Светка

По специальности я экономист. Мама выбирала между дантистом и экономистом. К счастью оказалось, что мои оценки – и медицинский – параллельные вселенные и я с облегчением стала знакомиться с экономическими субъектами и макроэкономикой. Не скажу, что это меня вдохновляло, но было гораздо оптимистичнее по сравнению с перспективой заниматься чужими зубами.
А теперь мама ждет от меня внуков. После того, как мне исполнилось 25 – она стала рассказывать о дочерях своих подружек, которые периодически беременели и подсовывала мне фото младенцев. Я улыбаюсь и даже издаю восхищенные звуки, так как маму люблю. Сейчас мне 30 и разговоры о детях становятся все настойчивее. Мама уже согласна на безбрачное дитя и клянется, что всю заботу о ребенке возьмет на себя. Из-за этих разговоров мне даже пришлось найти квартиру и переехать из своей уютной комнатки в хрущевский эконом-вариант. Мамульке я объяснила желание переезда тем, что хочу наладить личную жизнь и туманно намекнула о Нем.
На самом деле никого у меня нет. Несколько раз пыталась устроить отношения, но ничего не получалось – секс с моими кавалерами был коротким и однообразным, а разговоры не вдохновляли. Поэтому, переехав и избавившись от активного маминого интереса к моей личной жизни, я вообще закрыла вопрос поиска второй половины.
Зато у меня великолепные подруги. С ними я езжу в горы, зависаю в клубах, пью водку и веду душевные разговоры в своей малогабаритной съемной квартире. Правда, с годами подруг становится все меньше – одна за другой они стали выходить замуж, а их новые интересы – муж-пеленки-ипотека совершенно меня не вдохновляют.
Дольше всех продержалась моя самая любимая подруга – Натали. Она даже полгода прожила со мной, пока делала ремонт в своей однушке. То время я вспоминаю с нежностью и грустью – мы много разговаривали, много гуляли, я даже научилась готовить всякие овощные супчики, потому что это нравилось моей Натали.
Однажды произошел курьезный случай – когда мы вечером шли вместе с ней мимо торжественного строя бабушек, сидящих перед подъездом, услышали, как баба Маня – въедливая округлая старушенция, достаточно громко сказала соседке справа:
- Ой, вот и наши подружки возвращаются, такие хорошие девочки. Им бы женихов ладных, а то все одни и одни. Наверное, они из этих, – лесбиянок.
Мы потом долго хохотали с Натали. Какие лесбиянки? На мужиковатых, коротко стриженных странных баб с небритыми ногами и приземистыми фигурами мы не походили. Я всегда относилась к лесбиянкам с настороженностью и, если узнавала что-то подобное о ком-то из знакомых, старалась прервать или хотя бы максимально сократить общение. Лесбиянки у меня вызывали неприязнь.
Через полгода Натали вернулась в свою однушку. Как оказалось, ремонт в ней делал ее будущий муж, о котором я совершенно ничего не знала. На свадьбу к Натали я не попала: после ее отъезда ко мне стали цепляться болячки. Воспаление легких плавно перешло в невралгию, потом поочередно переболела бронхитом, ларингитом и трахеитом. В общем, я пропустила не только свадьбу, но рождение ее сына, о чем торжественно сообщила моя мамуля, сопроводив, как всегда, эту новость ремаркой – «Дети – это такое счастье».
Из-за моих постоянных болезней на работе я бывала изредка и поэтому, когда я написала заявление об уходе, мой начальник с радостью его подписал, не потребовав даже отработки обязательных двух недель. А уволилась я потому, что невдалеке от офиса жила Натали и я почему-то очень не хотела случайно встретить ее с коляской или, что еще хуже – с мужем.
Распрощавшись с коллегами, я почувствовала облегчение и в то же время – беспокойство. Я прекрасно осознавала – если в ближайшее время не подыщу работу, придется снова возвращаться в родительский дом, из которого я с такой радостью сбежала несколько лет назад. Но мой ангел-хранитель явно был на моей стороне – через пару дней шустрая девчонка с розовыми волосами сунула флаер с приглашением на работу. В нашем районе, причем недалеко от моего дома, открывался фитнес-клуб для женщин – «Ягодка». Клуб ориентировался исключительно на женщин 45+ (вероятно, накреативившие название, отталкивались от того, что в 45 – ягодка опять). В обычную тренажерку эти женщины явно постеснялись бы пойти, так как вес у большинства был, как я называю для себя – средний русский. Как раз для того, чтобы останавливать коней и тушить избы.
