Молоко

От стены цокали массивные напольные часы. Колючий дневной свет вонзался сквозь окна, отбрасывая тяжелые тени. Унылая рабочая атмосфера будничного дня висела мрачной тучей, пытаясь раздавить дубовую мебель и хрупкие чувства, погибающие при рождении в душах обитателей комнаты. По полу бегал не дремлющий таракан, заглядывая в попадающиеся щелки, но никак не мог отыскать ту, в которую мог бы протиснуться сам. Хандра нависла над конторой, как это методически бывает в середине дня начала недели.

Игнат Макарыч задумчиво смотрел в окно. А там белело во все глаза! Холодная игривая вьюга весело кружила по всей улице. Обнаженные ветки деревьев махали ей в такт, поддерживая в прыжках и ловя её после неимоверных акробатических трюков. Сугробы сверкали миллионами малюсеньких звездочек, отражавших морозное солнце этого времени года. Дети, няньки, санки, лыжи, снежки - всё, казалось, радовалось румяными щеками светлому дню по ту сторону конторы.

"Да, дрянь погода" - подумал Игнат Макарыч, наблюдая веселье законторского мира. И тут, словно мягким теплом из печки, душу Макарыча окутали приятные воспоминания минувшего лета.


- Когда же, наконец, тебя отправят в отпуск? - Спросила Глафира Андреевна как-то за завтраком в середине лета.

"Отпуск," - какое приятное слово. В нем сплетаются нежные чувства и сокровенные мечты, радужные полеты фантазии и восторженный крик свободы, нега в облаках и сладкие сны, которые ничто не может потревожить.  Чуется еле уловимый яблочно-малиновый запах. Краски становятся ярче, а овсяная каша неимоверно вкусной.

- Скоро, душенька, обещали, вот только очередной аврал поутихнет. - Отвечал Игнат Макарыч.

- Я предлагаю в этом году вырваться куда-нибудь подальше. К соснам, на озера. - Произнесла Глафира Андреевна, листая женский журнал.

- Что ж, не дурно, не дурно. - Парировал Макарыч, просматривая газету.

И вот уже примерно через месяц они сняли полдома в миниатюрной чистой деревушке под покрывалом больших сосен на берегу вереницы чистых, как слеза, лесных озер. В их распоряжении были две комнаты и просторная веранда, где они трапезничали и вели увлекательные беседы.

Погода иногда радовала солнцем, но чаще дни состояли из гряды грибных дождиков. Что, в принципе не портило настроения и общего душевного самочувствия. Они мило прогуливались по берегу озера, созерцая красоту и чистоту местной природы. Бродили по немногочисленным улицам мимо сказочных домиков, типичных в этой местности. А иногда, взяв лукошки, ходили по грибы. В здешнем хвойном лесу травы не было и грибы были видны издалека на ковре из мха и осыпавшихся с деревьев иголок.


Но, время течет неумолимо и отпуск, как и все в этом мире, имеет обыкновение заканчиваться. И надо будет со всем этим распроститься и возвращаться к серой обыденной, известной во всех тонкостях, обычной жизни. А с этим покинуть эту сказку, как в этот момент думают многие, на год. И, как чаще всего получается в этой жизни, навсегда.

В последний вечер своего пребывания наши герои вернулись с прогулки немного уставшими и немного грустными от мысли о скором отъезде. От мысли неминуемого прощания с местом, где им было так хорошо и невесомо. От мысли, что отпуск пролетел так быстро, и так незаметно. От ощущения, что их вырывают из волшебной страны, где время их пребывания иссякло, как высохшая роса.

Они наскоро попили чаю и немного поговорили, но разговор уже не получался таким душевным и увлекательным, как в минувшие дни. Посидев немного в молчании, они пожелали друг другу приятных сновидений и разошлись по комнатам.

Игнат Макарович, по обыкновению, лег с книгой. Прочитав несколько страниц, почувствовал, что веки начали слипаться. Тогда он отложил чтиво, поудобнее укутался и стал ждать перехода в страну Морфея.


