Муки. Разговор с Музом

Муки. Разговор с Музом.

...Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба.
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба... Б. Пастернак

***

- Я хочу, чтобы меня поняли...
- Кто?
- Все.
- Так не бывает.

Она молчит. Маленький испуганный котенок. С оленьими глазами, в которых отражается небо, когда она смотрит на небо, воробей с перебитым крылом, когда она смотрит на воробья, и я, когда она смотрит на меня...

- А если мне больно! И я хочу объяснить этим гадам, какие они — гады!
- Ты хочешь?
- Я!
- Ну-ну. И чтобы они поняли?
- Да!
- Все?
- Все! Что непонятного?!
- Все, значит, и я?
- И ты!

Смотрю на нее, страдающую, с размазанной тушью на ресницах, с кривящемся в сдерживаемых рыданиях ртом.

- А я не буду тебя слушать. Извини, мне это не интересно...
- Что?! - в глазах шок. - Ты же понимаешь, что ты — сволочь?!
- Неа, ни разу в голову не приходило, - тяну гласные, - вот успокоишься и поговорим. Достали меня твои эмоции.

Глаза широко распахнуты. Губы трясутся. Подбородок покрывается морщинками и бугорками.

- Как ты не понимаешь?! Мне — плохо! Плохо! Так плохо, что выть хочется!
- Так вой... Вон, запрись в ванной и вой...
- Сволочь...
- Мне всё равно. Хочешь сказать, что страдать на миру — красиво? Не смеши меня! Посмотри на себя в зеркало — чудище!

- Да пошел ты! Ты ничего не понимаешь! Я должна об этом написать! Излить душу! А ты... ты — чушка березовая!

Усмехаюсь:
- Дубовая. Она — крепче, - и без паузы, глядя в ее зрачки: - страдание лечит душу. Твою душу. И если ты сейчас выставишь ее напоказ, то превратишься в фигляра, который готов изображать для почтенной публики всё, что угодно, лишь бы получить звонкую монету!
- Я не торгую душой!
- Торгуешь.
- Нет!

- Торгуешь, торгуешь! И еще будешь требовать от зрителей, чтобы они вели себя прилично, не шуршали шоколадными обертками, не бросали в тебя бумажными шариками, громко не сморкались и аплодировали в положенных по тексту местах.
- Нет, не так!
- А как?

Кусает губы, взгляд внутрь себя, брови нахмурены.

- А если я продам фигляру свою историю. Страдательную! Что, тоже торгую?!

Снова усмехаюсь:
- Неа. Для того, чтобы ее продать, нужно придать ей товарный вид. Это раз, - загибаю палец. - А у тебя сплошные сопли, народ, в массе своей, уснет. А во-вторых, ты уже будешь смотреть на свою историю со стороны. Как сторонний наблюдатель. Выйдешь из нее. Она отделится от тебя, понимаешь?
- Нет! Я пишу душой! Выплескиваю себя до донышка! Ничего не придумываю! Творю!

- Ты хоть в Википедию глянь. Посмотри, что есть «творчество».
- Не буду! Искусство не имеет границ и рамок!

Ну всё, она меня достала.
- Искусство?! - рычу, сжав кулаки. - Где тут искусство?! Красиво развешенные сопли и куски мяса — это искусство?! - выдыхаю, - Искусство дарит эстетическое удовольствие! Где оно у тебя?! Где, я спрашиваю?! А?!

- Не кричи. Мне страшно... - и через мгновение, - мне плохо!

- Создай шедевр. Так, чтобы позже, глядя на него, ты могла гордиться собой сегодняшней! Ты понимаешь, что после всех этих страданий ты должна стать другой? Понимаешь?!

- Отстань! Мне плохо! Я тебя ненавижу! - красные пятна расползаются по шее.

Плюхаюсь в кресло. Откидываюсь, чувствуя как затекла шея.
- Если тебе так плохо, - говорю в потолок, - пиши дневник. Или запишись на прием к психотерапевту. Или сходи в церковь. Не торгуй своей душой. Останься с ней один на один... Оставь от себя хоть что-то...

Сумерки заливают комнату мягкими размытыми сиреневыми тонами. На кухне мерно тикают ходики.

- Я напишу сказку, - шепчет она, - про то как принцесса влюбилась в заезжего трубадура. И забыла, что она — принцесса. А он хотел любить принцессу. И потому однажды почувствовал себя обманутым. И стал мстить ей же. За то, что она его обманула и отняла мечту о том, что его полюбила принцесса... - поднимает на меня залитое слезами лицо. - Поможешь?

- Куда я денусь? От должности Муза меня еще никто не освобождал.

Что за работа? Блин... В отпуск пора. В отпуск...

***