Меня взяли с удовольствием, в силу того, что зарплата была небольшой и желающих поработать также немного. Мой уровень спортивной подготовки вполне устроил хозяйку, тоже ягодку лет 50.
  Мужчин среди тренеров не было, а моими коллегами по работе с ягодками оказались девицы от тридцати лет. С одной из них – Кристиной – мы чаще всего оказывались на одной смене и между нами завязались полуприятельские-полудружеские отношения.
Кристина в силу своей простоты и общительности знала многое о наших клиентках. Безусловно, она соблюдала профессиональную этику и молчала, но иногда ее так распирала информация, что она была готова, как в той сказке про дудочку, поведать тайны даже колодцу. Колодца у нас не было, а рассказывать тайны в унитаз ей, к счастью, не пришло в голову. Слушателем ее откровений стала я. Особенно любила Кристина рассказать о сексуальной ориентации клиенток.
Когда Кристина сказала, что Ирина лесбиянка – я не поверила. Ну слишком нетипичной, в моем понимании, она была лесбиянкой. Ей было 48 лет, она работала завучем в школе, строгая и малоэмоциональная даже в тренажерке. Все у нее было в меру и оттого – скучновато – средний вес, средней длины волосы, неброский маникюр и малозаметная косметика. Она вежливо разговаривала и держала ощутимую дистанцию с окружающими.
- Насчет Ирины ты ошиблась, - твердо сказала я, когда Кристина вывалила на меня очередной ворох своих наблюдений за клиентками.
- Не-а, у меня глаз-алмаз. Она ж как в бронежилете – слишком скрытная.
- И на старуху бывает проруха. Ошиблась ты, подруга.
- Спорим?
- В смысле – спорим? К ней что, подойти и спросить?
- Соблазни ее, - сказала Кристина.
Я пожала плечами. Иногда Кристину явно заносило.
К моему облегчению, вскоре Кристина стала работать в другой смене и подобные разговоры сами собой сошли на нет. Тем не менее, мне было неудобно перед Ириной. Я чувствовала какую-то вину, и чтобы унять этот дискомфорт, стала уделять ей немного больше внимания, чем другим клиенткам.
Постепенно между нами установились приятельские отношения, иногда мы даже вместе уходили из клуба. Ирина оказалась весьма интересным собеседником – наблюдательным, остроумным и ненавязчивым. К моему удивлению, ей, как и мне, нравился французский артхаус и мы обе оказались поклонницами «Меланхолии». Никаких лесбийских признаков у нее не оказалось – она не курила, не разговаривала матом и делала маникюр. Именно поэтому настороженность, которая все-таки у меня оставалась после разговора с Кристиной, постепенно улетучилась.
В ту субботу мы с Ириной договорились после тренировки погулять по городу. В клубе все шло как обычно – ягодки старались, а тренеры им активно помогали. Убедившись, что упражнение с гантелями Ирина выполняет правильно, я перешла к кудрявой толстушке. Вдруг я услышала глухой удар – Ирина уронила 8-килограммовую гантель прямо на ногу.   
Первой к Ирине подскочила хозяйка, которая в это время была в зале. Она принялась быстро извиняться и говорить о бесплатном бонусном месяце, одновременно бросая на меня злобные взгляды. Раздражение хозяйки меня не беспокоило, а Ирину было искренне жаль, и хотя та держалась внешне спокойно, впрочем, на ногу наступить  не могла. Хозяйка быстро организовала машину, а точнее своего мужа Николая, и я вызвалась сопроводить Ирину в травпункт.
К счастью, все оказалось более-менее в порядке – просто сильный ушиб. Николай домчал нас до дома Ирины и уехал, тоже явно успокоившись, потому что полностью поддерживал свою супругу в ее любви к клубу и любые клубные проблемы вызывали у него искреннее беспокойство.
- Давай уж, коль такой случай – зайди в гости. Мы же собирались сегодня провести время вместе, значит и проведем.
Квартира оказалась небольшой и аскетически обставленной. Всякие мимишные полотенчики и фигурки отсутствовали. Жила Ирина одна.