В полночь Макарыча что-то разбудило. Кругом темень - глаз выколи. Понемногу стали прорисовываться некоторые очертания. За окном что-то то ли квакало, то ли плакало. Очертания становились все более различимыми. Макарыч сел, свесил ноги. Посидел, поморгал немного, потом встал и подошел к окну. Полная луна горела в небесах. Вид из окна был вполне различим. Только источника звука не наблюдалось. Тогда он вышел на веранду и тоже ничего не обнаружил за застекленной стеной. Накинув хозяйскую душегрейку и надев сапоги, он вышел на двор. Дышалось легко, даже как-то очень. Но тоже - никого. Макарыч подошел к калитке, открыл ее и столкнулся нос к носу, если так можно сказать, точнее, пузом к носу, с маленькой, заплаканной девчушкой. От неожиданности они смотрели друг на друга около минуты.

- Ты что? - Спросил Макарыч, выйдя из оцепенения.

- Пошли - твердо сказала девочка, взяла его за руку и потащила в сторону леса.

Макарыч, обомлев, повиновался. Они вошли в лес и пошли по освещенной луной широкой тропе. Шли долго молча, не оборачиваясь, ступая мягко, почти бесшумно. Макарыч хотел спросить "что происходит", но почему-то не мог. Да, и не хотелось говорить. Просто шли и шли. Лес был смешанный, дремучий и какой-то сказочный. Страшно не было, было загадочно и даже как-то особенно приятно. Чем дальше они углублялись в лес, тем явственнее становились слышны лесные ночные звуки - стрекот насекомых, уханье филина, даже еле различимый вой на луну.

Но вдруг девочка остановилась, вырвала руку, громко и весело рассмеялась и с раскатистым детским хохотом убежала по тропинке вдаль.


Макарыч оторопел, постоял минутку и пошел следом. Беззаботное веселое любопытство незаметно спало. Становилось прохладнее, потихоньку стал бить озноб. Он шел и шел вглубь леса, иногда спотыкаясь о торчащие корни деревьев. Краски стали сгущаться, становилось не по себе. Что-то зашуршало справа в кустах, а сзади раздался громкий крик какой-то неведомой птицы. Макарыч обомлел… Потом ускорил шаг, затем и вовсе побежал. А ночные звуки все громче заполняли лес. И уже не просто страх, а ужас наполнял его. Холодный пот заливал глаза, дрожало все тело, каждая клеточка молила о пощаде. А он бежал и бежал, обливаясь потом.

Тропинка свернула влево, Макарыч удирал все быстрее и быстрее. Вдруг нога за что-то зацепилась, он, пролетев вперед, сильно грохнулся о землю, и сознание покинуло его...


Макарыч лежал на тропе, было темно и сыро. Он открыл глаза, приподнял голову и смутно увидел невдалеке очертание чего-то похожего на охотничий домик. Макарыч с трудом поднялся и огляделся по сторонам, тело болело от ушибов и ссадин. Ничего кроме мрака не увидев, он хромая побрел к еле различимой избушке.

Пред ним стоял окутанный ветвями маленький бревенчатый домик, покрытый мхом. Было впечатление, что теремок давно забыт и к нему никто не приближался как минимум лет триста. Ставни были открыты, краска на рамах по большей части отшелушилась, в окнах было темно, но от туда сквозила коварная неизвестность. Замок отсутствовал, но Макарыч не спешил открывать дверь. Он с осторожностью еще раз огляделся и внимательнее осмотрел видимую часть домика, но ничего примечательного не обнаружил.

И тут изнутри донесся притупленный детский смех. Макарыч потянул ручку двери. Она, с трудом поддаваясь, открылась со страшным скрипом, приглашая его ступить в темноту. И он ступил...


Мрак понемногу стал рассеиваться. Взору начали открываться предметы обстановки. Дощатый скрипучий пол был устлан полосатым ковриком. У входа стояли красивые красные сапоги с загнутыми носами и желтыми отворотами на голенищах. В углу прислонилась метла. Прямо посередине выделялся массивный стол в окружении нескольких стульев ему под стать и табурета. Со средней балки прямо над столом свисала керосиновая лампа. Как ни странно, в ней теплился огонек. Макарыч повернул колесико, лампа загорелась сильнее и избушка осветилась. На столе лежала свернутая белая скатерть с красной вышивкой. Слева под окошком стояла лавка, а над ней полка с пучками сушеной травы. На подоконнике стоял подсвечник с половинным огарком, рядом лежал клубок серой шерсти. За ними располагалась белая печка с большим хайлом, в котором красовался огромный чугунный горшок. А рядом были прислонены ухват и деревянная лопата. Справа стояли разной величины дубовые кровати, усердно прибранные. А за ними небольшой шкафчик, лукошко и короб. У задней стенки в одном углу стояло корыто, а в другом большой мешок с заплатой, посередине две лавки, а над ними выцветший коврик с изображением тройки, запряженной в сани. На коврике висел большой меч. А над всем этим располагалась полка с горшками разного размера. В избушке было чисто и сухо.

