие, вернее, инакомыслие его будущего зятя островитянина Фулиша Наглицкого и у-мыслие средней дочери – царевны Надежды.   
       В голове Размысла II обитала только одна мысль, и она была простая: Фулиш Наглицкий и Надежда Умнова – «два сапога пара». Перед ним стояла проблема: как реализовать эту мысль. Хитрила по взгляду своего суженного догадалась о том, что тот хотел сделать: ни много, ни мало отказать Фулишу из Далеких Земель в руке своей старшей дочери и своем полцарстве в придачу. Это было не в ее планах, ибо она больше благоволила к своей старшей, чем средней дочери, пользовавшейся благосклонностью царя. Что было делать? Ничего другого, как подсказать царевне Вере напомнить царевичу-королевичу из Наглии требование кратко сформулировать отгадку, что та не преминула тут же сделать.
       - Извольте, любезная принцесса, - покорно ответил Фулиш Наглицкий, - попробую кратко сформулировать. Вы задали загадку: «Всем известно, что конец имеет начало. А вот что такое начало без конца и без начала»?   
       Вот отгадка: Это то, что является концом начала и началом конца, - неожиданно договорил заморский принц.
       От этого замысловатого ответа царица пришла в полное замешательство и никак не могла ничем помочь своей старшей дочери, подав нужный знак для того, чтобы она правильно отреагировала на реплику своего жениха.
        - Это как получается? – подал свой голос царь Размысл II, - что за невидаль такая – «конец начала и начало конца»? То, что не имеет начало, имеет конец, а то, что не имеет конца, имеет начало. Хотя все это относится к одному и тому же. Не противоречите ли вы сами себе, молодой человек?
       - А, что я такого сказал? – стал оправдываться заморский царевич, в волнении пробуя подобрать нужные слова, - ну, да, выходит противоречие. Но сами подумайте, ведь речь идет о начале без начала. Но как может быть начало без самого себя? Здесь уже изначально в самой загадке загадано, дано противоречие. Поэтому мы никак от него не можем освободиться в рассуждении.
       Дальше: как может быть начало без конца? Ведь то, что является началом, подразумевает то, началом чего является. Если оно начало самого себя, то что ему отказывает в том, что оно может быть началом другого? Если же оно уже начало другого, а не самого начала, то есть, того, что следует за началом, то это уже конец начала как начала начала. Только в этом смысле искомое начало без начала и конца есть конец начала и начало конца.
       - Понятно, - сказал Размысл II, - вы мне напомнили о том, что я читал еще в детстве в одной древней книге, в которой содержалась запись о парадоксе общего целого, включающего самого себя в качестве единственного частного элемента. И в самом деле начало начала, к которому вы свели то начало, что не имеет начала и конца, противоречиво. Вопрос лишь в том, является ли начало без начала и конца таким началом, - началом начала?
       - Ваше величество, конечно, является. Сам язык становится парадоксальным, как только мы говорим о таких противоречивых вещах. Мы говорим о безначальном и бесконечном, но пользуемся для его выражения тем, что имеет начало и конец. Что такое «начало начала»? То, что делает начало самого начала безначальным. Для этого мы и говорим о начале самого начала. Так выражение «начало начала начала» теряет уже всякий смысл. То, что бессмыслица присутствует уже в словосочетании «начало начала», очевидно. Тогда что говорить о том, о чем я уже сказал?
       Другими словами, затруднение со смыслом появляется уже при повторении того же самого, то есть, при использовании таких общих тавтологий, как «начало начала». Есть начало. Чего? Всего, ведь у всего есть начало. Это понятно из самого смысла слова «начало», если мы понимаем его как понятие. Естественно возникает вопрос о том, есть ли начало всего того, что есть? Есть. Что оно такое? Обыкновенно отвечают, что оно является Богом. Бог же вечен, то есть, не имеет начала, к которому может быть отослан в качестве следствия его действия причинения, если имеется в виду физический или метафизический смысл. Метафизически Бог безначален.
       Однако физически («физически» я использую в локальном, региональном смысле по отношению к метафизическому смыслу о начале, иначе говоря, богословски) можно говорить о том, что есть в Боге, чем он является в первую очередь, во вторую или третью. Это касается изложения, а не существа дела. Так поначалу мы устанавливаем сущность Бога как начала. Начала чего? Мира. В этом качестве он его Творец. Затем мы думаем обратно тому, с чего начинали, а начинали мы с начала. Следовательно, логично думать и говорить о нем как о конце мира. Когда мы так думаем, то имеем в мысли дело уже с Ним как со Спасителем того, что останется от мира. И где и на какое время оно останется, спасется? Разумеется, в Боге навсегда. В таком случае мы имеем дело с Богом уже в качестве Духа, причем Святого, освящающего и просвещающего того, кто в Нем спасается. Тут не может не возникнуть вопрос о спасении. Кто собственно спасется? Казалось бы, ответ очевиден: спасется тот, кто спасается. На самом деле ответ не очевиден, ибо спасается некто иной, как сам Бог. От кого Он Сам Себя спасает? Разумно ответить, от Самого Себя. Спасается ли при этом тот, кто в нем, не очевидно. Почему? Потому что, что может быть еще в Боге помимо него Самого?
       - Это все. Мне казалось, что вы, Фулиш из Наглии так никогда и не закончите свою долгоиграющую мысль. Короче говоря, начало, раз это начало всего, само должно иметь начало. Но это начало самого начала, значит, оно не имеет ни в чем начала, а соответственно и конца, кроме самого себя. Только в этом смысле оно безначально и бесконечно. Верно?
      - Абсолютно верно, Ваше Величество. Пора мне брать у вас уроки в точности и краткости мысли.
       - Об этом поговорим позже. Итак, что вы решили, моя старшая дочь, Вера Умнова? Достоин ли принц Фулиш Наглицкий вашей руки?
       - С вашего разрешения, государь, достоин.
       - Поделом тебе, дочь моя. Фулиш Наглицкий из заморских Земель теперь и навеки твой муж. Любите же его, царевна Вера Размысловна. А вы, царевич Фулиш Наглицкий, берегите свою жену и заботьтесь о половине Тридевятого Царства Тридесятого Государства.
       Как только выбрали жениха для старше своей дочери венценосные супруги, так закатили такой пир на весь мир, что долго потом помнили все те, кто в нем принимали участие, что он не имел ни начала, ни к рая, - настолько они все наелись и напились, что забыли самих себя.
       От себя, сказителя, добавлю, что и я там был, пиво, мед пил, по усам текло, да в рот не попало, так что я остался один-единственный, кто был не во хмелю на этом пире на весь мир. Все почему? Да, потому, что в то самое время, я рассказывал сказки пирующим, которыми сыт по сию пору. Одной из них является данная сказка о загадке начала без начала и конца. В ней говорится о выборе прообразом или идеей в виде царя своего преемника-тень в виде заморского царевича, «бросаемую на плетень», то есть, отбрасываемую на материальную (вещную) заглавную часть себя в виде царевны, данную от иного идее в лице царицы.