Мы уютно расположились на диване, хозяйничать пришлось мне одной, потому что передвигаться Ирине было сложновато. Мы пили вино, из закусок оказался только сыр и шоколадка. Мне захотелось рассказать Ирине о себе как можно больше, и я поведала о разногласиях с мамой, о необходимости выходить замуж и рожать, о том, что мне 30, а у меня ощущение, что я живу не своей жизнью… В конце концов мне стало себя невыносимо жалко, а из глаз хлынули слезы.
Ирина не пыталась меня успокоить и не говорила дежурных фраз, типа – «Все наладится», «Все будет хорошо» и подобное. Она просто сидела рядом и мягко смотрела на меня. Потом она сказала:
- У тебя красивые пальцы. И красивые плечи.
Едва касаясь, она провела пальцами по моей руке. Ощущения были необычные и чрезвычайно приятные.
Я закрыла глаза, после моих откровений я чувствовала какую-то легкость и пустоту в теле.
Ирина продолжала говорить что-то приятно-успокаивающее. От ее прикосновений у меня покрылось мурашками все тело и стало трудно дышать.
Я пропустила тот момент, когда расслабленность и пустота внутри сменились сильным желанием секса. Настолько сильным, что я даже испугалась – мне казалось, что то, что возникло внутри меня, сейчас взорвется и я рассыплюсь на маленькие обломки…
Утро было тихим и белым. Белые стены, белый потолок, белый свет за окном. Я прислушалась к своему телу. Той тягучей пустоты, которую мне раньше приносил секс – не было. Не было ощущения чего-то чужеродного внутри меня, не было явственных чужих липких поцелуев на теле. Не было всего того, после чего я закрывалась в ванной и яростно терла мочалкой все тело.
- Может, ничего не было? – подумалось мне. Просто сон? Снились же мне и раньше такие сны, когда секс был теплым океаном, в котором я растворялась.
В комнату вошла Ирина:
- Доброе утро, девочка моя.
Она присела на кровать, поправила мои волосы и сказала с улыбкой:
- Это было необыкновенно.
В тот день, (благо, не нужно было идти на работу), все продолжилось. Я снова тонула в ее нежности, снова и снова распадаясь на мелкие осколки и собирая себя после ее поцелуев.
Я совершенно забыла о телефоне, который совсем разрядился, но, когда вечером, добравшись домой, включила его, на меня обрушился шквал непринятых звонков и непрочитанных смс. Моя мама попала в больницу. Инфаркт. Когда я ворвалась в палату, мама лежала, маленькая и осунувшаяся. Она увидела меня, по ее щекам потекли слезы, она шепнула:
- Светочка, - и закрыла глаза.
Маму я выходила, ведь она  у меня боец. Я уволилась с работы и практически безвылазно находилась в больнице. И молилась, как умела – чтобы мама осталась жива.
Ирина звонила каждый день, предлагала помощь, спрашивала, можем ли мы встретиться – но я почему-то боялась этой встречи. Мне казалось, что это из-за меня мамочка попала в больницу. Я сделала неправильно, я сделала то, что мама бы никогда не одобрила, из-за того, что мне было так хорошо, моей мамочке стало плохо.
После выписки я переехала к маме, чтобы присматривать и помогать. Я снова стала работать бухгалтером – в маленькой фирмочке, недалеко от нашего дома.
Я много времени проводила с мамой. Она стала часто плакать и тосковала, когда я уходила на работу. Постоянно говорила о внуках, которых хотела бы видеть рядом. Однажды я поделилась с ней историей своих отношений с Ириной, конечно, все было рассказано, как пример из жизни моей приятельницы. Мама ужаснулась и строго-настрого приказала не общаться с ней. Как она сказала – «с этим больным созданием».
Я вышла замуж за Вовку. И родила девочку. Вовка хороший, ладит с моей мамой. Это очень важно, потому что живем мы вместе. Он забивает гвозди без напоминания и безумно любит дочку.
Я всегда думаю об Ирине, когда после нечастого секса с Вовкой иду в ванную и, как обычно, до красноты натираю свое тело мочалкой. Не может женщина принести столько удовольствия другой женщине. И в том, что между нами случилось – я вижу какой-то подвох. Думаю, она меня угостила каким-то препаратом и от этого я испытала настолько яркие ощущения.
Чем больше проходит времени, тем больше я ненавижу Ирину.