Макарыч прошел, повертел в руках клубок, положил на место. Взял лопату, слегка потряс, как-бы определяя вес. Осмотрел меч, но трогать не стал. Подошел к столу и сел на стул, стоявший во главе. В тот же момент скатерть развернулась и его взору предстали: бутылка зубровки, домашние грибки, черная зернистая икорка, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го сорта, курица с рисом и компот из сушеных яблок.

Макарыч обомлел! Конечно, он о чем-то подобном слышал или читал, но так, чтобы в явь, перед глазами. Никогда! Макарыч смотрел и смотрел и все никак не мог придти в себя. Вдруг опять раздался детский смех. Он вскочил с места и стал оглядываться, но вокруг ничего не изменилось. Стало как-то не по себе. Ему показалось очевидным, что за ним наблюдают. Он заглянул за печку, под кровати, за шкаф - никого.

Вдруг послышалось нарастающее завывание, в окне что-то промелькнуло. Макарыч от неожиданности и испуга как стоял, так и плюхнулся на табурет. И тут все вокруг зашумело и завертелось. Горшки плясали, меч дергался, метла подскакивала, сапоги прыгали, лампа раскачивалась, клубок катался из угла в угол. Лукошки, короба, скамейки, стулья, стол и даже печка все тряслось, крутилось, скакало, лязгало, ухало, пищало даже рычало. А за окном скрипел дуб и лязгала цепь. Зазвучала дьявольская музыка, а детский хохот все усиливался. Макарыч вжался в  табурет. Он мало что соображал, да и был не в состоянии этого сделать. Мысли вертелись, как на шампуре. Помимо всего прочего в глазах резвились разноцветные чертики. Искры, звезды, шум, лязг. Конца этому не предвиделось.

Неожиданно из-за печки появился леший. Показал язык и исчез. Из шкафа выглянула кикимора, дико захохотала, выпучив глаза, и с шумом захлопнула за собой дверцу. Из-за метлы постоянно высовывался крючковатый нос с бородавкой. Из короба повыскакивали разнообразные домовые. Проплясали вокруг стола и попрыгали обратно. В большом горшке громко булькал водяной. Из всяких щелей вылезали карлики, кроты, лягушки. Кавардак стоял неописуемый.

И тут из корыта показалась русалка обворожительной красоты, голая до разноцветной блестящей чешуи. У Макарыча, и так оцепеневшего, только ещё шире открылись глаза и рот. И он застыл, как ему показалось, на века. Русалка прошлепала на плавниках до Макарыча, изящно села ему на колени, обвила его хвостом и руками и мягко зашептала ему на ухо о том, какой он прекрасный и удивительный, сильный и умный, решительный и смелый и прочее, прочее, прочее. Макарыч знал о себе обратное, но хотелось ей верить. И он верил и верил…

Русалка лизнула его мочку уха, немного отстранилась и ткнулась ему в лицо своей грудью. Макарыч вкусил молоко. Нежное, теплое, мягкое, приятное, вкусное. Но тут грудь начала расти, и поток молока стал увеличиваться. Грудь росла и росла, и когда она выросла до неприличного размера, она вдруг стала уменьшаться, а молоко становилось менее вкусным. И когда Макарыч почувствовал жгучий горький вкус, он увидел у себя на коленях уродливую старуху-русалку…

Проснулся Игнат Макарыч с вскриком.

- Доброе утро, Игнаша! - Услышал он с веранды голос Глафиры Андреевны - Тут девочка молока парного принесла, ты будешь?

- НЕТ!!! - закричал он.


"Да, погода дрянь – все вокруг белое, как молоко" - опять подумал Игнат Макарыч, глядя в окно, тщетно пытаясь ухватить ускользающее тепло воспоминаний.


07.08.2019